Скажи лучше, ты уже выбрал консигну[47]?
Консигну? Разумеется, он об этом думал, думал с тех пор, как Дени начал вколачивать в него азы рыцарской науки. Сначала воображение рисовало что-то сложное и многозначительное со звездами, драконами, мечами и молниями. Но чем старше он становился, тем более пошлыми казались ему и изрыгающие пламя драконы, и попирающие оных рыцари. Да и положение младшего брата вкупе с уродством взывало к скромности и лаконичности... Личная консигна? Аларик в день приснопамятного поединка сказал: «Если ставить, так на волчонка, а не на кабана». На волчонка... Одинокий волчонок, задравший морду к невидимой луне... Да, именно так. А цвета обычные для Тагэре. Синий и серебряный.
– Ты что, заснул что ли, – поинтересовался Филипп, – неужели ничего не придумал? Я уже в двенадцать лет знал, что будет на моих знаменах.
– Я тоже знаю, – твердо сказал Александр.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ANTE BELLUM[48]
Времени не будет помириться...
Б.Окуджава
2882 год от В.И.
26-й день месяца Зеркала.
Арция. Мунт
Шарло Тагэре ненавидел Мунт, и Рауль ре Фло только теперь понял правоту покойного герцога. Столица и двор – это интриги, ворье, грязь. Может, Шарло и сумел бы этого избежать, но его сыну это не удалось. Ему много чего не удалось.
Рауль все лето промотался по эскотской границе, проверяя гарнизоны. Пока замковый пояс, созданный Шарлем, держался, но нуждался в обновлении. Людям надо было платить, крепости чинить, оружие закупать, а Мунт денег не присылал, и Рауль знал почему. Вилльо! Ре Фло и в страшном сне не мог вообразить, что найдется семейка, способная воровать больше, чем Фарбье, но покойный Жан в сравнении с новоиспеченным графом Реви и его выводком вполне тянул на Святого Духа.
Когда ре Фло, весьма холодно простившись с королем, объявил, что намерен заняться северными границами, его не удерживали. Рауль, хоть и взбешенный до глубины души скоропалительной женитьбой Филиппа, полагал, что, заполучив запретную красавицу, король быстро остынет и все пойдет по-прежнему. Не пошло. Новые родичи оказались сильнее старых друзей, которые один за другим покидали столицу. Те, кто плечом к плечу стояли на Бетокском поле, становились не нужны. Даже Мальвани. Известие об отъезде маршала в Оргонду для Рауля прозвучало, как набат.
«Выбирая между разрывом и разлукой, – писал Анри ученику и другу, – я выбираю разлуку, тем паче что в Оргонде защищать Арцию сейчас легче, чем в Мунте. Если все будет идти так, как шло, удерживать Паука придется из Оргонды, так как арцийская армия придет в самый жалкий вид. Я далек от того, чтобы жалеть о сделанном единожды выборе, но мне больно думать о том, как тает наша победа. Возможно, в этом есть и наша вина, но я воин, а не придворный. Пусть старик Обен ищет выход из положения, а я могу лишь уехать, сохранив видимость былой дружбы.
Можете мне поверить, Рауль, я долго думал, прежде чем решиться на этот шаг, но последний разговор с Филиппом не оставил мне даже надежды. Я верен и буду верен Арции и памяти Шарля, но на большее меня не хватает. Мне больно думать, что я оставляю вас в этот тяжелый миг, и я надеюсь, что мужество и благоразумие вас не оставят...»
«Мужество и благоразумие, – проворчал Рауль. – Проклятый! Эти вещи и раньше-то не слишком сочетались друг с другом, а уж теперь... Будьте благоразумны и не вздумайте отлупить королевского тестя! Будьте мужественны и скажите королю правду!» Он, конечно, поговорит с Филиппом, тем более его об этом просит и дворянство Севера, и воины, год не видавшие жалованья, но продолжающие отбиваться от эскотских разбойников. Но что выйдет из этого разговора? По дороге в Мунт Рауль заезжал в Тагэре, Эста и слышать не хочет о том, чтобы поселиться с некогда обожаемым сыном, а нечастые приезды Филиппа оборачиваются ссорами. Упрям, как осел, и при этом под каблуком у своей ненаглядной Эллы. Хуже сочетания не придумать!
Ре Фло приветственно помахал рукой толкущимся на мосту зевакам, которые приветствовали Короля Королей радостными возгласами и напутствиями. Добрые жители Мунта советовали Раулю утопить Вилльо в Льюфере. Он бы с удовольствием, но что делать с Филиппом? Из кабачка вывалилась толпа студиозусов, изо всех сил горланящих песню о рыжей суке и четырех «пуделях». И эти о том же...
2882 год от В.И.
7-й день месяца Волка.
Фей-Вэйя
До рассвета оставалось несколько ор. Анастазия очень любила эти тихие ночные часы, когда даже самые усердные молельщицы успокаивались в своих кельях, а самые пылкие влюбленные засыпали в объятиях друг друга. Ее Иносенсия равно презирала как первых, так и вторых. Что толку тратить единую и неповторимую жизнь во имя того, о чем никто ничего не знает и знать не может? Стоит ли тратить молодость на краткие удовольствия, воспоминания о которых потом станут мукой и стыдом? Сейчас Анастазия была рада, что семнадцать лет назад не дождалась Шарля Тагэре.
Подумать только, как ее когда-то занимало то, что менестрели называют любовью. Шарль был для нее светом в окошке, чуть ли не богом, а жизнь без него казалась страшнее смерти. Как же она была глупа! Ну да не было бы счастья, да несчастье помогло. Герцог Тагэре теперь далек от дел мирских и своей смертью освободил и ее. По крайней мере, она надеялась, что это именно так, а сны... Сны не в счет, мало ли чем смущает души Проклятый. Главное, чтобы об этой ее слабости не узнали другие, потому что Предстоятельница ордена должна быть безупречна.
Анастазия глянула на дверь. Сейчас никто не посмеет к ней войти, и она устроит себе маленький праздник. Ее Иносенсия зажгла две свечи и поставила их возле зеркала, а затем распустила косы и сняла верхнее широкое платье. Стекло отразило полуобнаженную женщину с восхитительными белыми плечами и водопадом роскошных иссиня-черных волос. Предстоятельница улыбнулась самой себе и открыла ларец с Реликвией, стоявший на маленьком алтаре. Свет разбился на множество алых брызг, отразившись от огромных рубинов. Анастазия медленно, наслаждаясь каждым движением, вдела в уши серьги, застегнула на шее ожерелье, красиво взмахнув точеными руками, возложила на голову диадему. Говорят, некогда существовало изображение святой Циалы без опущенных глаз и покрывала. Неведомый художник нарисовал ее в вишневых шелках с тревожными алыми камнями на точеной шее... Где сейчас эта картина, никто не ведает, а Анастазия не отказалась бы увидеть женщину, создавшую их орден.
Равноапостольная, выбирая между любовью и властью, выбрала власть. И правильно сделала. Но она, Анастазия, если не испугается и не ошибется, пойдет еще дальше. Циале было труднее, она была первой, да и времена были другими. Анхель создал могучую империю; в те поры глава Церкви и помыслить не мог, чтобы стать еще и светским владыкой, другое дело сейчас... Вместо единой Арции – чуть ли не десяток государств, каждое из которых можно так или иначе подчинить. Кардиналы и наместники думают, что стараются для себя, и хорошо. Так они добьются большего, тем паче она пока еще не готова... Сколько еще предстоит сделать, а время не остановишь, до предсказанного срока осталось совсем немного.
Зря она все же убила Агриппину, не выведав всех ее тайн и мыслей, толстуха была умна и, в сущности, поступила правильно. Без Агриппины Соланж Ноар так бы и осталась мелкой ноблеской, вышла бы замуж за какое-нибудь ничтожество, рожала бы ему наследников, так и не узнав, что значит настоящая жизнь.
В дверь робко постучали, чуть ли не поскреблись... Ее Иносенсия давно приучила сестер не мешать ее ночным раздумьям без веской причины. Видно, дело спешное. Стремительно, но бережно сняв драгоценности и набросив на плечи белую шаль, Анастазия позволила войти. Бланкиссима Цецилия, уже давно не помышлявшая о том, чтобы вертеть Предстоятельницей и поэтому ставшая настоятельницей Фей-Вэйи, коротко поведала, что явился человек, назвавший три Слова[49].
– Как он назвался?
– Бекко.
– Я его приму.
Быстро же он вернулся! Вряд ли что-то неотложное, но любые новости лучше узнавать как можно раньше, а Бекко никогда не приезжает просто так. Анастазия ласково и чуть устало улыбнулось вошедшему черноволосому мужчине с характерным лицом знатного мирийца. Бекко, в отличие от большинства ее прознатчиков, служил не из страха и не за деньги, а потому что был безнадежно влюблен. Обожание красивого и умного нобиля Предстоятельнице льстило, к тому же мириец был очень и очень полезен, особенно после нелепой смерти Мулана.
– Приветствую Ее Иносенсию!
Анастазия грациозно протянула прознатчику тонкую руку, и тот припал губами к рубиновому кольцу. Поцелуй продлился несколько дольше, чем требовали приличия, но циалианка иногда прощала подобные вольности.
– Я ждала тебя не раньше, чем через две кварты[50]. Что-то произошло?
– С дозволения Ее Иносенсии... Мирийская бланкиссима полагает, что дочь герцога Энрике обладает магическими способностями, но ни она сама, ни ее родные об этом не подозревают. И девочка ими действительно обладает.
– Откуда эти сведения?
– Сестры обители в Кер-Эрасти ненавидят и боятся бланкиссиму Дафну, ее гнев пугает их даже меньше ее, – на смуглом лице Бекко скользнула презрительная усмешка, – скажем так, любви. Но мирийки рождаются с огнем в крови, который белым покрывалом не погасить... Сестры часто ищут земных радостей в объятиях молодых рыбаков. Это грозит смертью, но к танцам со Смертью мирийцам не привыкать...
– И ты решил станцевать... Что ж, согрешившая с тобой сестра была красива?
– Возможно.
– Ты не видел ее лица?
– Я не замечаю женских лиц, кроме...
– Кроме? – подняла бровь Анастазия.
– Кроме святой Циалы, – нашелся мириец.
– Это делает тебе честь. Твои грехи будут тебе прощены, ибо грешил ты во имя достойной цели, но можно ли доверять этой женщине без лица?
– Можно, ибо все услышанное мной в Кер-Эрасти и Гвайларде подтверждает ее слова. Дафна полностью подчинила себе герцогиню Эвфразию, и все знают, что юная Дариоло примет постриг.
– Даже Дафна не может отменить устав ордена и законы Мирии. Дитя герцога может решить свою судьбу, лишь достигнув восемнадцати лет, а войти в сестринство без трехлетнего послушания нельзя.
– Дариоло запугана и задавлена матерью, которая думает лишь о грехах и их искуплении...
– А что герцог?
– Энрике Янтарные Глаза в последние годы очень изменился. Жену он не любит. У него есть любовница, молодая и красивая. Она ненавидит Дафну и жалеет Даро. Старший сын и наследник Энрике также не скрывает ненависти к бланкиссиме, но сам герцог предпочитает не вмешиваться в дела герцогини и ее наперсницы. Я готов поклясться, что он боится Дафну. Ее многие боятся.
– Запретная магия?
– Возле обители в Гвайларде Кристалл[51] светится, и светится сильно, но проникнуть внутрь я не смог. Там не только стены и псы, но и стража иная. Белые Псы мне не под силу. Кто творит волшбу, можно лишь догадываться, но я поставил бы на Дафну.
– Пока оставим Псов в покое. Что известно о способностях Дариоло?
– Однажды она, готовя урок, опрокинула на книгу лакомство, которое ей тайком принес брат. Девочку часто сажают на хлеб и воду, приучая к смирению, Рафаэлю это не нравится.
– Что собой представляет наследник?
– Байланте, – улыбнулся прознатчик, – и этим все сказано.
– Красив, отважен и глуп?
– Первое и второе безусловно. Насчет глупости не уверен.
– Хорошо, вернемся к девочке.
– Она в испуге захлопнула испорченную книгу, а когда мать ее открыла, пятна исчезли. Я был в саду, приходил к... одной из дам и случайно...
– Случайно?
– Воистину случайно услышал, как девочка рассказывала об этом брату. Он не обратил внимания, но я понял, что Дариоло, будучи совершенно необученной, сумела очистить книгу.
– Да, скорее всего так и есть. Что-нибудь еще?
– В Мирии и Оргонде вновь заговорили о Скитальце. Ортодоксы боятся выходить в море, так как не вернулись две из четырех флотилий, хотя больших штормов не было.
– Скиталец – сказка, – отрезала Ее Иносенсия, – выдуманная нерадивыми мореходами, чтобы объяснять свои неудачи. Ортодоксы нарвались на атэвов или эландских еретиков, которые с успехом заменили им бурю. Но я слишком долго тебя расспрашиваю, – Анастазия улыбнулась, и мириец затрепетал, как струна. – Ты принес важные известия, я довольна, а теперь тебе нужно отдохнуть.
Бекко вновь страстно облобызал кольцо и удалился, послав Анастазии огненный взгляд. А он недурен, и очень недурен, хоть и совсем не похож ни на Шарля Тагэре, ни на Мулана. Если ей понадобится вновь прибегнуть к заклятию Нежизни, она, возможно, изберет именно его, но пока мириец ей нужен в другом качестве. Да и само заклятие... Столько лет прошло, а ей до сих пор неприятно вспоминать о том, что случилось в заброшенном склепе. Подумать только, Виргиния добровольно прошла через эту пытку четыре раза! Или прошлой Предстоятельнице Белая Магия давалась легче? К тому же Виргиния сознательно хотела овладеть Силой, а она... Она никогда бы не решилась на такое, если б не нелепая любовь к золотоволосому герцогу. И тот бы ушел с ней за горы, если бы его жена не свалилась с лошади и не родила ему урода. Шарло, видите ли, любил одну, но не мог предать другую, за что и поплатился. А вот вернувшаяся из Тагэре Анастазия оказалась в центре драки из-за Рубинов Циалы между Дианой, Еленой и Генриеттой.
Силы были равны, каждая понимала, что находится между победой и смертью, каждая не была уверена в первой, но не желала второй. Глупая любовь сыграла с Анастазией странную шутку, она слишком много думала об объятиях Шарля Тагэре и слишком мало о том, что творится вокруг. Соперницы же с подачи Агриппины решили сделать передышку в борьбе и временно избрать Предстоятельницей беспомощную Анастазию. Судьба повернулась к ней лицом, но даже тогда она не очнулась, продолжая оплакивать свою любовь.
Когда Тагэре погиб, она тоже чуть не умерла, на земле ее удержала лишь месть. И она отомстила. Сначала убившим Шарля Генриетте и Дорже, потом обманувшей ее Агриппине, и лишь после этого очнулась от наваждения и поняла, для чего и во имя чего была рождена. Эта цель достойна того, чтобы к ней идти, но достигнуть ее непросто.
Ее Иносенсия отбросила смятую шаль и вновь подошла к зеркалу. Теперь никто не смеет смотреть на нее как на куклу, которая отойдет в мир иной, едва кто-то из грызущихся лисиц добьется преимущества. Сначала умерла Генриетта, затем Диана и, наконец, Елена... Забавно, что их преемницы унаследовали и их вражду, и их заблуждения. Арцийка Шарлотта и ифранка Данута могут сколько угодно полагать, что получили ожерелья[52] благодаря умелым интригам, а их предшественницы скончались своей смертью. Ее Иносенсию такое вполне устраивает.
Пусть Шарлотта уповает на свою дружбу с королевой. Пока Филипп был заодно со своим знаменитым родичем, он был непобедим, но из-за Элеоноры король и Король Королей рано или поздно, и скорее рано, начнут рвать друг друга на куски. Надо полагать, великий кузен стащит красавчика Тагэре с трона, на который сам же и посадил, а Данута назло Шарлотте ему поможет. Ведьмы всегда сводили счеты друг с другом чужими руками, ослабляя и Арцию с Ифраной, и самих себя. Кто бы ни победил, он не будет представлять угрозы Фей-Вэйе, но вот Дафна!
Анастазию передернуло от омерзения, когда она вспомнила мирийскую бланкиссиму. Тело Ее Иносенсии не забыло наслаждения, испытанного в объятиях Шарля Тагэре, и Предстоятельница не так уж и строго судила сестер, впадавших в грех то с Белыми рыцарями, то с молодыми нобилями. Она старалась узнавать об этом, чтобы в случае необходимости подчинить любовников, но противоестественные наклонности Дафны вызывали у Анастазии отвращение, а ее честолюбие, хитрость и знания настораживали. Предстоятельница понимала, что мирийка может стать опаснее Шарлотты и Дануты, вместе взятых. Особенно если приберет к рукам Дариоло Кэрна.
Агриппина много и с удовольствием рассуждала о магических талантах. И не только рассуждала. Соланж Ноар толстуха приблизила именно потому, что заметила в ней недюжинные способности к магии Оленя. Но Агриппина растила из Соланж Анастазию, чтобы спасти мир от Проклятого, который, по расчетам покойной наставницы, вернется еще до исхода столетия. Дафна же лепит из Дариоло орудие в борьбе за Рубины.
Ее Иносенсия понимала, что пора вмешаться, но как? Та не глупа и, надо смотреть правде в глаза, искушена в магии. Вместе с Агриппиной они бы с мирийкой совладали, но один на один.... К тому же до мерзкой жабы еще нужно добраться. Фей-Вэйи та избегает, якобы по состоянию здоровья.
Посетить Гвайларду самой? Дафна, несомненно, к этому готова, да и как объяснить сестрам сначала немыслимую честь, оказанную мирийке, а потом ее неожиданную смерть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Консигну? Разумеется, он об этом думал, думал с тех пор, как Дени начал вколачивать в него азы рыцарской науки. Сначала воображение рисовало что-то сложное и многозначительное со звездами, драконами, мечами и молниями. Но чем старше он становился, тем более пошлыми казались ему и изрыгающие пламя драконы, и попирающие оных рыцари. Да и положение младшего брата вкупе с уродством взывало к скромности и лаконичности... Личная консигна? Аларик в день приснопамятного поединка сказал: «Если ставить, так на волчонка, а не на кабана». На волчонка... Одинокий волчонок, задравший морду к невидимой луне... Да, именно так. А цвета обычные для Тагэре. Синий и серебряный.
– Ты что, заснул что ли, – поинтересовался Филипп, – неужели ничего не придумал? Я уже в двенадцать лет знал, что будет на моих знаменах.
– Я тоже знаю, – твердо сказал Александр.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ANTE BELLUM[48]
Времени не будет помириться...
Б.Окуджава
2882 год от В.И.
26-й день месяца Зеркала.
Арция. Мунт
Шарло Тагэре ненавидел Мунт, и Рауль ре Фло только теперь понял правоту покойного герцога. Столица и двор – это интриги, ворье, грязь. Может, Шарло и сумел бы этого избежать, но его сыну это не удалось. Ему много чего не удалось.
Рауль все лето промотался по эскотской границе, проверяя гарнизоны. Пока замковый пояс, созданный Шарлем, держался, но нуждался в обновлении. Людям надо было платить, крепости чинить, оружие закупать, а Мунт денег не присылал, и Рауль знал почему. Вилльо! Ре Фло и в страшном сне не мог вообразить, что найдется семейка, способная воровать больше, чем Фарбье, но покойный Жан в сравнении с новоиспеченным графом Реви и его выводком вполне тянул на Святого Духа.
Когда ре Фло, весьма холодно простившись с королем, объявил, что намерен заняться северными границами, его не удерживали. Рауль, хоть и взбешенный до глубины души скоропалительной женитьбой Филиппа, полагал, что, заполучив запретную красавицу, король быстро остынет и все пойдет по-прежнему. Не пошло. Новые родичи оказались сильнее старых друзей, которые один за другим покидали столицу. Те, кто плечом к плечу стояли на Бетокском поле, становились не нужны. Даже Мальвани. Известие об отъезде маршала в Оргонду для Рауля прозвучало, как набат.
«Выбирая между разрывом и разлукой, – писал Анри ученику и другу, – я выбираю разлуку, тем паче что в Оргонде защищать Арцию сейчас легче, чем в Мунте. Если все будет идти так, как шло, удерживать Паука придется из Оргонды, так как арцийская армия придет в самый жалкий вид. Я далек от того, чтобы жалеть о сделанном единожды выборе, но мне больно думать о том, как тает наша победа. Возможно, в этом есть и наша вина, но я воин, а не придворный. Пусть старик Обен ищет выход из положения, а я могу лишь уехать, сохранив видимость былой дружбы.
Можете мне поверить, Рауль, я долго думал, прежде чем решиться на этот шаг, но последний разговор с Филиппом не оставил мне даже надежды. Я верен и буду верен Арции и памяти Шарля, но на большее меня не хватает. Мне больно думать, что я оставляю вас в этот тяжелый миг, и я надеюсь, что мужество и благоразумие вас не оставят...»
«Мужество и благоразумие, – проворчал Рауль. – Проклятый! Эти вещи и раньше-то не слишком сочетались друг с другом, а уж теперь... Будьте благоразумны и не вздумайте отлупить королевского тестя! Будьте мужественны и скажите королю правду!» Он, конечно, поговорит с Филиппом, тем более его об этом просит и дворянство Севера, и воины, год не видавшие жалованья, но продолжающие отбиваться от эскотских разбойников. Но что выйдет из этого разговора? По дороге в Мунт Рауль заезжал в Тагэре, Эста и слышать не хочет о том, чтобы поселиться с некогда обожаемым сыном, а нечастые приезды Филиппа оборачиваются ссорами. Упрям, как осел, и при этом под каблуком у своей ненаглядной Эллы. Хуже сочетания не придумать!
Ре Фло приветственно помахал рукой толкущимся на мосту зевакам, которые приветствовали Короля Королей радостными возгласами и напутствиями. Добрые жители Мунта советовали Раулю утопить Вилльо в Льюфере. Он бы с удовольствием, но что делать с Филиппом? Из кабачка вывалилась толпа студиозусов, изо всех сил горланящих песню о рыжей суке и четырех «пуделях». И эти о том же...
2882 год от В.И.
7-й день месяца Волка.
Фей-Вэйя
До рассвета оставалось несколько ор. Анастазия очень любила эти тихие ночные часы, когда даже самые усердные молельщицы успокаивались в своих кельях, а самые пылкие влюбленные засыпали в объятиях друг друга. Ее Иносенсия равно презирала как первых, так и вторых. Что толку тратить единую и неповторимую жизнь во имя того, о чем никто ничего не знает и знать не может? Стоит ли тратить молодость на краткие удовольствия, воспоминания о которых потом станут мукой и стыдом? Сейчас Анастазия была рада, что семнадцать лет назад не дождалась Шарля Тагэре.
Подумать только, как ее когда-то занимало то, что менестрели называют любовью. Шарль был для нее светом в окошке, чуть ли не богом, а жизнь без него казалась страшнее смерти. Как же она была глупа! Ну да не было бы счастья, да несчастье помогло. Герцог Тагэре теперь далек от дел мирских и своей смертью освободил и ее. По крайней мере, она надеялась, что это именно так, а сны... Сны не в счет, мало ли чем смущает души Проклятый. Главное, чтобы об этой ее слабости не узнали другие, потому что Предстоятельница ордена должна быть безупречна.
Анастазия глянула на дверь. Сейчас никто не посмеет к ней войти, и она устроит себе маленький праздник. Ее Иносенсия зажгла две свечи и поставила их возле зеркала, а затем распустила косы и сняла верхнее широкое платье. Стекло отразило полуобнаженную женщину с восхитительными белыми плечами и водопадом роскошных иссиня-черных волос. Предстоятельница улыбнулась самой себе и открыла ларец с Реликвией, стоявший на маленьком алтаре. Свет разбился на множество алых брызг, отразившись от огромных рубинов. Анастазия медленно, наслаждаясь каждым движением, вдела в уши серьги, застегнула на шее ожерелье, красиво взмахнув точеными руками, возложила на голову диадему. Говорят, некогда существовало изображение святой Циалы без опущенных глаз и покрывала. Неведомый художник нарисовал ее в вишневых шелках с тревожными алыми камнями на точеной шее... Где сейчас эта картина, никто не ведает, а Анастазия не отказалась бы увидеть женщину, создавшую их орден.
Равноапостольная, выбирая между любовью и властью, выбрала власть. И правильно сделала. Но она, Анастазия, если не испугается и не ошибется, пойдет еще дальше. Циале было труднее, она была первой, да и времена были другими. Анхель создал могучую империю; в те поры глава Церкви и помыслить не мог, чтобы стать еще и светским владыкой, другое дело сейчас... Вместо единой Арции – чуть ли не десяток государств, каждое из которых можно так или иначе подчинить. Кардиналы и наместники думают, что стараются для себя, и хорошо. Так они добьются большего, тем паче она пока еще не готова... Сколько еще предстоит сделать, а время не остановишь, до предсказанного срока осталось совсем немного.
Зря она все же убила Агриппину, не выведав всех ее тайн и мыслей, толстуха была умна и, в сущности, поступила правильно. Без Агриппины Соланж Ноар так бы и осталась мелкой ноблеской, вышла бы замуж за какое-нибудь ничтожество, рожала бы ему наследников, так и не узнав, что значит настоящая жизнь.
В дверь робко постучали, чуть ли не поскреблись... Ее Иносенсия давно приучила сестер не мешать ее ночным раздумьям без веской причины. Видно, дело спешное. Стремительно, но бережно сняв драгоценности и набросив на плечи белую шаль, Анастазия позволила войти. Бланкиссима Цецилия, уже давно не помышлявшая о том, чтобы вертеть Предстоятельницей и поэтому ставшая настоятельницей Фей-Вэйи, коротко поведала, что явился человек, назвавший три Слова[49].
– Как он назвался?
– Бекко.
– Я его приму.
Быстро же он вернулся! Вряд ли что-то неотложное, но любые новости лучше узнавать как можно раньше, а Бекко никогда не приезжает просто так. Анастазия ласково и чуть устало улыбнулось вошедшему черноволосому мужчине с характерным лицом знатного мирийца. Бекко, в отличие от большинства ее прознатчиков, служил не из страха и не за деньги, а потому что был безнадежно влюблен. Обожание красивого и умного нобиля Предстоятельнице льстило, к тому же мириец был очень и очень полезен, особенно после нелепой смерти Мулана.
– Приветствую Ее Иносенсию!
Анастазия грациозно протянула прознатчику тонкую руку, и тот припал губами к рубиновому кольцу. Поцелуй продлился несколько дольше, чем требовали приличия, но циалианка иногда прощала подобные вольности.
– Я ждала тебя не раньше, чем через две кварты[50]. Что-то произошло?
– С дозволения Ее Иносенсии... Мирийская бланкиссима полагает, что дочь герцога Энрике обладает магическими способностями, но ни она сама, ни ее родные об этом не подозревают. И девочка ими действительно обладает.
– Откуда эти сведения?
– Сестры обители в Кер-Эрасти ненавидят и боятся бланкиссиму Дафну, ее гнев пугает их даже меньше ее, – на смуглом лице Бекко скользнула презрительная усмешка, – скажем так, любви. Но мирийки рождаются с огнем в крови, который белым покрывалом не погасить... Сестры часто ищут земных радостей в объятиях молодых рыбаков. Это грозит смертью, но к танцам со Смертью мирийцам не привыкать...
– И ты решил станцевать... Что ж, согрешившая с тобой сестра была красива?
– Возможно.
– Ты не видел ее лица?
– Я не замечаю женских лиц, кроме...
– Кроме? – подняла бровь Анастазия.
– Кроме святой Циалы, – нашелся мириец.
– Это делает тебе честь. Твои грехи будут тебе прощены, ибо грешил ты во имя достойной цели, но можно ли доверять этой женщине без лица?
– Можно, ибо все услышанное мной в Кер-Эрасти и Гвайларде подтверждает ее слова. Дафна полностью подчинила себе герцогиню Эвфразию, и все знают, что юная Дариоло примет постриг.
– Даже Дафна не может отменить устав ордена и законы Мирии. Дитя герцога может решить свою судьбу, лишь достигнув восемнадцати лет, а войти в сестринство без трехлетнего послушания нельзя.
– Дариоло запугана и задавлена матерью, которая думает лишь о грехах и их искуплении...
– А что герцог?
– Энрике Янтарные Глаза в последние годы очень изменился. Жену он не любит. У него есть любовница, молодая и красивая. Она ненавидит Дафну и жалеет Даро. Старший сын и наследник Энрике также не скрывает ненависти к бланкиссиме, но сам герцог предпочитает не вмешиваться в дела герцогини и ее наперсницы. Я готов поклясться, что он боится Дафну. Ее многие боятся.
– Запретная магия?
– Возле обители в Гвайларде Кристалл[51] светится, и светится сильно, но проникнуть внутрь я не смог. Там не только стены и псы, но и стража иная. Белые Псы мне не под силу. Кто творит волшбу, можно лишь догадываться, но я поставил бы на Дафну.
– Пока оставим Псов в покое. Что известно о способностях Дариоло?
– Однажды она, готовя урок, опрокинула на книгу лакомство, которое ей тайком принес брат. Девочку часто сажают на хлеб и воду, приучая к смирению, Рафаэлю это не нравится.
– Что собой представляет наследник?
– Байланте, – улыбнулся прознатчик, – и этим все сказано.
– Красив, отважен и глуп?
– Первое и второе безусловно. Насчет глупости не уверен.
– Хорошо, вернемся к девочке.
– Она в испуге захлопнула испорченную книгу, а когда мать ее открыла, пятна исчезли. Я был в саду, приходил к... одной из дам и случайно...
– Случайно?
– Воистину случайно услышал, как девочка рассказывала об этом брату. Он не обратил внимания, но я понял, что Дариоло, будучи совершенно необученной, сумела очистить книгу.
– Да, скорее всего так и есть. Что-нибудь еще?
– В Мирии и Оргонде вновь заговорили о Скитальце. Ортодоксы боятся выходить в море, так как не вернулись две из четырех флотилий, хотя больших штормов не было.
– Скиталец – сказка, – отрезала Ее Иносенсия, – выдуманная нерадивыми мореходами, чтобы объяснять свои неудачи. Ортодоксы нарвались на атэвов или эландских еретиков, которые с успехом заменили им бурю. Но я слишком долго тебя расспрашиваю, – Анастазия улыбнулась, и мириец затрепетал, как струна. – Ты принес важные известия, я довольна, а теперь тебе нужно отдохнуть.
Бекко вновь страстно облобызал кольцо и удалился, послав Анастазии огненный взгляд. А он недурен, и очень недурен, хоть и совсем не похож ни на Шарля Тагэре, ни на Мулана. Если ей понадобится вновь прибегнуть к заклятию Нежизни, она, возможно, изберет именно его, но пока мириец ей нужен в другом качестве. Да и само заклятие... Столько лет прошло, а ей до сих пор неприятно вспоминать о том, что случилось в заброшенном склепе. Подумать только, Виргиния добровольно прошла через эту пытку четыре раза! Или прошлой Предстоятельнице Белая Магия давалась легче? К тому же Виргиния сознательно хотела овладеть Силой, а она... Она никогда бы не решилась на такое, если б не нелепая любовь к золотоволосому герцогу. И тот бы ушел с ней за горы, если бы его жена не свалилась с лошади и не родила ему урода. Шарло, видите ли, любил одну, но не мог предать другую, за что и поплатился. А вот вернувшаяся из Тагэре Анастазия оказалась в центре драки из-за Рубинов Циалы между Дианой, Еленой и Генриеттой.
Силы были равны, каждая понимала, что находится между победой и смертью, каждая не была уверена в первой, но не желала второй. Глупая любовь сыграла с Анастазией странную шутку, она слишком много думала об объятиях Шарля Тагэре и слишком мало о том, что творится вокруг. Соперницы же с подачи Агриппины решили сделать передышку в борьбе и временно избрать Предстоятельницей беспомощную Анастазию. Судьба повернулась к ней лицом, но даже тогда она не очнулась, продолжая оплакивать свою любовь.
Когда Тагэре погиб, она тоже чуть не умерла, на земле ее удержала лишь месть. И она отомстила. Сначала убившим Шарля Генриетте и Дорже, потом обманувшей ее Агриппине, и лишь после этого очнулась от наваждения и поняла, для чего и во имя чего была рождена. Эта цель достойна того, чтобы к ней идти, но достигнуть ее непросто.
Ее Иносенсия отбросила смятую шаль и вновь подошла к зеркалу. Теперь никто не смеет смотреть на нее как на куклу, которая отойдет в мир иной, едва кто-то из грызущихся лисиц добьется преимущества. Сначала умерла Генриетта, затем Диана и, наконец, Елена... Забавно, что их преемницы унаследовали и их вражду, и их заблуждения. Арцийка Шарлотта и ифранка Данута могут сколько угодно полагать, что получили ожерелья[52] благодаря умелым интригам, а их предшественницы скончались своей смертью. Ее Иносенсию такое вполне устраивает.
Пусть Шарлотта уповает на свою дружбу с королевой. Пока Филипп был заодно со своим знаменитым родичем, он был непобедим, но из-за Элеоноры король и Король Королей рано или поздно, и скорее рано, начнут рвать друг друга на куски. Надо полагать, великий кузен стащит красавчика Тагэре с трона, на который сам же и посадил, а Данута назло Шарлотте ему поможет. Ведьмы всегда сводили счеты друг с другом чужими руками, ослабляя и Арцию с Ифраной, и самих себя. Кто бы ни победил, он не будет представлять угрозы Фей-Вэйе, но вот Дафна!
Анастазию передернуло от омерзения, когда она вспомнила мирийскую бланкиссиму. Тело Ее Иносенсии не забыло наслаждения, испытанного в объятиях Шарля Тагэре, и Предстоятельница не так уж и строго судила сестер, впадавших в грех то с Белыми рыцарями, то с молодыми нобилями. Она старалась узнавать об этом, чтобы в случае необходимости подчинить любовников, но противоестественные наклонности Дафны вызывали у Анастазии отвращение, а ее честолюбие, хитрость и знания настораживали. Предстоятельница понимала, что мирийка может стать опаснее Шарлотты и Дануты, вместе взятых. Особенно если приберет к рукам Дариоло Кэрна.
Агриппина много и с удовольствием рассуждала о магических талантах. И не только рассуждала. Соланж Ноар толстуха приблизила именно потому, что заметила в ней недюжинные способности к магии Оленя. Но Агриппина растила из Соланж Анастазию, чтобы спасти мир от Проклятого, который, по расчетам покойной наставницы, вернется еще до исхода столетия. Дафна же лепит из Дариоло орудие в борьбе за Рубины.
Ее Иносенсия понимала, что пора вмешаться, но как? Та не глупа и, надо смотреть правде в глаза, искушена в магии. Вместе с Агриппиной они бы с мирийкой совладали, но один на один.... К тому же до мерзкой жабы еще нужно добраться. Фей-Вэйи та избегает, якобы по состоянию здоровья.
Посетить Гвайларду самой? Дафна, несомненно, к этому готова, да и как объяснить сестрам сначала немыслимую честь, оказанную мирийке, а потом ее неожиданную смерть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16