А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Надо эту штуку браслетом развалить.
– Попробуй, – поддержала его идею Тыяхша.
Влад попробовал.
Ничего не вышло.
– Браслет для защиты Сердца сделан, а не для атаки на него, – морщась от боли, злорадно прохрипел Харднетт.
– Тыяхша, тогда ты, – сказал Влад. – Ты ведь можешь без браслета.
Девушка кивнула – могу, но сделать ничего не успела.
Харднетт проорал:
– Не сметь!
И выстрелил ей в спину.
Тыяхшу отбросило в сторону.
Когда Влад подбежал, она уже была мертва. На груди расплылось алое пятно. Глаза остекленели. Пульс отсутствовал.
Солдат завыл.
Гладил ее мягкие волосы с нежностью и отчаянием и выл.
Когда выть устал, подбежал к Харднетту и пинал его ногами, пока тот не потерял сознание.
Только потом вспомнил о дестрониде.
Кляня себя последними словами за бестолковость, прилепил последнюю пластинку к тугой поверхности, саданул по взрывчатке кулаком и вернулся к Тыяхше.
Склоняясь над телом девушки, солдат не видел, как сфера дрожит и светится. Но знал, что это происходит. И только тогда оглянулся, когда Сердце Мира с шуршанием стало осыпаться на пол.
«И мое вот так же сгорело», – подумал он, глядя на горку трухи. И в этот миг девушка спросила:
– Получилось?
– Получилось, – машинально ответил он и только потом вздрогнул.
Когда повернул голову, она уже сидела.
– Ты же… – начал он и не смог продолжить.
– Я же, – кивнула она.
– Пуля… – промямлил он.
– Пуля, – вновь кивнула она и показала ему эту пулю невероятного калибра.
Влад хотел взять металлический цилиндр с ее ладони, но она зажала его в кулак. А когда разжала, пули уже не было. С ладони вспорхнул мотылек.
– Колдунья! – обрадованно проорал Влад. – Моя ты колдунья!
И заграбастал ее в объятия.
Отстраняться она не стала.

Когда Харднетт пришел в себя, он первым делом посмотрел туда, где еще недавно висела загадочная сфера, и тяжелый стон вырвался из его груди. Чего он так боялся, произошло. А потом увидел Тыяхшу, и глаза его полезли на лоб.
– Что, начальник, не вышло по-твоему? – злорадствуя, спросил Влад.
– Я же ее… убил, – пробормотал полковник.
– Убивалка, начальник, у тебя слишком хлипкая. У нас покруче будет.
– И что дальше, солдат? Грохнешь меня? Прямо тут?
– Честно говоря, руки чешутся, – признался Влад. – Но толку? Тебя кончишь, другой прикатит.
– Это точно, – согласился Харднетт и попытался встать. Но едва ступил на левую ногу, взвыл от боли и вновь повалился.
Влад был вынужден ему помочь.
– Вижу, солдат, не привык своих на поле боя оставлять, – подначил Харднетт, навалившись всем весом на подставленное плечо.
– Какой ты мне, начальник, на хрен «свой»? – отмерил ему Влад.
Полковник счел за лучшее промолчать – оставаться в лабиринте ему не хотелось.
Конфуз случился сразу, как только вышли в предыдущий зал. Оказалось, что земляне напрочь позабыли, через какой из двенадцати тоннелей сюда проникли.
– Так не бывает, – почесав затылок, сказал недоумевающий Влад. – Начальник, ты точно не помнишь? Шел же первым.
– А не надо было меня по голове бить, – хмурясь, сказал Харднетт.
– Сам напросился.
– А ты и рад стараться.
– Не спорьте, – прекратила Тыяхша перебранку. – Дайте фонарь.
Влад сунул ей свой, и девушка стала поочередно обходить проемы. Останавливаясь у каждого, она что-то рассматривала на стенах. Дойдя до шестого, сказала:
– Вот этот.
Когда доковыляли, Влад спросил:
– Как определила?
Охотница не стала отвечать, посветила на стену, и земляне увидели небольшой значок в виде трилистника, нанесенный чем-то красным.
– Эти метки Сыновья Агана оставили, – предположил Харднетт.
– Я оставила, – сказала Тыяхша.
– Ты?! – не поверил Влад.
– Я, – кивнула девушка. – Губной помадой.
– Когда это? – не смог припомнить Влад.
– Когда вы так увлеченно языками чесали, – пояснила она.
Харднетт усмехнулся:
– Ариадна.
– Ариадна, – согласился с ним Влад. – А я – Тесей.
– А я тогда кто? – задумался Харднетт. – Минотавр, что ли?
– Минотавр не Минотавр, но с головой у тебя, начальник, точно не в порядке, – не преминул заметить Влад.
И полковник вновь молча проглотил пилюлю.
Когда добрели до колодца, первой поднялась Тыяхша. Затем Влад поднял себя и Харднетта. Обхватил полковника и отдал приказ браслету. Взлетели в лучшем виде.
В Храме не было ни души. Только в проеме исчезнувших ворот стоял Гэндж.
– Что со Зверем? – крикнул ему Влад.
– Пропал, – ответил Охотник. – Уже вошел, а потом…
И тут он изобразил руками сложный жест, пытаясь наглядно показать, что произошло со Зверем. Влад так и не понял, что же именно. Но понял – произошло. И Зверю явно не поздоровилось.
Спустя минут десять солдат с полковником уже сидели на залитых светом и золотом ступенях Храма Сердца и наблюдали за тем, как живые готовят мертвых к путешествию в Ущелье Покинутых. Сначала молча сидели. Потом Харднетт, поправив на ноге шину из двух колчанов, спросил:
– Скажи, солдат, а чем это ты устройство развалил?
– Дестронидом, – признался Влад, машинально вращая браслет вокруг руки.
– А тягач тоже этим делом развалил?
– И тягач… И труп… Воленхейма убил, раймондий украл, улики уничтожил.
– На себя все хочешь взять?
– Хочу.
Харднетт покачал головой:
– Не выйдет.
– Посмотрим, – хмурясь, сказал Влад и неожиданно для самого себя стащил браслет с руки нервным движением. Чему несказанно удивился: – Что за черт?! Говорили же, до смерти не сниму. Или уже умер?
– Защищать больше нечего, – пояснил полковник, беря браслет из его рук. – Все отключено.
– Жаль, – посетовал Влад. – Я уже привык. Удобно. Захотел, допустим, взлететь, и взлетел.
И тут же взлетел.
Толком ничего не понял, но сумел остановить себя на высоте трех метров. Вернулся на место и, косясь на пораженного полковника, воскликнул в недоумении:
– Что за черт?!
– Тому, кто научился плавать, спасательный жилет уже не нужен, – придя в себя, уважительно заметил Харднетт. Он какое-то время глядел на Влада так, будто впервые его увидел. Потом тряхнул головой и заговорил деловым тоном: – Слушай сюда, солдат. Предлагаю сделку.
До Влада не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, он, не ожидая от особиста ничего хорошего, спросил:
– Что на что меняем?
– Ты идешь федеральным агентом ко мне в отдел, я заминаю расследование по нападению на конвой, – без обиняков ответил полковник.
– Испоганить свою жизнь, чтобы спасти миллионы чужих?
Влад задумался и, все еще не веря в свои силы, приподнял взглядом одного из каменных единорогов.
– Я бы так вопрос не ставил, – заметил Харднетт и добавил, с восхищением глядя на зависшее в воздухе изваяние: – Чтоб я сдох!
«В таком высокоразвитом языке, как всеобщий, существуют формулы, которые позволяют ярко отзываться на любую жизненную ситуацию», – подумал Влад словами из прошлой жизни. Вернул единорога на постамент и произнес, глядя на поднимающуюся по ступеням Охотницу:
– Как говорил главный сержант Джон Моррис, если сломал все весла, убеди себя, что тебе по пути с течением.
– Надо так понимать, что ты согласен?
– Выбор есть, но выбора нет. Я согласен, начальник.
– Верное решение. Глупо такие таланты в землю зарывать. С такими талантами можно… А главное – нужно!
Полковник, который не ожидал, что вербовка пройдет столь стремительно, откровенно радовался. Хотел еще что-то сказать сообразное моменту, но в эту секунду заверещал «маячок» коммуникатора.
Судя по всему, Долина Молчания перестала быть таковой.
Харднетт вырвал трубку из складок балахона, вышел по каналу экстренной связи на дежурного координатора Экспедиции Посещения и, объявив номер лицензии, затребовал спасательный борт к подножию Хитрой Горы с группой медиков и запасом замзам-колы. После чего приказал соединить с атташе по культурным связям.
Оставив полковника проворачивать шестерни сложной и непонятной бюрократической системы, Влад встал и, подобрав по пути винтовку (как-никак казенная), подошел к Тыяхше.
– Что скажешь, землянин? – спросила девушка.
– Что люблю тебя, – ответил Влад.
– Любишь, но уходишь?
Он не стал спрашивать, откуда она это знает. Взяв ее за руку, пообещал:
– Я вернусь. Обязательно.
Тыяхша ответила не сразу.
– Я знаю, – тихо сказала она через несколько секунд, провела пальцами по его уродливому шраму и улыбнулась. Эта открытая улыбка сделала ее еще более красивой.
Влад удивился:
– Ты улыбаешься?
– Нельзя?
– Слышал, не умеете.
– Глупость.
– Но ты ведь раньше никогда…
– Не было причины.
Она встала на носочки. Он наклонился.
И в тот же самый миг все для них исчезло.
Все.
И Хитрая Гора. И древний город Айверройок. И местное солнце (на государственном языке Схомии – Рригель, по Единому классификатору – Эпсилон Айвена 375).
И миллиарды миллиардов других звезд Мира, в котором все связано со всем, все тянется друг к другу и при всем при этом – с запредельной скоростью разлетается в разные стороны.

ЭПИЛОГ

Танец сумрачных теней на льду дворцового пруда – зрелище, на которое можно смотреть вечно и от которого оторваться невозможно, но, услышав громкий хруст, Тамрофа-ица, Первый и Единственный Триангулятор империи тморпов, все же обернулся.
К беседке, ежась от холода и утопая по колена в снегу, подходил Экоша-тофо.
«Ему тысяча лет, и в любое мгновение он может уйти от нас», – с внезапной грустью подумал Тамрофа-ица.
И словно в подтверждение этой тревожной мысли, поднимался мерклый по скользким ступеням беседки как никогда медленно. Он то и дело останавливался, чтобы отдышаться и прокашляться. Но все же шел. Дряхлый, больной, но верный служака. А когда поднялся, встал у порога, склонился в почтительном поклоне и, не смея поднять глаз, произнес охрипшим голосом:
– Слышащий Всех и Всегда явился к Первому и Единственному…
Не дослушав обязательной фразы, Тамрофа-ица поспешил сказать:
– Войди. – И как только Экоша-тофо пробил тепловую завесу, спросил, не скрывая надежды: – Скажи мне, Слышащий, с кем на этот раз? Не с тем ли, кого так долго и с нетерпением жду?
Экоша-тофо кивнул, после чего схватился за простуженную грудь, пытаясь сдержать очередной приступ кашля. Но не сдержал. Зашелся.
С трудом дождавшись момента, когда Экоша-тофо сможет вновь заговорить, Тамрофа-ица обратился к резиденту:
– Приветствую, тебя, незамутненный. Готов принять и выслушать.
– И я тебя приветствую, Первый и Единственный, – ответил устами Экоша-тофо Стоящий на Перекрестке и утешил благой вестью: – Рад сообщить тебе, светлейший, что Разбуженный справился с заданием. Вторжение щиценов остановлено. Мы победили.
– Будто гора с плеч, – только и выдохнул Тамрофа-ица.
Его лицо просветлело, оба чутких сердца наполнились музыкой сфер, и на короткий миг показалось Первому и Единственному, что небо расцвело алмазами. Но так ему только показалось. Затянутое тучами оно оставалось все таким же темным.
Справившись с невольной радостью, Тамрофа-ица стер с лица не подобающую сану улыбку и спросил о насущном:
– Скажи, незамутненный, а что с устройством?
Стоящий на Перекрестке доложил:
– Не переживай, светлейший. Пятипалые остались с носом. Разбуженный разрушил Устройство Сынов Агана.
– А как земляне обошлись с Разбуженным? Что сделали с ним эти рабы своего расщепленного сознания?
– Мы сработали аккуратно, светлейший. Ни он сам, ни пятипалые ни о чем не догадались. Мало того, мы внедрили его в Особый отдел Комиссии Чарли Антипода.
– Вот как! Каким же это образом?
– Они сами его завербовали, а мы не стали препятствовать.
– Удивительное дело, – заметил Первый и Единственный.
– Я и сам до сих пор не верю, светлейший, – признался Стоящий на Перекрестке. – Но это так.
– Что ж, повезло. Лишние глаза и уши в стане врага нам не помешают.
– Это да, светлейший, но только…
– Что?
– Есть проблема. В результате проникновения в его подсознание случился побочный эффект – Разбуженный стал Охотником.
– Не вижу в этом ничего опасного.
– И это не все, светлейший.
– Что там еще? – напрягся Тамрофа-ица.
Городить турусы Стоящий на Перекрестке не стал, сказал как есть:
– Разбуженный был инфицирован… Щиценами.
– Что?!
– Так вышло, светлейший.
Первый и Единственный схватился левой рукой за правое сердце, а правой – за левое и с глухим стоном произнес:
– Скверно, очень-очень скверно!
– Но сам он ничего не знает, светлейший, – попытался успокоить его Стоящий на Перекрестке. – И пока находится в неведении, мы сможем его контролировать. Во всяком случае, до плановой диагностики чипа.
– Да, до поры до времени сможем, но затем… Сила Сынов Агана и гибкая природа щиценов – смесь гремучая. Когда Разбуженный все поймет, такая бомба взорвется, что… Как бы я не хотел, чтобы это случилось!
– И что же делать, светлейший? – понуро спросил Стоящий на Перекрестке.
– Ждать и следить, – после небольшой паузы ответил Тамрофа-ица. – Следить и ждать.
– А когда настанет срок?
– Усыпить его.
– Запретной Книгой с Черной Птицей?
– Свинцовой пулей.
– Это приказ?
Тамрофа-ица встал в подобающую позу, топнул три раза ногой и произнес церемониальным тоном:
– Именем и словом Ончона-хице Семнадцатого, непобеждавшего и непобежденного императора тморпов, повелеваю тебе, Стоящий на Перекрестке, усыпить в известный час Разбуженного по имени… Как, кстати, его имя?
– Ему нравится, когда его называют Кугуаром, – поторопился сказать Стоящий на Перекрестке.
И Тамрофа-ица закончил:
– Повелеваю усыпить в известный час Разбуженного по имени Кугуар. Ты понял меня, незамутненный?
– Я понял тебя, светлейший, – отозвался Стоящий на Перекрестке. – И всенепременно исполню волю императора.
– Чистых звезд тебе, незамутненный.
– Чистых и тебе, светлейший.
Распрощавшись с вернейшим из соратников, Тамрофа-ица. Первый и Единственный Триангулятор империи тморпов, величественным взмахом отправил мерклого прочь и медленно вернулся к парапету.
За время разговора месяц окончательно затерялся в тучах, и всё – деревья, тени, стылая гладь пруда – растворилось в кромешной темноте. Смотреть стало не на что. Тамрофа-ица разочарованно вздохнул, вытянул руку и поймал на ладонь несколько снежинок.
«Мятутся народы и замышляют тщетное», – вдруг припомнил светлейший чьи-то чужие слова, покачал головой и стряхнул холодные капли с ладони.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49