Но сделать выбор было нелегко. Драмм оглядывал женщин, окружавших его.
Конечно, здесь была красавица Аннабелл в идеально шедшем ей голубом платье, и она разговаривала, смеялась, не сводя с него прелестных глаз. Он был рад этому. По крайней мере, она не с его отцом. И ей действительно удавалось рассмешить его, почти так же часто, как и раздражать способностью так хорошо играть роль в этом глупом ухаживании, в котором он был вынужден тоже принимать участие. Он поддразнивал Аннабелл, она говорила Драмму колкости, оба ужасно флиртовали, глядя друг на друга с интересом и недоверием.
Этого недостаточно, чтобы захотеть жениться на ней или позволить сделать это отцу, хотя Драмм понимал, что, возможно, придется предложить ей руку, разве что для того, чтобы уберечь от нее отца. Он предполагал: будет лучше, если сделать ее своей женой, чем наблюдать, как отца всю жизнь обманывают. Драмм прекрасно осознавал, что получит. Отцу нужна женщина, которую он сможет любить. А ему не нужна, потому что вряд ли он способен на это.
Придется внимательно следить за леди Аннабелл, когда отец вернется в город.
И все-таки будет не так уж плохо, если он сам женится на ней, размышлял Драмм. Их раздражающие взаимоотношения могут сделать ее волнующей в постели. И если ему требуется интересная жена, которая родит умных детей, то он мог бы найти кого-нибудь подобрее, но, наверное, никого с такой же красотой и знанием света. Хотя это решение может подождать. Она — не единственная возможность, зал буквально заполнен потенциальными невестами. Драмм откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать остальных гостей, бесстрастно взвешивая все их преимущества и недостатки.
Леди Мэри Магрегор из Шотландии, но она посещала лучшие английские школы. Ее искусственный смех утомляет, но у нее великолепные лицо и фигура. И все же она все время говорит только о лошадях.
Маленькая мисс Пробишер — хорошенькая и эксцентричная, уже на выданье. Это чудесным образом изменило ее, придав ту яркую индивидуальность, которой она была лишена, когда была моложе. Это, правда, придает ее шуткам горький привкус и некоторую ядовитость. Маргарет де Витт — дочь богача, и у нее самый роскошный бюст из всех, которые Драмм когда-либо видел, но больше в ней нет ничего настолько же прекрасного. Виолетта Вейси — темноволосая, интересная, с горящими глазами. Оливия Картер — бледная и симпатичная и всегда слегка улыбается. Драмм подозревал, что они вызывают интерес только потому, что ничего не говорят, а причина этого в том, что им просто нечего сказать. Но посмотреть на них приятно.
Молодая мисс Мичем, самая младшая в своей огромной семье, была настоящей находкой. Она взирала на всех зачарованными глазами, и Драмм понял, что она делает то же самое, что и он. Если бы он мог поговорить с ней, узнать о ее впечатлениях.
Но это было невозможно. Если он хоть кому-то из них уделит больше внимания, то все остальные заметят это. Сейчас он должен только наблюдать, а потом в уединении спокойно решить, кого преследовать, когда снова встанет на ноги. Они тоже об этом знают, поэтому и красуются перед ним. Драмм понимал необходимость сегодняшнего приема, но всей душой мечтал встать и сбежать из надушенного будуара, в который превратился его салон.
Он ощутил волну свежего воздуха, когда отворилась дверь в центральный холл.
— Майор Эрик Форд, — возвестил дворецкий. Драмм впервые за день искренне и широко улыбнулся.
— Ты меня спас, — говорил он часом позже, когда они с Эриком наконец остались одни. — Появился кто-то еще, для кого они стали прихорашиваться. Благодари Бога за свою физиономию.
— Спас тебя? Да ты выглядел, как свинья перед полным корытом.
— Милое сравнение, но не точное, — с улыбкой ответил Драмм. — Скорее как свинья на блюде, запеченная с яблоком во рту.
— Аннабелл выглядела лучше, — искоса взглянув на дружка, сказал Эрик.
— Если твои интересы лежат в этой области, то, пожалуйста, скажи мне, я выкраду ее для тебя и сделаю все для того, чтобы вы соединились. Она не такая уж плохая, просто не для меня. Хотя кто знает, — торопливо добавил он, поскольку не был уверен, как все может обернуться, и подумал, что нехорошо говорить жестокие вещи, даже своему другу, о леди, на которой придется когда-нибудь жениться.
— Как нога? — спросил Эрик, наполняя бокал из графина, стоящего на буфете.
— Ужасно чешется. Я испытываю жуткое искушение сорвать шины и скрести ее до крови. Но совсем не болит и даже не ноет, — похвалился Драмм. — Я понемногу тренируюсь у себя в комнате, чтобы уж совсем не превратиться в желе, но ходить пока не могу. Жаль, что дождь кончился, — продолжал Драмм. — Я радуюсь, когда вижу грозовые облака, потому что тогда у меня нет сожаления о том, что я не могу пройтись по парку. Но когда светит солнце и весь народ гуляет, это невыносимо. А когда меня возят по городу, словно младенца в коляске, это еще хуже. Я так мечтаю получить костыли, как когда-то, мальчишкой, всматривался, не растет ли у меня борода, — будто костыли могут доказать всем, что я уже стал мужчиной. Господи, я становлюсь плаксой и одновременно грубияном. Солнечные деньки приносят ощущение, как будто меня предали, и это злит, но сейчас меня злит все.
Драмм замолчал, задумавшись, что заставляло его испытывать подобные чувства. С тех пор как он вернулся в Лондон… Внезапно его лицо осветилось живейшим интересом.
— Ну вот, с ногой у меня дела обстоят лучше, чем с головой! Как Александра? А мальчики?
— Мальчики — прекрасно. А Александра здесь, в Лондоне.
— Не может быть! — сказал Драмм, и глаза его засверкали. — Скажи, когда она приехала?
— Сегодня утром. Я недавно оставил ее у Джилли и Деймона. Она была приятно взволнована предстоящей поездкой, но когда приехала, испугалась. Они ее успокоят. Девушка хотела знать, когда можно тебя посетить.
— Сейчас, через час, в любое время, которое ее устроит!
— Я ей передам. А не хочешь ли узнать, что я выяснил насчет твоего несчастного случая?
— Боже! Я подозревал, что у меня действительно сильнее всего пострадала голова. Конечно, хочу. Пожалуйста, расскажи, что ты обнаружил?
— Ничего определенного. Но очень много подозрительного. Я не обнаружил даже намека на какого-нибудь мальчишку с украденным ружьем. Но выяснил причину, по которой кто-то мог взбеситься, увидев тебя в окрестностях. Похоже, милый папаша Александры был бонапартистом, а не только скрягой.
Драмм кивнул.
— Неудивительно. Как я понял, он был человеком такого типа, который для развлечения мог мучить котят. Ну и что с того? Он давно умер.
— Поблизости жили его друзья таких же политических взглядов.
— Но они не могли знать, что я буду там проезжать, — резонно заметил Драмм. — И какой в этом смысл? Война закончилась. Наполеон мертв. Любой разочарованный революционер мог с таким же успехом взять ружье, стать в центре Лондона, уж если на то пошло, и палить куда попало. Маловероятно. Я все еще считаю правдоподобной версию с мальчишкой-идиотом и украденным оружием.
Эрик не сводил с него глаз.
— А я подумываю о том, что это может быть месть особого рода. Сумасшедший, выбравший тебя по причине, которую может понять только другой сумасшедший. Не сомневайся, такое возможно. Ты работал на правительство, и любой мог догадаться, что все твои поездки в Европу за прошедшие годы не были просто путешествиями ради удовольствия.
— Половина наших общих знакомых участвовала в этой войне, — хмыкнул Драмм.
— Но военная форма делает человека незаметным. Ты ездил на Эльбу не так давно — перед тем как умер маленький император, ты побывал на острове Святой Елены. Дважды, если я не ошибаюсь. Кто-то мог по крайней мере заметить это.
Драмм пожал плечами.
— Я был обычным курьером.
— Верю. Но английские сторонники Бонапарта — это странные люди, которые поддерживали его не только по философским причинам, но и руководствуясь личными соображениями. Я кое-что разузнал о них. Зачем англичанину работать на иностранного императора? Это были люди, которые хотели разрушить знакомый им мир в надежде, что в новом мире они добьются большего. Но они не зашли настолько далеко, чтобы объявить о себе или вступить в открытую борьбу. Это книжные черви, у которых нет своей собственной жизни. Те, кто живет жизнью других, умирают, если их кумир уходит. Привязать себя к своему богу тем, что мстить кому-то за его поруганное имя, — вот блюдо как раз в их вкусе.
— Блюдо? — рассмеялся Драмм. — Понятно. Ты предлагаешь, чтобы я нанял кого-нибудь пробовать мою пищу?
— Может быть. Сейчас ходит даже дикий слушок, будто Наполеона отравили. Я, правда, не захожу настолько далеко. Я просто прошу тебя быть поосторожнее.
— О, поосторожнее. — Улыбка Драмма стала печальной. — Тебе незачем беспокоиться. Будь уверен — я всегда осторожен во всем, что говорю и делаю. Я самый сдержанный человек из всех, кого ты встречал. Сдержан во всем, к несчастью для меня.
Глава 17
На следующий день в салоне графа Драммонда собралась еще более внушительная коллекция девиц на выданье, которые принимали различные позы, хихикали и вообще любыми способами пытались привлечь внимание апатичного хозяина дома. Драмм очень обрадовался появлению Эрика, потому что, несмотря на настоятельные просьбы их мамаш, многие молодые дамы пожелали отвлечься от прикованного к креслу костлявого ехидного господина, невзирая на то что он граф, и вместо этого постараться привлечь внимание огромного красавца блондина.
Даже Аннабелл не могла удержаться и не пококетничать с Эриком, а история их отношений не была лучезарной. Когда-то он пытался отвлечь ее от Рейфа, исключительно для того, чтобы защитить новую невесту Рейфа. «А может, дело было не только в этом?» — думал Драмм, глядя, как они стояли рядом. Они были превосходной парой, каждый представлял из себя картину физического совершенства. И конечно, если кто-то и мог обнаружить сердце у этой красавицы, это был Эрик.
Но их флирт мог ничего и не означать. Эрик — добрый человек, сама любезность, а Аннабелл настолько свободно держится в обществе, что может притворяться, даже не замечая этого. Она кокетничает с такой же легкостью, как остальные дышат. Беседуя с Эриком, она тем не менее находила время, чтобы понимающе поглядывать на Драмма, и часто улыбалась ему, как бы показывая, что осознает всю нелепость их ухаживания и не воспринимает его всерьез. Сегодня Аннабелл выглядела прекраснее, чем обычно, в небесно-голубом платье с темно-синей верхней юбкой. Она высоко уложила свои локоны, чтобы аппетитная фигурка казалась выше и стройнее. Сапфировая подвеска сверкала на высокой груди великолепной формы. Драмм не мог не восхищаться ею.
Теперь, когда пришел Эрик и Драмм не был больше центром внимания, он не мог не чувствовать себя польщенные тем, что здесь, в своем доме, принимает дам, многие из которых пользуются большим успехом в Лондоне, и они пришли исключительно с целью очаровать его. В этот момент он позволил себе думать, будто их посещение связано не только с его титулом и богатством. Он не привык обманывать себя, но эта мысль так успокаивала сейчас, что он разрешил себе немного потешиться.
Когда дворецкий провозгласил имена еще двух прибывших, Драмма окутало облако тепла и восторга.
Джилли выглядела прелестно в белом кружеве, но в этом не было ничего необычного, она и в лохмотьях смотрелась бы изысканно. Драмм перевел взгляд на ее спутницу. Александра вошла в зал, как могла бы войти одна в темный подвал, если бы в три часа утра услышала там шум, который напугал бы ее. В ее глазах читалась паника. Лицо побледнело. Она выглядела так, словно в любой момент могла упасть в обморок.
Но глаза ярко блестели, а цвет лица, хоть и бледный, был здоровым, особенно по сравнению с тусклыми лицами лишенных свежего воздуха лондонских модниц. Драмм с удовольствием отметил, что сейчас она одета не хуже остальных гостей.
Кто-то уложил ей волосы по-новому. Они были забраны назад, как обычно, но не так туго и мягкими волнами окружали лицо. Ее фигура в новом платье выглядела великолепно, несколько крепче, чем диктовала мода, но ни в коем случае не перезрелой. Она казалась самой женственностью, несмотря на скромную одежду. Платье темно-золотого цвета с мелким розовым цветочным рисунком очень шло ей, но слишком тонкая ткань не могла скрыть того, что находилось под ней. Драмм очень хорошо разбирался в моде, просто он был настолько увлечен, разглядывая, как хорошо сидит на ней платье, что не заметил, кто его сшил.
А лучше всего было то, что ее глаза загорелись еще ярче при виде бывшего подопечного и она наконец улыбнулась. Он протянул ей руку. В комнате установилась тишина. Но Драмм не заметил этого.
— Алли! Моя спасительница! Добро пожаловать. Рад вас видеть.
Девушка подошла к нему.
— Как ваше здоровье? — с таким волнением спросила она, что стало понятно: это не просто любезность.
— Скоро буду ковылять на костылях, — с гордостью сообщил он. — И голова не болела уже несколько недель. А как вы?
— Я удивлена и подавлена всем увиденным, — ответила она. — Лондон еще больше, чем я себе представляла, а уж нафантазировала я ого-го сколько! Это мое увлечение, знаете ли.
— Теперь у вас есть занятие получше, — с удовольствием сказал Драмм. — Здравствуй, Джилли, любовь моя. Вижу, ты была очень занята.
Джилли подбоченилась.
— Ха. Да я ничего не сделала, только предоставила Алли возможность как следует выспаться. Все остальное она сделала сама. Эта девушка словно глоток свежего деревенского воздуха в городе, не правда ли?
Драмм кивнул. Он видел, что сейчас они настолько же скрыты от посторонних взглядов, как актеры на сцене в конце третьего акта. Поэтому решил с театральным эффектом представить Алли обществу.
— Да. Позвольте мне представить вас всей компании, Александра. Послушайте, — сказал он, беря ее за руку, повышая голос и обращаясь ко всем присутствующим, — это моя знакомая, мисс Александра Гаскойн. Мы познакомились в канаве еще весной. Я очень рад, что это произошло и что она тогда извинила меня за грубость. По правде говоря, я даже не встал, чтобы отвесить ей поклон, и не назвал своего имени. Она великодушно простила меня и попросила своих братьев пригласить меня в дом. Я был настолько невежлив, что не почистил башмаки перед тем, как вошел, и так неучтив, что напачкал везде своей кровью, прежде чем развалиться на ее лучшей кровати. Потом она быстро пригласила доктора и таким образом спасла мне жизнь.
Компания отреагировала именно так, как он и планировал, разразившись смехом и аплодисментами. Александра улыбнулась.
— Я слишком обрадовалась, что вы еще дышите, чтобы требовать чего-то еще. И хорошо, поскольку вы были так вежливы, что непременно попытались бы показать себя джентльменом, что привело бы к катастрофе. По крайней мере вы были лучшим гостем, какого только можно пожелать. Вы не просили ничего особенного из еды или питья, ничего не требовали, не шумели и не вмешивались в наши дела… поначалу.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Чудо, что вы позволили мне очнуться.
Все присутствующие тоже улыбались, но теперь они перевели взгляд с хозяина дома на новую гостью, и на некоторых лицах улыбки померкли, а большинство мамаш сузили глаза. Драмм продолжал держать девушку за руку. Она не сводила с него глаз. Эрик закашлялся.
— И что же сделал этот человек, когда наконец пришел в себя? — спросил он. — Построил сарай своей мечты, чтобы разместить в нем всех своих слуг и друзей, которых он немедленно позвал на помощь. Бедная мисс Гаскойн. Ее лошадка была смущена, а куры поражены таким размахом, и это еще ничто по сравнению с тем, что говорили соседи!
Вся компания рассмеялась.
— Да. Я совершил ошибку, сознаюсь, — сказал Драмм. — Сарай оказался таким вычурным, что куры, должно быть, решили, будто теперь они обязаны нести золотые яйца, — добавил он с озадаченным видом, чтобы опять заставить всех смеяться. — По правде говоря, сарай больше подходит к какому-нибудь раззолоченному дворцу, чем к очаровательному историческому дому мисс Гаскойн. Скажите, дорогая, вы уже сровняли с землей этот ужас, что я построил?
— Если бы я это сделала, куры обиделись бы на меня и больше не стали бы со мной разговаривать, — ответила она. — Они теперь так зазнаются, что в обычном сарае чувствовали бы себя не в своей тарелке.
Он засмеялся и сжал ее руку в молчаливом одобрении шутки, а потом отпустил ее, и Александра почувствовала, как стеснение в ее груди тоже отпустило. Когда она вошла в комнату и увидела эту сверкающую компанию, ей хотелось убежать прочь. Девушка знала, что Драмма окружает великолепие. Она не так часто в своей жизни встречалась с великолепием, чтобы представлять себе, что это такое. Теперь представляла.
Даже внешний вид его дома произвел на нее впечатление, но то, что она ощутила, оказавшись внутри, превзошло се самые фантастические мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Конечно, здесь была красавица Аннабелл в идеально шедшем ей голубом платье, и она разговаривала, смеялась, не сводя с него прелестных глаз. Он был рад этому. По крайней мере, она не с его отцом. И ей действительно удавалось рассмешить его, почти так же часто, как и раздражать способностью так хорошо играть роль в этом глупом ухаживании, в котором он был вынужден тоже принимать участие. Он поддразнивал Аннабелл, она говорила Драмму колкости, оба ужасно флиртовали, глядя друг на друга с интересом и недоверием.
Этого недостаточно, чтобы захотеть жениться на ней или позволить сделать это отцу, хотя Драмм понимал, что, возможно, придется предложить ей руку, разве что для того, чтобы уберечь от нее отца. Он предполагал: будет лучше, если сделать ее своей женой, чем наблюдать, как отца всю жизнь обманывают. Драмм прекрасно осознавал, что получит. Отцу нужна женщина, которую он сможет любить. А ему не нужна, потому что вряд ли он способен на это.
Придется внимательно следить за леди Аннабелл, когда отец вернется в город.
И все-таки будет не так уж плохо, если он сам женится на ней, размышлял Драмм. Их раздражающие взаимоотношения могут сделать ее волнующей в постели. И если ему требуется интересная жена, которая родит умных детей, то он мог бы найти кого-нибудь подобрее, но, наверное, никого с такой же красотой и знанием света. Хотя это решение может подождать. Она — не единственная возможность, зал буквально заполнен потенциальными невестами. Драмм откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать остальных гостей, бесстрастно взвешивая все их преимущества и недостатки.
Леди Мэри Магрегор из Шотландии, но она посещала лучшие английские школы. Ее искусственный смех утомляет, но у нее великолепные лицо и фигура. И все же она все время говорит только о лошадях.
Маленькая мисс Пробишер — хорошенькая и эксцентричная, уже на выданье. Это чудесным образом изменило ее, придав ту яркую индивидуальность, которой она была лишена, когда была моложе. Это, правда, придает ее шуткам горький привкус и некоторую ядовитость. Маргарет де Витт — дочь богача, и у нее самый роскошный бюст из всех, которые Драмм когда-либо видел, но больше в ней нет ничего настолько же прекрасного. Виолетта Вейси — темноволосая, интересная, с горящими глазами. Оливия Картер — бледная и симпатичная и всегда слегка улыбается. Драмм подозревал, что они вызывают интерес только потому, что ничего не говорят, а причина этого в том, что им просто нечего сказать. Но посмотреть на них приятно.
Молодая мисс Мичем, самая младшая в своей огромной семье, была настоящей находкой. Она взирала на всех зачарованными глазами, и Драмм понял, что она делает то же самое, что и он. Если бы он мог поговорить с ней, узнать о ее впечатлениях.
Но это было невозможно. Если он хоть кому-то из них уделит больше внимания, то все остальные заметят это. Сейчас он должен только наблюдать, а потом в уединении спокойно решить, кого преследовать, когда снова встанет на ноги. Они тоже об этом знают, поэтому и красуются перед ним. Драмм понимал необходимость сегодняшнего приема, но всей душой мечтал встать и сбежать из надушенного будуара, в который превратился его салон.
Он ощутил волну свежего воздуха, когда отворилась дверь в центральный холл.
— Майор Эрик Форд, — возвестил дворецкий. Драмм впервые за день искренне и широко улыбнулся.
— Ты меня спас, — говорил он часом позже, когда они с Эриком наконец остались одни. — Появился кто-то еще, для кого они стали прихорашиваться. Благодари Бога за свою физиономию.
— Спас тебя? Да ты выглядел, как свинья перед полным корытом.
— Милое сравнение, но не точное, — с улыбкой ответил Драмм. — Скорее как свинья на блюде, запеченная с яблоком во рту.
— Аннабелл выглядела лучше, — искоса взглянув на дружка, сказал Эрик.
— Если твои интересы лежат в этой области, то, пожалуйста, скажи мне, я выкраду ее для тебя и сделаю все для того, чтобы вы соединились. Она не такая уж плохая, просто не для меня. Хотя кто знает, — торопливо добавил он, поскольку не был уверен, как все может обернуться, и подумал, что нехорошо говорить жестокие вещи, даже своему другу, о леди, на которой придется когда-нибудь жениться.
— Как нога? — спросил Эрик, наполняя бокал из графина, стоящего на буфете.
— Ужасно чешется. Я испытываю жуткое искушение сорвать шины и скрести ее до крови. Но совсем не болит и даже не ноет, — похвалился Драмм. — Я понемногу тренируюсь у себя в комнате, чтобы уж совсем не превратиться в желе, но ходить пока не могу. Жаль, что дождь кончился, — продолжал Драмм. — Я радуюсь, когда вижу грозовые облака, потому что тогда у меня нет сожаления о том, что я не могу пройтись по парку. Но когда светит солнце и весь народ гуляет, это невыносимо. А когда меня возят по городу, словно младенца в коляске, это еще хуже. Я так мечтаю получить костыли, как когда-то, мальчишкой, всматривался, не растет ли у меня борода, — будто костыли могут доказать всем, что я уже стал мужчиной. Господи, я становлюсь плаксой и одновременно грубияном. Солнечные деньки приносят ощущение, как будто меня предали, и это злит, но сейчас меня злит все.
Драмм замолчал, задумавшись, что заставляло его испытывать подобные чувства. С тех пор как он вернулся в Лондон… Внезапно его лицо осветилось живейшим интересом.
— Ну вот, с ногой у меня дела обстоят лучше, чем с головой! Как Александра? А мальчики?
— Мальчики — прекрасно. А Александра здесь, в Лондоне.
— Не может быть! — сказал Драмм, и глаза его засверкали. — Скажи, когда она приехала?
— Сегодня утром. Я недавно оставил ее у Джилли и Деймона. Она была приятно взволнована предстоящей поездкой, но когда приехала, испугалась. Они ее успокоят. Девушка хотела знать, когда можно тебя посетить.
— Сейчас, через час, в любое время, которое ее устроит!
— Я ей передам. А не хочешь ли узнать, что я выяснил насчет твоего несчастного случая?
— Боже! Я подозревал, что у меня действительно сильнее всего пострадала голова. Конечно, хочу. Пожалуйста, расскажи, что ты обнаружил?
— Ничего определенного. Но очень много подозрительного. Я не обнаружил даже намека на какого-нибудь мальчишку с украденным ружьем. Но выяснил причину, по которой кто-то мог взбеситься, увидев тебя в окрестностях. Похоже, милый папаша Александры был бонапартистом, а не только скрягой.
Драмм кивнул.
— Неудивительно. Как я понял, он был человеком такого типа, который для развлечения мог мучить котят. Ну и что с того? Он давно умер.
— Поблизости жили его друзья таких же политических взглядов.
— Но они не могли знать, что я буду там проезжать, — резонно заметил Драмм. — И какой в этом смысл? Война закончилась. Наполеон мертв. Любой разочарованный революционер мог с таким же успехом взять ружье, стать в центре Лондона, уж если на то пошло, и палить куда попало. Маловероятно. Я все еще считаю правдоподобной версию с мальчишкой-идиотом и украденным оружием.
Эрик не сводил с него глаз.
— А я подумываю о том, что это может быть месть особого рода. Сумасшедший, выбравший тебя по причине, которую может понять только другой сумасшедший. Не сомневайся, такое возможно. Ты работал на правительство, и любой мог догадаться, что все твои поездки в Европу за прошедшие годы не были просто путешествиями ради удовольствия.
— Половина наших общих знакомых участвовала в этой войне, — хмыкнул Драмм.
— Но военная форма делает человека незаметным. Ты ездил на Эльбу не так давно — перед тем как умер маленький император, ты побывал на острове Святой Елены. Дважды, если я не ошибаюсь. Кто-то мог по крайней мере заметить это.
Драмм пожал плечами.
— Я был обычным курьером.
— Верю. Но английские сторонники Бонапарта — это странные люди, которые поддерживали его не только по философским причинам, но и руководствуясь личными соображениями. Я кое-что разузнал о них. Зачем англичанину работать на иностранного императора? Это были люди, которые хотели разрушить знакомый им мир в надежде, что в новом мире они добьются большего. Но они не зашли настолько далеко, чтобы объявить о себе или вступить в открытую борьбу. Это книжные черви, у которых нет своей собственной жизни. Те, кто живет жизнью других, умирают, если их кумир уходит. Привязать себя к своему богу тем, что мстить кому-то за его поруганное имя, — вот блюдо как раз в их вкусе.
— Блюдо? — рассмеялся Драмм. — Понятно. Ты предлагаешь, чтобы я нанял кого-нибудь пробовать мою пищу?
— Может быть. Сейчас ходит даже дикий слушок, будто Наполеона отравили. Я, правда, не захожу настолько далеко. Я просто прошу тебя быть поосторожнее.
— О, поосторожнее. — Улыбка Драмма стала печальной. — Тебе незачем беспокоиться. Будь уверен — я всегда осторожен во всем, что говорю и делаю. Я самый сдержанный человек из всех, кого ты встречал. Сдержан во всем, к несчастью для меня.
Глава 17
На следующий день в салоне графа Драммонда собралась еще более внушительная коллекция девиц на выданье, которые принимали различные позы, хихикали и вообще любыми способами пытались привлечь внимание апатичного хозяина дома. Драмм очень обрадовался появлению Эрика, потому что, несмотря на настоятельные просьбы их мамаш, многие молодые дамы пожелали отвлечься от прикованного к креслу костлявого ехидного господина, невзирая на то что он граф, и вместо этого постараться привлечь внимание огромного красавца блондина.
Даже Аннабелл не могла удержаться и не пококетничать с Эриком, а история их отношений не была лучезарной. Когда-то он пытался отвлечь ее от Рейфа, исключительно для того, чтобы защитить новую невесту Рейфа. «А может, дело было не только в этом?» — думал Драмм, глядя, как они стояли рядом. Они были превосходной парой, каждый представлял из себя картину физического совершенства. И конечно, если кто-то и мог обнаружить сердце у этой красавицы, это был Эрик.
Но их флирт мог ничего и не означать. Эрик — добрый человек, сама любезность, а Аннабелл настолько свободно держится в обществе, что может притворяться, даже не замечая этого. Она кокетничает с такой же легкостью, как остальные дышат. Беседуя с Эриком, она тем не менее находила время, чтобы понимающе поглядывать на Драмма, и часто улыбалась ему, как бы показывая, что осознает всю нелепость их ухаживания и не воспринимает его всерьез. Сегодня Аннабелл выглядела прекраснее, чем обычно, в небесно-голубом платье с темно-синей верхней юбкой. Она высоко уложила свои локоны, чтобы аппетитная фигурка казалась выше и стройнее. Сапфировая подвеска сверкала на высокой груди великолепной формы. Драмм не мог не восхищаться ею.
Теперь, когда пришел Эрик и Драмм не был больше центром внимания, он не мог не чувствовать себя польщенные тем, что здесь, в своем доме, принимает дам, многие из которых пользуются большим успехом в Лондоне, и они пришли исключительно с целью очаровать его. В этот момент он позволил себе думать, будто их посещение связано не только с его титулом и богатством. Он не привык обманывать себя, но эта мысль так успокаивала сейчас, что он разрешил себе немного потешиться.
Когда дворецкий провозгласил имена еще двух прибывших, Драмма окутало облако тепла и восторга.
Джилли выглядела прелестно в белом кружеве, но в этом не было ничего необычного, она и в лохмотьях смотрелась бы изысканно. Драмм перевел взгляд на ее спутницу. Александра вошла в зал, как могла бы войти одна в темный подвал, если бы в три часа утра услышала там шум, который напугал бы ее. В ее глазах читалась паника. Лицо побледнело. Она выглядела так, словно в любой момент могла упасть в обморок.
Но глаза ярко блестели, а цвет лица, хоть и бледный, был здоровым, особенно по сравнению с тусклыми лицами лишенных свежего воздуха лондонских модниц. Драмм с удовольствием отметил, что сейчас она одета не хуже остальных гостей.
Кто-то уложил ей волосы по-новому. Они были забраны назад, как обычно, но не так туго и мягкими волнами окружали лицо. Ее фигура в новом платье выглядела великолепно, несколько крепче, чем диктовала мода, но ни в коем случае не перезрелой. Она казалась самой женственностью, несмотря на скромную одежду. Платье темно-золотого цвета с мелким розовым цветочным рисунком очень шло ей, но слишком тонкая ткань не могла скрыть того, что находилось под ней. Драмм очень хорошо разбирался в моде, просто он был настолько увлечен, разглядывая, как хорошо сидит на ней платье, что не заметил, кто его сшил.
А лучше всего было то, что ее глаза загорелись еще ярче при виде бывшего подопечного и она наконец улыбнулась. Он протянул ей руку. В комнате установилась тишина. Но Драмм не заметил этого.
— Алли! Моя спасительница! Добро пожаловать. Рад вас видеть.
Девушка подошла к нему.
— Как ваше здоровье? — с таким волнением спросила она, что стало понятно: это не просто любезность.
— Скоро буду ковылять на костылях, — с гордостью сообщил он. — И голова не болела уже несколько недель. А как вы?
— Я удивлена и подавлена всем увиденным, — ответила она. — Лондон еще больше, чем я себе представляла, а уж нафантазировала я ого-го сколько! Это мое увлечение, знаете ли.
— Теперь у вас есть занятие получше, — с удовольствием сказал Драмм. — Здравствуй, Джилли, любовь моя. Вижу, ты была очень занята.
Джилли подбоченилась.
— Ха. Да я ничего не сделала, только предоставила Алли возможность как следует выспаться. Все остальное она сделала сама. Эта девушка словно глоток свежего деревенского воздуха в городе, не правда ли?
Драмм кивнул. Он видел, что сейчас они настолько же скрыты от посторонних взглядов, как актеры на сцене в конце третьего акта. Поэтому решил с театральным эффектом представить Алли обществу.
— Да. Позвольте мне представить вас всей компании, Александра. Послушайте, — сказал он, беря ее за руку, повышая голос и обращаясь ко всем присутствующим, — это моя знакомая, мисс Александра Гаскойн. Мы познакомились в канаве еще весной. Я очень рад, что это произошло и что она тогда извинила меня за грубость. По правде говоря, я даже не встал, чтобы отвесить ей поклон, и не назвал своего имени. Она великодушно простила меня и попросила своих братьев пригласить меня в дом. Я был настолько невежлив, что не почистил башмаки перед тем, как вошел, и так неучтив, что напачкал везде своей кровью, прежде чем развалиться на ее лучшей кровати. Потом она быстро пригласила доктора и таким образом спасла мне жизнь.
Компания отреагировала именно так, как он и планировал, разразившись смехом и аплодисментами. Александра улыбнулась.
— Я слишком обрадовалась, что вы еще дышите, чтобы требовать чего-то еще. И хорошо, поскольку вы были так вежливы, что непременно попытались бы показать себя джентльменом, что привело бы к катастрофе. По крайней мере вы были лучшим гостем, какого только можно пожелать. Вы не просили ничего особенного из еды или питья, ничего не требовали, не шумели и не вмешивались в наши дела… поначалу.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Чудо, что вы позволили мне очнуться.
Все присутствующие тоже улыбались, но теперь они перевели взгляд с хозяина дома на новую гостью, и на некоторых лицах улыбки померкли, а большинство мамаш сузили глаза. Драмм продолжал держать девушку за руку. Она не сводила с него глаз. Эрик закашлялся.
— И что же сделал этот человек, когда наконец пришел в себя? — спросил он. — Построил сарай своей мечты, чтобы разместить в нем всех своих слуг и друзей, которых он немедленно позвал на помощь. Бедная мисс Гаскойн. Ее лошадка была смущена, а куры поражены таким размахом, и это еще ничто по сравнению с тем, что говорили соседи!
Вся компания рассмеялась.
— Да. Я совершил ошибку, сознаюсь, — сказал Драмм. — Сарай оказался таким вычурным, что куры, должно быть, решили, будто теперь они обязаны нести золотые яйца, — добавил он с озадаченным видом, чтобы опять заставить всех смеяться. — По правде говоря, сарай больше подходит к какому-нибудь раззолоченному дворцу, чем к очаровательному историческому дому мисс Гаскойн. Скажите, дорогая, вы уже сровняли с землей этот ужас, что я построил?
— Если бы я это сделала, куры обиделись бы на меня и больше не стали бы со мной разговаривать, — ответила она. — Они теперь так зазнаются, что в обычном сарае чувствовали бы себя не в своей тарелке.
Он засмеялся и сжал ее руку в молчаливом одобрении шутки, а потом отпустил ее, и Александра почувствовала, как стеснение в ее груди тоже отпустило. Когда она вошла в комнату и увидела эту сверкающую компанию, ей хотелось убежать прочь. Девушка знала, что Драмма окружает великолепие. Она не так часто в своей жизни встречалась с великолепием, чтобы представлять себе, что это такое. Теперь представляла.
Даже внешний вид его дома произвел на нее впечатление, но то, что она ощутила, оказавшись внутри, превзошло се самые фантастические мечты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35