Однако он был из тех виртуозов, которые останавливаются, открыв рот, не осмеливаясь из уважения к дисциплине возвысить голос, когда играет их начальник.
Колоссальный успех имел Плюмован. Он спел арию, которой был обязан своим прозвищем. Аплодировали изо всех сил, не боясь отбить огрубевшие от работы ладони, и ему пришлось три раза спеть знаменитый куплет из «Риголетто»:
Сердце красавиц склонно к измене
И к перемене, как ветер в мае…
— Браво, парижанин, браво!
— Эй, Плюмован, да это же ты, это же твоя песня. Ты не говорил нам, что участвовал в знаменитой опере.
Прерванный таким образом, парижанин перешел на прозаический язык:
— Знаете, друзья, тут есть чем похвастаться. Вы мне напомнили прискорбный случай, который погубил мою драматическую карьеру.
— Расскажи!
— Как-то мне пришла в голову странная идея — пойти петь в Опере славного города Орлеана, и я должен был исполнять роль герцога, который поет note 62 «…плюм о ван…». И в тот момент, когда я беру самые высокие ноты, сильный запах уксуса бьет в нос публике, и вот… я атакован целой бурей свистков. Черт, какая неудача! Вы, конечно, представляете, что на этом мой дебют закончился, к великой радости товарищей по театру, которые сильно завидовали моему успеху. Вот после этого меня и прозвали «Плюмован» в память о провале.
Прошло некоторое время. Из Орлеана я перебрался аж в Буэнос-Айрес, где и преуспел в том… что нашел директора, который «забыл» заплатить мне жалованье.
Однако надо было как-то жить. Я подвизался поваром, но, честно говоря, даже не умел почистить копченой селедки. И… оказался на улице. Пришлось стать цирюльником, но я так здорово брил моих клиентов, что после каждого сеанса они уходили с изрезанными ушами и носами. Ничего не оставалось, как сложить оружие. Я вернулся во Францию кочегаром на борту транспортного судна, чтобы оплатить свой проезд. Профессия мне понравилась, я проработал восемь лет и не раскаиваюсь, потому что сегодня имею честь работать под началом нашего славного капитана. Вот и вся моя история.
Излишне говорить, что рассказ удостоился не меньшей похвалы, чем ария. Концерт продолжался. Пели патриотические, сентиментальные и шутливые песни. Потом Дюма своим почти органным басом спел прованский романс, в котором никто ничего не понял, но зато аплодировали от всего сердца.
Затем началась стрельба по мишеням с довольно заманчивыми призами, среди которых особо выделялась пеньковая трубка. Призы подогревали пыл и азарт соперников. Дюма, обычно не принимавший участия в конкурсах, промазал, а парижанин, который не мог задеть ни одной фигурки в ярмарочном балагане, попал в самую точку. Он выиграл трубку и любезно подарил се бравому эльзасцу Фрицу Герману, который время от времени показывал кулак немецкому кораблю, стоявшему у края прибрежных льдов. Этот подарок немного успокоил храброго малого и заставил на время забыть о недавней ране. Накануне, видя, как пришла «Германия», он в гневе разбил свою фарфоровую трубку.
Позже Фриц предложил пойти перевернуть вверх дном злополучный корабль, «чтобы достойно закончить праздник».
— Не переворачивай ничего, мой дорогой, — мягко вмешался де Амбрие, -и наберись терпения в ожидании реванша.
— До этого еще далеко, капитан, а жизнь коротка…
— А мы начнем прямо завтра, и я уверен — победа будет за нами.
— Прекрасно, за победу!
Часть вторая. ЗИМОВКА В ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ
ГЛАВА 1
Светит, но не греет. — Капитан хочет прорезать ледяное поле. — Пила. — Французское изобретение. — Электрический аппарат. — Первые пятнадцать метров. — Опять динамит. — Тяжелый труд. — Незваные гости. — Предложение со стороны офицеров «Германии». — Решительный отказ.
Полярный день продолжал тянуться.
В полночь, как и в полдень, ослепительно ярко светило солнце. Все вокруг сверкало и искрилось. Только не было здесь ни ласкового тепла, ни душистых цветов, ни резвых зверьков, ни щебечущих птиц, ни букашек
—ничего, что радует летом душу. Сплошной лед, куда ни кинь взгляд. Окаменевший и неподвижный. На всем печать смерти. Само солнце, казалось, оледенело.
Арктическое лето короткое. Уже не за горами зима, с ее жестокими холодами и долгой полярной ночью…
Через месяц, к пятнадцатому — двадцатому августа, подтаявшая слегка льдина вновь сделается нерушимой, как скала. Неровности ушли под снежный покров. Зажглась в небе первая звезда, наступила ночь, и исчезли последние приметы жизни.
Но ничего не пугало наших путешественников. Ни бесконечные сумерки, ни лютый мороз, ни вечные льды. В борьбе со стихией они выходили победителями.
С удивлением смотрели матросы «Германии» на то, как трудятся французские моряки.
Однако капитан де Амбрие считал это делом обычным. Раз уж встала на пути льдина, надо, пока не началось лето, пробить в ней канал в три километра длиной и метров двенадцать шириной. Вот и все.
В ход были пущены пилы, топоры, ножи, колуны, все, чем можно долбить и рубить. Динамит пока не трогали, приберегали на крайний случай.
Неужели капитан думает, что можно обойтись лишь усилиями людей? Разве возьмет пила лед? Но пила на «Галлии» особая, с громадными зубьями, по десяти сантиметров каждый. И не голыми руками приводят ее в движение! Для этого можно было бы использовать паровую машину «Галлии», но пилой придется работать на расстоянии пятнадцати, двадцати, а то и сорока метров от судна. А туда машину не потащишь.
Еще можно воспользоваться электричеством.
Этот способ основан на открытии, сделанном в 1875 году французским инженером Марселем Депре note 63.
Сообщите динамо-машине note 64 движение, и она даст вам электричество, сообщите ей электричество — и она даст вам движение.
Представьте себе динамо-машину, приводимую в действие газом, водой, сжатым воздухом, паром. Под влиянием полученного движения она выработает известное количество тока; отсюда и название этой машины — генератор.
Затем с помощью проволоки установите сообщение между этой машиной и другой, такой же. Вторая машина, или рецептор, воспримет переданное ей электричество и выполнит механическую работу.
Правда, при такой передаче тридцать — сорок процентов энергии теряется. Но разве не чудо — передать силу, пусть с некоторой потерей, на расстояние сотен, тысяч, десятков тысяч километров и более, как передают телеграмму?
Готовясь к полярной экспедиции, де Амбрие взял с собой две динамо-машины системы Депре, способные передавать на определенное расстояние шесть лошадиных сил. И вот пришло время эти машины использовать. Их установили, соединив проволокой; приготовили механические пилы. Вооружившись подзорными трубами и биноклями, за своими собратьями наблюдали немецкие моряки.
Фриц, взявшись рукой за регулятор, пустил по свистку пары. Пила с визгом, легко и свободно врезалась в лед.
Только сейчас матросы поняли замысел де Амбрие и пришли в восторг.
— Ай да капитан! — восклицали они. — Надо же такое придумать! ..
— Пила-то, пила! Лед режет, как масло!
Через четверть часа в льдине образовался надрез в пятнадцать метров длиной.
— Стоп! — скомандовал капитан.
Машину остановили, чтобы изменить направление, и вскоре надпиленный кусок льдины был вырезан напрочь. Когда пила таким образом вычертила дугу окружности диаметром примерно в два метра, капитан опять скомандовал:
— Стоп!
Снова изменили направление машины, параллельно прежнему, и от льдины отделилась первая глыба.
Работа для моряков хоть и была непривычной, результаты для первого раза оказались как нельзя лучше. Теперь встал вопрос; куда девать отпиленную глыбу?
— Капитан что-нибудь придумает, — говорили матросы.
И он придумал, решив прибегнуть к динамиту.
Все инструменты и приспособления перенесли на следующий участок и, не теряя времени, стали дальше пилить, а в отпиленной глыбе просверлили пять отверстий и заложили в каждое по десять зарядов.
Взрыв оказался не таким мощным, как в бухте Мельвиля, но цель была достигнута. Глыба разлетелась на куски, которые судно во время движения могло без труда разбросать. Если хватит динамита, можно и дальше действовать таким же способом. Де Амбрие высчитал, что если в середине лед не окажется толще, то на весь канал потребуется около тысячи снарядов. Иначе придется израсходовать еще некоторое количество динамита.
После шестнадцати часов усиленной работы образовался канал длиной в шестьдесят метров.
Это был прекрасный результат, принимая во внимание сложность дела.
Учитывая, что ледяное поле было длиной около трех километров, на всю работу, при существующих условиях, потребовалось бы не менее пятидесяти дней. А это уже будет седьмое сентября, зима. Распиленные льдины снова смерзнутся. И весь труд пропадет даром. Необходимо во что бы то ни стало выиграть время.
Капитан пока не знал, как это сделать, но, как всегда, надеялся что-нибудь придумать, а пока велел продолжать работу.
Приказано было выдавать экипажу двойной рацион. Матросы работали с неистовством. Восемнадцатого числа канал удлинился на сто метров, девятнадцатого — еще на сто десять. Но чего это стоило! Люди трудились до седьмого пота!
Немцы, сидевшие у себя на корабле и даже носа не показывавшие, стали подавать признаки жизни: то выезжали на лед на санях, то бегали на коньках, не скрывая своего желания приблизиться к французам.
— Черт меня побери! — проворчал Фриц, достойный эльзасец, который всегда говорил все, что думал. — Проклятые псы готовы уже на нашу территорию перебраться. Ну, подождите же!
— Эй, друг, спокойствие, не впутывай нас в неприятную историю.
— Да какую там историю, всего-то одно и нужно — набить бы бока этого кашалота динамитом и поджечь, пусть я бы даже взорвался вместе с ним!
— Вот черт, что ты мелешь?
— Что вы хотите, у меня просто кровь закипает, когда я вижу этих прусских ворон. И подумать только, надо было добраться до Северного полюса, чтобы встретить их здесь!
— Гляди-ка, двое с той стороны идут сюда.
— Да они совсем обнаглели!
— Гром и молния! Если бы я был на месте капитана, я бы их встретил парочкой выстрелов.
— Старина Фриц, еще раз прошу тебя, успокойся!
— Жаль, что мы не на войне, иначе бы я…
— Ну вот, они уже здесь!
Немцы были аккуратно одеты в голубую форму, которую обычно носят офицеры морского флота. Начались переговоры с капитаном. Де Амбрие человек очень сдержанный и. не выносящий фамильярности, холодно ответил на их приветствие и спокойно ждал, что будет дальше.
— Господин капитан, — сказал один из немцев, — благодарю за то, что посетили Форт-Конжер, и хочу представить вам командира «Германии», капитана Вальтера.
— Весьма рад познакомиться, — поспешил представиться Вальтер, не дожидаясь ответа де Амбрие. — Спасибо господину Фогелю за то, что он способствовал сближению соперников. Согласитесь, господин капитан, соперничество вовсе не вражда.
Де Амбрие был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать Вальтеру свою неприязнь. Он произнес в ответ несколько банальных фраз и хотел откланяться, сославшись на дела.
— О, мы не хотели бы вам мешать, — промолвил Вальтер, — тем более что вы затеяли поистине грандиозное дело.
— Стараюсь как могу проложить себе путь, — ответил де Амбрие.
— Но ведь такое не всякому по плечу.
— Вы сомневаетесь в успехе дела?
— Напротив. Но я смущен.
— Почему?
— Ведь тогда мне придется воспользоваться плодами вашего титанического труда, чтобы продвинуться следом за вами к северу.
— Ах, вот оно что! .. Понимаю. Что же, на здоровье. Своих следов я ни от кого не прячу!
— Но, господин капитан, с моей стороны было бы в высшей степени несправедливо не предложить вам вознаграждение.
— Убытка я не несу и, следовательно, не претендую на вознаграждение.
— Извините, господин капитан, может быть, я не так выразился из-за плохого знания французского.
— Чего же, собственно, вы хотите?
— Хочу предложить вам…
— Мне? Что же именно?
— Своих матросов, в помощь вашим. Я не смею воспользоваться плодами ваших трудов, не приняв в них участия.
— Вы хотите, чтобы ваши люди работали вместе с моими? .. Но это невозможно!
— Почему же? Мы будем следить, чтобы они вам повиновались.
— Нет, нет. Здесь все должны делать только французы.
— Но послушайте. Ведь нам придется идти следом за вами.
— Пожалуйста.
— Еще одно слово, капитан! Вообразите, что этот канал сделан немцами! Стали бы вы им пользоваться?
— Ни за что!
ГЛАВА 2
Французские матросы возмущены. — Немецкая бесцеремонность. — Военная хитрость. — Понижение температуры. — Приметы ранней зимы. — Обморожение. -Экскурсия.
Капитан и офицеры «Галлии» не могли нахвалиться своим экипажем. Матросы безропотно преодолевали все трудности. А между тем дело, которым пришлось заниматься, было для них ново и непривычно. Они не совсем понимали конечную цель своего труда, но, не щадя сил, старались продвинуться еще хоть на несколько метров к северу, к неведомой географической точке где-то там, среди льдов.
Зачем? А кто его знает! Капитан приказал — значит, надо. Вся команда обожала де Амбрие и готова была идти за ним в огонь и в воду.
А тут еще немцы, пруссаки… Таращатся… Следят за каждым шагом… Как же тут не показать себя?
Но однажды утром матросы увидели, что в канал, проложенный их руками, входит немецкий корабль!
Только дисциплина заставила французских моряков сдержать охватившую их ярость.
— Гром и молния! — вскричал Плюмован. — Чужими руками жар загребают!
— Не жар, а лед, — возразил другой матрос, тоже парижанин, — но от этого не легче.
— Pecaire! — буквально зарычал Дюма. — Одно слово, капитан, — и я всех их перестреляю…
— Carai! — крикнули баски. — На абордаж! ..
— На абордаж! .. Это дело! — вторили им нормандцы.
— Maler d'oua! На абордаж! — твердили бретонцы.
— Тихо вы, там! — спокойно одернул их Геник. — Не суйтесь, когда не просят!
— Как же такое терпеть, боцман? — разом заговорили матросы.
— Тошно смотреть даже через солнечные очки!
— Сказано, не шутите! Капитан так этого не оставит! Он знает, что делает!
— Ну, если так… Оно конечно… Капитан знает…
Одного упоминания о капитане было достаточно, чтобы волнение улеглось,
К двенадцатому августа, после множества удач и неудач, канал уже достиг тысячи шестисот метров в длину. Чем ближе клонилось к горизонту солнце, тем становилось холоднее, но путь, проложенный с таким трудом, пока еще не сковало льдом. И «Германия» не упустила случая приблизиться к французскому кораблю на полторы тысячи метров, нисколько не заботясь об этике. Немцы не зря торопились: тринадцатого августа мороз усилился, и южный выход из канала замерз.
Но в середине льда не было, и капитан Вальтер решил двигаться за французами следом, благословляя свою счастливую звезду и надеясь на успех.
В тот день, когда обратного пути у «Германии» уже не было, де Амбрие, видимо, не без умысла, неожиданно изменил способ производства работ.
Из опасения истратить весь динамит или же по другой причине он запретил дробить лед динамитом, у правого берега канала велел соорудить временный док, ввести в него «Галлию», а отпиленные глыбы толкать назад, мимо корабля. Таким образом, позади «Галлии» образовался ледяной затор.
Немцы были удивлены, но не решились спросить, почему соперники больше не используют динамит.
Они простояли двенадцать часов, а тем временем французские моряки успели протолкнуть восемь глыб, каждая метров по пятнадцати. За ночь глыбы смерзлись, встав стеной между «Галлией» и «Германией». Разрушить эту преграду капитан Вальтер не мог, не имея таких приспособлений, как у конкурентов.
Задумано было ловко, не придерешься. В данном случае де Амбрие волен был действовать по собственному усмотрению.
Из-за своей бесцеремонности немцы оказались в ловушке. Нечего было и думать выбраться из канала до оттепели. С «Германии» доносились проклятия и отборная зарейнская ругань. Зато экипаж «Галлии» ликовал.
— Попались, головастые! — кричал Плюмован.
— Сидите теперь тут до второго пришествия! — гремел эльзасец.
— Здорово придумано! Верно, парижанин? — спросил Ник.
— Еще бы! Первый сорт!
— Malar d'oue! — засмеялся Легерн. — Они до будущей весны тут просидят!
— И поделом им! Пусть не лезут куда не надо!
— Теперь, по крайней мере, будем стараться для себя!
— Дни стали короче, время уходит…
— Солнце едва светит!
— Ночи длинные… А холодище какой!
— А вдруг не очистим канал до конца?
— Поглядим, что будет!
— Во всяком случае, немцы теперь с места не двинутся…
Погода резко менялась.
Ночи становились длиннее и темнее, солнце все ниже склонялось к горизонту. Оно словно расплющилось, стало бледным и нехотя восходило над этой обездоленной землей.
Через пять недель, двадцать третьего сентября, наступит осеннее равноденствие, а после него начнется страшная арктическая зима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Колоссальный успех имел Плюмован. Он спел арию, которой был обязан своим прозвищем. Аплодировали изо всех сил, не боясь отбить огрубевшие от работы ладони, и ему пришлось три раза спеть знаменитый куплет из «Риголетто»:
Сердце красавиц склонно к измене
И к перемене, как ветер в мае…
— Браво, парижанин, браво!
— Эй, Плюмован, да это же ты, это же твоя песня. Ты не говорил нам, что участвовал в знаменитой опере.
Прерванный таким образом, парижанин перешел на прозаический язык:
— Знаете, друзья, тут есть чем похвастаться. Вы мне напомнили прискорбный случай, который погубил мою драматическую карьеру.
— Расскажи!
— Как-то мне пришла в голову странная идея — пойти петь в Опере славного города Орлеана, и я должен был исполнять роль герцога, который поет note 62 «…плюм о ван…». И в тот момент, когда я беру самые высокие ноты, сильный запах уксуса бьет в нос публике, и вот… я атакован целой бурей свистков. Черт, какая неудача! Вы, конечно, представляете, что на этом мой дебют закончился, к великой радости товарищей по театру, которые сильно завидовали моему успеху. Вот после этого меня и прозвали «Плюмован» в память о провале.
Прошло некоторое время. Из Орлеана я перебрался аж в Буэнос-Айрес, где и преуспел в том… что нашел директора, который «забыл» заплатить мне жалованье.
Однако надо было как-то жить. Я подвизался поваром, но, честно говоря, даже не умел почистить копченой селедки. И… оказался на улице. Пришлось стать цирюльником, но я так здорово брил моих клиентов, что после каждого сеанса они уходили с изрезанными ушами и носами. Ничего не оставалось, как сложить оружие. Я вернулся во Францию кочегаром на борту транспортного судна, чтобы оплатить свой проезд. Профессия мне понравилась, я проработал восемь лет и не раскаиваюсь, потому что сегодня имею честь работать под началом нашего славного капитана. Вот и вся моя история.
Излишне говорить, что рассказ удостоился не меньшей похвалы, чем ария. Концерт продолжался. Пели патриотические, сентиментальные и шутливые песни. Потом Дюма своим почти органным басом спел прованский романс, в котором никто ничего не понял, но зато аплодировали от всего сердца.
Затем началась стрельба по мишеням с довольно заманчивыми призами, среди которых особо выделялась пеньковая трубка. Призы подогревали пыл и азарт соперников. Дюма, обычно не принимавший участия в конкурсах, промазал, а парижанин, который не мог задеть ни одной фигурки в ярмарочном балагане, попал в самую точку. Он выиграл трубку и любезно подарил се бравому эльзасцу Фрицу Герману, который время от времени показывал кулак немецкому кораблю, стоявшему у края прибрежных льдов. Этот подарок немного успокоил храброго малого и заставил на время забыть о недавней ране. Накануне, видя, как пришла «Германия», он в гневе разбил свою фарфоровую трубку.
Позже Фриц предложил пойти перевернуть вверх дном злополучный корабль, «чтобы достойно закончить праздник».
— Не переворачивай ничего, мой дорогой, — мягко вмешался де Амбрие, -и наберись терпения в ожидании реванша.
— До этого еще далеко, капитан, а жизнь коротка…
— А мы начнем прямо завтра, и я уверен — победа будет за нами.
— Прекрасно, за победу!
Часть вторая. ЗИМОВКА В ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ
ГЛАВА 1
Светит, но не греет. — Капитан хочет прорезать ледяное поле. — Пила. — Французское изобретение. — Электрический аппарат. — Первые пятнадцать метров. — Опять динамит. — Тяжелый труд. — Незваные гости. — Предложение со стороны офицеров «Германии». — Решительный отказ.
Полярный день продолжал тянуться.
В полночь, как и в полдень, ослепительно ярко светило солнце. Все вокруг сверкало и искрилось. Только не было здесь ни ласкового тепла, ни душистых цветов, ни резвых зверьков, ни щебечущих птиц, ни букашек
—ничего, что радует летом душу. Сплошной лед, куда ни кинь взгляд. Окаменевший и неподвижный. На всем печать смерти. Само солнце, казалось, оледенело.
Арктическое лето короткое. Уже не за горами зима, с ее жестокими холодами и долгой полярной ночью…
Через месяц, к пятнадцатому — двадцатому августа, подтаявшая слегка льдина вновь сделается нерушимой, как скала. Неровности ушли под снежный покров. Зажглась в небе первая звезда, наступила ночь, и исчезли последние приметы жизни.
Но ничего не пугало наших путешественников. Ни бесконечные сумерки, ни лютый мороз, ни вечные льды. В борьбе со стихией они выходили победителями.
С удивлением смотрели матросы «Германии» на то, как трудятся французские моряки.
Однако капитан де Амбрие считал это делом обычным. Раз уж встала на пути льдина, надо, пока не началось лето, пробить в ней канал в три километра длиной и метров двенадцать шириной. Вот и все.
В ход были пущены пилы, топоры, ножи, колуны, все, чем можно долбить и рубить. Динамит пока не трогали, приберегали на крайний случай.
Неужели капитан думает, что можно обойтись лишь усилиями людей? Разве возьмет пила лед? Но пила на «Галлии» особая, с громадными зубьями, по десяти сантиметров каждый. И не голыми руками приводят ее в движение! Для этого можно было бы использовать паровую машину «Галлии», но пилой придется работать на расстоянии пятнадцати, двадцати, а то и сорока метров от судна. А туда машину не потащишь.
Еще можно воспользоваться электричеством.
Этот способ основан на открытии, сделанном в 1875 году французским инженером Марселем Депре note 63.
Сообщите динамо-машине note 64 движение, и она даст вам электричество, сообщите ей электричество — и она даст вам движение.
Представьте себе динамо-машину, приводимую в действие газом, водой, сжатым воздухом, паром. Под влиянием полученного движения она выработает известное количество тока; отсюда и название этой машины — генератор.
Затем с помощью проволоки установите сообщение между этой машиной и другой, такой же. Вторая машина, или рецептор, воспримет переданное ей электричество и выполнит механическую работу.
Правда, при такой передаче тридцать — сорок процентов энергии теряется. Но разве не чудо — передать силу, пусть с некоторой потерей, на расстояние сотен, тысяч, десятков тысяч километров и более, как передают телеграмму?
Готовясь к полярной экспедиции, де Амбрие взял с собой две динамо-машины системы Депре, способные передавать на определенное расстояние шесть лошадиных сил. И вот пришло время эти машины использовать. Их установили, соединив проволокой; приготовили механические пилы. Вооружившись подзорными трубами и биноклями, за своими собратьями наблюдали немецкие моряки.
Фриц, взявшись рукой за регулятор, пустил по свистку пары. Пила с визгом, легко и свободно врезалась в лед.
Только сейчас матросы поняли замысел де Амбрие и пришли в восторг.
— Ай да капитан! — восклицали они. — Надо же такое придумать! ..
— Пила-то, пила! Лед режет, как масло!
Через четверть часа в льдине образовался надрез в пятнадцать метров длиной.
— Стоп! — скомандовал капитан.
Машину остановили, чтобы изменить направление, и вскоре надпиленный кусок льдины был вырезан напрочь. Когда пила таким образом вычертила дугу окружности диаметром примерно в два метра, капитан опять скомандовал:
— Стоп!
Снова изменили направление машины, параллельно прежнему, и от льдины отделилась первая глыба.
Работа для моряков хоть и была непривычной, результаты для первого раза оказались как нельзя лучше. Теперь встал вопрос; куда девать отпиленную глыбу?
— Капитан что-нибудь придумает, — говорили матросы.
И он придумал, решив прибегнуть к динамиту.
Все инструменты и приспособления перенесли на следующий участок и, не теряя времени, стали дальше пилить, а в отпиленной глыбе просверлили пять отверстий и заложили в каждое по десять зарядов.
Взрыв оказался не таким мощным, как в бухте Мельвиля, но цель была достигнута. Глыба разлетелась на куски, которые судно во время движения могло без труда разбросать. Если хватит динамита, можно и дальше действовать таким же способом. Де Амбрие высчитал, что если в середине лед не окажется толще, то на весь канал потребуется около тысячи снарядов. Иначе придется израсходовать еще некоторое количество динамита.
После шестнадцати часов усиленной работы образовался канал длиной в шестьдесят метров.
Это был прекрасный результат, принимая во внимание сложность дела.
Учитывая, что ледяное поле было длиной около трех километров, на всю работу, при существующих условиях, потребовалось бы не менее пятидесяти дней. А это уже будет седьмое сентября, зима. Распиленные льдины снова смерзнутся. И весь труд пропадет даром. Необходимо во что бы то ни стало выиграть время.
Капитан пока не знал, как это сделать, но, как всегда, надеялся что-нибудь придумать, а пока велел продолжать работу.
Приказано было выдавать экипажу двойной рацион. Матросы работали с неистовством. Восемнадцатого числа канал удлинился на сто метров, девятнадцатого — еще на сто десять. Но чего это стоило! Люди трудились до седьмого пота!
Немцы, сидевшие у себя на корабле и даже носа не показывавшие, стали подавать признаки жизни: то выезжали на лед на санях, то бегали на коньках, не скрывая своего желания приблизиться к французам.
— Черт меня побери! — проворчал Фриц, достойный эльзасец, который всегда говорил все, что думал. — Проклятые псы готовы уже на нашу территорию перебраться. Ну, подождите же!
— Эй, друг, спокойствие, не впутывай нас в неприятную историю.
— Да какую там историю, всего-то одно и нужно — набить бы бока этого кашалота динамитом и поджечь, пусть я бы даже взорвался вместе с ним!
— Вот черт, что ты мелешь?
— Что вы хотите, у меня просто кровь закипает, когда я вижу этих прусских ворон. И подумать только, надо было добраться до Северного полюса, чтобы встретить их здесь!
— Гляди-ка, двое с той стороны идут сюда.
— Да они совсем обнаглели!
— Гром и молния! Если бы я был на месте капитана, я бы их встретил парочкой выстрелов.
— Старина Фриц, еще раз прошу тебя, успокойся!
— Жаль, что мы не на войне, иначе бы я…
— Ну вот, они уже здесь!
Немцы были аккуратно одеты в голубую форму, которую обычно носят офицеры морского флота. Начались переговоры с капитаном. Де Амбрие человек очень сдержанный и. не выносящий фамильярности, холодно ответил на их приветствие и спокойно ждал, что будет дальше.
— Господин капитан, — сказал один из немцев, — благодарю за то, что посетили Форт-Конжер, и хочу представить вам командира «Германии», капитана Вальтера.
— Весьма рад познакомиться, — поспешил представиться Вальтер, не дожидаясь ответа де Амбрие. — Спасибо господину Фогелю за то, что он способствовал сближению соперников. Согласитесь, господин капитан, соперничество вовсе не вражда.
Де Амбрие был слишком хорошо воспитан, чтобы выказать Вальтеру свою неприязнь. Он произнес в ответ несколько банальных фраз и хотел откланяться, сославшись на дела.
— О, мы не хотели бы вам мешать, — промолвил Вальтер, — тем более что вы затеяли поистине грандиозное дело.
— Стараюсь как могу проложить себе путь, — ответил де Амбрие.
— Но ведь такое не всякому по плечу.
— Вы сомневаетесь в успехе дела?
— Напротив. Но я смущен.
— Почему?
— Ведь тогда мне придется воспользоваться плодами вашего титанического труда, чтобы продвинуться следом за вами к северу.
— Ах, вот оно что! .. Понимаю. Что же, на здоровье. Своих следов я ни от кого не прячу!
— Но, господин капитан, с моей стороны было бы в высшей степени несправедливо не предложить вам вознаграждение.
— Убытка я не несу и, следовательно, не претендую на вознаграждение.
— Извините, господин капитан, может быть, я не так выразился из-за плохого знания французского.
— Чего же, собственно, вы хотите?
— Хочу предложить вам…
— Мне? Что же именно?
— Своих матросов, в помощь вашим. Я не смею воспользоваться плодами ваших трудов, не приняв в них участия.
— Вы хотите, чтобы ваши люди работали вместе с моими? .. Но это невозможно!
— Почему же? Мы будем следить, чтобы они вам повиновались.
— Нет, нет. Здесь все должны делать только французы.
— Но послушайте. Ведь нам придется идти следом за вами.
— Пожалуйста.
— Еще одно слово, капитан! Вообразите, что этот канал сделан немцами! Стали бы вы им пользоваться?
— Ни за что!
ГЛАВА 2
Французские матросы возмущены. — Немецкая бесцеремонность. — Военная хитрость. — Понижение температуры. — Приметы ранней зимы. — Обморожение. -Экскурсия.
Капитан и офицеры «Галлии» не могли нахвалиться своим экипажем. Матросы безропотно преодолевали все трудности. А между тем дело, которым пришлось заниматься, было для них ново и непривычно. Они не совсем понимали конечную цель своего труда, но, не щадя сил, старались продвинуться еще хоть на несколько метров к северу, к неведомой географической точке где-то там, среди льдов.
Зачем? А кто его знает! Капитан приказал — значит, надо. Вся команда обожала де Амбрие и готова была идти за ним в огонь и в воду.
А тут еще немцы, пруссаки… Таращатся… Следят за каждым шагом… Как же тут не показать себя?
Но однажды утром матросы увидели, что в канал, проложенный их руками, входит немецкий корабль!
Только дисциплина заставила французских моряков сдержать охватившую их ярость.
— Гром и молния! — вскричал Плюмован. — Чужими руками жар загребают!
— Не жар, а лед, — возразил другой матрос, тоже парижанин, — но от этого не легче.
— Pecaire! — буквально зарычал Дюма. — Одно слово, капитан, — и я всех их перестреляю…
— Carai! — крикнули баски. — На абордаж! ..
— На абордаж! .. Это дело! — вторили им нормандцы.
— Maler d'oua! На абордаж! — твердили бретонцы.
— Тихо вы, там! — спокойно одернул их Геник. — Не суйтесь, когда не просят!
— Как же такое терпеть, боцман? — разом заговорили матросы.
— Тошно смотреть даже через солнечные очки!
— Сказано, не шутите! Капитан так этого не оставит! Он знает, что делает!
— Ну, если так… Оно конечно… Капитан знает…
Одного упоминания о капитане было достаточно, чтобы волнение улеглось,
К двенадцатому августа, после множества удач и неудач, канал уже достиг тысячи шестисот метров в длину. Чем ближе клонилось к горизонту солнце, тем становилось холоднее, но путь, проложенный с таким трудом, пока еще не сковало льдом. И «Германия» не упустила случая приблизиться к французскому кораблю на полторы тысячи метров, нисколько не заботясь об этике. Немцы не зря торопились: тринадцатого августа мороз усилился, и южный выход из канала замерз.
Но в середине льда не было, и капитан Вальтер решил двигаться за французами следом, благословляя свою счастливую звезду и надеясь на успех.
В тот день, когда обратного пути у «Германии» уже не было, де Амбрие, видимо, не без умысла, неожиданно изменил способ производства работ.
Из опасения истратить весь динамит или же по другой причине он запретил дробить лед динамитом, у правого берега канала велел соорудить временный док, ввести в него «Галлию», а отпиленные глыбы толкать назад, мимо корабля. Таким образом, позади «Галлии» образовался ледяной затор.
Немцы были удивлены, но не решились спросить, почему соперники больше не используют динамит.
Они простояли двенадцать часов, а тем временем французские моряки успели протолкнуть восемь глыб, каждая метров по пятнадцати. За ночь глыбы смерзлись, встав стеной между «Галлией» и «Германией». Разрушить эту преграду капитан Вальтер не мог, не имея таких приспособлений, как у конкурентов.
Задумано было ловко, не придерешься. В данном случае де Амбрие волен был действовать по собственному усмотрению.
Из-за своей бесцеремонности немцы оказались в ловушке. Нечего было и думать выбраться из канала до оттепели. С «Германии» доносились проклятия и отборная зарейнская ругань. Зато экипаж «Галлии» ликовал.
— Попались, головастые! — кричал Плюмован.
— Сидите теперь тут до второго пришествия! — гремел эльзасец.
— Здорово придумано! Верно, парижанин? — спросил Ник.
— Еще бы! Первый сорт!
— Malar d'oue! — засмеялся Легерн. — Они до будущей весны тут просидят!
— И поделом им! Пусть не лезут куда не надо!
— Теперь, по крайней мере, будем стараться для себя!
— Дни стали короче, время уходит…
— Солнце едва светит!
— Ночи длинные… А холодище какой!
— А вдруг не очистим канал до конца?
— Поглядим, что будет!
— Во всяком случае, немцы теперь с места не двинутся…
Погода резко менялась.
Ночи становились длиннее и темнее, солнце все ниже склонялось к горизонту. Оно словно расплющилось, стало бледным и нехотя восходило над этой обездоленной землей.
Через пять недель, двадцать третьего сентября, наступит осеннее равноденствие, а после него начнется страшная арктическая зима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22