Не хватало еще, чтобы зоркий дворецкий что-нибудь заметил. Ривс действительно принялся допрашивать беднягу Уилли:
– Объясните мне, господин Уильям, откуда вам столь точно известно, что джентльмен… так сказать, предрасположен к…
Уилли переминался с ноги на ногу, бросая умоляющие взгляды на Кристиана. Тот сжалился:
– Ривс, нам пора ехать. Велите кучеру…
– Милорд, – пробурчал Ривс с заметным неодобрением в голосе, – вы ничего не хотите мне рассказать? О джентльмене, который недавно вошел в этот дом, жалуясь, что его ограбили?
– Нет!
Ривс вздохнул:
– Придет день, когда я представлю вам счет…
– Ох, да ради Бога! – взмолился Уилли. – Мы всего лишь отправились прогуляться, повеселиться немного… Остынь!
– Я как раз рассуждаю здраво, – сурово сказал Ривс. – Лорд Уэстервилл скоро унаследует огромное состояние. Нет нужды и дальше искать приключений на свою голову.
– А никто и не говорил, что в них была такая уж нужда, – возразил Кристиан. – Было весело, вот и все.
Уильям хихикнул:
– А леди-то какова, не правда ли, мистер Джек?
Ривс поморщился:
– Мой дорогой Уильям, умоляю, постарайтесь впредь называть его светлость надлежащим именем – лорд Уэстервилл!
– Сам знаю, – фыркнул Уильям, утирая нос не слишком чистым рукавом. – Но не стану я именовать мистера Джека милордом, покуда он верхом на Верзиле Тоби. Не стану!
Ривс грустно взглянул на Кристиана:
– Милорд, когда ваш батюшка, умирая, велел мне разыскать вас, я никак не предполагал, что вы занимаетесь столь опасным делом.
Улыбка замерла на губах Кристиана. Чтобы выжить в этом мире, ему пришлось научиться владеть собой, сохранять ясность ума. Но даже сейчас, когда дворецкий упомянул отца… Что он почувствовал? Ярость? Печаль? Его словно окатило холодной волной, из которой он черпал одновременно и непреклонную волю, и мучительную слабость. Кристиан сжал зубы. Что ж, если он хочет найти убийцу матери, ему нужно уметь сохранять спокойствие, когда напоминают об отце. Было время, когда ему так хотелось слышать отцовское имя! Но это было давным-давно. Кристиан поймал задумчивый взгляд Ривса.
– Если отец, пока был жив, хотел сделать мое существование не столь опасным, отчего бы ему тогда не проявить побольше заботы обо мне и брате? Да он нас совсем забыл. Странно, что вспомнил хотя бы на смертном одре.
Ривс кротко вздохнул:
– Вы позволите мне объяснить…
– Все это не имеет значения. Мне нужно состояние. Деньги помогут мне найти того, кто предал мать и явился причиной ее смерти. Вот что действительно важно.
Уилли сплюнул под ноги, в грязь мостовой.
– Месть, – сказал он со смаком.
– Месть никому не приносила добра, – холодно заметил Ривс.
– Да ладно! Разве можно по-другому? Мы, горцы, обид не прощаем.
Ривс покачал головой.
– Милорд, умоляю. Оставьте Джентльмена Джеймса в прошлом, пусть станет легендой – он это заслужил. Ваши планы пойдут прахом, если вас поймают и вздернут на виселице.
Кристиан понимал: Ривс прав. Но… только сейчас, когда перед ним забрезжила возможность получить наследство и титул, он вдруг понял, что ремесло разбойника с большой дороги его очень привлекает. Ему казалось, что это забавно, и риск быть пойманным согревал ему кровь в промозглые, угольно-черные ночи. А главное – каждый раз, когда ему удавалось взять верх над кем-то побогаче и с точки зрения общества могущественнее, чем он сам, Кристиан чувствовал себя настоящим триумфатором. Как будто он одержал победу над собственным отцом. Таким холодным. Высокомерным. Отцом, забывшим своих сыновей.
Потом Кристиану вдруг пришло в голову, что жизнь разбойника может казаться притягательной и подругой причине. Ощущение мучительной свободы. Восхитительное чувство опасности, когда они с Уилли догоняли очередную карету. И, как сегодня, жадный женский рот, ищущий его поцелуя.
Он улыбнулся. Бывало и так, что светские дамы, с чьих нежных губ он срывал поцелуи, без ведома мужей дарили ему и другие сувениры – кольца, ленты. Такие вещички должны были стать пропуском, а иногда действительно приводили его в будуары хозяек самых знатных домов Англии.
Теперь же он и сам сделался лордом. Равный среди равных. Принадлежит к сливкам общества.
Кристиан усмехнулся:
– Ривс, вот вам мое слово – это был наш последний с Уилли налет. Прощальный вечер Джентльмена Джека! Его больше не существует.
– Вот те раз! – негодующе воскликнул Уилли. – Вы это серьезно?
– Уверен, что да. – Ривс с неодобрением воззрился на Уилли. – Вам, мистер Уильям, стоит беспокоиться о другом. А именно – какое место при его светлости вы займете в новых обстоятельствах его жизни. Лорду Уэстервиллу больше не понадобится помощник, который мог бы держать лошадей, пока он вынимает пистолеты.
Кристиан ухмыльнулся, глядя, как наливается гневом лицо шотландца.
– Да будет тебе, Уилли, дружище! Лучше скажи Ривсу, что у тебя уже есть должность. Ты ведь знаешь какая.
Лицо Уилли прояснилось.
– И вправду. Если вы не собираетесь скакать на Верзиле Тоби, лучше им займусь я.
– Забирай свою лошадь. Думаю, увидимся через неделю.
– Раньше, господин! – Уилли бросил на Ривса многозначительный взгляд и пошел прочь, преисполненный достоинства – на свой манер.
– И куда же направляется господин Уильям теперь? – осведомился Ривс.
– Не думаю, что вам следует это знать.
Дворецкий снова вздохнул:
– Я как раз боялся, что вы скажете.
Он кивнул в сторону околачивающегося поблизости лакея. Лакей бросился открывать дверцу кареты и опускать лесенку. Кристиан забрался внутрь, за ним последовал Ривс. Лошади тронулись.
Карета раскачивалась на ухабистой дороге.
– Милорд, могу я поинтересоваться, как же вы собираетесь приступить к делу и найти того, кто предал вашу мать?
– Я уже знаю предателя. Это герцог Мессингейл! Мне нужны доказательства…
Ривс поднял брови.
– Герцог ведет жизнь затворника.
– Вот почему я собираюсь приударить за его внучкой – чтобы получить доступ в его дом.
Ривс размышлял добрую минуту. Затем сказал:
– Полагаю, милорд, она тоже участвовала в низком заговоре?
– Нет. Она была совсем крошкой, когда умерла моя мать. – Кристиан ясно читал неодобрение в глазах дворецкого. – Я ждал двадцать лет, чтобы отомстить за то зло, что они причинили моей матери. Я отомщу – любым способом.
Ривс вздохнул:
– Конечно, милорд. Я вижу, вы настроены решительно. Наблюдая за вашими похождениями, я пришел к выводу, что вы не уважаете закон, и это меня тревожит.
– Я никого не убивал.
– Всегда приятно слышать такое от своего работодателя. Умоляю, не сердитесь, если я попрошу вас повторить эту фразу несколько раз. Она так обнадеживает!
Кристиан рассмеялся, откинувшись на подушки сиденья. Ему потребуется немало трудов, чтобы попасть в дом герцога. Но ничего! Вот доберется до Лондона, поживет там несколько недель и очарует герцогскую внучку!
– Месть, – вполголоса произнес Кристиан.
Дворецкий не услышал – гремели колеса, скрипели кожаные ремни, громом отдавался стук копыт.
Мрачно улыбаясь, Кристиан выглянул в окно. Быстро наползали чернильные сумерки. Вдалеке сверкнули огни. Вперед! Да здравствует месть! Да поможет Бог Лондону и его жителям.
Глава 2
Истинный джентльмен может выразить сложнейшее из чувств самым простым жестом. Это действует прекрасно в любом обществе, за исключением, разумеется, женского, будь то мать, жена или другая особа. В этих случаях, джентльмен вы или нет, никакие средства общения не будут излишними.
Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким
Мессингейл-Хаус был совсем не похож на прочие старинные особняки в Девоншире. Его стены не запачкала сажа коптящих труб; двери не заедало; полы редко скрипели. Перила лестниц не дрожали предательским образом. Это был, как любил повторять дворецкий в назидание экономке, бесшумный дом.
Тихим было все – за исключением, разумеется, его светлости.
Даже теперь могучий голос герцога Мессингейла с легкостью проникал сквозь тяжелую дверь библиотеки. Громовой раскат сопровождался другим безошибочно узнаваемым звуком – звоном разбитой вдребезги чашки.
– Гром и молния! – сказал новый лакей.
Дворецкий Джеймсон посмотрел на него неодобрительно. Он прослужил у его светлости больше пятнадцати лет и не поощрял пренебрежительных замечаний прислуги в адрес хозяина или хозяйки.
К счастью для лакея, за дверью библиотеки воцарилась тишина, зато на лестнице раздались легкие шаги.
Джеймсон встал навытяжку – весь внимание. Быстрым взглядом он отправил обоих лакеев на их пост – к парадной двери. По лестнице спускалась леди Элизабет, невольная спасительница словоохотливого лакея, старательно подавляя зевок. Раннее солнце вспыхивало огнем в ее золотистых волосах. Завидев Джеймсона, она улыбнулась:
– Доброе утро!
Изящной невысокой фигуркой, карими глазами в частоколе густых ресниц и крупным чувственным ртом леди Элизабет, как все говорили, напоминала мать – младшую из невесток его светлости. В свое время та слыла красавицей. «Вылитая мать, – говорили люди, а потом грустно вздыхали: – Упокой Господь душу леди Эллен!»
Особого внимания это замечание, впрочем, не привлекало.
Из-за двери библиотеки снова раздался голос его светлости, а затем хруст разрываемой на мелкие кусочки газеты. Леди Элизабет скорчила уморительную гримаску:
– О Боже! Что это нашло сегодня на дедушку? Джеймсон улыбнулся. Для прислуги внучка его светлости была словно луч солнца, хотя обязанности хозяйки дома она выполняла строго. Как заметил однажды Джеймсон экономке, миссис Кимбл, – уж если появился в глазах леди Элизабет «вот именно этот» огонек, а подбородок вскинут под «именно таким углом», тут уж хоть спорь, хоть нет, как бы мило она при этом ни улыбалась.
– Миледи, боюсь, это «Морнинг пост». Кажется, тори совсем распоясались.
– Ах, тогда понятно, почему у дедушки дурное настроение.
Заслышав шум возле парадного входа, лакей бросился отворять дверь. Вошла миловидная светловолосая дама в розовой мантилье. На рыжеватых волосах красовался капор, отделанный тесьмой. Маленькая – едва пяти футов ростом, миниатюрная, как фея, с изогнутыми сердечком губами. Даму сопровождал лорд Беинингтон – высокий темноволосый джентльмен с мрачным выражением лица и запавшими глазами.
– Шарлотта! – воскликнула Элизабет, целуя мачеху в щеку.
Шарлотта улыбнулась. Она была значительно старше падчерицы, но выглядела совсем молодо. Каждый, кто видел дам вместе, мог бы принять их за сестер. Впрочем, по сравнению с Элизабет красота Шарлотты не так впечатляла.
– Удивительно, Бет, еще совсем рано, а ты уже встала, – сказала Шарлотта дружелюбно, стаскивая перчатки. Мягкие манеры Шарлотты, впрочем, служили всего лишь прикрытием ее взрывному нраву. Временами казалось, что малейшее волнение способно заставить ее вспыхнуть миллионами искр.
Бет бросила на мачеху оценивающий взгляд, пытаясь понять, в каком она настроении. Затем успокоилась. Сегодня утром Шарлотта, по-видимому, пребывала в мирном расположении духа, что, несомненно, обрадует всех в доме.
Бет улыбнулась:
– Я бы спала и дальше, но меня позвал дедушка.
– Так рано? В самом деле, едва пробило семь! Чего же он хочет?
– Не знаю. Я еще не виделась с ним. Не успела сойти вниз, какой…
Еще одна чашка разлетелась на куски, ударившись о дверь. Затем последовала громогласная тирада, довольно бессвязная. Отчетливо слышалось только «дикари» да «проклятые радикалы».
Улыбка Шарлотты потускнела.
– Ах, эти газеты…
Лорд Беннингтон с отвращением бросил взгляд в сторону библиотеки.
– Мессингейл сам не знает, что говорит.
Бет взглянула на слуг. Они хранили на лицах невозмутимое выражение, хотя наверняка слышали, что сказал лорд Беннинг-тон. Бет не особенно жаловала Беннингтона, хотя тот был бли-жайшим компаньоном ее отца с детских лет. Чтобы вздорный лорд не сказал еще какой-нибудь гадости в присутствии слуг, Бет поспешила воскликнуть:
– Лорд Беннингтон, как приятно снова вас видеть! Он отвесил неуклюжий поклон:
– Леди Элизабет.
– Доброе утро. Вы позавтракаете с нами?
Он посмотрел на Шарлотту, а затем ответил в своей суровой манере:
– Боюсь, только не сегодня. У меня срочное дело. – Он поклонился Шарлотте, которая стояла рядом, пропуская меж пальцев плетеные ручки ридикюля. Эту нервозную привычку она усвоила совсем недавно.
Бет всегда думала, что чрезмерная чувствительность мачехи развилась в ней после смерти мужа. Действительно, многие слуги могли поклясться, что леди Шарлотта разительно переменилась, когда умер отец Бет. Как она оплакивала его смерть! Иногда Бет думала, что мачеха никогда не перестанет проливать слезы.
С тех пор прошло немало лет. Сейчас Шарлотта переживала счастливые дни. Иногда она могла и всплакнуть, правда, такое случалось все реже и реже. Было очень приятно видеть, как лорд Беннингтон старается развлечь Шарлотту, сопровождая ее повсюду. Сама Бет не питала симпатии к напыщенному лорду, но ей казалось, что властные манеры Беннингтона служат Шарлотте своего рода щитом, защищающим ее от жестокости внешнего, мира.
Беннингтон нахмурился:
– Уверен, нет необходимости напоминать вам, что спектакль начинается в семь. Так как до Лондона добираться не меньше часа, то…
– Я буду готова в пять. – Шарлотта взмахнула рукой, жест получился широким и преувеличенным. – Вам не придется ждать.
– Надеюсь. «Гамлет» – одна из моих любимых пьес. – Беннингтон приподнял шляпу. – Доброгодня, леди Элизабет. Леди Шарлотта!
С этими словами он повернулся и вышел. Щеки Шарлотты слегка порозовели. Она юркнула на лестницу.
– Бет, надеюсь, ты не станешь возражать, если я позавтракаю у себя в комнате?
– Разумеется, нет, – быстро ответила Бет. – Джеймсон, проследите, чтобы в комнату леди Шарлотты отправили поднос с завтраком.
– Да, миледи.
– И еще, Джеймсон. – Шарлотта задержалась на полпути наверх. – Сегодня утром должен приехать доктор Ньюстон. Он привезет новую бутылочку лекарства. Дайте мне знать, когда он прибудет, хорошо? Мне хотелось бы поговорить с ним. В последнее время я плохо сплю. Может быть, он пропишет мне средство посильнее.
– Да, миледи. Бет нахмурилась:
– Шарлотта! Я и не знала, чтоты плохо спишь. Может быть, я могу…
– Нет-нет! Доктор Ньюстон знает мое состояние. Он найдет средство, которое мне идеально подойдет. Вот о тебе я беспокоюсь! Помоги тебе Бог справиться с Мессингейлом. В последнее время он совершенно невозможен.
– Просто слишком жарко на улице. Он этого не выносит.
– С ним нелегко ладить, даже когда он в хорошем расположении духа. А уж если настроение у него портится… – Шарлотта поежилась. – Нуда ты знаешьего лучше всех. Я буду усебя, если тебе вдруг понадобится меня видеть. – Нервно взмахнув рукой, Шарлотта бросилась вверх по лестнице и скрылась из виду.
Опять раздался возмущенный рев Мессингейла, проклинающего газету на чем свет стоит. Бет вздохнула.
– Джеймсон, принесите в библиотеку еще один чайник. И чашки.
– Да, миледи. – Дворецкий кашлянул, прочищая горло. – Миледи простит мне мою дерзость, но я боюсь, что леди Шарлотта права. Я служу его светлости вот уже пятнадцать лет и должен сказать – в последнее время он сам на себя не похож.
Бет помолчала минуту с деланной улыбкой на лице.
– Вы в самом деле так думаете?
Джеймсон кивнул. Каждая складка его худого лица выражала тревогу.
Одно дело – Шарлотта, ей вечно чудилось, что ее знакомых то и дело поражают всевозможные болезни. Ничего удивительного, если она говорит, что дедушка не в порядке. Но услышать это от Джеймсона, который знает дедушку едва ли не лучше самой Бет…
Она продолжала старательно улыбаться, так что сводило скулы.
– Его светлость просто устал. Вот и все.
Голос, однако, выдал ее – прозвучало это слишком резко. С минуту оба помолчали. Потом Джеймсон поклонился и сказал нарочито невозмутимым тоном:
– Принесу еще чая, миледи.
Что с ней такое? Бет вошла в библиотеку, удивляясь самой себе. Никогда еще она не была столь резка со слугами. Наверное, она слишком рано поднялась с постели. Да, в этом все дело. Ей никогда не приходилось вставать так рано. Да еще разговор о болезни деда. Вот она и вышла из себя.
Она остановилась на краю толстого ковра, не сводя глаз с дедушки. Он сидел в кресле возле камина, опустив плечи, набросив на себя толстую шаль. Его профиль четко вырисовывался на фоне огня. Худой, морщинистый, с растрепанной белоснежной шевелюрой, которую, казалось, невозможно пригладить. Герцог, нахмурясь, смотрел в огонь.
Бет улыбнулась ему нежной, любящей улыбкой. Ее тревога улеглась. Лоренс Джереми Чарлз Уэстовер, ныне герцог Мес-сингейл, был крепким стариком. Еще в нежном двадцатилетнем возрасте он унаследовал титул и положение в обществе, а кроме того – многочисленные, но разоренные имения.
1 2 3 4 5
– Объясните мне, господин Уильям, откуда вам столь точно известно, что джентльмен… так сказать, предрасположен к…
Уилли переминался с ноги на ногу, бросая умоляющие взгляды на Кристиана. Тот сжалился:
– Ривс, нам пора ехать. Велите кучеру…
– Милорд, – пробурчал Ривс с заметным неодобрением в голосе, – вы ничего не хотите мне рассказать? О джентльмене, который недавно вошел в этот дом, жалуясь, что его ограбили?
– Нет!
Ривс вздохнул:
– Придет день, когда я представлю вам счет…
– Ох, да ради Бога! – взмолился Уилли. – Мы всего лишь отправились прогуляться, повеселиться немного… Остынь!
– Я как раз рассуждаю здраво, – сурово сказал Ривс. – Лорд Уэстервилл скоро унаследует огромное состояние. Нет нужды и дальше искать приключений на свою голову.
– А никто и не говорил, что в них была такая уж нужда, – возразил Кристиан. – Было весело, вот и все.
Уильям хихикнул:
– А леди-то какова, не правда ли, мистер Джек?
Ривс поморщился:
– Мой дорогой Уильям, умоляю, постарайтесь впредь называть его светлость надлежащим именем – лорд Уэстервилл!
– Сам знаю, – фыркнул Уильям, утирая нос не слишком чистым рукавом. – Но не стану я именовать мистера Джека милордом, покуда он верхом на Верзиле Тоби. Не стану!
Ривс грустно взглянул на Кристиана:
– Милорд, когда ваш батюшка, умирая, велел мне разыскать вас, я никак не предполагал, что вы занимаетесь столь опасным делом.
Улыбка замерла на губах Кристиана. Чтобы выжить в этом мире, ему пришлось научиться владеть собой, сохранять ясность ума. Но даже сейчас, когда дворецкий упомянул отца… Что он почувствовал? Ярость? Печаль? Его словно окатило холодной волной, из которой он черпал одновременно и непреклонную волю, и мучительную слабость. Кристиан сжал зубы. Что ж, если он хочет найти убийцу матери, ему нужно уметь сохранять спокойствие, когда напоминают об отце. Было время, когда ему так хотелось слышать отцовское имя! Но это было давным-давно. Кристиан поймал задумчивый взгляд Ривса.
– Если отец, пока был жив, хотел сделать мое существование не столь опасным, отчего бы ему тогда не проявить побольше заботы обо мне и брате? Да он нас совсем забыл. Странно, что вспомнил хотя бы на смертном одре.
Ривс кротко вздохнул:
– Вы позволите мне объяснить…
– Все это не имеет значения. Мне нужно состояние. Деньги помогут мне найти того, кто предал мать и явился причиной ее смерти. Вот что действительно важно.
Уилли сплюнул под ноги, в грязь мостовой.
– Месть, – сказал он со смаком.
– Месть никому не приносила добра, – холодно заметил Ривс.
– Да ладно! Разве можно по-другому? Мы, горцы, обид не прощаем.
Ривс покачал головой.
– Милорд, умоляю. Оставьте Джентльмена Джеймса в прошлом, пусть станет легендой – он это заслужил. Ваши планы пойдут прахом, если вас поймают и вздернут на виселице.
Кристиан понимал: Ривс прав. Но… только сейчас, когда перед ним забрезжила возможность получить наследство и титул, он вдруг понял, что ремесло разбойника с большой дороги его очень привлекает. Ему казалось, что это забавно, и риск быть пойманным согревал ему кровь в промозглые, угольно-черные ночи. А главное – каждый раз, когда ему удавалось взять верх над кем-то побогаче и с точки зрения общества могущественнее, чем он сам, Кристиан чувствовал себя настоящим триумфатором. Как будто он одержал победу над собственным отцом. Таким холодным. Высокомерным. Отцом, забывшим своих сыновей.
Потом Кристиану вдруг пришло в голову, что жизнь разбойника может казаться притягательной и подругой причине. Ощущение мучительной свободы. Восхитительное чувство опасности, когда они с Уилли догоняли очередную карету. И, как сегодня, жадный женский рот, ищущий его поцелуя.
Он улыбнулся. Бывало и так, что светские дамы, с чьих нежных губ он срывал поцелуи, без ведома мужей дарили ему и другие сувениры – кольца, ленты. Такие вещички должны были стать пропуском, а иногда действительно приводили его в будуары хозяек самых знатных домов Англии.
Теперь же он и сам сделался лордом. Равный среди равных. Принадлежит к сливкам общества.
Кристиан усмехнулся:
– Ривс, вот вам мое слово – это был наш последний с Уилли налет. Прощальный вечер Джентльмена Джека! Его больше не существует.
– Вот те раз! – негодующе воскликнул Уилли. – Вы это серьезно?
– Уверен, что да. – Ривс с неодобрением воззрился на Уилли. – Вам, мистер Уильям, стоит беспокоиться о другом. А именно – какое место при его светлости вы займете в новых обстоятельствах его жизни. Лорду Уэстервиллу больше не понадобится помощник, который мог бы держать лошадей, пока он вынимает пистолеты.
Кристиан ухмыльнулся, глядя, как наливается гневом лицо шотландца.
– Да будет тебе, Уилли, дружище! Лучше скажи Ривсу, что у тебя уже есть должность. Ты ведь знаешь какая.
Лицо Уилли прояснилось.
– И вправду. Если вы не собираетесь скакать на Верзиле Тоби, лучше им займусь я.
– Забирай свою лошадь. Думаю, увидимся через неделю.
– Раньше, господин! – Уилли бросил на Ривса многозначительный взгляд и пошел прочь, преисполненный достоинства – на свой манер.
– И куда же направляется господин Уильям теперь? – осведомился Ривс.
– Не думаю, что вам следует это знать.
Дворецкий снова вздохнул:
– Я как раз боялся, что вы скажете.
Он кивнул в сторону околачивающегося поблизости лакея. Лакей бросился открывать дверцу кареты и опускать лесенку. Кристиан забрался внутрь, за ним последовал Ривс. Лошади тронулись.
Карета раскачивалась на ухабистой дороге.
– Милорд, могу я поинтересоваться, как же вы собираетесь приступить к делу и найти того, кто предал вашу мать?
– Я уже знаю предателя. Это герцог Мессингейл! Мне нужны доказательства…
Ривс поднял брови.
– Герцог ведет жизнь затворника.
– Вот почему я собираюсь приударить за его внучкой – чтобы получить доступ в его дом.
Ривс размышлял добрую минуту. Затем сказал:
– Полагаю, милорд, она тоже участвовала в низком заговоре?
– Нет. Она была совсем крошкой, когда умерла моя мать. – Кристиан ясно читал неодобрение в глазах дворецкого. – Я ждал двадцать лет, чтобы отомстить за то зло, что они причинили моей матери. Я отомщу – любым способом.
Ривс вздохнул:
– Конечно, милорд. Я вижу, вы настроены решительно. Наблюдая за вашими похождениями, я пришел к выводу, что вы не уважаете закон, и это меня тревожит.
– Я никого не убивал.
– Всегда приятно слышать такое от своего работодателя. Умоляю, не сердитесь, если я попрошу вас повторить эту фразу несколько раз. Она так обнадеживает!
Кристиан рассмеялся, откинувшись на подушки сиденья. Ему потребуется немало трудов, чтобы попасть в дом герцога. Но ничего! Вот доберется до Лондона, поживет там несколько недель и очарует герцогскую внучку!
– Месть, – вполголоса произнес Кристиан.
Дворецкий не услышал – гремели колеса, скрипели кожаные ремни, громом отдавался стук копыт.
Мрачно улыбаясь, Кристиан выглянул в окно. Быстро наползали чернильные сумерки. Вдалеке сверкнули огни. Вперед! Да здравствует месть! Да поможет Бог Лондону и его жителям.
Глава 2
Истинный джентльмен может выразить сложнейшее из чувств самым простым жестом. Это действует прекрасно в любом обществе, за исключением, разумеется, женского, будь то мать, жена или другая особа. В этих случаях, джентльмен вы или нет, никакие средства общения не будут излишними.
Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким
Мессингейл-Хаус был совсем не похож на прочие старинные особняки в Девоншире. Его стены не запачкала сажа коптящих труб; двери не заедало; полы редко скрипели. Перила лестниц не дрожали предательским образом. Это был, как любил повторять дворецкий в назидание экономке, бесшумный дом.
Тихим было все – за исключением, разумеется, его светлости.
Даже теперь могучий голос герцога Мессингейла с легкостью проникал сквозь тяжелую дверь библиотеки. Громовой раскат сопровождался другим безошибочно узнаваемым звуком – звоном разбитой вдребезги чашки.
– Гром и молния! – сказал новый лакей.
Дворецкий Джеймсон посмотрел на него неодобрительно. Он прослужил у его светлости больше пятнадцати лет и не поощрял пренебрежительных замечаний прислуги в адрес хозяина или хозяйки.
К счастью для лакея, за дверью библиотеки воцарилась тишина, зато на лестнице раздались легкие шаги.
Джеймсон встал навытяжку – весь внимание. Быстрым взглядом он отправил обоих лакеев на их пост – к парадной двери. По лестнице спускалась леди Элизабет, невольная спасительница словоохотливого лакея, старательно подавляя зевок. Раннее солнце вспыхивало огнем в ее золотистых волосах. Завидев Джеймсона, она улыбнулась:
– Доброе утро!
Изящной невысокой фигуркой, карими глазами в частоколе густых ресниц и крупным чувственным ртом леди Элизабет, как все говорили, напоминала мать – младшую из невесток его светлости. В свое время та слыла красавицей. «Вылитая мать, – говорили люди, а потом грустно вздыхали: – Упокой Господь душу леди Эллен!»
Особого внимания это замечание, впрочем, не привлекало.
Из-за двери библиотеки снова раздался голос его светлости, а затем хруст разрываемой на мелкие кусочки газеты. Леди Элизабет скорчила уморительную гримаску:
– О Боже! Что это нашло сегодня на дедушку? Джеймсон улыбнулся. Для прислуги внучка его светлости была словно луч солнца, хотя обязанности хозяйки дома она выполняла строго. Как заметил однажды Джеймсон экономке, миссис Кимбл, – уж если появился в глазах леди Элизабет «вот именно этот» огонек, а подбородок вскинут под «именно таким углом», тут уж хоть спорь, хоть нет, как бы мило она при этом ни улыбалась.
– Миледи, боюсь, это «Морнинг пост». Кажется, тори совсем распоясались.
– Ах, тогда понятно, почему у дедушки дурное настроение.
Заслышав шум возле парадного входа, лакей бросился отворять дверь. Вошла миловидная светловолосая дама в розовой мантилье. На рыжеватых волосах красовался капор, отделанный тесьмой. Маленькая – едва пяти футов ростом, миниатюрная, как фея, с изогнутыми сердечком губами. Даму сопровождал лорд Беинингтон – высокий темноволосый джентльмен с мрачным выражением лица и запавшими глазами.
– Шарлотта! – воскликнула Элизабет, целуя мачеху в щеку.
Шарлотта улыбнулась. Она была значительно старше падчерицы, но выглядела совсем молодо. Каждый, кто видел дам вместе, мог бы принять их за сестер. Впрочем, по сравнению с Элизабет красота Шарлотты не так впечатляла.
– Удивительно, Бет, еще совсем рано, а ты уже встала, – сказала Шарлотта дружелюбно, стаскивая перчатки. Мягкие манеры Шарлотты, впрочем, служили всего лишь прикрытием ее взрывному нраву. Временами казалось, что малейшее волнение способно заставить ее вспыхнуть миллионами искр.
Бет бросила на мачеху оценивающий взгляд, пытаясь понять, в каком она настроении. Затем успокоилась. Сегодня утром Шарлотта, по-видимому, пребывала в мирном расположении духа, что, несомненно, обрадует всех в доме.
Бет улыбнулась:
– Я бы спала и дальше, но меня позвал дедушка.
– Так рано? В самом деле, едва пробило семь! Чего же он хочет?
– Не знаю. Я еще не виделась с ним. Не успела сойти вниз, какой…
Еще одна чашка разлетелась на куски, ударившись о дверь. Затем последовала громогласная тирада, довольно бессвязная. Отчетливо слышалось только «дикари» да «проклятые радикалы».
Улыбка Шарлотты потускнела.
– Ах, эти газеты…
Лорд Беннингтон с отвращением бросил взгляд в сторону библиотеки.
– Мессингейл сам не знает, что говорит.
Бет взглянула на слуг. Они хранили на лицах невозмутимое выражение, хотя наверняка слышали, что сказал лорд Беннинг-тон. Бет не особенно жаловала Беннингтона, хотя тот был бли-жайшим компаньоном ее отца с детских лет. Чтобы вздорный лорд не сказал еще какой-нибудь гадости в присутствии слуг, Бет поспешила воскликнуть:
– Лорд Беннингтон, как приятно снова вас видеть! Он отвесил неуклюжий поклон:
– Леди Элизабет.
– Доброе утро. Вы позавтракаете с нами?
Он посмотрел на Шарлотту, а затем ответил в своей суровой манере:
– Боюсь, только не сегодня. У меня срочное дело. – Он поклонился Шарлотте, которая стояла рядом, пропуская меж пальцев плетеные ручки ридикюля. Эту нервозную привычку она усвоила совсем недавно.
Бет всегда думала, что чрезмерная чувствительность мачехи развилась в ней после смерти мужа. Действительно, многие слуги могли поклясться, что леди Шарлотта разительно переменилась, когда умер отец Бет. Как она оплакивала его смерть! Иногда Бет думала, что мачеха никогда не перестанет проливать слезы.
С тех пор прошло немало лет. Сейчас Шарлотта переживала счастливые дни. Иногда она могла и всплакнуть, правда, такое случалось все реже и реже. Было очень приятно видеть, как лорд Беннингтон старается развлечь Шарлотту, сопровождая ее повсюду. Сама Бет не питала симпатии к напыщенному лорду, но ей казалось, что властные манеры Беннингтона служат Шарлотте своего рода щитом, защищающим ее от жестокости внешнего, мира.
Беннингтон нахмурился:
– Уверен, нет необходимости напоминать вам, что спектакль начинается в семь. Так как до Лондона добираться не меньше часа, то…
– Я буду готова в пять. – Шарлотта взмахнула рукой, жест получился широким и преувеличенным. – Вам не придется ждать.
– Надеюсь. «Гамлет» – одна из моих любимых пьес. – Беннингтон приподнял шляпу. – Доброгодня, леди Элизабет. Леди Шарлотта!
С этими словами он повернулся и вышел. Щеки Шарлотты слегка порозовели. Она юркнула на лестницу.
– Бет, надеюсь, ты не станешь возражать, если я позавтракаю у себя в комнате?
– Разумеется, нет, – быстро ответила Бет. – Джеймсон, проследите, чтобы в комнату леди Шарлотты отправили поднос с завтраком.
– Да, миледи.
– И еще, Джеймсон. – Шарлотта задержалась на полпути наверх. – Сегодня утром должен приехать доктор Ньюстон. Он привезет новую бутылочку лекарства. Дайте мне знать, когда он прибудет, хорошо? Мне хотелось бы поговорить с ним. В последнее время я плохо сплю. Может быть, он пропишет мне средство посильнее.
– Да, миледи. Бет нахмурилась:
– Шарлотта! Я и не знала, чтоты плохо спишь. Может быть, я могу…
– Нет-нет! Доктор Ньюстон знает мое состояние. Он найдет средство, которое мне идеально подойдет. Вот о тебе я беспокоюсь! Помоги тебе Бог справиться с Мессингейлом. В последнее время он совершенно невозможен.
– Просто слишком жарко на улице. Он этого не выносит.
– С ним нелегко ладить, даже когда он в хорошем расположении духа. А уж если настроение у него портится… – Шарлотта поежилась. – Нуда ты знаешьего лучше всех. Я буду усебя, если тебе вдруг понадобится меня видеть. – Нервно взмахнув рукой, Шарлотта бросилась вверх по лестнице и скрылась из виду.
Опять раздался возмущенный рев Мессингейла, проклинающего газету на чем свет стоит. Бет вздохнула.
– Джеймсон, принесите в библиотеку еще один чайник. И чашки.
– Да, миледи. – Дворецкий кашлянул, прочищая горло. – Миледи простит мне мою дерзость, но я боюсь, что леди Шарлотта права. Я служу его светлости вот уже пятнадцать лет и должен сказать – в последнее время он сам на себя не похож.
Бет помолчала минуту с деланной улыбкой на лице.
– Вы в самом деле так думаете?
Джеймсон кивнул. Каждая складка его худого лица выражала тревогу.
Одно дело – Шарлотта, ей вечно чудилось, что ее знакомых то и дело поражают всевозможные болезни. Ничего удивительного, если она говорит, что дедушка не в порядке. Но услышать это от Джеймсона, который знает дедушку едва ли не лучше самой Бет…
Она продолжала старательно улыбаться, так что сводило скулы.
– Его светлость просто устал. Вот и все.
Голос, однако, выдал ее – прозвучало это слишком резко. С минуту оба помолчали. Потом Джеймсон поклонился и сказал нарочито невозмутимым тоном:
– Принесу еще чая, миледи.
Что с ней такое? Бет вошла в библиотеку, удивляясь самой себе. Никогда еще она не была столь резка со слугами. Наверное, она слишком рано поднялась с постели. Да, в этом все дело. Ей никогда не приходилось вставать так рано. Да еще разговор о болезни деда. Вот она и вышла из себя.
Она остановилась на краю толстого ковра, не сводя глаз с дедушки. Он сидел в кресле возле камина, опустив плечи, набросив на себя толстую шаль. Его профиль четко вырисовывался на фоне огня. Худой, морщинистый, с растрепанной белоснежной шевелюрой, которую, казалось, невозможно пригладить. Герцог, нахмурясь, смотрел в огонь.
Бет улыбнулась ему нежной, любящей улыбкой. Ее тревога улеглась. Лоренс Джереми Чарлз Уэстовер, ныне герцог Мес-сингейл, был крепким стариком. Еще в нежном двадцатилетнем возрасте он унаследовал титул и положение в обществе, а кроме того – многочисленные, но разоренные имения.
1 2 3 4 5