Он не должен видеть ее боль!
Граф мог войти в любой момент, а она все еще не решила, как ей с ним себя вести. Изобразить из себя невинность, с неохотой подчиняющейся его страсти, или встретить его лежа в постели? Сосредоточиться мешало то, что она находилась сейчас в той комнате, где прошла их первая ночь, воспоминания о его объятиях и желание узнать, как у них пройдет вторая ночь. Она сама шла навстречу опасности, как мотылек, который летит к пламени свечи. Ей хотелось опять прижаться к нему, погладить его плечи, пощекотать пальцами его шею, поправит растрепавшиеся смоляные локоны. Она припомнила его руки, сжимающие бокал или небрежно лежащие на столике, сильную высокую шею, крупную гордую голову, и ощутила, как внизу живота прокатилась теплая волна. И в то же время в ней бурлил гнев. Как можно быть таким высокомерным, как можно осуждать невинного ребенка за то, что он не такой, как все? Этот человек смог довести ее до слез! Ее, которая не проронила ни единой слезинки, даже над могилой отца и матери. А этот негодяй, этот равнодушный граф своим надменным взглядом и жестокими словами заставил ее плакать!Нет, она должна быть с ним холодна, как мраморная статуя, чтобы, едва прикоснувшись к ней, он тут же отшатнулся прочь. И уж конечно, самой не упиваться его объятиями. Кэтрин печально улыбнулась, понимая всю наивность этих мыслей.У Кэтрин был такой обескураженный вид, когда граф вошел в комнату, что даже прошло раздражение, в котором он находился весь день. Взглянув на ее милое заплаканное лицо, он нежно улыбнулся. Неужели это она смогла вывести его из себя? Граф почувствовал угрызение совести. Неужели она хочет порвать с ним?— Ты постоянно удивляешь меня, — мягко произнес он, разглядывая чуть припухшее от слез лицо и порозовевший нос, губы, созданные для поцелуев.Кэтрин напоминала девочку, поудобнее устроившуюся на кровати в ожидании сказок, которые расскажет ей перед сном няня. Правда, у маленьких девочек не бывает таких великолепных атласных плеч цвета слоновой кости, нежных упругих грудей и соблазнительных бедер. Все ее прелести явно угадывались под мягкой простыней, которой она укрылась. В улыбке Фрэдди мелькнуло что-то хищное.— Честь не является привилегией мужчин, милорд, — в тон ему ответила она. — Я же заключила с вами контракт.Это было просто предлогом. И граф понял это. Глаза его смеялись.— Я не потерплю в своей постели мучениц, Кэт. Страсть не уживается с благочестием, — сказал он, присаживаясь на край кровати и кладя руки на колени.— Возможно, Бог услышал твои молитвы, — обольстительно произнесла Кэтрин.Он склонился к ней ближе. Губы их разделял теперь лишь какой-то дюйм. Граф смотрел на ее грудь, колеблющуюся под легкой простыней. Нет, не страх заставляет дышать ее все чаще и глубже, не от гнева становится все горячее ее кровь, Фрэдди приподнял голову, и она увидела его полные вожделения глаза.— Не думай, Кэтрин, что я намерен заставить тебя. — Странно, но похоже, что он называет ее полным именем только тогда, когда сердится. — Страсть — вот единственная сила, которая способна породить ответную страсть. Мне нужна любовница, с радостью вступающая в любовную игру, а не робкая женщина. Ты намерена стать моей или будешь сопротивляться и мне, и себе?Борьбу с собой она уже проиграла. Но это не значит, что она так легко сдастся ему.— Мое сопротивление успокоит совесть, а что дадите мне вы?— Тепло и уют в эти холодные зимние ночи.— Ночи действительно холодные, милорд. Но я знаю, как защищаться от холода, — сказала она, натягивая до самого подбородка ватное одеяло.— Возможно, — улыбнулся граф, опускаясь на ее грудь и нежно проведя ладонью по бедрам. — Но ни одно одеяло не согреет тебя, как я.Вот уж поистине неисправимый, сумасшедший, опытный эгоист. Но приходится признать: он опять выиграл. Глава 7 Тусклый утренний свет проник сквозь узкое окно, покрытое инеем. За ночь зима уже успела окрасить мир в белый цвет. Снег покрыл тропинки, высокими шапками лежал на крышах, ровным слоем расстелился по широкому мертонвудскому лугу, бывшему совсем недавно таким зеленым. Сугробы забаррикадировали двери конюшни и кухни. Ветви деревьев в лесу согнулись под тяжестью снежных хлопьев. Природа сменила свой зеленый наряд на белые одежды.В спальне было тихо и спокойно. Граф крепко спал, изредка беспокойно вздрагивая, а Кэтрин уже давно лежала с открытыми глазами. Из глубины дома стали раздаваться звуки. Сначала раздались шаги служанки, начавшей разжигать камины, затем послышалось ворчание старого Таунсенда, проклинавшего обострившийся с холодами артрит, из-за которого ныли все кости. Загремели сковородки и кастрюли на кухне, забренчали ключи на поясе миссис Робертс. На улице послышались голоса и скрип шагов. Садовник Майкл и один из лакеев очищали от снега тропинку, ведущую от кухни к конюшне. Звуки были ясные и одновременно приглушенные.Было обычное зимнее утро. Конюхи начали убирать скопившийся за ночь в стойлах навоз; кухарка грозилась изрядно наказать любого, кто наследит на только что вымытом полу кухни; служанки ворчливо предлагали ей самой потаскать тяжелые ведра с горячей водой для утреннего умывания; в каминах начал весело потрескивать огонь. Шторы на окнах подняли, ступеньки переднего входа очистили от снега. Все было как всегда, и вместе с тем все изменилось.В один из каминов, видимо, попал снег, в холодной спальне повеяло дымком и свежестью. Эти запахи смешались с запахом дорогого табака, с легким ароматом фиалок и трав, исходившим от простыней, и мускусным запахом любви.Кожа Кэтрин сделалась необычайно чувствительной. Она ощущала каждую складку простыни, каждый локон упавших на плечи волос. Прикосновение мускулистой ноги лежащего рядом графа, пружинистое вздрагивание матраса и мягкое сопротивление пуховой подушки вызывали новые, свежие, как само это утро, чувства. Кончики пальцев хранили воспоминания о прикосновениях к сильному телу графа. Она могла наглядно представить свои пылающие щеки, чуть припухшие от недавних поцелуев губы, каждую ресничку своих полуопущенных век.Граф сделал ее тело таким. За одно это ей следовало бы возненавидеть его.Неожиданно в памяти всплыл вид омываемой морскими водами скалы, на которой стоял ее родной дом. Море было порой таким нежным, но даже прочная скала не смогла в конце концов устоять под его натиском: однажды край ее рухнул вниз вместе с частью замка Донеган. Так и каждое прикосновение графа уносит какую-то ее частичку. Она, конечно, мечтала полюбить по-настоящему, но только не такого мужчину. Любовь женщины — дар, который он не способен ни оценить, ни даже понять. Но самая большая опасность заключена не в нем, а в ней самой. Кэтрин была всегда окружена любовью. Ее любили просто за то, что она есть: сначала — родители, потом — Констанция. И она любила их, а теперь полюбила маленькую Джули.А его? Надо быть большой дурой, чтобы полюбить графа Монкрифа. Он не обманывал ее и никогда не говорил о своих чувствах. Ему нужны только ее тело и наслаждения. И он не в состоянии дать ей то, в чем она так нуждается.Пусть все идет так, как задумано. Она выполнит условия соглашения, получит обещанное вознаграждение и Джули, а затем начнет новую самостоятельную жизнь. Она будет притворяться и лгать ночь за ночью, пока его близость не станет привычной. Она будет целовать его, пока каждый поцелуй не станет ей знакомым, пока не узнает вкус каждого кусочка его кожи, пока любая его ласка не станет ей известной.Каждый его поцелуй, каждое прикосновение будут уносить часть ее души, оставляя взамен воспоминания, которые будут жить в ней до самой смерти. Он слишком опытен, чтобы можно было забыть о нем. Этого она опасалась больше всего, когда решилась на эту сделку. Графу нужно ее тело, ее страсть. Заключив сделку, он сломил ее сопротивление и получил то, что хотел. Когда придет время, он заплатит за это без особого труда и угрызений совести. Удовлетворив свой очередной каприз, он просто вернется к привычной для себя жизни.А она? Сможет ли она забыть его?
Прошло несколько дней. Кэтрин поняла, что она может возбуждать графа нежным шепотом и мягкими, обволакивающими движениями. Он понял, что зимой время летит быстрее. Она узнала, что даже настоящая страсть никогда не заменит любовь. Он узнал, что смелый и опытный ночью любовник днем может испытывать неловкость. Кэтрин поняла, что хотят мужчины от своих любовниц. Граф понял, что мужчина хочет получить от своей любовницы больше, чем только пылкие объятия в постели. Кэтрин убедилась, что чувства свои надо защищать более надежно, чем даже девственность. Фрэдди вдруг ощутил, что стена, которая всю жизнь защищала его сердце от постороннего воздействия, начала колебаться. Она узнала, что можно восхищаться даже человеком, вызывающим в тебе гнев. Граф понял, что имеет дело далеко не с ребенком: даже он при всей своей опытности не мог порой угадать, что чувствует Кэтрин и каково ее настроение в данный момент.Если ночи их можно было сравнить с раем, то дни превращались в подобие ада.Окруженные любопытно-смущенными взглядами слуг, они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо, но оставаясь одни, просто молчали. Кэтрин несколько раз пыталась разговорить графа, но все эти попытки немедленно обрывались, лишь только она заговаривала о чем-либо серьезном. Когда она спросила о маршрутах его кораблей и о распоряжениях, которые он отдает через курьеров, граф улыбнулся и поинтересовался, удовлетворена ли она своим гардеробом. Когда Кэтрин поинтересовалась, каким бизнесом он занимается еще, граф заговорил о достоинствах десерта. На ее замечание о том, что нынешний король уделяет большое внимание архитектуре, ответил комплиментом о ее собственном цветущем виде. Вопрос о новых машинах, которые испытывались на его фабриках, и вовсе остался без ответа. Его совершенно не интересовало ее мнение. Он вел себя так, будто, кроме симпатичного лица и красивых волос выше ее шеи, ничего не было и не могло быть. Такое поведение графа и раздражало, и в то же время облегчало неизбежное расставание.Для графа подобное отношение к женщинам было привычным и естественным. Он знал, что его дело заработать достаточно денег, чтобы мать и сестра чувствовали себя обеспеченными и могли заниматься своими нарядами и благотворительностью. Для женщин он был всего лишь прекрасным любовником, от которого требовалось немного ласки, внимания и побольше денег. Разговоры о политике, международных делах и правителях — удел мужчин. Пусть женщины обсуждают моды, женихов, мужей, детей или слуг, а мужчина должен заниматься более серьезными проблемами. И если бы ему сказали, что Кэтрин обижается на его поведение, он бы просто рассмеялся.Ему всегда доставляло удовольствие наблюдать за ней. Ему нравилась ее правильная речь, ее страсть была необыкновенной, но она никогда не проявлялась днем. Она не была беззащитной и слишком чувствительной женщиной, трепещущей от его ласковых и смелых слов, но в то же время была женственной и мягкой. Кэтрин была настолько вовлечена в повседневную жизнь Мертонвуда, что он редко видел ее в течение дня. То она наблюдала за тем, как работает пресс, на котором отжимали льняное масло, то помогала на кухне молчаливой и всегда готовой увильнуть от работы Hope. А однажды он увидел, как она связывала какие-то большие узлы, а затем — один Бог знает зачем — таскала их то в конюшню, то в амбар.О Джули они не говорили.Он никогда не думал, что женщина может играть такую большую роль в его жизни. После смерти Селесты у него было немало женщин, но это были кратковременные, случайные связи. Ему понравилось иметь одну, но только тебе принадлежащую женщину. Он знал, что, когда он поднимется в комнату Кэтрин, она встретит его теплом и лаской и ей нужен только он, и никто другой.Он должен просто сказать ей о том, чтобы она поехала с ним в Лондон. Ему никогда не приходила в голову мысль духовно сближаться со своей любовницей. Но Кэтрин была его созданием. Он научил ее искусству любви. Безусловно, надо будет изменить некоторые условия их дурацкого контракта. Надо постараться убедить ее, чтобы как-то избавиться от Джули. Возможно, надо отдать девочку в какой-нибудь хороший приют, а Кэтрин просто поставить перед фактом.Граф вернулся к письменному столу, на котором лежал проект соглашения с линкольнширскими фабриками, но так и не смог сосредоточиться на нем. Голова была занята иной проблемой.
Одет в этот вечер граф был просто великолепно. Безукоризненно сшитый вечерний костюм делал его похожим на принца какого-нибудь экзотического королевства. Портной постарался на славу. Черный костюм не скрывал, а подчеркивал прекрасно развитый торс Фрэдди и ширину его богатырских плеч. Хотя мужчин и не принято называть прекрасными, подумала Кэтрин, но он был именно таким. Он стоял перед ней весь в темном, с горящими глазами, похожий на сатану или на кого-нибудь из его свиты. Нелестное сравнение, но, к сожалению, верное. Кэтрин ненавидела графа в этот момент. Ненависть эта смешивалась с другими ее чувствами, и от этого было еще больнее.О карете, вызванной из Лондона, ей рассказал Майкл. Она стояла в конюшне, а славно пообедавший и изрядно заправившийся бренди кучер похрапывал наверху. Карета эта должна увезти Джули в неизвестном направлении, и она не сможет ее найти. Граф решил избавиться от дочери, как избавляются от щенка или от непослушной, строптивой лошади.Кэтрин смотрела на графа, нервно улыбалась и думала, что просто ненавидеть человека, совершающего подобный поступок, слишком мало. Хотелось немедленно бросить ему в лицо то, что ей известно о его планах, и высказать все, что она думает о нем самом. Но она не хотела опережать события.Великолепный граф Монкриф нашел способ избавиться от Джули. Интересно, понимает ли граф, что одновременно он лишается и любовницы?— У меня есть предложение к тебе, Кэт, — произнес он, и губы его разошлись в приторной улыбке.Кэтрин сидела на своем обычном месте, на маленьком, обитом парчой диванчике. Юбка ее была аккуратно расправлена, ступни скрещены, ладони лежали на коленях. Кэтрин сидела прямо, расправив плечи, как учила Констанция. Сегодня она впервые надела одно из своих новых платьев. Недавно из Лондона привезли целую партию материалов для Кэтрин. В Мертонвуде нашлась горничная, которая отлично шила. И теперь гардероб у Кэтрин значительно обновился. Кэтрин хотела удержать графа от напрасных трат на временную любовницу, но решила промолчать. Розоватое с замысловатыми узорами платье ей очень шло. Даже глаза заблестели, а щеки слегка порозовели, когда она увидела себя в зеркале, но, поймав довольный взгляд Фрэдди, Кэтрин прикусила губу. Показывать, что ей понравился его подарок, совершенно не хотелось. Граф небрежно облокотился о спинку дивана, великолепный пышущий здоровьем самец, противоречивый и беспринципный человек, опасный, как свернувшаяся в клубок змея. Он умел сдерживать себя, хотя и нередко давал волю гневу. Жизнь граф воспринимал с высоты своего положения и богатства, считая, что ему все доступно и дозволено. Противостоять такому человеку можно было только одним — вести себя так же, как он. Днем Кэтрин была сдержанна и холодна, зато ночью своими ласками доводила его до экстаза. Она наслаждалась его ответными ласками. И шептала про себя слова любви.Но сегодня этого не будет.И никогда больше.— Что же вы хотите предложить мне, милорд?Фрэдди рассмеялся так громко что, казалось, смех его заполнил всю комнату.— Неужели я так никогда и не дождусь, чтобы ты называла меня по имени, Кэт?Кэтрин помнила тот единственный случай, когда она произнесла это имя, и его ответ, брошенный ей прямо в лицо. Она улыбнулась довольно холодной и вежливой улыбкой.— У меня для тебя есть множество имен. Какое из них ты хотел бы услышать сейчас?Несмотря на улыбку, в ее голосе слышались гневные нотки. Брови графа удивленно приподнялись, краешки губ опустились.— Разве я кажусь таким ужасным деспотом?— Вы сказали, что у вас есть какое-то предложение, милорд? Я бы хотела выслушать его, а потом уж обсуждать все остальное, если вы не возражаете.— Хорошо! — резко произнес он, сердясь на нее за испорченное настроение. — Дело в том, что ты заключила со мной плохую сделку. Я хочу переделать ее, изменив условия в твою пользу.Кэтрин молча смотрела на него, ожидая продолжения. Граф не сомневался, что ей было интересно, но она ничем не выдавала этого. Он видел лишь маску, за которой скрывалась настоящая Кэтрин, и чувствовал себя от этого крайне неуютно.— Я собираюсь позаботиться о твоем будущем, но для этого мы должны изменить решение относительно Джули. Конечно, если ты настаиваешь, я могу подыскать для нее какой-нибудь дом, где о ней будут хорошо заботиться.— Конечно, настаиваю, — сухо сказала Кэтрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Граф мог войти в любой момент, а она все еще не решила, как ей с ним себя вести. Изобразить из себя невинность, с неохотой подчиняющейся его страсти, или встретить его лежа в постели? Сосредоточиться мешало то, что она находилась сейчас в той комнате, где прошла их первая ночь, воспоминания о его объятиях и желание узнать, как у них пройдет вторая ночь. Она сама шла навстречу опасности, как мотылек, который летит к пламени свечи. Ей хотелось опять прижаться к нему, погладить его плечи, пощекотать пальцами его шею, поправит растрепавшиеся смоляные локоны. Она припомнила его руки, сжимающие бокал или небрежно лежащие на столике, сильную высокую шею, крупную гордую голову, и ощутила, как внизу живота прокатилась теплая волна. И в то же время в ней бурлил гнев. Как можно быть таким высокомерным, как можно осуждать невинного ребенка за то, что он не такой, как все? Этот человек смог довести ее до слез! Ее, которая не проронила ни единой слезинки, даже над могилой отца и матери. А этот негодяй, этот равнодушный граф своим надменным взглядом и жестокими словами заставил ее плакать!Нет, она должна быть с ним холодна, как мраморная статуя, чтобы, едва прикоснувшись к ней, он тут же отшатнулся прочь. И уж конечно, самой не упиваться его объятиями. Кэтрин печально улыбнулась, понимая всю наивность этих мыслей.У Кэтрин был такой обескураженный вид, когда граф вошел в комнату, что даже прошло раздражение, в котором он находился весь день. Взглянув на ее милое заплаканное лицо, он нежно улыбнулся. Неужели это она смогла вывести его из себя? Граф почувствовал угрызение совести. Неужели она хочет порвать с ним?— Ты постоянно удивляешь меня, — мягко произнес он, разглядывая чуть припухшее от слез лицо и порозовевший нос, губы, созданные для поцелуев.Кэтрин напоминала девочку, поудобнее устроившуюся на кровати в ожидании сказок, которые расскажет ей перед сном няня. Правда, у маленьких девочек не бывает таких великолепных атласных плеч цвета слоновой кости, нежных упругих грудей и соблазнительных бедер. Все ее прелести явно угадывались под мягкой простыней, которой она укрылась. В улыбке Фрэдди мелькнуло что-то хищное.— Честь не является привилегией мужчин, милорд, — в тон ему ответила она. — Я же заключила с вами контракт.Это было просто предлогом. И граф понял это. Глаза его смеялись.— Я не потерплю в своей постели мучениц, Кэт. Страсть не уживается с благочестием, — сказал он, присаживаясь на край кровати и кладя руки на колени.— Возможно, Бог услышал твои молитвы, — обольстительно произнесла Кэтрин.Он склонился к ней ближе. Губы их разделял теперь лишь какой-то дюйм. Граф смотрел на ее грудь, колеблющуюся под легкой простыней. Нет, не страх заставляет дышать ее все чаще и глубже, не от гнева становится все горячее ее кровь, Фрэдди приподнял голову, и она увидела его полные вожделения глаза.— Не думай, Кэтрин, что я намерен заставить тебя. — Странно, но похоже, что он называет ее полным именем только тогда, когда сердится. — Страсть — вот единственная сила, которая способна породить ответную страсть. Мне нужна любовница, с радостью вступающая в любовную игру, а не робкая женщина. Ты намерена стать моей или будешь сопротивляться и мне, и себе?Борьбу с собой она уже проиграла. Но это не значит, что она так легко сдастся ему.— Мое сопротивление успокоит совесть, а что дадите мне вы?— Тепло и уют в эти холодные зимние ночи.— Ночи действительно холодные, милорд. Но я знаю, как защищаться от холода, — сказала она, натягивая до самого подбородка ватное одеяло.— Возможно, — улыбнулся граф, опускаясь на ее грудь и нежно проведя ладонью по бедрам. — Но ни одно одеяло не согреет тебя, как я.Вот уж поистине неисправимый, сумасшедший, опытный эгоист. Но приходится признать: он опять выиграл. Глава 7 Тусклый утренний свет проник сквозь узкое окно, покрытое инеем. За ночь зима уже успела окрасить мир в белый цвет. Снег покрыл тропинки, высокими шапками лежал на крышах, ровным слоем расстелился по широкому мертонвудскому лугу, бывшему совсем недавно таким зеленым. Сугробы забаррикадировали двери конюшни и кухни. Ветви деревьев в лесу согнулись под тяжестью снежных хлопьев. Природа сменила свой зеленый наряд на белые одежды.В спальне было тихо и спокойно. Граф крепко спал, изредка беспокойно вздрагивая, а Кэтрин уже давно лежала с открытыми глазами. Из глубины дома стали раздаваться звуки. Сначала раздались шаги служанки, начавшей разжигать камины, затем послышалось ворчание старого Таунсенда, проклинавшего обострившийся с холодами артрит, из-за которого ныли все кости. Загремели сковородки и кастрюли на кухне, забренчали ключи на поясе миссис Робертс. На улице послышались голоса и скрип шагов. Садовник Майкл и один из лакеев очищали от снега тропинку, ведущую от кухни к конюшне. Звуки были ясные и одновременно приглушенные.Было обычное зимнее утро. Конюхи начали убирать скопившийся за ночь в стойлах навоз; кухарка грозилась изрядно наказать любого, кто наследит на только что вымытом полу кухни; служанки ворчливо предлагали ей самой потаскать тяжелые ведра с горячей водой для утреннего умывания; в каминах начал весело потрескивать огонь. Шторы на окнах подняли, ступеньки переднего входа очистили от снега. Все было как всегда, и вместе с тем все изменилось.В один из каминов, видимо, попал снег, в холодной спальне повеяло дымком и свежестью. Эти запахи смешались с запахом дорогого табака, с легким ароматом фиалок и трав, исходившим от простыней, и мускусным запахом любви.Кожа Кэтрин сделалась необычайно чувствительной. Она ощущала каждую складку простыни, каждый локон упавших на плечи волос. Прикосновение мускулистой ноги лежащего рядом графа, пружинистое вздрагивание матраса и мягкое сопротивление пуховой подушки вызывали новые, свежие, как само это утро, чувства. Кончики пальцев хранили воспоминания о прикосновениях к сильному телу графа. Она могла наглядно представить свои пылающие щеки, чуть припухшие от недавних поцелуев губы, каждую ресничку своих полуопущенных век.Граф сделал ее тело таким. За одно это ей следовало бы возненавидеть его.Неожиданно в памяти всплыл вид омываемой морскими водами скалы, на которой стоял ее родной дом. Море было порой таким нежным, но даже прочная скала не смогла в конце концов устоять под его натиском: однажды край ее рухнул вниз вместе с частью замка Донеган. Так и каждое прикосновение графа уносит какую-то ее частичку. Она, конечно, мечтала полюбить по-настоящему, но только не такого мужчину. Любовь женщины — дар, который он не способен ни оценить, ни даже понять. Но самая большая опасность заключена не в нем, а в ней самой. Кэтрин была всегда окружена любовью. Ее любили просто за то, что она есть: сначала — родители, потом — Констанция. И она любила их, а теперь полюбила маленькую Джули.А его? Надо быть большой дурой, чтобы полюбить графа Монкрифа. Он не обманывал ее и никогда не говорил о своих чувствах. Ему нужны только ее тело и наслаждения. И он не в состоянии дать ей то, в чем она так нуждается.Пусть все идет так, как задумано. Она выполнит условия соглашения, получит обещанное вознаграждение и Джули, а затем начнет новую самостоятельную жизнь. Она будет притворяться и лгать ночь за ночью, пока его близость не станет привычной. Она будет целовать его, пока каждый поцелуй не станет ей знакомым, пока не узнает вкус каждого кусочка его кожи, пока любая его ласка не станет ей известной.Каждый его поцелуй, каждое прикосновение будут уносить часть ее души, оставляя взамен воспоминания, которые будут жить в ней до самой смерти. Он слишком опытен, чтобы можно было забыть о нем. Этого она опасалась больше всего, когда решилась на эту сделку. Графу нужно ее тело, ее страсть. Заключив сделку, он сломил ее сопротивление и получил то, что хотел. Когда придет время, он заплатит за это без особого труда и угрызений совести. Удовлетворив свой очередной каприз, он просто вернется к привычной для себя жизни.А она? Сможет ли она забыть его?
Прошло несколько дней. Кэтрин поняла, что она может возбуждать графа нежным шепотом и мягкими, обволакивающими движениями. Он понял, что зимой время летит быстрее. Она узнала, что даже настоящая страсть никогда не заменит любовь. Он узнал, что смелый и опытный ночью любовник днем может испытывать неловкость. Кэтрин поняла, что хотят мужчины от своих любовниц. Граф понял, что мужчина хочет получить от своей любовницы больше, чем только пылкие объятия в постели. Кэтрин убедилась, что чувства свои надо защищать более надежно, чем даже девственность. Фрэдди вдруг ощутил, что стена, которая всю жизнь защищала его сердце от постороннего воздействия, начала колебаться. Она узнала, что можно восхищаться даже человеком, вызывающим в тебе гнев. Граф понял, что имеет дело далеко не с ребенком: даже он при всей своей опытности не мог порой угадать, что чувствует Кэтрин и каково ее настроение в данный момент.Если ночи их можно было сравнить с раем, то дни превращались в подобие ада.Окруженные любопытно-смущенными взглядами слуг, они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо, но оставаясь одни, просто молчали. Кэтрин несколько раз пыталась разговорить графа, но все эти попытки немедленно обрывались, лишь только она заговаривала о чем-либо серьезном. Когда она спросила о маршрутах его кораблей и о распоряжениях, которые он отдает через курьеров, граф улыбнулся и поинтересовался, удовлетворена ли она своим гардеробом. Когда Кэтрин поинтересовалась, каким бизнесом он занимается еще, граф заговорил о достоинствах десерта. На ее замечание о том, что нынешний король уделяет большое внимание архитектуре, ответил комплиментом о ее собственном цветущем виде. Вопрос о новых машинах, которые испытывались на его фабриках, и вовсе остался без ответа. Его совершенно не интересовало ее мнение. Он вел себя так, будто, кроме симпатичного лица и красивых волос выше ее шеи, ничего не было и не могло быть. Такое поведение графа и раздражало, и в то же время облегчало неизбежное расставание.Для графа подобное отношение к женщинам было привычным и естественным. Он знал, что его дело заработать достаточно денег, чтобы мать и сестра чувствовали себя обеспеченными и могли заниматься своими нарядами и благотворительностью. Для женщин он был всего лишь прекрасным любовником, от которого требовалось немного ласки, внимания и побольше денег. Разговоры о политике, международных делах и правителях — удел мужчин. Пусть женщины обсуждают моды, женихов, мужей, детей или слуг, а мужчина должен заниматься более серьезными проблемами. И если бы ему сказали, что Кэтрин обижается на его поведение, он бы просто рассмеялся.Ему всегда доставляло удовольствие наблюдать за ней. Ему нравилась ее правильная речь, ее страсть была необыкновенной, но она никогда не проявлялась днем. Она не была беззащитной и слишком чувствительной женщиной, трепещущей от его ласковых и смелых слов, но в то же время была женственной и мягкой. Кэтрин была настолько вовлечена в повседневную жизнь Мертонвуда, что он редко видел ее в течение дня. То она наблюдала за тем, как работает пресс, на котором отжимали льняное масло, то помогала на кухне молчаливой и всегда готовой увильнуть от работы Hope. А однажды он увидел, как она связывала какие-то большие узлы, а затем — один Бог знает зачем — таскала их то в конюшню, то в амбар.О Джули они не говорили.Он никогда не думал, что женщина может играть такую большую роль в его жизни. После смерти Селесты у него было немало женщин, но это были кратковременные, случайные связи. Ему понравилось иметь одну, но только тебе принадлежащую женщину. Он знал, что, когда он поднимется в комнату Кэтрин, она встретит его теплом и лаской и ей нужен только он, и никто другой.Он должен просто сказать ей о том, чтобы она поехала с ним в Лондон. Ему никогда не приходила в голову мысль духовно сближаться со своей любовницей. Но Кэтрин была его созданием. Он научил ее искусству любви. Безусловно, надо будет изменить некоторые условия их дурацкого контракта. Надо постараться убедить ее, чтобы как-то избавиться от Джули. Возможно, надо отдать девочку в какой-нибудь хороший приют, а Кэтрин просто поставить перед фактом.Граф вернулся к письменному столу, на котором лежал проект соглашения с линкольнширскими фабриками, но так и не смог сосредоточиться на нем. Голова была занята иной проблемой.
Одет в этот вечер граф был просто великолепно. Безукоризненно сшитый вечерний костюм делал его похожим на принца какого-нибудь экзотического королевства. Портной постарался на славу. Черный костюм не скрывал, а подчеркивал прекрасно развитый торс Фрэдди и ширину его богатырских плеч. Хотя мужчин и не принято называть прекрасными, подумала Кэтрин, но он был именно таким. Он стоял перед ней весь в темном, с горящими глазами, похожий на сатану или на кого-нибудь из его свиты. Нелестное сравнение, но, к сожалению, верное. Кэтрин ненавидела графа в этот момент. Ненависть эта смешивалась с другими ее чувствами, и от этого было еще больнее.О карете, вызванной из Лондона, ей рассказал Майкл. Она стояла в конюшне, а славно пообедавший и изрядно заправившийся бренди кучер похрапывал наверху. Карета эта должна увезти Джули в неизвестном направлении, и она не сможет ее найти. Граф решил избавиться от дочери, как избавляются от щенка или от непослушной, строптивой лошади.Кэтрин смотрела на графа, нервно улыбалась и думала, что просто ненавидеть человека, совершающего подобный поступок, слишком мало. Хотелось немедленно бросить ему в лицо то, что ей известно о его планах, и высказать все, что она думает о нем самом. Но она не хотела опережать события.Великолепный граф Монкриф нашел способ избавиться от Джули. Интересно, понимает ли граф, что одновременно он лишается и любовницы?— У меня есть предложение к тебе, Кэт, — произнес он, и губы его разошлись в приторной улыбке.Кэтрин сидела на своем обычном месте, на маленьком, обитом парчой диванчике. Юбка ее была аккуратно расправлена, ступни скрещены, ладони лежали на коленях. Кэтрин сидела прямо, расправив плечи, как учила Констанция. Сегодня она впервые надела одно из своих новых платьев. Недавно из Лондона привезли целую партию материалов для Кэтрин. В Мертонвуде нашлась горничная, которая отлично шила. И теперь гардероб у Кэтрин значительно обновился. Кэтрин хотела удержать графа от напрасных трат на временную любовницу, но решила промолчать. Розоватое с замысловатыми узорами платье ей очень шло. Даже глаза заблестели, а щеки слегка порозовели, когда она увидела себя в зеркале, но, поймав довольный взгляд Фрэдди, Кэтрин прикусила губу. Показывать, что ей понравился его подарок, совершенно не хотелось. Граф небрежно облокотился о спинку дивана, великолепный пышущий здоровьем самец, противоречивый и беспринципный человек, опасный, как свернувшаяся в клубок змея. Он умел сдерживать себя, хотя и нередко давал волю гневу. Жизнь граф воспринимал с высоты своего положения и богатства, считая, что ему все доступно и дозволено. Противостоять такому человеку можно было только одним — вести себя так же, как он. Днем Кэтрин была сдержанна и холодна, зато ночью своими ласками доводила его до экстаза. Она наслаждалась его ответными ласками. И шептала про себя слова любви.Но сегодня этого не будет.И никогда больше.— Что же вы хотите предложить мне, милорд?Фрэдди рассмеялся так громко что, казалось, смех его заполнил всю комнату.— Неужели я так никогда и не дождусь, чтобы ты называла меня по имени, Кэт?Кэтрин помнила тот единственный случай, когда она произнесла это имя, и его ответ, брошенный ей прямо в лицо. Она улыбнулась довольно холодной и вежливой улыбкой.— У меня для тебя есть множество имен. Какое из них ты хотел бы услышать сейчас?Несмотря на улыбку, в ее голосе слышались гневные нотки. Брови графа удивленно приподнялись, краешки губ опустились.— Разве я кажусь таким ужасным деспотом?— Вы сказали, что у вас есть какое-то предложение, милорд? Я бы хотела выслушать его, а потом уж обсуждать все остальное, если вы не возражаете.— Хорошо! — резко произнес он, сердясь на нее за испорченное настроение. — Дело в том, что ты заключила со мной плохую сделку. Я хочу переделать ее, изменив условия в твою пользу.Кэтрин молча смотрела на него, ожидая продолжения. Граф не сомневался, что ей было интересно, но она ничем не выдавала этого. Он видел лишь маску, за которой скрывалась настоящая Кэтрин, и чувствовал себя от этого крайне неуютно.— Я собираюсь позаботиться о твоем будущем, но для этого мы должны изменить решение относительно Джули. Конечно, если ты настаиваешь, я могу подыскать для нее какой-нибудь дом, где о ней будут хорошо заботиться.— Конечно, настаиваю, — сухо сказала Кэтрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39