– Линейную милицию предупредили?– Так точно.– Фотографии?…– Размножены и розданы участковым, постовым, по райотделам.– Тэ-эк… Что у вас есть по Чугунову?– Проверяя знакомства и связи с Басалыго, я натолкнулся на некого Хробака Иону Лукича, – ответил Дубравин. – Он проходил по делу ее мужа – как свидетель. Впрочем, если судить по материалам того дела – о продаже ворованных машин на запчасти, – Иона Хробак в свидетели попал только благодаря счастливой для него случайности. И следственной недоработке. Он занимался реализацией деталей на автомобильном рынке. А их поставлял ему муж Басалыго. На суде Хробак заявил, что понятия не имел о происхождении деталей. Он отделался лишь крупным штрафом…– Прошу поконкретней, – раздраженно бросил Драч.Он проглотил таблетку анальгина и запил ее водой.– Возвратимся к Чугунов, – сказал подполковник.Драч болезненно поморщился и перевел взгляд на Белейко, который был основным докладчиком.– Евгений Тарасович дал мне задание проверить, не существует ли какая связь между Хробаком и Семкой Заикой, которые были односельчанами…Видно было, что Белейко немного волнуется.– Так вот… жили они на одной улице. Иона Хробак дружил с отцом Чугунова, а значит, знал Семку достаточно хорошо. Это первое. И второе: Хробака опознали по фотографии жильцы обворованных квартир, где он представлялся то деревенским гостем, то стекольщиком.– Наводчик?– У нас с Евгением Тарасовичем на этот счет сомнений нет: Хробак – наводчик.– Тэ-эк…Драч повеселел.– Неплохо… – сказал он с удовлетворением. – Версия, вполне, я бы сказал, подходящая. Итак, треугольник: Басалыго, Чугунов и Хробак?– Связаны они крепко, – уверенно сказал Дубравин. – Сомнений в этом нет. А значит, не исключена возможность, что Семка теперь скрывается у Ионы Хробака.– Логично. Басалыго “засветилась”, деваться ему вроде некуда, – подытожил Драч. – Это если судить по нашим данным, – добавил он осторожно.– Чугунов уверен в надежности своего убежища, – ответил ему Дубравин. – Судя по всему, его связь с Хробаком давняя. Но Семка никогда в процессе следствия и на суде не упоминал своего односельчанина. Потому и думает теперь, что бояться ему особо нечего.– Согласен, – сказал подполковник.И с нетерпением посмотрел на часы.– Закончили, – сказал он. – Дубравин и Белейко, прошу остаться. Остальные могут быть свободны…Хробак, невысокий плосколицый старик с коротким приплюснутым носом, семенил по тротуару, кутаясь в длинный не по росту полушубок.Иона нес в руках объемистую хозяйственную сумку. Она была почти доверху набита съестными припасами.Хробак шел, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Казалось, что его интересовал только плохо почищенный от снега тротуар.Но его выпуклые темные глаза, чуть подернутый сизой пленкой, были насторожены и подмечали малейшие изменения в окружающей обстановке.Возле продовольственного магазина Хробак сбавил ход и поставил сумку на землю. Он долго шарил по карманам полушубка, пока не вытащил носовой платок, которым и воспользовался, при этом незаметным, но острым взглядом окинув улицу и тротуар позади.В магазине Хробак повторил ту же операцию, что и в трех предыдущих: купил триста граммов колбасы, две пачки котлетного фарша, немного сливочного масла, пачку чаю и шоколадных конфет.“Темнит дед… – удовлетворенно думал Белейко, уже битый час плутавший за ним по городу. – Закупает понемногу, чтобы не вызвать подозрений. Хитер, ничего не скажешь…”Иона Хробак и впрямь, оказался не настолько прост, каким был с виду, – эдакий безразличный ко всему, болезненный старичок, погруженный в свои мысли.Первый раз он едва не оставил старшего лейтенанта в дураках, когда неожиданно вскочил в отъезжающий трамвай.Второй раз Хробак попытался сделать подобный трюк, когда зашел в подъезд многоэтажного дома.И если бы Белейко вовремя не почувствовал подвох, наученный горьким опытом с трамваем, то на его наблюдениях в этот день можно было бы поставить крест.Как оказалось, дом имел выходы на обе стороны. Белейко бежал, как сумасшедший, расталкивая на бегу прохожих. Он едва успел вскочить в переполненный троллейбус, куда Хробак ввинтился, как штопор.Теперь Иона Лукич шел домой.Последний продмаг располагался неподалеку от его квартиры, и здесь Хробака знали многие (он был на пенсии, но продолжал работать ночным сторожем в детском садике и по совместительству дворником).Иона Лукич то и дело раскланивался с прохожими, в основном с женщинами. При этом его плоское, грубо отесанное лицо расплывалось в сладчайшей улыбке.Дом, где на первом этаже находилась квартира Хробака, стоял в тупике.С одной стороны высились стеной многоэтажки, с другой – сетчатый забор детского садика, в котором работал Иона.Позади дома был разбит густой ухоженный сквер со скамейками и беседкой, упиравшийся в невысокую насыпь, поросшую кустарником.Под насыпью журчал грязный незамерзающий ручей, бывший когда-то речушкой, а теперь служивший сточной канавой расположенного на противоположном берегу завода.Окна квартиры Хробака были зашторены даже днем. И Белейко только повздыхал с сожалением, когда вечерней порой убедился, насколько плотная ткань висит по другую сторону давно не мытых окон.Вечером к Брониславу присоединился еще один сотрудник угрозыска, направленный ему в помощь Драчом.В начале девятого Хробак, потушив свет в комнатах, отправился на ночное дежурство в садик, сторожить.Белейко, беззлобно поругивая усилившийся к ночи мороз, выплясывал в кустарнике чечетку, стараясь согреть ноги. И завидовал напарнику: тот устроился в теплом подъезде дома, где проживал Иона Лукич.В начале двенадцатого ночи Белейко, продрогший так, что зуб на зуб не попадал, едва не закричал от радостного изумления – есть! Штора в квартире Хробака осветилась изнутри неяркой желтой вспышкой.В комнате кто-то закурил!Похоже, Семка Заика и впрямь залег на «хазе» старого приятеля и односельчанина, торжествующе подумал Белейко. И, включив портативную рацию, он вышел на связь с дежурным по управлению…Хробак в это утро управился со своими дворницкими обязанностями быстро.Едва начало сереть, как он, шаркая растоптанными валенками, подбитыми войлоком и резиной, уже вышел из ворот садика и побрел по дорожке к подъезду.Возле двери своей квартиры он неторопливо и обстоятельно стряхнул с валенок снег, сильно топая и кряхтя.Затем выудил из кармана полушубка ключ и долго тыкал им в замочную скважину, никак не попадая – на лестничной площадке было темно, перегорела лампочка.Наконец дверь отворилась.Хробак еще раз притопнул ногой и хотел уже войти внутрь, как чьи-то сильные руки бесцеремонно оттащили его от входа, и негромкий, но внушительный голос шепнул над ухом:– Спокойно, Иона Лукич. И тихо…Майор Дубравин вместе с оперативником быстро вскочил в прихожую, затем в комнату.– Иона, ты? – спросил кто-то из глубины комнаты.И вдруг чья-то тень мелькнула перед глазами Дубравина; щелкнул замок двери, ведущей в спальню.Таиться уже не было смысла, и майор, включив верхний свет, бросился к этой двери.– Открывайте, милиция!Из спальни никто не ответил, только громыхнул опрокинутый стул, и что-то заскрипело.Дубравин мигнул товарищу, и они с разгона ударили телами в дверь.Затрещали филенки, и дверь распахнулась так стремительно, что напарник майора растянулся на полу.Дубравин удержался – быстро отскочив в сторону от дверного проема, он щелкнул выключателем и крикнул:– Руки!…В дальнем конце спальни стояла двуспальная кровать.На ней в одной комбинации, растрепанная со сна и испуганная до полуобморочного состояния, сидела молодая женщина с пышными формами и круглым помятым лицом, на котором выделялись большие, полные губы.Это была Алина Басалыго – ее майор узнал сразу. Но он глянул на нее только мельком.Внимание Дубравина привлекло распахнутое настежь окно, откуда дуло морозным воздухом.“Ушел!” – плеснуло в голову горячей волной. И майор, не раздумывая, прыгнул через подоконник.Под окнами ворочался, ругаясь, Белейко.– Что с тобой?! – вскричал майор.– Нормально…Белейко держался рукой за скулу.– Получил по мордам. Я сейчас…Дубравин только крякнул с досады, и что было мочи припустил по следам, петлявшим между деревьев скверика.Так он добежал до ручья.Возле него след обрывался и выныривал из темноты маслянистой глади на противоположном берегу.Майор лишь горестно вздохнул, представив на миг, во что превратится его новая куртка на меховой подкладке, и с разбегу ухнул в теплую, дышащую паром воду, разившую сероводородом.С трудом вытаскивая ноги из илистого дна, он перебрел ручей и вновь побежал по следу. Теперь его, по крайней мере, нельзя было спутать с каким-либо другим.Преследуемый, в отличие от Дубравина, бегал неважно.Вскоре со скачков полутораметровой длины он перешел на бег трусцой. А затем, уже огибая забор из высоченных бетонных плит, окружающих территорию завода, преследуемый брел, спотыкаясь.У него даже не хватило сил перелезть через забор. В одном месте виднелись грязные мазки на светло-сером бетоне плит и вмятина от тела на взрыхленном снегу, куда преследуемый упал, сорвавшись с опорного столба.Майор бежал размеренно, стараясь не сбить дыхание.Ему было легче, чем тому, кто впереди, так как Дубравин ступал по его следам, проложенным в глубоком снегу.Дубравин заметил преследуемого в тот момент, когда тот подтаскивал к забору пустую бочку, чтобы с ее помощью перебраться на территорию завода, где ничего не стоило затеряться среди построек.– Сто-ой! – крикнул майор, прибавив ходу.Вздрогнув, словно пришпоренный, преследуемый вскочил на бочку, подпрыгнул, пытаясь достать торчащий из забора арматурный прут, но промахнулся и рухнул в снег.Дубравин тем временем подбежал и, наставив пистолет, скомандовал:– Лежать!Словно распрямившаяся пружина, преследуемый рванулся к майору и сбил с ног. Он был здоров, как бык.Пистолет майор удержал в руках и даже, совершив кульбит, встал, но увернуться от удара не удалось.Что смог сделать Дубравин, так это погасить его силу, подставив плечо.И все же он опять упал – кулак у противника был поистине пудовый.Но тот тоже не удержался на ногах. Пролетев по инерции мимо барахтающегося в снегу майора, здоровяк ткнулся физиономией в сугроб.И здесь Дубравин оказался проворней. Оседлав рыкающего от злости противника, он захватил его правую руку, из последний сил рванул ее в сторону и взял на болевой прием.– А-а! – крикнул тот и засучил ногами. – Больно же! Сдаюсь… П-пусти… мент поганый…– Потерпи, Семка, потерпи… – тяжело дышал ему в затылок Дубравин, довольно улыбаясь.Боковым зрением он уже видел бегущего к нему Белейко. Глава 13. НЕОЖИДАННОСТЬ Во время обыска у Ионы Хробака были обнаружены почти все ценности, так ловко позаимствованные Чугуновым из трех квартир.Нашлись и вещи из ларца Ольховской, за исключением тех, что Басалыго отнесла в скупку. Был здесь и завернутый в тряпицу великолепный перстень с “Магистром”.Мрачный и усталый Семка Заика, со смуглым и рябым от оспин лицом, сидел на стуле у стены, кидая злые взгляды на потерявшего дар речи Хробака.Тот как стал у входа в спальню, так и проторчал там до конца обыска, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом.Немного оживился он только тогда, когда сотрудники угрозыска сняли обшивку старого дивана. Вытянув шею в их сторону, он дернулся, промычал что-то нечленораздельное и опять застыл в прежней позе.Семка, посмотрев на диван, даже привстал от неожиданности: оперативники вытаскивали из пыльной утробы ширпотребовского чудища послевоенных пятилеток плотные перевязанные шпагатом пачки денег и выкладывали их на стол.– Д-дела… – не удержался Заика. – Ну, ты и жох, Иона… Стоило мне к-копытить себе на н-новый срок, когда тут до п-пенсии хватило бы…Лишь одна Басалыго из всей этой компании сохраняла присутствие духа.Она причесалась, напудрилась, накрасила губы и теперь сидела с независимым видом, вызывающе постреливая глазами в сторону одного из понятных, рослого мужчины лет тридцати пяти с крепко сбитой спортивной фигурой…Допросы проводил следователь прокуратуры, молодой парень в очках с очень толстыми линзами.Это оказалось задачей многотрудной.Хробак вообще не отвечал на вопросы – он будто онемел.Басалыго несла околесицу, рассказывала скабрезные анекдоты, хихикала и строила следователю глазки.А Семка хитрил: то заикался так, что разобрать его слова было почти невозможно, то ругался нехорошими словами, вспоминая всех святых.Но улики были чересчур серьезными, и задержанным все же пришлось в конце концов дать правдивые показания.Как и предполагали Дубравин с Белейко, тихий и незаметный, но пронырливый, как вьюн, Иона Хробак действительно был долгие годы наводчиком Чугунова.При этом и ему немало перепадало от щедрот удачливого Семки, в конце допроса опять посетовавшего на свою судьбу: надо же, денежки Ионы были и впрямь под боком…Квартиру Ольховской Чугунов обворовал тоже по указке Ионы Лукича.Из-за нее у них вышел большой скандал.Семка едва не избил Хробака за то, что на этот раз он дал маху – разжиться там было практически нечем, за исключением побрякушек из ларца.А Хробак так и не поверил Заике, что у известной, всеми уважаемой актрисы не оказалось ничего стоящего.На перстень с “Магистром” они вообще не обратили особого внимания, даже намеревались выбросить камень, посчитав за простую стекляшку. Им в голову не могло прийти, что это бриллиант таких размеров.А оправу они хотели продать, как серебряный лом, не зная, что это белое золото.Узнав об их намерениях, Дубравин только переглянулся с Белейко. И оба облегченно вздохнули…Верным оказалось и умозаключение Дубравина, что поход Басалыго в скупку явился неожиданностью для осторожного Семки и был проделан втайне от него.Прижимистой Алине надоело обхаживать за свой счет такого ненадежного хахаля, как она выразилась, который того и гляди сбежит, оставив ее при своих интересах.Паспорт у Моторной она позаимствовала втихомолку, когда приносила ей очередную дефицитную обновку. А операцию с подменой фотографии проделал все тот же Иона Лукич.Но когда зашел разговор о Новосад, Семка вначале удивился, затем стал бить себя в грудь и божиться, что впервые о ней слышит.А потом, и вовсе разозлившись от обиды на настойчивого следователя, вообще отказался отвечать на вопросы.По здравому рассуждению, Семка и впрямь вряд ли мог ее знать, с невольным огорчением подумал майор Дубравин. А это означало то, что версия об убийстве актрисы Чугуновым оказалась несостоятельной…На следующий день Дубравин вызвал всех, у кого воровал Чугунов, для опознания найденных при обыске ценностей.Среди владельцев похищенного была и Ольховская, а также Крутских, – его майор пригласил в качестве эксперта по “Магистру”.Уникальный камень вполне заслуживал такого уважительного отношения…Ольховская, не колеблясь, сразу указала на свои вещи.А Модест Савватиевич при виде драгоценного камня первым делом горячо пожал руки оперативникам.– Молодые люди, вы совершили благородное дело! История вас не забудет… Да-с…Затем старый ювелир благоговейно взял двумя пальцами перстень и, прищелкивая языком от восхищения, поднес его ближе к свету.– Великолепно, велико…Модест Савватиевич вдруг запнулся.Дубравин в недоумении увидел, как Крутских зашарил по карманам, не сводя глаз с перстня.Затем он стремительно обернулся, протянул в их сторону свободную руку, и, нетерпеливо сжимая-разжимая пальцы, потребовал:– Лупу! Ну что же вы стоите! Быстрее!Модест Савватиевич, схватив сильную лупу в медной оправе, гордость Дубравина (он отыскал ее в антикварном магазине), и уставился на камень.Крутских долго поворачивал перстень и так, и эдак. При этом его добродушное лицо грозно хмурилось.Наконец Модест Савватиевич подошел к столу, сел, бережно положил лупу и сказал изменившимся голосом:– Нехорошо, молодые люди… Нехорошо… Да-с…– Что значит – нехорошо? – спросил Дубравин.Он был не на шутку встревожен выражением лица старого ювелира.– Обманывать нехорошо, – с осуждением сказал Крутских. – Что вы мне подсунули? Или вы думаете, что меня, опытного ювелира, можно провести, как мальчишку?– О чем вы говорите, Модест Савватиевич!?– Это же не “Магистр”! А то вы не знали…Крутских окинул с ног до головы уничижающим взглядом стоящего ближе всех Дубравина.– Как – не “Магистр”?! – в один голос воскликнули Дубравин и Белейко.– Очень просто. Не “Магистр”. Да-с…– Послушайте… – подступил к нему совершенно сбитый с толку Дубравин. – Вы ведь сами недавно определили, что это “Магистр”, уникальный бриллиант. Наконец, перстень по описанию – и вашему, кстати, – тот самый…– Вы что, и впрямь ничего не знаете? – недоверчиво спросил Крутских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15