– Скажи ей!
– Не могу.
– Почему?
– Потому что не знаю как,– объяснил я.– Никому еще в любви не признавался. А сами-то хоть в курсе, как это делается? Какие слова ни скажешь, покажутся пошлыми, никчемными. Одни… одни клише.
Эш презрительно глянула на меня:
– Что за чушь.
– Слышь, ты, бывалая,– наклонился я к ней,– сама-то кому-нибудь говорила, что любишь его?
– Да сто раз, милый,– пробасила Эш, дуясь, и Дин захохотал. Эш хлебнула пивка и отрицательно покачала головой: – На самом деле – ни разу в жизни.
– То-то! – сказал я.
Эш наклонилась ко мне, ее длинный нос едва не соприкоснулся с моим:
– Идиот, пойди к девчонке и скажи.
– Не могу,– откинулся я на спинку стула.– Не могу, и все. Она слишком идеальная.
– Чего? – нахмурилась Эш.
– Безукоризненная. Совершенная. Идеальная.
– Здорово смахивает на женоненавистническо-романтическую дурь,—фыркнула Лиз, никогда не жаловавшая подобных вещей.
– Да, смахивает,– согласился я.– Но что делать, если она – совершенство? Вы хоть знаете, где она была зачата?
Дин и Эш переглянулись. Энди фыркнул в кружку, а Лиззи закатила глаза.
– Так-так, – закивал с крайне серьезным видом Дин.– Не там ли, где и все мы?
Меня это настолько шокировало, что я едва не поперхнулся пивом.
– Да что ты себе позволяешь?!
– Прости его, Прентис, он глупость сказал.– Эш встряхнула головой, длинные светлые волосы рассыпались по плечам.– Но какая раз…
– Есть разница! – перебил я.– Это просто потрясающе! Мне рассказывала ее мама, тетя Шарлотта. Шизуха, конечно, но все реально. Я в том смысле, что у нее крыша съехала, но все равно…– Я снова глотнул пива.– Вся эта фигня: психическая энергия и так далее… из шотландской истории.
– Ага, просек: «В нашем роду такое случается?» – спросил Дин.
– Не-а, она не из Макхоунов… Короче, тетя вышла за англичанина по фамилии Уокер, и они в брачную ночь не консуммировали брак. Она хотела подождать, чтобы заняться этим непременно в деревне под названием Фортингалл, понятно? Это возле Лох-Тай. Она, вишь ли, что-то слышала насчет Фортингалла, там Понтий Пилат…
– Постой-ка! – перебил Дин.– А сколько прошло времени между свадьбой и перепихоном?
– А? – Я почесал в затылке.– Ну, не знаю. Может, день, может, два. Вообще-то они и раньше этим занимались. Не в первый раз у них тогда было. Просто тете Шарлотте пришла мысль, что если сделать перерывчик, а потом – под деревом, то это будет что-то особенное. А до того они трахались, точно. Вы что, забыли? Это же было поколение любви, хипари.
– Ну да,– явно смягчился Дин.
– Короче, некоторые считают, что в Фортингалле родился Понтий Пилат, и…
– Чего? – спросил, вытирая бороду, Энди.– Ну, ты заливаешь!
– Так говорят,—упорствовал я.—Его папаша был в… черт!.. в седьмом легионе? Или в девятом? Черт!..– Я снова почесал в затылке, посмотрел вниз, на свои кроссовки, и с некоторым облегчением подумал, что хоть сегодня избавлен от долгой борьбы с застежками и шнурками «мартенсов».– Или все-таки в седьмом? – рассуждал я, глядя на свои «найки».
– Ни хрена не удивлюсь, даже если это окажется Иностранный легион,– раздраженно сказал Дроид.– Уж не намекаешь ли ты, что твой сраный Понтий Пилат родился в Шотландии?
– Очень даже может быть! – Я раскинул руки и чуть не опрокинул виски Эш.– Его отец служил в стоявшем здесь легионе! Очень может быть! У римлян тут был военный лагерь, и в нем запросто мог находиться батька Понтия Пилата, а значит, тут мог родиться малютка Понтий. А почему нет?
– Все ты выдумал! – рассмеялась Эш.– Сочинитель под стать своему папаше. Помнишь, как он нам по воскресеньям байки травил?
– Я не как мой папаша! – взревел я.
– А ну, цыц! – приказала Лиззи.
– Я не как папаша! Я правду говорю!
– Ну да, ну да,– покивала Эш.– Все может быть. Люди где только не родятся. Дэвид Бирн родился в Дамбартоне.
– И все равно, Понтий Пи…
– Кто-кто? – скорчил мину Дин.– Тот парень, что написал «Тутти-фрутти»?
– Да вы послушайте: Понтий…
– Не! Это был Джон Бирн,– сказала Лиззи.– А Дэвид Бирн – он из Talking Heads , тупица!
– Ладно, черт с ним, с Пила…
– И вообще, это был Литтл Ричард Дэвид Бирн родился в Дамбартоне. <…> Кто-кто?.. Тот парень, что написал «Тутти-фрут-ти» ? <… > Не! Это был Джон Бирн… А Дэвид Бирн – он изTalkingHeads, тупица! <…> И вообще, это был Литтл Ричард. – Дэвид Бирн, лидер американской «нововолновой» группы Talking Heads , действительно родился в шотландском городе Дамбартон (в 1952 г.). Джон Бирн, автор сценария шести-серийной телекомедии «Тутти-фрутти» (1987) о вымышленной группе Majesties («короли шотландского рока!»), родился в другом шотландском городе, Пейсли (в 1940 г.). А песню «Tutti Frutti» написал и исполнил в 1954 году Литтл Ричард (наст, имя Ричард Пенниман, р. 1935), хотя в хиты она попала на пару лет позже.
.
– Вы заткнетесь наконец? Я уже не про Пила…
– Чего?! Из Talking Heads ?
— Молчать! Я вам говорю: Понтий…
– Не, это который «Тутти-фрутти» написал.
– Сдаюсь,– Я откинулся на спинку стула, вздохнул и хлебнул «экспортного».
– Да, песню, но не кино.
– Так это ж не кино, это сериал.
– Я знаю: ты знаешь, что я имею в виду.
– Терпеть не могу пьяный бред! – воскликнул я.
– Ну, я и похуже слыхала,– пожала плечами Эш.
– Короче, это не кино. Это видео.
– Ни хрена-а! – возмущенно протянул Дин.– Прекрасно же видно было: это кино.
Я закинул ногу на ногу, закинул руку на руку и повернулся на стуле к Эш. Потер не очень чистое лицо и сфокусировал на ней зрение.
– Привет. Часто здесь бываешь?
Эшли пожевала губами и поглядела в потолок.
– Первый раз,– хмуро ответила она.– В клозет понадобилось, вот и зашла.– Она сгребла в кулак ворот моей рубашки, подтянула меня к себе и процедила в лицо: – Кто бы говорил?
– Хрр… фрр…– выдохнул я.
У Эш сморщилось лицо. Не утратив, между прочим, симпатичности.
– Эй, вы,– пробасили вдруг над нами,– ваша очередь.
– Куда? – спросил я очень большого парня с очень длинными волосами.
– К бильярду. Пэ-Эм и Э-У – вы?
– О черт! Верно.
И мы с Эш пошли играть на бильярде. Я собирался ее спросить насчет берлинского джакузи, но, похоже, упустил подходящий момент.
* * *
Дядя Фергюс построил обсерваторию в семьдесят четвертом (когда божественной Верити было четыре года). При этом он хотел одним камнем убить двух зайцев. Во-первых, если верить моему отцу, Фергюсу понадобился новый телескоп, побольше и получше прежнего. У отца был трехдюймовый рефрактор под навесом в саду лохгайрского дома. Фергюс заказал шестидюймовый рефлектор. Мало того, это был демонстрационный образец: линзы и зеркало изготовлены в новом спецотделе «Галланахского стекла» – фабрики, которая принадлежала Эрвиллам и давала городу немало рабочих мест. Стало быть, дядя Фергюс получил не только роскошный и уникальный экспонат для своего отреставрированного замка, но и рекламу для фабрики – рекламу, не облагаемую налогами.
Тот факт, что телескоп располагался близковато к городу, в зоне светового загрязнения, на поверку оказался несущественным: дядя, с его-то связями, добился, чтобы на уличные фонари были надеты колпаки за муниципальный счет. И дядя Фергюс был готов в экстренной ситуации (и разумеется, в строго избирательном порядке) гасить свет в родном городе.
Его невестка пошла еще дальше: когда на сцене появилась крошечная вопящая грязненькая Верити Уокер, фонари и впрямь погасли.
Впервые с неподражаемой Верити я встретился через шестнадцать лет после ее рождения, в 1986 году, в обсерватории, угольно-черной ночью, за несколько дней до того, как поехал учиться в университете. Тогда я с великим предвкушением ожидал отъезда и свободы, и верилось, что передо мной вот-вот раскроется громадный мир, словно некий гигантский, необозримый цветок – цветок возможностей и успеха. Близняшки в то время часто устраивали посиделки – на звезды погляделки в холодной тесной полусфере на крыше малогабаритного замка.
Я припозднился; днем мы с младшим братом Джеймсом гуляли в предгорьях, а потом выдержали пытку запоздалым чаепитием – какие-то отцовские друзья заявились в гости не предупредив, и за ними пришлось ухаживать.
– Ага, вот и наш Прентис,– басом констатировала миссис Макспадден факт моего прибытия.– Как поживаешь, дружочек?
Миссис Макспадден была домоправительницей у Эрвиллов – полная зычная шумная дама вечных средних лет; ее широкое мясистое лицо всегда казалось распаренным, выскобленным с мылом и мочалкой. У миссис Макс был очень громкий голос – отец часто говорил знакомым, что на ее вопеж откликаются в Файфе, и звон в ушах после близкого общения с этой дамой подтверждал, что папины слова – не шутка.
– Остальные уже наверху. Ты, мил друг, подносик не захватишь ли, а? В кофейниках кофе, а вот тут, на тарелочке,– она приподняла уголок плотной салфетки, придавившей широченное блюдо,– булочки с сосиской.
– Понял, спасибо, отнесу.– Я взял поднос. В замок я проник через кухню – парадный вход уже заперли на ночь. Вот была бы сцена, вздумай я ломиться в ворота.
Я направился к ступенькам.
– Погоди-ка, Прентис. Отдай этот шарф мисс Хелен,—сказала миссис Макспадден и встряхнула упомянутым предметом одежды.– Малютка доиграется когда-нибудь, что простудится и помрет от чахотки.
Я наклонил голову, чтобы миссис Макс набросила шарф мне на шею.
– И напомни ребятам, что хлеба полно, в холодильнике есть цыплята и сыр, и супа тоже вдоволь. Проголодаетесь – не тушуйтесь.
– Понял, спасибо,– повторил я и осторожно двинулся вверх по ступенькам.
* * *
– Э, бумага папиросная есть у кого-нибудь?
Я сощурился в ярко освещенном обсерваторском куполе. Алюминиевая полусфера в диаметре не превышала трех метров, и большую часть объема занимал телескоп. Было холодно, несмотря на электрообогреватель. Средних размеров кассетник играл что-то из Cocteau Twins . Дайана и Хелен в толстенных вязаных монгольских кофтах ежились за столиком в компании Даррена Уотта – шла игра в карты. Мой старший брат Льюис прилип к телескопу. Мы перездоровались.
– Это кузина Верити, помнишь ее? – спросила Хелен, наматывая принесенный мною шарф на голову Даррена. Когда выпущенный Хелен изо рта в мою сторону клуб пара рассеялся, я увидел ту, о ком шла речь.
В неподвижном основании купола было нечто вроде собачьей конуры, углубленной в чердак замка. На самом деле это была всего лишь узкая продолговатая ниша, но в такой тесноте она оказывалась очень кстати. Там в спальном мешке лежала Верити Уокер, и только верхняя часть ее тела вдавалась в пространство купола. Верити смолила косяк и одновременно скручивала следующий на обложке иллюстрированного звездного атласа.
– Добрый вечер,– сказала она мне.– Как насчет бумажки?
– Приветик, есть.—Я поставил поднос, обшарил карманы, вынул кое-какое барахло. Последний раз, когда я видел Верити Уокер, месяцев пять или шесть назад, это была тощенькая малявка с серьезным пристрастием к Шейкин Стивенсу Шейкин Стивенс (наст, имя Майкл Баррет, р. 1948) – английский исполнитель рок-н-ролла и рокабилли; на сцене с 1960-х гг., но массовой популярности добился уже в конце 1970-х и в 1980-е.
и полным ртом ортодонтического железа. Зато теперь, как удалось мне разглядеть в дыму, у нее были короткие светлые волосы (натуральная блондинка!) и изящное, почти эльфийское личико, которое сужалось внизу и заканчивалось премиленьким подбородком,– так бы и взял тремя пальчиками и подтянул бы легонько к своим губам… Глаза ее полнились синью древнего морского льда, а когда я пригляделся к коже, то в голову пришла лишь одна мысль: ух ты, город Ллойда Коула! Идеальная шкурка …когда я пригляделся к коже, то в голову пришла лишь одна мысль: ух ты, город Ллойда Коула! Идеальная шкурка!— В первой половине восьмидесятых Ллойд Коул (р. 1961), лидер группы The Commotions , учился на философском факультете университета Глазго. Первый альбом, «Rattlesnakes», они выпустили в 1984 г., и сингл «Perfect Skin» («Идеальная кожа») добрался до 30-й строчки в хит-параде. Группа исполняла довольно замысловатый гитарный инди-поп с умными текстами; так, уже в первом альбоме упоминались Симона де Бовуар, Норман Мейлер, фильмы «Жюль и Джим» Франсуа Трюффо, «В порту» Элиа Казана и т. п.
!
– Сойдет.– Она что-то забрала из моей руки.
– Эй! Это же читательский билет! – отнял я.– Держи.—Я вручил ей половинку подарочного купона – в книжном магазине такие на книги обменивают. Его мне мама дала.
– Спасибо.– Верити принялась резать бумагу маникюрными ножницами.
– Купон на книгу не меняем, его мы травкой набиваем,– опустился я возле нее на корточки.
Она прыснула, отчего сердце мое совершило маневры, которые приросшая к нему кровеносная система в обстоятельствах менее романтичных делает топологически неосуществимыми.
– Ну че, братишка, готов к свободному плаванию? – ухмыльнулся Льюис с сиденьица под окуляром телескопа. Наклонился к столу, куда я водрузил поднос, и стал разливать кофе по чашкам.
Мой старший брат всегда казался гораздо взрослее меня, чем на два года, и чуть выше (хотя у меня метр восемьдесят пять), и крепче сбит. Да еще в ту пору его делала крупнее и солиднее борода – в стиле «лопнувший диван». Тогда была его очередь терпеть отцовскую опалу – Льюис только что вылетел из университета.
– Да, собрался,– ответил я.– Уже и жилье нашел.—Я кивнул на телескоп: – Нынче интересненькое что-нибудь показывают?
– Как раз навел на Плеяды. Глянь-ка.
Мы по очереди пялились на звезды, играли в карты, терлись о калорифер и сворачивали косяки. Я с собой прихватил полбутылки виски, а у близняшек было бренди; то и другое пошло на крепление кофе. Этак через часок после того, как была съедена последняя булочка с сосиской, нас снова пробило на хавчик, и близняшки отправились в недра замка на поиски мифического Супового Дракона; мы разговаривали на чикчирике, пока они не вернулись с дымящейся супницей и полудюжиной глубоких тарелок.
– Ну и где ты, Прентис, кости бросишь? – спросил Даррен Уотт.
– В Хиндлэнде,– ответил я, хлебнув супчику.– Лодердэйл-Гарденс.
– Так это ж впритык к нам. Придешь тринадцатого? Вечеринка намечается.
– Как карта ляжет.– На самом деле я собирался на те выходные ехать домой, но мог и запросто поменять план.
– Давай закатывайся, будет прикольно.
– Спасибо за приглашение.
Даррен Уотт учился на последнем курсе художественной академии и был, по крайней мере для меня, воплощением шика. Два года назад, когда отзвенели новогодние колокола, мама отвезла нас с Льюисом в Галланах, и мы отправились на вечеринку к Дроиду и его чувакам. Там был и Даррен – "белокурый, долговязый, тощий и угловатый, и донельзя стильный. Меня восхищало, как он носил шелковый шарф поверх красного бархатного пиджака. Шарф этот на ком другом смотрелся бы по-дурацки, но Даррен выглядел сущим денди. Он всучил эту штуковину мне, и, когда я пытался возражать, Даррен объяснил, что шарф ему надоел и лучше отдать его тому, кто оценит, и никто тебе не мешает тоже от шарфа отделаться, когда надоест. Поэтому я взял подарок. Обыкновенный шелковый шарф, единожды перекрученный, с аккуратно сшитыми концами,– и это, разумеется, превращало его в ленту Мёбиуса, в топологическое чудо, которое меня тогда завораживало. Мне и Даррен казался чудом, и я даже одно время гадал, а ну как я и сам гей, но потом решил: нет, не похоже.
Если быть до конца честным, главным соблазном, заманившим меня к Даррену на вечеринку, был тот факт, что он делил квартиру с тремя слюноотделительно-умопомрачительными и маниакально-гетеросексуальными студенточками-художницами. Годом раньше Даррен привозил этих цыпочек в Галланах, тогда-то я с ними и познакомился.
– Так ты еще строишь модели волноэнергетических хреновин? – спросил я, доедая суп.
Даррен подчищал свою тарелку кусочком хлеба, и я поймал себя на том, что подражаю ему.
– Ага,– с задумчивым видом ответил он.– И даже вроде спонсора для натуральной величины нашел.
– Что, правда?
– Да.—Даррен ухмыльнулся.—Заинтересовалась крупная фирма по производству цемента. Большой грант обещают.
– Ух ты! Мои поздравления.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Воронья дорога'
1 2 3 4 5 6 7 8
– Не могу.
– Почему?
– Потому что не знаю как,– объяснил я.– Никому еще в любви не признавался. А сами-то хоть в курсе, как это делается? Какие слова ни скажешь, покажутся пошлыми, никчемными. Одни… одни клише.
Эш презрительно глянула на меня:
– Что за чушь.
– Слышь, ты, бывалая,– наклонился я к ней,– сама-то кому-нибудь говорила, что любишь его?
– Да сто раз, милый,– пробасила Эш, дуясь, и Дин захохотал. Эш хлебнула пивка и отрицательно покачала головой: – На самом деле – ни разу в жизни.
– То-то! – сказал я.
Эш наклонилась ко мне, ее длинный нос едва не соприкоснулся с моим:
– Идиот, пойди к девчонке и скажи.
– Не могу,– откинулся я на спинку стула.– Не могу, и все. Она слишком идеальная.
– Чего? – нахмурилась Эш.
– Безукоризненная. Совершенная. Идеальная.
– Здорово смахивает на женоненавистническо-романтическую дурь,—фыркнула Лиз, никогда не жаловавшая подобных вещей.
– Да, смахивает,– согласился я.– Но что делать, если она – совершенство? Вы хоть знаете, где она была зачата?
Дин и Эш переглянулись. Энди фыркнул в кружку, а Лиззи закатила глаза.
– Так-так, – закивал с крайне серьезным видом Дин.– Не там ли, где и все мы?
Меня это настолько шокировало, что я едва не поперхнулся пивом.
– Да что ты себе позволяешь?!
– Прости его, Прентис, он глупость сказал.– Эш встряхнула головой, длинные светлые волосы рассыпались по плечам.– Но какая раз…
– Есть разница! – перебил я.– Это просто потрясающе! Мне рассказывала ее мама, тетя Шарлотта. Шизуха, конечно, но все реально. Я в том смысле, что у нее крыша съехала, но все равно…– Я снова глотнул пива.– Вся эта фигня: психическая энергия и так далее… из шотландской истории.
– Ага, просек: «В нашем роду такое случается?» – спросил Дин.
– Не-а, она не из Макхоунов… Короче, тетя вышла за англичанина по фамилии Уокер, и они в брачную ночь не консуммировали брак. Она хотела подождать, чтобы заняться этим непременно в деревне под названием Фортингалл, понятно? Это возле Лох-Тай. Она, вишь ли, что-то слышала насчет Фортингалла, там Понтий Пилат…
– Постой-ка! – перебил Дин.– А сколько прошло времени между свадьбой и перепихоном?
– А? – Я почесал в затылке.– Ну, не знаю. Может, день, может, два. Вообще-то они и раньше этим занимались. Не в первый раз у них тогда было. Просто тете Шарлотте пришла мысль, что если сделать перерывчик, а потом – под деревом, то это будет что-то особенное. А до того они трахались, точно. Вы что, забыли? Это же было поколение любви, хипари.
– Ну да,– явно смягчился Дин.
– Короче, некоторые считают, что в Фортингалле родился Понтий Пилат, и…
– Чего? – спросил, вытирая бороду, Энди.– Ну, ты заливаешь!
– Так говорят,—упорствовал я.—Его папаша был в… черт!.. в седьмом легионе? Или в девятом? Черт!..– Я снова почесал в затылке, посмотрел вниз, на свои кроссовки, и с некоторым облегчением подумал, что хоть сегодня избавлен от долгой борьбы с застежками и шнурками «мартенсов».– Или все-таки в седьмом? – рассуждал я, глядя на свои «найки».
– Ни хрена не удивлюсь, даже если это окажется Иностранный легион,– раздраженно сказал Дроид.– Уж не намекаешь ли ты, что твой сраный Понтий Пилат родился в Шотландии?
– Очень даже может быть! – Я раскинул руки и чуть не опрокинул виски Эш.– Его отец служил в стоявшем здесь легионе! Очень может быть! У римлян тут был военный лагерь, и в нем запросто мог находиться батька Понтия Пилата, а значит, тут мог родиться малютка Понтий. А почему нет?
– Все ты выдумал! – рассмеялась Эш.– Сочинитель под стать своему папаше. Помнишь, как он нам по воскресеньям байки травил?
– Я не как мой папаша! – взревел я.
– А ну, цыц! – приказала Лиззи.
– Я не как папаша! Я правду говорю!
– Ну да, ну да,– покивала Эш.– Все может быть. Люди где только не родятся. Дэвид Бирн родился в Дамбартоне.
– И все равно, Понтий Пи…
– Кто-кто? – скорчил мину Дин.– Тот парень, что написал «Тутти-фрутти»?
– Да вы послушайте: Понтий…
– Не! Это был Джон Бирн,– сказала Лиззи.– А Дэвид Бирн – он из Talking Heads , тупица!
– Ладно, черт с ним, с Пила…
– И вообще, это был Литтл Ричард Дэвид Бирн родился в Дамбартоне. <…> Кто-кто?.. Тот парень, что написал «Тутти-фрут-ти» ? <… > Не! Это был Джон Бирн… А Дэвид Бирн – он изTalkingHeads, тупица! <…> И вообще, это был Литтл Ричард. – Дэвид Бирн, лидер американской «нововолновой» группы Talking Heads , действительно родился в шотландском городе Дамбартон (в 1952 г.). Джон Бирн, автор сценария шести-серийной телекомедии «Тутти-фрутти» (1987) о вымышленной группе Majesties («короли шотландского рока!»), родился в другом шотландском городе, Пейсли (в 1940 г.). А песню «Tutti Frutti» написал и исполнил в 1954 году Литтл Ричард (наст, имя Ричард Пенниман, р. 1935), хотя в хиты она попала на пару лет позже.
.
– Вы заткнетесь наконец? Я уже не про Пила…
– Чего?! Из Talking Heads ?
— Молчать! Я вам говорю: Понтий…
– Не, это который «Тутти-фрутти» написал.
– Сдаюсь,– Я откинулся на спинку стула, вздохнул и хлебнул «экспортного».
– Да, песню, но не кино.
– Так это ж не кино, это сериал.
– Я знаю: ты знаешь, что я имею в виду.
– Терпеть не могу пьяный бред! – воскликнул я.
– Ну, я и похуже слыхала,– пожала плечами Эш.
– Короче, это не кино. Это видео.
– Ни хрена-а! – возмущенно протянул Дин.– Прекрасно же видно было: это кино.
Я закинул ногу на ногу, закинул руку на руку и повернулся на стуле к Эш. Потер не очень чистое лицо и сфокусировал на ней зрение.
– Привет. Часто здесь бываешь?
Эшли пожевала губами и поглядела в потолок.
– Первый раз,– хмуро ответила она.– В клозет понадобилось, вот и зашла.– Она сгребла в кулак ворот моей рубашки, подтянула меня к себе и процедила в лицо: – Кто бы говорил?
– Хрр… фрр…– выдохнул я.
У Эш сморщилось лицо. Не утратив, между прочим, симпатичности.
– Эй, вы,– пробасили вдруг над нами,– ваша очередь.
– Куда? – спросил я очень большого парня с очень длинными волосами.
– К бильярду. Пэ-Эм и Э-У – вы?
– О черт! Верно.
И мы с Эш пошли играть на бильярде. Я собирался ее спросить насчет берлинского джакузи, но, похоже, упустил подходящий момент.
* * *
Дядя Фергюс построил обсерваторию в семьдесят четвертом (когда божественной Верити было четыре года). При этом он хотел одним камнем убить двух зайцев. Во-первых, если верить моему отцу, Фергюсу понадобился новый телескоп, побольше и получше прежнего. У отца был трехдюймовый рефрактор под навесом в саду лохгайрского дома. Фергюс заказал шестидюймовый рефлектор. Мало того, это был демонстрационный образец: линзы и зеркало изготовлены в новом спецотделе «Галланахского стекла» – фабрики, которая принадлежала Эрвиллам и давала городу немало рабочих мест. Стало быть, дядя Фергюс получил не только роскошный и уникальный экспонат для своего отреставрированного замка, но и рекламу для фабрики – рекламу, не облагаемую налогами.
Тот факт, что телескоп располагался близковато к городу, в зоне светового загрязнения, на поверку оказался несущественным: дядя, с его-то связями, добился, чтобы на уличные фонари были надеты колпаки за муниципальный счет. И дядя Фергюс был готов в экстренной ситуации (и разумеется, в строго избирательном порядке) гасить свет в родном городе.
Его невестка пошла еще дальше: когда на сцене появилась крошечная вопящая грязненькая Верити Уокер, фонари и впрямь погасли.
Впервые с неподражаемой Верити я встретился через шестнадцать лет после ее рождения, в 1986 году, в обсерватории, угольно-черной ночью, за несколько дней до того, как поехал учиться в университете. Тогда я с великим предвкушением ожидал отъезда и свободы, и верилось, что передо мной вот-вот раскроется громадный мир, словно некий гигантский, необозримый цветок – цветок возможностей и успеха. Близняшки в то время часто устраивали посиделки – на звезды погляделки в холодной тесной полусфере на крыше малогабаритного замка.
Я припозднился; днем мы с младшим братом Джеймсом гуляли в предгорьях, а потом выдержали пытку запоздалым чаепитием – какие-то отцовские друзья заявились в гости не предупредив, и за ними пришлось ухаживать.
– Ага, вот и наш Прентис,– басом констатировала миссис Макспадден факт моего прибытия.– Как поживаешь, дружочек?
Миссис Макспадден была домоправительницей у Эрвиллов – полная зычная шумная дама вечных средних лет; ее широкое мясистое лицо всегда казалось распаренным, выскобленным с мылом и мочалкой. У миссис Макс был очень громкий голос – отец часто говорил знакомым, что на ее вопеж откликаются в Файфе, и звон в ушах после близкого общения с этой дамой подтверждал, что папины слова – не шутка.
– Остальные уже наверху. Ты, мил друг, подносик не захватишь ли, а? В кофейниках кофе, а вот тут, на тарелочке,– она приподняла уголок плотной салфетки, придавившей широченное блюдо,– булочки с сосиской.
– Понял, спасибо, отнесу.– Я взял поднос. В замок я проник через кухню – парадный вход уже заперли на ночь. Вот была бы сцена, вздумай я ломиться в ворота.
Я направился к ступенькам.
– Погоди-ка, Прентис. Отдай этот шарф мисс Хелен,—сказала миссис Макспадден и встряхнула упомянутым предметом одежды.– Малютка доиграется когда-нибудь, что простудится и помрет от чахотки.
Я наклонил голову, чтобы миссис Макс набросила шарф мне на шею.
– И напомни ребятам, что хлеба полно, в холодильнике есть цыплята и сыр, и супа тоже вдоволь. Проголодаетесь – не тушуйтесь.
– Понял, спасибо,– повторил я и осторожно двинулся вверх по ступенькам.
* * *
– Э, бумага папиросная есть у кого-нибудь?
Я сощурился в ярко освещенном обсерваторском куполе. Алюминиевая полусфера в диаметре не превышала трех метров, и большую часть объема занимал телескоп. Было холодно, несмотря на электрообогреватель. Средних размеров кассетник играл что-то из Cocteau Twins . Дайана и Хелен в толстенных вязаных монгольских кофтах ежились за столиком в компании Даррена Уотта – шла игра в карты. Мой старший брат Льюис прилип к телескопу. Мы перездоровались.
– Это кузина Верити, помнишь ее? – спросила Хелен, наматывая принесенный мною шарф на голову Даррена. Когда выпущенный Хелен изо рта в мою сторону клуб пара рассеялся, я увидел ту, о ком шла речь.
В неподвижном основании купола было нечто вроде собачьей конуры, углубленной в чердак замка. На самом деле это была всего лишь узкая продолговатая ниша, но в такой тесноте она оказывалась очень кстати. Там в спальном мешке лежала Верити Уокер, и только верхняя часть ее тела вдавалась в пространство купола. Верити смолила косяк и одновременно скручивала следующий на обложке иллюстрированного звездного атласа.
– Добрый вечер,– сказала она мне.– Как насчет бумажки?
– Приветик, есть.—Я поставил поднос, обшарил карманы, вынул кое-какое барахло. Последний раз, когда я видел Верити Уокер, месяцев пять или шесть назад, это была тощенькая малявка с серьезным пристрастием к Шейкин Стивенсу Шейкин Стивенс (наст, имя Майкл Баррет, р. 1948) – английский исполнитель рок-н-ролла и рокабилли; на сцене с 1960-х гг., но массовой популярности добился уже в конце 1970-х и в 1980-е.
и полным ртом ортодонтического железа. Зато теперь, как удалось мне разглядеть в дыму, у нее были короткие светлые волосы (натуральная блондинка!) и изящное, почти эльфийское личико, которое сужалось внизу и заканчивалось премиленьким подбородком,– так бы и взял тремя пальчиками и подтянул бы легонько к своим губам… Глаза ее полнились синью древнего морского льда, а когда я пригляделся к коже, то в голову пришла лишь одна мысль: ух ты, город Ллойда Коула! Идеальная шкурка …когда я пригляделся к коже, то в голову пришла лишь одна мысль: ух ты, город Ллойда Коула! Идеальная шкурка!— В первой половине восьмидесятых Ллойд Коул (р. 1961), лидер группы The Commotions , учился на философском факультете университета Глазго. Первый альбом, «Rattlesnakes», они выпустили в 1984 г., и сингл «Perfect Skin» («Идеальная кожа») добрался до 30-й строчки в хит-параде. Группа исполняла довольно замысловатый гитарный инди-поп с умными текстами; так, уже в первом альбоме упоминались Симона де Бовуар, Норман Мейлер, фильмы «Жюль и Джим» Франсуа Трюффо, «В порту» Элиа Казана и т. п.
!
– Сойдет.– Она что-то забрала из моей руки.
– Эй! Это же читательский билет! – отнял я.– Держи.—Я вручил ей половинку подарочного купона – в книжном магазине такие на книги обменивают. Его мне мама дала.
– Спасибо.– Верити принялась резать бумагу маникюрными ножницами.
– Купон на книгу не меняем, его мы травкой набиваем,– опустился я возле нее на корточки.
Она прыснула, отчего сердце мое совершило маневры, которые приросшая к нему кровеносная система в обстоятельствах менее романтичных делает топологически неосуществимыми.
– Ну че, братишка, готов к свободному плаванию? – ухмыльнулся Льюис с сиденьица под окуляром телескопа. Наклонился к столу, куда я водрузил поднос, и стал разливать кофе по чашкам.
Мой старший брат всегда казался гораздо взрослее меня, чем на два года, и чуть выше (хотя у меня метр восемьдесят пять), и крепче сбит. Да еще в ту пору его делала крупнее и солиднее борода – в стиле «лопнувший диван». Тогда была его очередь терпеть отцовскую опалу – Льюис только что вылетел из университета.
– Да, собрался,– ответил я.– Уже и жилье нашел.—Я кивнул на телескоп: – Нынче интересненькое что-нибудь показывают?
– Как раз навел на Плеяды. Глянь-ка.
Мы по очереди пялились на звезды, играли в карты, терлись о калорифер и сворачивали косяки. Я с собой прихватил полбутылки виски, а у близняшек было бренди; то и другое пошло на крепление кофе. Этак через часок после того, как была съедена последняя булочка с сосиской, нас снова пробило на хавчик, и близняшки отправились в недра замка на поиски мифического Супового Дракона; мы разговаривали на чикчирике, пока они не вернулись с дымящейся супницей и полудюжиной глубоких тарелок.
– Ну и где ты, Прентис, кости бросишь? – спросил Даррен Уотт.
– В Хиндлэнде,– ответил я, хлебнув супчику.– Лодердэйл-Гарденс.
– Так это ж впритык к нам. Придешь тринадцатого? Вечеринка намечается.
– Как карта ляжет.– На самом деле я собирался на те выходные ехать домой, но мог и запросто поменять план.
– Давай закатывайся, будет прикольно.
– Спасибо за приглашение.
Даррен Уотт учился на последнем курсе художественной академии и был, по крайней мере для меня, воплощением шика. Два года назад, когда отзвенели новогодние колокола, мама отвезла нас с Льюисом в Галланах, и мы отправились на вечеринку к Дроиду и его чувакам. Там был и Даррен – "белокурый, долговязый, тощий и угловатый, и донельзя стильный. Меня восхищало, как он носил шелковый шарф поверх красного бархатного пиджака. Шарф этот на ком другом смотрелся бы по-дурацки, но Даррен выглядел сущим денди. Он всучил эту штуковину мне, и, когда я пытался возражать, Даррен объяснил, что шарф ему надоел и лучше отдать его тому, кто оценит, и никто тебе не мешает тоже от шарфа отделаться, когда надоест. Поэтому я взял подарок. Обыкновенный шелковый шарф, единожды перекрученный, с аккуратно сшитыми концами,– и это, разумеется, превращало его в ленту Мёбиуса, в топологическое чудо, которое меня тогда завораживало. Мне и Даррен казался чудом, и я даже одно время гадал, а ну как я и сам гей, но потом решил: нет, не похоже.
Если быть до конца честным, главным соблазном, заманившим меня к Даррену на вечеринку, был тот факт, что он делил квартиру с тремя слюноотделительно-умопомрачительными и маниакально-гетеросексуальными студенточками-художницами. Годом раньше Даррен привозил этих цыпочек в Галланах, тогда-то я с ними и познакомился.
– Так ты еще строишь модели волноэнергетических хреновин? – спросил я, доедая суп.
Даррен подчищал свою тарелку кусочком хлеба, и я поймал себя на том, что подражаю ему.
– Ага,– с задумчивым видом ответил он.– И даже вроде спонсора для натуральной величины нашел.
– Что, правда?
– Да.—Даррен ухмыльнулся.—Заинтересовалась крупная фирма по производству цемента. Большой грант обещают.
– Ух ты! Мои поздравления.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Воронья дорога'
1 2 3 4 5 6 7 8