Надо действовать быстро, пока он не оправился!«Тьфу ты, напасть, — подумал я. — Вот и ввязался… И на Филимона обижаться нечего. Не он же на самом деле натравил на меня капитана! Может, отсидеться здесь, пока дежурство Флинта не закончится? Может, этот Тависка и не особо нужен тут? Подумаешь, какой-то дух паршивый… Нормальный сотрудник не допустил бы, чтобы его похитили! Вдруг он сам найдется? Пока наверху разберутся, я вернусь и быстренько завоюю для Гаврилы Оксану. Выполню условия договора и отправлюсь домой — отдыхать…Хотя отсидишься здесь, пожалуй! Эти первобытные духи страсть как агрессивны! Таронха мне быстренько мозги вправит… Да и задание я получил новое… важное… — Тут я ощутил нечто вроде гордости за то, что мне — обыкновенному оперативному сотруднику — поручили задание, которое под силу только бесу — секретному агенту. — Пожалуй, надо войти в контакт с этим самым Таронха и намекнуть ему на то, что я — штатный оперативный сотрудник преисподней: дескать, повредив мне, он тем самым большие неприятности от моей конторы заимеет! И за похищение духа — регионального представителя Тависка при исполнении служебных обязанностей ответит, вот!.. Таронха ведь добрый дух — с ним можно попробовать договориться. Мол, всё что было — недоразумение, занимайтесь своими местными делами, я тут ни при чем… А наши пускай высылают десант бесов особого назначения и освобождают незадачливого Тависка. Не я же буду этим заниматься, в конце концов! Среди начальства не одни только дуболомы капитаны Флинты работают — есть и здравомыслящие бесы!.. Построим себе с Гаврилой двухкомнатный вигвам где-нибудь подальше и будем мирно поживать, пока контора со мной не свяжется и не вытащит меня отсюда… Да, именно так… Но сначала — тихо-мирно, как и обещал Флинту, без шума и пыли поговорю с Таронха. Он — добрый дух, значит, выслушает цивилизованно. Это без вести пропавший Тависка в ответ на подобное предложение, наверное, просто откусил бы мне голову…» * * * Подумаешь — дух!.. Духи — покровители первобытных народов в бою, может быть, и страшны, но по части интеллекта не далеко ушли от опекаемых ими дикарей (всем известный факт, между прочим). Обвести их вокруг пальца проще, чем слепому нищему пуговицу вместо монетки подсунуть!.. У Филимона богатый опыт общения с такими. Он мне рассказывал, как японскому духу Ебосану, который в обличье красного перца совращал кореянок, в постель подложил турецкого духа воинствующей добродетели Хмота, прозванного за усердие в работе «фабрикантом евнухов». А еще он злобного Хараппу, любившего образ единорога и терроризировавшего местных жителей, подманил морковкой к логову Кали, которой пообещал новое ожерелье из зубов… Прорвемся, одним словом. Бес я или не бес? Уж втереться в доверие и я умею…После вигвама Потаенной Мыши желание выбраться из смрадной дыры на земную поверхность усилилось многократно. Отвесные стены, покрытые копотью, уходили вверх — туда, где в ночном небе свистел ветер. Мрак прилипал к коже, как промасленная одежда. То тут, то там полыхали костры, всюду плескался горький дым, а полуголые люди как бесшумные призраки шмыгали туда-сюда… Настоящий ад — сказал бы кто-нибудь, кто о настоящем аде не имеет ни малейшего представления.Нет уж, в аду много приятней! Там, между прочим, порядок, покой и железная дисциплина! Чистота, простор… Конечно, в пыточных казематах или, скажем, на гауптвахте несколько мрачновато, но в целом… По крайней мере никто не скулит в несколько голосов (здесь, кажется, этот скулеж победной песней зовется!), никто не жарит на кострах вонючую гадость, никто не носится в темноте с истошными воплями, не натыкается на тебя двухцентнеровой тушей и не сбивает с ног…— Огненные вихри… — простонал я, поднимаясь. — Ты что, пещерных мышей обожрался? Прыгаешь как оголтелый…— Адик! — зашептал Гаврила, хватая меня за руки. — Я тебя искал, искал… Давай выбираться отсюда! Скорее!— Поразительно. Я только что сам думал, как бы побыстрее из этой помойки выбраться… Мне, между прочим, надо с Таронха кое-чего перетереть.— С кем? А-а… Ой, не годится нам лезть во всё это… Пиу-пиу, которые у пещеры напали, конечно, козлы, но эти вот… люди койота — еще хуже! Пока тебя не было, трое воинов притащили того дикаря… ну которого ты на небо закинул. Оказывается, пошли по направлению и нашли его — он без чувств на камнях лежал. Как еще концы не отдал, сердешный? Ведь так грохнулся!— В плен, значит, взяли? Для выкупа?— Н… нет. Я так понимаю, здесь пленных ради выкупа брать не принято. Вождь мне трещал на своем басурманском языке, а потом на пальцах объяснил… Адик! Ты — бес, но душа у тебя человеческая, добрая…— Но-но! — сплюнул я трижды через правое плечо. — Не заговаривайся! Чего доброго, оператор-консультант услышит — настучит начальству… Так в чем дело-то? Попался им пленный — и?Гаврила замялся.— Срамно говорить, — шмыгнул он носом. — Они того… этого… Ну, мышей да гадюк им, видно, жрать надоело… Вот они и… Одним словом — сожрут живого человека сейчас! Представляешь?! Выручать надо!Я машинально похлопал себя по карманам. Сигареты давно закончились. А самое время перекурить бы… Наверняка у Разящего Клыка или у Потаенной Мыши есть зелье для трубки мира, но стрелять у них табачок неохота…Как так — съесть?! Ну и нравы!.. А мне поначалу дикари эти даже понравились: несчастные, разобиженные… Теперь понимаю Таронха. Этого Тависка давно надо было похитить, а его подопечных отдать на перевоспитание другому духу — менее злобному!.. А мне-то что делать? Если сейчас этого гаврика сожрут, то ничем тогда перед Таронха я не оправдаюсь! Никакого нейтралитета не получится. Война тогда неминуема. И лупить в первую очередь по мне будут — как по самому сильному… А я в этом временно-пространственном периоде вообще не аккредитован! Когда разбираться начнут, капитан Флинт меня же козлом отпущения и выставит, а сам чистеньким останется. Тут не выговором пахнет, а увольнением! А то и вовсе трибуналом!— И что делать? — тоскливо спросил Гаврила. — Я, сын воеводы Ивана Степняка, никак не могу в таком богопротивном деле участвовать! Мы в съедении дикаря больше всех виноваты и будем.— Почему?— Да потому что если бы не мы, этот пиу-пиу накостылял бы койотам да и смылся. И ничего бы не было!— Резонно, — ответил я. — Значит, просто идем и требуем свою добычу на законных основаниях!,— Эх, — вздохнул воеводин сын, — ты бы видел, как они там прыгают от радости! Женщины пляшут, дети песни поют! Разящий Клык вообще как будто свихнулся! Когда воины пленного притащили, он полчаса хихикал — слова сказать не мог!.. Они же сколько времени гадостью всякой питались! В кои-то веки подвалил им нормальный кусок мяса, и тут же кто-то объявится отнимать?.. Боюсь, всем кагалом на нас навалятся, даже если мы лишь намекнем им на отсрочку пира. И не посмотрят на то, что мы — духи… Я вот чего подумал, Адик: они же все тут дикие как не знаю кто! Ты бы сотворил зверя пострашнее — они бы и разбежались по углам. А мы тогда спокойно уведем пленного.— Сотворил?! Забыл, что ли: я по твоей милости теперь колдовать не могу! Опять мне позориться?!— Ну это если б ты совсем не мог… А так — какую-нибудь зверюшку-то сделаешь, небось.— Ладно, — подумав, согласился я. — Пробую один раз. Если не получится, переходим к другому плану.— К какому? — поинтересовался Гаврила. Этого я не знал.— Тогда хорошо постарайся, — кивнул отрок. — И вот что… Ты страшных заморских тварей колдовал, а получались безобидные уродцы, так? Попробуй теперь кого-нибудь совсем обыкновенного… Корову там или лошадь… Вдруг у тебя вместо них Змей Горыныч выйдет?.. Если сорвется, отходим к стене. Просто так не дадимся! Биться будем! Я — на дальних позициях, а ты — на ближних.— А почему не наоборот? — возмутился я.— Ты в рукопашной силен, а я плевбой и проклятиями на расстоянии поражать их буду.— Ладно, — принял я наконец решение. — Но сначала всё-таки попробуем добрым словом на дикарей воздействовать. Кровопролитие пока откладывается. * * * Когда вспыхнул первый факел, я оторопел. При слабом свете ясно можно было различить ворочавшегося у вигвама вождя самого натурального мамонта! Чудище, видно, было оглушено мгновенным перемещением из своего времени и поэтому никаких активных действий не предпринимало.— Получилось! — выдохнул бледный и чуть живой от страха Гаврила. — Адик… кто это?— Не сипи, — не отрывая взгляда от мамонта, проговорил я. — Люди койота не должны знать автора этого произведения. — Сейчас они напуганы, а когда оклемаются…— Они напуганы? — спросил Гаврила.Я посмотрел по сторонам и увидел, что дикари ведут себя странно. Воины, переглядываясь, топтались на месте, но страха в их глазах не было нисколько. Старейшина Лу-By Разбитая Раковина, оставив в покое пленника, глазел на невиданного зверя. Вождь Разящий Клык механически двигал челюстями, забывая утирать слюну, обильно сочившуюся из его ротовой полости. Женщины вытащили из-под лохмотьев одежды миски и ножи…Первыми пришли в движение номенклатурные тещи. Отпихнув вознамерившегося опередить их Тернового Сука, они друг за другом стали карабкаться на громадную, поросшую рыжей шерстью спину доисторического животного.— Чего же они не бегут-то? — ничего не понимая, пробормотал я. — Почему не вопят от ужаса?.. Спасайтесь, кто может! — крикнул им и отпрыгнул в сторону. — Эй, чего застыли?! Спасайся!— Спасайся! — раздался в ответ вопль вовсе не на индейском наречии. Это у Гаврилы не выдержали нервы.Не позабыв выдернуть из земли столб, к которому был привязан пленник, воеводин сын в три длинных прыжка нагнал меня. На него никто не обратил внимания. Вождь равнодушно глянул на Гаврилу, утаскивавшего на спине несостоявшийся ужин, перевел взгляд на мамонта и завизжал:— Еда!!!Это был сигнал к действию. Мы с Гаврилой понеслись во все лопатки, и правильно сделали: иначе бы нас просто затоптали!.. Через секунду мамонт исчез под грудой копошащихся коричневых тел. Взвились в воздух полсотни копий и стрел. Несчастный мамонт успел только тоскливо протрубить хоботом, прощаясь с жизнью.Мимо нас с выпученными глазами пробежал Потаенная Мышь. В руках у него была большая миска и нож, которым на бегу жрец проделывал короткие резкие движения — будто нарезал хлеб для предстоящей трапезы.Добежав до противоположного конца ущелья, мы остановились. Никто за нами не гнался, так что выбирались мы без спешки, осмотрительно. Поднатужившись, я выбросил наверх сначала пленника, всё еще привязанного к столбу, потом Гаврилу. Отрок развязал пиу-пиу и спустил мне бечевку.Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я глянул вниз. Овраг кипел, точно котел на огне! Громкое чавканье заглушало победные крики. Надо думать, никто из людей рода койота не стал дожидаться, пока мясо приготовят: сожрали мамонта сырым… Нет, скорее даже — живьем, не дав ему спокойно окочуриться.— Фу-у… — проговорил Гаврила, вытирая со лба пот. — Никогда больше не буду ни за кого заступаться! Выручили, понимаешь, ребят, а они на поверку оказались душегубами настоящими!.. Да и этот, — он пренебрежительно ткнул пальцем в бывшего пленника, который, сидя на земле, разминал затекшие ноги, — наверное, сволочь — не лучше тех людоедов…— А зачем ты его тогда спасал? — спросил я. — Мне, честно говоря, не до него стало, когда мамонт нарисовался. Как ты сообразил-то?— Да как… Само собой получилось… Я, знаешь, подумал, что если они на нас всё-таки навалятся все вместе, то столбом в свалке удобнее будет отмахиваться. А про дикаря… и не вспомнил… Вот и хорошо, что спас! Богопротивное дело предотвратил! А теперь пусть идет на все четыре стороны.— То есть как это — на все четыре стороны? А где мы с тобой ночевать будем — об этом подумал?— Нет, — честно признался детина. — Не подумал. Я о том сейчас подумал, что его соплеменники наверняка такие же ужасные дикари, басурманы и людоеды, как и те, от которых мы едва ноги унесли. А может быть, даже и хуже. Как они детей воспитывают — это уму непостижимо! Да чтобы у нас в селе какой отрок на старшего руку поднял — не бывало такого никогда!— Промашки у всех случаются, — успокоил я разволновавшегося клиента. — Тем более что они нас за людей рода койота приняли. А с койотами здесь церемониться не принято. По той причине, что койоты ни с кем не церемонятся.— Кто вы, храбрые воины? — подал наконец голос пленник. — Духи вы или смертные?— О, забормотал, — проворчал Гаврила. — Что он говорит?— Интересуется, кто мы.— Сам, что ли, не видит? Духи мы. Большой Дух и Рогатый Дух.— Мы — духи, — сообщил я пленнику.— Кленовый Лист сразу понял, что только духам под силу справиться с пиу-пиу, защищенным мощью Таронха!— Его Кленовый Лист зовут, — поделился я с Гаврилой новостью.— Злые вы духи или добрые? — продолжал пленник.— Сложный вопрос, — попытался выкрутиться я. — Вообще, конечно, по определению, злые. Ничего не поделаешь — работа такая. Но можем быть и добрыми.— Разум мой стонет не в силах решить загадку! — всплеснул руками Кленовый Лист. — Если вы злые духи, почему освободили меня? А если добрые, что делаете среди воинов рода койота?Я задумался. Если честно, не до того мне было сейчас, чтобы напрягать мозги для объяснения своих действий. Но сказать-то что-то требовалось.— Значит, так, — отрезал я. — Прибыли мы издалека — специально, чтобы поговорить с Таронха. Дело у нас к нему… А к людям рода койота попали случайно.— Рогатый Дух и Большой Дух хотят говорить с Таронха? — удивился Кленовый Лист.— Истинно так, — ответил я. — Хау.Кленовый Лист в нерешительности подергал себя за оселедец.— Я отведу вас к вигвамам народа пиу-пиу, — сказал он.— А к Таронха?— Никто не знает, где живет дух Таронха, — почтительно выговорил Кленовый Лист. — Никто, кроме жреца, который имеет дар разговаривать с духами. Жрец суров… Не думаю я, что он согласится проводить вас в тайное место общения с духами…— Попробовать-то можно? — не отступал я.— Попробовать можно, — согласился индеец. — Но вряд ли Таронха будет говорить с вами. Таронха ни с кем не разговаривает. Он лишь подает знаки, которые разгадывает жрец…— Ладно, — сказал я, — разберемся. Пошли… Кстати, в благодарность за то, что мы спасли тебя от съедения, не говори никому из своих… ну, о том, что это именно я тебе накостылял. Мало ли… Чего доброго, кто-нибудь из твоих братьев отомстить захочет.— Вы спасли меня, духи, и я теперь ваш должник, — склонился Кленовый Лист. — Но прошу и вас не говорить вождю о том, что я напал на койотов, а не наоборот.— Это почему? — удивился я.— Видишь ли, Рогатый Дух… Таронха запретил охоту на людей рода койота, после того как те перестали представлять собой опасность.Хмыкнув, я перевел Гавриле ответ индейца.— Вот как? — с одобрением покачал головой детина. — Этот Таронха воистину добрый дух. Мне он нравится. Хау!— Хау! — подхватил Кленовый Лист. — Я просто хотел научить сына сражаться. И не думал никого убивать. С тех пор как Таронха даровал нам защиту от оружия врага, воинам негде показывать свои боевые навыки.— Понятно… Признаться, не ожидал… А жрец людей рода койота Потаенная Мышь расписал мне народ пиу-пиу как кровожадных подонков, охочих до войны…— Кто же слушает грязных койотов?! — вскипел Кленовый Лист. — Они — самые настоящие подонки и есть! Неужели духи настолько слепы, что не смогли догадаться об этом сегодняшней ночью, когда они меня ни за что ни про что хотели сожрать?— Но-но! — погрозил я пальцем. — Не забывайся, товарищ. С духами всё-таки разговариваешь, а не просто так…— О, пусть Рогатый Дух простит меня!— Ладно, проехали… Люди рода койотов имеют право на небольшой такой субъективизм. Кто их в вонючий овраг загнал?— Там им самое место! Пожиратели падали! Людоеды! Они убивают не только на войне, но и просто ради удовольствия! Таким нет места на бескрайних просторах охотничьих угодий!— Хорошо, хорошо… Мы тебя не выдадим, если ты нас, конечно, не сдашь тоже. А не боишься, что сын твой проболтается? Ведь его-то не поймали.— Хитрого Скунса потому и прозвали Хитрым Скунсом, что он всегда знает, о чем нужно говорить, а о чем лучше промолчать. Неисполнение воли Таронха — величайший позор для всей семьи воина-отступника. Лучше смерть, чем позор! Хитрый Скунс об этом прекрасно знает.— А ты говоришь, — обратился я к Гавриле, — что пиу-пиу детей неправильно воспитывают…— А? О чем ты с диким треплешься? Ты уж переводи мне понемногу, а то я полным дураком себя чувствую. Кроме их «хау», ничего не понимаю. Да и, надо признаться, что такое «хау» — тоже не знаю.— Ладно, по дороге расскажу. Между прочим, мне этот жрец тоже много интересных фактов из истории здешнего края поведал.— А когда мы в путь собираемся?— Да прямо сейчас.После моего сообщения о том, что мы немедленно трогаемся в дорогу, Гаврила склонился над оврагом и печально проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32