Справа над долиной нависала темная цепочка горных вершин. Остроконечные скалы чередовались с лесистыми пологими склонами, на одном из которых высилась вросшая в землю старая квадратная башня, прозванная «Итальянской шпионкой», символ австрийской тирании. Рядом белело большое пятно — кладбище, к которому вела кипарисовая аллея. Интуиция подсказывала, что именно старая башня является ключевым объектом, который необходимо захватить во что бы то ни стало.
Бой кипел. Среди воинов, принявших первый удар, уже были жертвы.
Слева внизу Пьемонтская армия под командованием Бенедека отстаивала Сольферино, отбиваясь от шестидесяти тысяч воинов.
Ежеминутно рискуя жизнью, Виктор-Эммануил с непокрытой головой и с саблей наголо скакал по полю. То там, то тут мелькала его львиная шевелюра и мощный торс, а громовой голос призывал:
— Вперед, Савойя! Вперед! Да здравствует свобода!
Задавшись любой ценой выбить Бенедека из Сан-Мар-тино, берсальеры уже несколько раз безуспешно штурмовали горы. Множество воинов сложили свои славные головы под адским огнем противника.
В центре Мак-Магон предпринял лобовую атаку на холмы, среди которых возвышалась зловещая башня, но натолкнулся на отчаянное сопротивление белых мундиров.
На правом фланге генерал Ниель отбивался от трех австрийских корпусов, которые пытались вытеснить его из Кастильоне. Сорок два орудия семи французских батарей без устали палили по наступавшему стеной противнику. Артиллеристы, скинув куртки и расстегнув воротнички, метались в дыму и пламени от ящиков со снарядами к старым, трудным в управлении пушкам. Битва продолжалась уже десять часов, и передышки не предвиделось.
Наполеон со своего наблюдательного поста видел императора Австрии, следившего, как и он, за ходом сражения.
Большинство мужественно выполняли свой долг, хотя нельзя с уверенностью утверждать, что у них при свисте пуль и грохоте канонады не билось учащенно сердце. Но как говорил «отважный из отважнейших» маршал Ней: «Какой храбрец осмелится заявить, что никогда не испытывал страха?» Находились и такие, которые дезертировали с поля брани, но трусы составляли меньшинство.
Главный удар австрийцев пришелся на корпус генерала Ниеля, что стоял на левом фланге французской армии. В жестоком бою французы то отступали, то наступали, то сдавали позиции, то вновь отбирали их у неприятеля. И все же численное превосходство противника заставило Ниеля отступить, чтобы сберечь силы. К императору прискакал гонец с просьбой о подкреплении.
— Никакого подкрепления я ему не дам, — спокойно ответил Наполеон III, — и передайте генералу, что я рассчитываю на него. Пусть держится до конца.
Через полчаса положение ухудшилось. К главнокомандующему примчался адъютант.
— Сир! Генерал Ниель уничтожен и не может более удерживать позицию.
— Пусть держит во что бы то ни стало! — сказал император.
Ниелю удалось сделать невозможное и отстоять позиции. Но какой ценой! Героизм его подчиненных превзошел все мыслимые и немыслимые пределы.
Вскоре третий посыльный офицер предстал перед величественной персоной.
— Сир! — вскричал он, задыхаясь. — Корпус погибает! Перед нами сорок тысяч белых мундиров… Если ваше величество не даст нам помощи, левый фланг будет отрезан…
— В руках генерала Ниеля — ядро баталии. Передайте ему, что героизм его солдат поддерживает боевой дух всей армии. Пусть преградит путь неприятелю, — таков был приказ императора.
Сорок тысяч австрийцев были остановлены, так как дальнейшее продвижение стало невозможным… из-за горы трупов. Солдаты Ниеля своими телами загородили путь врагу.
ГЛАВА 8
Герои. — Страсти вокруг знамен. — Славная смерть. — Героические усилия не приносят желаемой победы. — Зуавы. — «Заряжай!» — Гибель полка. — Оторва и знамя. — Подвиг Обозного. — Пушки с нарезными стволами. — Французский флаг над Сольферино.
Пока Виктор-Эммануил слева, а Ниель справа прилагали все силы, чтобы остановить продвижение австрийской армии, Первый, Второй и Третий корпусы французов бились за Сольферино. Интенсивная ружейная стрельба перекрывала грохот канонады. Протрубили атаку, и в бой вступила пехота.
Зуавы Первого полка пять раз шли в наступление и вновь возвращались на прежнюю позицию. Полковника Бренкура, командовавшего штурмом, ранили в плечо. Его хотели унести, но он сказал:
— Я останусь со своими солдатами, пока жив, пока есть хоть капля крови!
Полковник опасался, что у его подчиненных не хватит духу на шестой штурм. Об отваге этого человека и его умении воодушевлять солдат ходили легенды.
— Пусть четыре сапера, — приказал командир, — поднимут меня на плечи, чтобы весь полк мог видеть… Вот так! Хорошо! Теперь знамя… рядом! Вперед!
Так, на руках своих солдат, полковник возглавил новый штурм.
Генерал Дье был смертельно ранен, капитана Антонелли снарядом разорвало пополам. Поле битвы являло собой ужасающее зрелище: туловища без конечностей, вывороченные внутренности, лужи крови, искаженные предсмертной судорогой лица.
Когда у пехотинцев Пятьдесят пятого полка кончились патроны, полковник Мальвиль быстро перестроил дивизию в две колонны и повел в штыковую атаку. Однако вскоре батальонам пришлось отступить. Тогда отважный командир схватил знамя и побежал вперед, не обращая внимания на град пуль. Одна, пробив древко, сразила храброго офицера. Несчастный успел только крикнуть «Вперед!» и умер.
Гренадер Бежо подхватил знамя, но тотчас был убит. Полковой штандарт поднял лейтенант Тесье, но и он упал замертво. Наконец барабанщику Нивону удалось передать знамя лейтенанту Сесерону, вокруг которого сгруппировались остатки батальонов. Смешанный полк вновь бросился в атаку.
А там, где удалось потеснить противника, собирали военные трофеи. Лейтенант Монеглие с отделением пехотинцев гвардии захватил четыре пушки, гвардейские стрелки Монтийе — знамя противника. Сержант Гарнье из десятого пехотного батальона завладел знаменем полка Густава Ваза, в котором раньше по иронии судьбы служил герцог Рейхштадт, сын Наполеона I.
Молодой отважный красавец принц Виндишгрец вел свой полк в атаку на французов. Светлые кудри развевались на ветру, статную фигуру облегал белый, расшитый золотом мундир. У стен фермы Сан-Мартино командир приказал солдатам приготовиться к штурму. В тот же миг пуля пробила принцу грудь. Чувствуя, что умирает, он, как и полковник Бренкур, попросил своих солдат нести его на руках впереди полка. Однако, несмотря на героические усилия, австрийцам пришлось отступить, оставив золотой штандарт французским пехотинцам. Его захватил солдат Семьдесят шестого полка Дрейер.
Войска как с одной, так и с другой стороны то отступали, то вновь шли в наступление. Второй полк шесть раз разбивал усилия австрийцев, пехотинцы Седьмого полка предприняли контратаку, с яростью обрушившись на противника. Шестой полк наступал на деревню. В штыковом бою погибли тридцать офицеров Восьмого полка. Пушечное ядро, угодив в середину Тридцатого полка, произвело настоящее опустошение. Тяжело раненный полковник, падая, крикнул:
— Заполнить прорыв! Не дайте врагу пройти!
Тридцать четвертый полк отбил у неприятеля позицию на холме. При этом погиб младший лейтенант, знаменосец Нарден. Древко подхватил лейтенант Риш, но вскоре был убит.
Тридцать седьмой полк, беспрестанно перезаряжая ружья, медленно, но упорно продвигался вперед. Впереди шел небольшой авангард — двенадцать человек под командованием сержанта Жерара. Шестьсот австрийцев, измученные стойкостью противника, воткнули штыки в землю, не желая продолжать битву.
Пушки грохотали, сотрясая воздух и поливая свинцовым дождем деревья и дома, поля и сражавшихся на них людей.
В Кавриане шла настоящая бойня. Полковника Дуайя тяжело ранило. Пытавшийся объединить разрозненные части своего полка полковник Журжон был убит. Командир Сорок шестого полка полковник Брутто скакал впереди своих батальонов, когда осколком от разорвавшегося снаряда пробило ткань флага; другой попал в голову командиру.
Тюркосы творили чудеса военного искусства. Ничто не могло остановить их натиск — ни потеря пятисот солдат, ни гибель командира полковника Лора, о воинской доблести которого ходили легенды по всей африканской армии. Впрочем, арабы жестоко отомстили за смерть любимого полководца.
Семьдесят восьмой полк атаковал башню и кладбище. Орудийные залпы не остановили порыв французов.
— Сомкнуть ряды! В штыковую!
Восемьдесят седьмой полк, обстрелянный из пушек, продолжал наступление.
— Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды! В штыковую! — эхом прокатилось по войскам.
Сотый полк штурмовал деревню. Полковника Абатюсси убило осколком разорвавшегося снаряда. Потеряв половину численного состава, полк перестроился. Из-за домов на наступавших обрушился град пуль. Орел на ткани доблестного штандарта вмиг был изрешечен пулями, знаменосец — тяжело ранен. Солдат Толе подхватил знамя, но в ту же минуту упал с пробитой головой. Удержал стяг старый сержант Бураке, получивший награду еще за битву в Крыму.
Несмотря на героические усилия, у французских солдат не было уверенности в победе. Враг не уступал ни в силе, ни в храбрости. Дивизия Винда дралась уже восемь часов подряд. Бойцы падали с ног от усталости, жары и жажды. Чтобы дать им передышку, кто-то должен был принять огонь на себя. На это решилась кавалерия. Восемь полков под командованием генерала Дево пришли на помощь своим соотечественникам. Прозвучала команда, заставившая вздрогнуть чистокровных скакунов:
— Заря…жай!
Пронзительно затрубили рожки; полки гусар, африканских и французских стрелков, перескакивая через рвы и овраги, заборы и виноградники, смерчем обрушились на австрийцев. Белые мундиры перестроились в квадрат. Войско в таком боевом порядке подобно двигающейся крепости, утыканной ружьями в два ряда, из которых ведется беспрестанная стрельба. Напарываясь на штыки, смертельно раненные кони сбрасывали своих седоков, и те кубарем летели в пыль. Но солдаты смыкали ряды и вновь бросались в атаку. Напрасно вражеская батарея открыла яростную стрельбу из гаубиц, Первый полк африканских стрелков, несмотря на огромные потери, уже проник в глубь австрийского боевого построения.
Африканцы рубились не жалея сил. Под их бешеным натиском артиллеристы, бросив свои гаубицы, кинулись наутек.
Шаг за шагом французская армия приближалась к массиву Сольферино. Предстоял штурм башни. Зуавы, построившись перед кипарисовой аллеей, ожидали приказа. Старина Раймон курил свою вечную трубку; Обозный прикладывал платок к кровоточащему левому уху, которое задела пуля. Оторва в тунике нараспашку, уперев острие сабли в край ботинка, стоял перед своими подчиненными. Подбежал Питух с флягой.
— Капитан, не желаете глоточек?
— Можно.
Фляга перешла к Обозному, потом — к Раймону, который, отхлебнув, вернул ее капитану.
— Черт побери! Пить хочется, как будто во рту раскаленная лава! — сделав глоток, Жан передал флягу стоящему рядом солдату.
— Передай товарищам! Эх, если бы наш бедный Франкур был здесь!
— Да… — подхватил Обозный. — Хорошо, если он в плену, а не погиб. Пока жив, буду помнить о нем…
Звук рожка не дал юноше договорить.
— Смирно!
Зуавы замерли в тревожном волнении. Каждый понимал: сейчас начнется беспощадная схватка с врагом, и все желали, чтобы это был последний, решающий штурм.
Прозвучали сигналы трубы:
Пан! Пан! Пристанище «Шакалов» находится…
После томительной паузы тишину нарушил громкий голос командира:
— Вперед! В атаку!
И через несколько секунд — «Заряжай!».
Бешены й бой барабанов заставлял сильнее стучать сердца зуавов.
Там выпить будет глоток
Наверху!
Там выпить будет глоток
Наверху!
Полк устремился к старой квадратной башне, проклятой «Итальянской шпионке», которую плотным кольцом окружили белые мундиры.
Затрещали ружья, кося передние ряды африканцев. Затем заговорили пушки, и в наступающих полетели снаряды. Первый штурм был отбит, и полк вернулся на прежнюю позицию.
— Вперед! Черт побери! Вперед! — надрывались офи церы.
Без устали стучали барабаны, пели горны. Зуавы предприняли новую атаку, и вновь яростный огонь неприятеля заставил их отступить.
Выбрав момент, австрийцы перешли в контрнаступление. Завязался рукопашный бой. Знамя французов выпало из рук знаменосца. Его подхватил старый сержант из почетного караула, но вскоре был застрелен. Трижды знамя поднимал кто-нибудь из солдат, и всякий раз пуля настигала смельчака.
У Обозного вдруг заклинило карабин. Зуав в раздражении дергал затвор — все напрасно. Толстяку ничего не стоило заменить испортившееся ружье. Оружия на земле валялось предостаточно. Но такая мысль даже не пришла ему в голову. Бывший крестьянин из Боса привык бережно относиться к амуниции. Не обращая внимания на свист пуль, он спокойно разобрал карабин. Прочистив его и устранив неполадку, толстяк зарядил ружье и огляделся. Ситуация вокруг изменилась.
Теперь знамя было у Оторвы, белые мундиры окружали его. Капитан стоял с непокрытой головой, в тунике, до лохмотьев изрубленной саблями, крепко сжимая древко флага. Молодой австрийский лейтенант уже протянул руку, чтобы вырвать знамя, но француз ударом сабли отрубил врагу руку.
Увидев, что и командир и знамя в опасности, Обозный бросился на выручку. На бегу, приложив ружье с полной обоймой к плечу, он все стрелял и стрелял по белым мундирам. Выстрелы достигали цели — уже с десяток австрийцев лежало на земле. Сильный удар свалил толстяка с ног, но, и лежа на земле, он продолжал стрелять. Знамя полка было спасено.
— Спасибо, дружище! — Бургей крепко пожал руку босеронцу.
Французам удалось пробить брешь в построении противника. Среди австрийцев возникла паника. Питух с перепачканным кровью лицом, не переставая трубить, первый ринулся на прорыв. Остальные последовали за ним. Роты, батальоны и полки перешли в наступление.
Наконец-то зуавы взяли реванш. Ловко орудуя штыками, «шакалы» теснили противника, сдававшего шаг за шагом свои позиции.
Подошли гвардейские стрелки. Они уже отбили у врага кладбище и часть массива и теперь рвались к старой башне. Это был большой успех, но еще не победа. Враг не думал сдаваться.
Два события, происшедшие одно за другим, изменили ход сражения. Когда австрийские войска снова пошли в контрнаступление, их противники применили новое оружие — пушки с нарезными стволами, которые тогда были на вооружении только у французской армии. Снаряды разорвались в самом центре вражеского тыла, произведя большие разрушения, убив и покалечив множество солдат. Австрийцы, не ведая о столь дальнобойном оружии, решили, что окружены. Смертельно напуганные, они стали отходить, как вдруг из старой башни раздалось два мощных залпа. Грохот был такой силы, что у воинов заложило уши. Белыми мундирами овладела паника: неужели они в ловушке?
В это время с другой стороны ружейные залпы ударили по полку Густава Ваза, сильно пострадавшему в боях.
— Мы погибли! — отчаянье кричали австрийцы, бросая оружие. — Французы заняли башню!
Что такое? Башня взята? Но как, кем? Ведь французы еще в сотне метров от нее. Тем не менее трехцветный сине-бело-красный флаг появился в одной из бойниц зубчатой стены и, подхваченный ветром, теперь развевался над дымом баталий. Никто не обратил внимания на стоявшего рядом со штандартом зуава с ружьем в руке. Герой нацепил феску на острие штыка и крикнул так, чтобы двадцать тысяч солдат услышали его:
— Да здравствует Франция!
ГЛАВА 9
Беглецы. — Встреча с патрульными. — Путешествие с полком хорватов. — Франкур-кларнетист. — «Итальянская шпионка». — Панорама сражения. — Капрал не может усидеть на месте. — Неужели победа? —Еще один франко-итальянский союз.
Франкур и Беттина оказались среди ночи на улицах Кремоны. Они не знали, куда идти, и некоторое время стояли, словно не осмеливаясь нарушить тишину звуком своих шагов. Но стоило беглецам пройти несколько десятков метров, как их тут же остановил ночной патруль. Недаром старый солдат предупреждал, что в Кремоне полно австрийцев.
На вопрос «Кто идет?» Беттина ответила нараспев плаксивым голосом, с характерным для итальянских нищих говором:
— Господа хорошие, пожалейте двух несчастных…
Сержант, командовавший патрулем, подошел ближе и спросил по-итальянски:
— Кто такие? Нищие?
— Он слепой… А я веду его… Нужда толкнула нас просить подаяние…
— Слепой или нет, — сказал сержант, немного смягчившись, — следуйте за мной.
— Santa Madonna! Куда вы хотите нас отвести, господин офицер?
— Per Baccho! На пост, чтобы удостовериться, что вы действительно те, за кого себя выдаете.
— Клянусь вам, это мой дядя Джироламо, а я — Флорентино, сын его родной сестры Гаэтаны…
— Ты все тараторишь и тараторишь, мальчуган!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Бой кипел. Среди воинов, принявших первый удар, уже были жертвы.
Слева внизу Пьемонтская армия под командованием Бенедека отстаивала Сольферино, отбиваясь от шестидесяти тысяч воинов.
Ежеминутно рискуя жизнью, Виктор-Эммануил с непокрытой головой и с саблей наголо скакал по полю. То там, то тут мелькала его львиная шевелюра и мощный торс, а громовой голос призывал:
— Вперед, Савойя! Вперед! Да здравствует свобода!
Задавшись любой ценой выбить Бенедека из Сан-Мар-тино, берсальеры уже несколько раз безуспешно штурмовали горы. Множество воинов сложили свои славные головы под адским огнем противника.
В центре Мак-Магон предпринял лобовую атаку на холмы, среди которых возвышалась зловещая башня, но натолкнулся на отчаянное сопротивление белых мундиров.
На правом фланге генерал Ниель отбивался от трех австрийских корпусов, которые пытались вытеснить его из Кастильоне. Сорок два орудия семи французских батарей без устали палили по наступавшему стеной противнику. Артиллеристы, скинув куртки и расстегнув воротнички, метались в дыму и пламени от ящиков со снарядами к старым, трудным в управлении пушкам. Битва продолжалась уже десять часов, и передышки не предвиделось.
Наполеон со своего наблюдательного поста видел императора Австрии, следившего, как и он, за ходом сражения.
Большинство мужественно выполняли свой долг, хотя нельзя с уверенностью утверждать, что у них при свисте пуль и грохоте канонады не билось учащенно сердце. Но как говорил «отважный из отважнейших» маршал Ней: «Какой храбрец осмелится заявить, что никогда не испытывал страха?» Находились и такие, которые дезертировали с поля брани, но трусы составляли меньшинство.
Главный удар австрийцев пришелся на корпус генерала Ниеля, что стоял на левом фланге французской армии. В жестоком бою французы то отступали, то наступали, то сдавали позиции, то вновь отбирали их у неприятеля. И все же численное превосходство противника заставило Ниеля отступить, чтобы сберечь силы. К императору прискакал гонец с просьбой о подкреплении.
— Никакого подкрепления я ему не дам, — спокойно ответил Наполеон III, — и передайте генералу, что я рассчитываю на него. Пусть держится до конца.
Через полчаса положение ухудшилось. К главнокомандующему примчался адъютант.
— Сир! Генерал Ниель уничтожен и не может более удерживать позицию.
— Пусть держит во что бы то ни стало! — сказал император.
Ниелю удалось сделать невозможное и отстоять позиции. Но какой ценой! Героизм его подчиненных превзошел все мыслимые и немыслимые пределы.
Вскоре третий посыльный офицер предстал перед величественной персоной.
— Сир! — вскричал он, задыхаясь. — Корпус погибает! Перед нами сорок тысяч белых мундиров… Если ваше величество не даст нам помощи, левый фланг будет отрезан…
— В руках генерала Ниеля — ядро баталии. Передайте ему, что героизм его солдат поддерживает боевой дух всей армии. Пусть преградит путь неприятелю, — таков был приказ императора.
Сорок тысяч австрийцев были остановлены, так как дальнейшее продвижение стало невозможным… из-за горы трупов. Солдаты Ниеля своими телами загородили путь врагу.
ГЛАВА 8
Герои. — Страсти вокруг знамен. — Славная смерть. — Героические усилия не приносят желаемой победы. — Зуавы. — «Заряжай!» — Гибель полка. — Оторва и знамя. — Подвиг Обозного. — Пушки с нарезными стволами. — Французский флаг над Сольферино.
Пока Виктор-Эммануил слева, а Ниель справа прилагали все силы, чтобы остановить продвижение австрийской армии, Первый, Второй и Третий корпусы французов бились за Сольферино. Интенсивная ружейная стрельба перекрывала грохот канонады. Протрубили атаку, и в бой вступила пехота.
Зуавы Первого полка пять раз шли в наступление и вновь возвращались на прежнюю позицию. Полковника Бренкура, командовавшего штурмом, ранили в плечо. Его хотели унести, но он сказал:
— Я останусь со своими солдатами, пока жив, пока есть хоть капля крови!
Полковник опасался, что у его подчиненных не хватит духу на шестой штурм. Об отваге этого человека и его умении воодушевлять солдат ходили легенды.
— Пусть четыре сапера, — приказал командир, — поднимут меня на плечи, чтобы весь полк мог видеть… Вот так! Хорошо! Теперь знамя… рядом! Вперед!
Так, на руках своих солдат, полковник возглавил новый штурм.
Генерал Дье был смертельно ранен, капитана Антонелли снарядом разорвало пополам. Поле битвы являло собой ужасающее зрелище: туловища без конечностей, вывороченные внутренности, лужи крови, искаженные предсмертной судорогой лица.
Когда у пехотинцев Пятьдесят пятого полка кончились патроны, полковник Мальвиль быстро перестроил дивизию в две колонны и повел в штыковую атаку. Однако вскоре батальонам пришлось отступить. Тогда отважный командир схватил знамя и побежал вперед, не обращая внимания на град пуль. Одна, пробив древко, сразила храброго офицера. Несчастный успел только крикнуть «Вперед!» и умер.
Гренадер Бежо подхватил знамя, но тотчас был убит. Полковой штандарт поднял лейтенант Тесье, но и он упал замертво. Наконец барабанщику Нивону удалось передать знамя лейтенанту Сесерону, вокруг которого сгруппировались остатки батальонов. Смешанный полк вновь бросился в атаку.
А там, где удалось потеснить противника, собирали военные трофеи. Лейтенант Монеглие с отделением пехотинцев гвардии захватил четыре пушки, гвардейские стрелки Монтийе — знамя противника. Сержант Гарнье из десятого пехотного батальона завладел знаменем полка Густава Ваза, в котором раньше по иронии судьбы служил герцог Рейхштадт, сын Наполеона I.
Молодой отважный красавец принц Виндишгрец вел свой полк в атаку на французов. Светлые кудри развевались на ветру, статную фигуру облегал белый, расшитый золотом мундир. У стен фермы Сан-Мартино командир приказал солдатам приготовиться к штурму. В тот же миг пуля пробила принцу грудь. Чувствуя, что умирает, он, как и полковник Бренкур, попросил своих солдат нести его на руках впереди полка. Однако, несмотря на героические усилия, австрийцам пришлось отступить, оставив золотой штандарт французским пехотинцам. Его захватил солдат Семьдесят шестого полка Дрейер.
Войска как с одной, так и с другой стороны то отступали, то вновь шли в наступление. Второй полк шесть раз разбивал усилия австрийцев, пехотинцы Седьмого полка предприняли контратаку, с яростью обрушившись на противника. Шестой полк наступал на деревню. В штыковом бою погибли тридцать офицеров Восьмого полка. Пушечное ядро, угодив в середину Тридцатого полка, произвело настоящее опустошение. Тяжело раненный полковник, падая, крикнул:
— Заполнить прорыв! Не дайте врагу пройти!
Тридцать четвертый полк отбил у неприятеля позицию на холме. При этом погиб младший лейтенант, знаменосец Нарден. Древко подхватил лейтенант Риш, но вскоре был убит.
Тридцать седьмой полк, беспрестанно перезаряжая ружья, медленно, но упорно продвигался вперед. Впереди шел небольшой авангард — двенадцать человек под командованием сержанта Жерара. Шестьсот австрийцев, измученные стойкостью противника, воткнули штыки в землю, не желая продолжать битву.
Пушки грохотали, сотрясая воздух и поливая свинцовым дождем деревья и дома, поля и сражавшихся на них людей.
В Кавриане шла настоящая бойня. Полковника Дуайя тяжело ранило. Пытавшийся объединить разрозненные части своего полка полковник Журжон был убит. Командир Сорок шестого полка полковник Брутто скакал впереди своих батальонов, когда осколком от разорвавшегося снаряда пробило ткань флага; другой попал в голову командиру.
Тюркосы творили чудеса военного искусства. Ничто не могло остановить их натиск — ни потеря пятисот солдат, ни гибель командира полковника Лора, о воинской доблести которого ходили легенды по всей африканской армии. Впрочем, арабы жестоко отомстили за смерть любимого полководца.
Семьдесят восьмой полк атаковал башню и кладбище. Орудийные залпы не остановили порыв французов.
— Сомкнуть ряды! В штыковую!
Восемьдесят седьмой полк, обстрелянный из пушек, продолжал наступление.
— Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды! В штыковую! — эхом прокатилось по войскам.
Сотый полк штурмовал деревню. Полковника Абатюсси убило осколком разорвавшегося снаряда. Потеряв половину численного состава, полк перестроился. Из-за домов на наступавших обрушился град пуль. Орел на ткани доблестного штандарта вмиг был изрешечен пулями, знаменосец — тяжело ранен. Солдат Толе подхватил знамя, но в ту же минуту упал с пробитой головой. Удержал стяг старый сержант Бураке, получивший награду еще за битву в Крыму.
Несмотря на героические усилия, у французских солдат не было уверенности в победе. Враг не уступал ни в силе, ни в храбрости. Дивизия Винда дралась уже восемь часов подряд. Бойцы падали с ног от усталости, жары и жажды. Чтобы дать им передышку, кто-то должен был принять огонь на себя. На это решилась кавалерия. Восемь полков под командованием генерала Дево пришли на помощь своим соотечественникам. Прозвучала команда, заставившая вздрогнуть чистокровных скакунов:
— Заря…жай!
Пронзительно затрубили рожки; полки гусар, африканских и французских стрелков, перескакивая через рвы и овраги, заборы и виноградники, смерчем обрушились на австрийцев. Белые мундиры перестроились в квадрат. Войско в таком боевом порядке подобно двигающейся крепости, утыканной ружьями в два ряда, из которых ведется беспрестанная стрельба. Напарываясь на штыки, смертельно раненные кони сбрасывали своих седоков, и те кубарем летели в пыль. Но солдаты смыкали ряды и вновь бросались в атаку. Напрасно вражеская батарея открыла яростную стрельбу из гаубиц, Первый полк африканских стрелков, несмотря на огромные потери, уже проник в глубь австрийского боевого построения.
Африканцы рубились не жалея сил. Под их бешеным натиском артиллеристы, бросив свои гаубицы, кинулись наутек.
Шаг за шагом французская армия приближалась к массиву Сольферино. Предстоял штурм башни. Зуавы, построившись перед кипарисовой аллеей, ожидали приказа. Старина Раймон курил свою вечную трубку; Обозный прикладывал платок к кровоточащему левому уху, которое задела пуля. Оторва в тунике нараспашку, уперев острие сабли в край ботинка, стоял перед своими подчиненными. Подбежал Питух с флягой.
— Капитан, не желаете глоточек?
— Можно.
Фляга перешла к Обозному, потом — к Раймону, который, отхлебнув, вернул ее капитану.
— Черт побери! Пить хочется, как будто во рту раскаленная лава! — сделав глоток, Жан передал флягу стоящему рядом солдату.
— Передай товарищам! Эх, если бы наш бедный Франкур был здесь!
— Да… — подхватил Обозный. — Хорошо, если он в плену, а не погиб. Пока жив, буду помнить о нем…
Звук рожка не дал юноше договорить.
— Смирно!
Зуавы замерли в тревожном волнении. Каждый понимал: сейчас начнется беспощадная схватка с врагом, и все желали, чтобы это был последний, решающий штурм.
Прозвучали сигналы трубы:
Пан! Пан! Пристанище «Шакалов» находится…
После томительной паузы тишину нарушил громкий голос командира:
— Вперед! В атаку!
И через несколько секунд — «Заряжай!».
Бешены й бой барабанов заставлял сильнее стучать сердца зуавов.
Там выпить будет глоток
Наверху!
Там выпить будет глоток
Наверху!
Полк устремился к старой квадратной башне, проклятой «Итальянской шпионке», которую плотным кольцом окружили белые мундиры.
Затрещали ружья, кося передние ряды африканцев. Затем заговорили пушки, и в наступающих полетели снаряды. Первый штурм был отбит, и полк вернулся на прежнюю позицию.
— Вперед! Черт побери! Вперед! — надрывались офи церы.
Без устали стучали барабаны, пели горны. Зуавы предприняли новую атаку, и вновь яростный огонь неприятеля заставил их отступить.
Выбрав момент, австрийцы перешли в контрнаступление. Завязался рукопашный бой. Знамя французов выпало из рук знаменосца. Его подхватил старый сержант из почетного караула, но вскоре был застрелен. Трижды знамя поднимал кто-нибудь из солдат, и всякий раз пуля настигала смельчака.
У Обозного вдруг заклинило карабин. Зуав в раздражении дергал затвор — все напрасно. Толстяку ничего не стоило заменить испортившееся ружье. Оружия на земле валялось предостаточно. Но такая мысль даже не пришла ему в голову. Бывший крестьянин из Боса привык бережно относиться к амуниции. Не обращая внимания на свист пуль, он спокойно разобрал карабин. Прочистив его и устранив неполадку, толстяк зарядил ружье и огляделся. Ситуация вокруг изменилась.
Теперь знамя было у Оторвы, белые мундиры окружали его. Капитан стоял с непокрытой головой, в тунике, до лохмотьев изрубленной саблями, крепко сжимая древко флага. Молодой австрийский лейтенант уже протянул руку, чтобы вырвать знамя, но француз ударом сабли отрубил врагу руку.
Увидев, что и командир и знамя в опасности, Обозный бросился на выручку. На бегу, приложив ружье с полной обоймой к плечу, он все стрелял и стрелял по белым мундирам. Выстрелы достигали цели — уже с десяток австрийцев лежало на земле. Сильный удар свалил толстяка с ног, но, и лежа на земле, он продолжал стрелять. Знамя полка было спасено.
— Спасибо, дружище! — Бургей крепко пожал руку босеронцу.
Французам удалось пробить брешь в построении противника. Среди австрийцев возникла паника. Питух с перепачканным кровью лицом, не переставая трубить, первый ринулся на прорыв. Остальные последовали за ним. Роты, батальоны и полки перешли в наступление.
Наконец-то зуавы взяли реванш. Ловко орудуя штыками, «шакалы» теснили противника, сдававшего шаг за шагом свои позиции.
Подошли гвардейские стрелки. Они уже отбили у врага кладбище и часть массива и теперь рвались к старой башне. Это был большой успех, но еще не победа. Враг не думал сдаваться.
Два события, происшедшие одно за другим, изменили ход сражения. Когда австрийские войска снова пошли в контрнаступление, их противники применили новое оружие — пушки с нарезными стволами, которые тогда были на вооружении только у французской армии. Снаряды разорвались в самом центре вражеского тыла, произведя большие разрушения, убив и покалечив множество солдат. Австрийцы, не ведая о столь дальнобойном оружии, решили, что окружены. Смертельно напуганные, они стали отходить, как вдруг из старой башни раздалось два мощных залпа. Грохот был такой силы, что у воинов заложило уши. Белыми мундирами овладела паника: неужели они в ловушке?
В это время с другой стороны ружейные залпы ударили по полку Густава Ваза, сильно пострадавшему в боях.
— Мы погибли! — отчаянье кричали австрийцы, бросая оружие. — Французы заняли башню!
Что такое? Башня взята? Но как, кем? Ведь французы еще в сотне метров от нее. Тем не менее трехцветный сине-бело-красный флаг появился в одной из бойниц зубчатой стены и, подхваченный ветром, теперь развевался над дымом баталий. Никто не обратил внимания на стоявшего рядом со штандартом зуава с ружьем в руке. Герой нацепил феску на острие штыка и крикнул так, чтобы двадцать тысяч солдат услышали его:
— Да здравствует Франция!
ГЛАВА 9
Беглецы. — Встреча с патрульными. — Путешествие с полком хорватов. — Франкур-кларнетист. — «Итальянская шпионка». — Панорама сражения. — Капрал не может усидеть на месте. — Неужели победа? —Еще один франко-итальянский союз.
Франкур и Беттина оказались среди ночи на улицах Кремоны. Они не знали, куда идти, и некоторое время стояли, словно не осмеливаясь нарушить тишину звуком своих шагов. Но стоило беглецам пройти несколько десятков метров, как их тут же остановил ночной патруль. Недаром старый солдат предупреждал, что в Кремоне полно австрийцев.
На вопрос «Кто идет?» Беттина ответила нараспев плаксивым голосом, с характерным для итальянских нищих говором:
— Господа хорошие, пожалейте двух несчастных…
Сержант, командовавший патрулем, подошел ближе и спросил по-итальянски:
— Кто такие? Нищие?
— Он слепой… А я веду его… Нужда толкнула нас просить подаяние…
— Слепой или нет, — сказал сержант, немного смягчившись, — следуйте за мной.
— Santa Madonna! Куда вы хотите нас отвести, господин офицер?
— Per Baccho! На пост, чтобы удостовериться, что вы действительно те, за кого себя выдаете.
— Клянусь вам, это мой дядя Джироламо, а я — Флорентино, сын его родной сестры Гаэтаны…
— Ты все тараторишь и тараторишь, мальчуган!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18