– Отныне я не твоя рабыня и не буду выполнять твоих приказов.
Он помолчал.
– И все-таки ты моя, – голос его звучал мягко, но непреклонно. – Ты можешь думать, что я настоящее дьявольское отродье, но, к сожалению, ты принадлежишь этому дьяволу во плоти, и я не потерплю неповиновения.
– А мне все равно.
– У тебя короткая память. Ты дала мне обещание верности.
– Не потому, что ты купил меня, а потому, что ты помог Элизабет и другим детишкам. Я заплатила свой долг в подземелье Дамари. – Она взмахнула забинтованной рукой. – Ты получил Танцующий Ветер, и я единственная, кто заплатил за это в полной мере. Теперь мы в расчете, Лион.
Он отвел взгляд от ее руки и посмотрел вдаль:
– Может быть, в твоих глазах, но не в глазах закона.
– В глубине души ты согласен со мной, – уверенно произнесла она. – Ты знаешь, что я выплатила свой долг. Почему ты не желаешь признать это?
– Я признаю. Твой долг выплачен, – ответил он спокойно. – Но документ о покупке остался.
– Тогда порви его. Освободи меня.
Он покачал головой:
– Я не считаю нужным делать это.
– Но это же несправедливо! – горячо воскликнула она. – Ведь должна же в этом мире быть хотя бы капля справедливости, иначе ничто не имеет смысла.
– Тебе кажется, что тебе нужна свобода. Но подумай. Как моя рабыня, ты находишься под моей защитой. Для одинокой женщины жизнь очень нелегка.
– Знаю. Раньше я тоже часто думала, что жизнь рабыни иногда даже счастливее, чем жизнь свободной женщины. Но это неверно. – Она шагнула к нему ближе:
– Свободная женщина имеет право выбора. А я нет. Все, что я перенесла в темнице Дамари, произошло из-за того, что я твоя рабыня и делала то, чего хотел ты. Но больше такое не повторится. Если мне когда-нибудь вновь придется так страдать, это будет мой собственный выбор. Я больше не желаю оставаться под твоим покровительством.
– Как мне ни жаль, но тебе все-таки придется остаться у меня.
– Ты не хочешь дать мне свободу, даже несмотря на то, что понимаешь всю несправедливость этого?
Он насмешливо улыбнулся ей:
– Откуда мне знать, что правильно, а что нет? Что есть зло? Разве это справедливо – лишать меня моей собственности? И не будет ли неверным шагом лишить тебя моего покровительства, когда Дамари только и ждет, как бы заполучить тебя в свои руки. – Насмешливую улыбку сменила мрачная непреклонность. – Не пытайся учить меня тому, что правильно, а что нет, Санчия. Прав тот, у кого власть и сила.
– Значит, я должна найти способ достичь власти, если я больше не желаю принадлежать тебе. – Она неподвижным взглядом смотрела на него. – Больше я не позволю тебе использовать ни мое тело, ни мой ум. Тебе придется понять, что я отныне не собираюсь ни оказывать тебе услуг, ни доставлять удовольствие.
– Можешь не доставлять. Как твой хозяин, я буду просто брать то, что мне нужно. – Он помолчал. – Если захочу. Однако незачем спешить. Я дам тебе возможность привыкнуть ко мне снова, прежде чем возьму тебя в постель.
Она взглянула на него, не веря своим ушам:
– Разве ты не понял? Я больше не буду служить тебе.
– Я уже слышал это. – Он повернулся и направился к мостику. – Но тебе не удастся вывести меня из себя. Ты столько сделала для меня, что имеешь право высказать парочку грубостей.
– Я имею право на свободу.
– Тогда ты будешь разочарована: ты ее не получишь. Ступай в каюту. Я не желаю, чтобы ты простудилась и слегла.
– Ты не желаешь…
– Да, я не желаю этого, – повторил он спокойно и начал подниматься на корму. – Ты можешь считать, что я такое же чудовище, как Дамари, и что держу тебя в плену. Но ты очень дорога мне.
– Как собственность? – язвительно спросила она.
– Как… Санчия.
Она взглянула на него, удивленная нежностью, прозвучавшей в его голосе. Лион подошел к моряку и занял его место у штурвала. Тогда Санчия быстро отвернулась и принялась смотреть на море.

* * *
– Такое впечатление, что она осталась не очень довольна вашим разговором, – заметил Лоренцо, который стоял, облокотившись о поручни. – Что ты сказал ей?
– Она настаивает на том, чтобы я дал ей свободу. Она заявила, что больше не является моей рабыней, и требует, чтобы я порвал вексель.
– Хмм. Меня это не удивляет. – Лоренцо нахмурился:
– Хотя должен с сожалением отметить, что она надумала бороться за свою свободу в очень нелегкое для нас время. Я бы предпочел, чтобы она оставалась такой же послушной, как прежде, и охотно торопилась выполнить каждое твое требование. Думаю, что ты не дашь ей того, что она просила?
Пальцы Лиона стиснули штурвал:
– Нет, не дам.
– Ну что ж. Ты еще не совсем погряз в пучине добродетели.
– Она моя, – жестко сказал Лион. – И она не имеет права покидать меня. Она… – Слова Санчии больно задели его. Она уверяла, что он не имеет права держать ее у себя. Но она не права. Даже если бы бумаги и не существовало, мужчина имеет право брать то, что он завоевал, что оказалось в его власти и продолжает принадлежать ему. Так было всегда и так будет продолжаться вечно. И к тому же ей будет гораздо лучше с ним, чем без него. Тысячи неожиданностей всякого рода подстерегают одинокую женщину в мире, где есть такие люди, как Каприно, Дамари и Борджиа.
И Лионелло Андреас.
Он быстро отбросил внезапно явившуюся неприятную мысль. Нет, он не угрожает Санчии ничем. Он будет заботиться о ней. Он одарит ее замечательными подарками, заполнит ее жизнь радостью и удовольствиями.
А еще он будет заполнять ее тело, ее маленькое шелковое лоно до тех пор, пока наконец не насытится ею.
Что же в этом дурного? Она должна будет изучить все способы, которыми можно получить удовольствие друг от друга.
Санчия очень способная ученица – он не мог ошибиться в том отклике, который ощутил в ее теле.
– Значит, ты возьмешь ее в постель сегодня? – словно читая его мысли, спросил Лоренцо. – Она уже вполне поправилась. Взгляни на нее: цветет как роза.
Ему не надо было вновь глядеть на Санчию, чтобы вспомнить ее ясную сверкающую красоту, ее яркий румянец на пылающих от гнева щеках. Он ощутил боль в чреслах, представив себе, как она стояла перед ним в конюшне совершенно нагая и испуганно смотрела на него своими огромными глазищами. И ему снова захотелось увидеть ее такой, снова войти в нее, услышать ее легкий вскрик…
Но теперь она будет защищаться. Она не испугается и будет отбиваться, если он пожелает взять свое силой. Неважно, какой ценой, но она все равно не даст ему то, чего он жаждет. И если он хочет добиться своего, ему придется причинить ей боль.
– Она все равно доставит тебе удовольствие, – продолжал Лоренцо. – Раньше тебя не останавливало то, что она не разделяет твоих чувств, ведь ты был с ней совершенно необузданным до того, как она попала в темницу к Дамари.
Да, он не сдерживал тогда своей яростной страсти. Но сейчас при воспоминании об этом он почувствовал сожаление и раскаяние. Он и тогда чувствовал то же самое, но вожделение оказывалось сильнее. И все равно он не отпустит ее, он слишком нуждается в ней.
– Да, она доставит мне удовольствие. Насильственное удовольствие.
Всплывшие в памяти слова Санчии как ножом ранили его. Насилие означает боль, а ему больше не хочется причинять ей боли, когда она столько вытерпела ради его спасения.
– Не сегодня ночью. Хотя я знаю, что разочарую тебя, но не будет большой беды, если я проявлю некоторое терпение.
Лоренцо начал было что-то говорить, но подумал немного и закончил просто:
– Ты, конечно же, прав. Не стоит применять насилие. Во всяком случае, постарайся воздержаться так долго, как можешь. Уверен, что практика воздержания окажет чудодейственное влияние на формирование твоего характера. Не так ли, Лион?
Он не стал дожидаться ответа, а прошел к ступенькам и спустился на палубу. Довольная улыбка играла на его губах.
10
Кошмар снова настиг ее этой ночью.
Санчия лежала в темноте, уговаривая сердце прекратить бешеную скачку. Это всего лишь ужасный сон, повторяла она себе снова и снова. Она уже не в темнице, она на корабле Лиона, в ста милях от Солинари. Это всего лишь сон.
Но ничего не помогало. Стены каюты как будто все теснее сдвигались над ней с каждым ее новым вдохом. Надо выйти, поняла она.
Она поднялась и с неистовой поспешностью начала одеваться. Она выйдет на палубу, взглянет на море, вдохнет острый, чистый воздух и начнет думать о том, что там, за горизонтом. Свобода и необыкновенные приключения.
И, может быть, она освободится от кошмара.
Несколькими минутами позже она стояла у поручней, глядя на бегущую по волнам лунную дорожку.
Да, вот что ей нужно. Она чувствовала, как спокойствие возвращается к ней, вытесняя смятение и воспоминания о том, чего ей никак не удавалось забыть.
– Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что уже полночь? Продолжаешь доказывать свою самостоятельность или нарочно хочешь заболеть?
Чувство безмятежного спокойствия улетучилось, когда она услышала голос Лиона. Боже! Она не хочет видеть его здесь. Она так жаждала мира, а он несет одно беспокойство.
– Я прихватила шаль. – Она поплотнее завернулась в толстую ткань. – Я скоро уйду.
Он двинулся к ней и остановился возле поручней.
– Сейчас же!
– Нет! – возмущенно сказала она, но затем попыталась смягчить резкость своего тона. Ни к чему ссориться сейчас. Мир. Спокойствие. – Я не могу заснуть. Оставь меня, обещаю, что через час я спущусь вниз.
– Торгуешься? – В голосе его прозвучало удивление. – Должно быть, ты все еще больна и поэтому так вызывающе вела себя после обеда. – Он внезапно нахмурился:
– Почему ты не можешь заснуть? У тебя болит рука? Лоренцо говорил мне, что она уже начинает проходить.
– Нет, не рука. Ей с каждым днем все лучше. Мне просто неспокойно…
Она чувствовала его взгляд на лице.
– Кошмары?
– Какое это имеет значение? Уходи. Ты беспокоишь меня.
– И ты беспокоишь меня тоже. – Его тон оставался бесстрастным. – Тот же самый кошмар о воре, которого выбросили из Стинке?
– Нет, не совсем тот.
– Тогда что…
– Почему ты не оставишь меня в покое? – Она повернулась лицом к нему. – Мне приснилось, что я в темнице у Да-мари, а не в Стинке. Мне приснилось, что вместо молотка появился меч и фра Луис отрубает мне пальцы один за другим. То, что они и собирались сделать, как ты знаешь. Но сначала им хотелось дать мне возможность представить, как это будет происходить, подумать об этом, поэтому они играли со мной. Они притащили деревянную колоду, положили руку и…
– Довольно! – Внезапно она оказалась в его объятиях, ее щека прижималась к коже его куртки. Его сильный голос дрожал, когда он попытался успокоить ее:
– Не говори об этом. Не думай об этом.
– А. после того, как они заканчивали, они отправляли меня в темницу на несколько часов, чтобы я могла вспоминать и думать о том, что ждет меня в следующий раз.
– Я сказал – нет! – Ладонь Лиона закрыла ей рот:
– Я больше не могу слышать. Забудь об этом.
Она покачала головой, освобождаясь от его руки:
– Такое невозможно забыть. Не получается. Я помню все, и, когда я отказываюсь думать об этом днем, оно возвращается ко мне ночью. – Она горько улыбнулась:
– Но я больше не буду говорить, если это слишком мучительно для тебя.
– Да, это мучительно, потому что я сам ощущаю всю боль… – Лион посмотрел на нее, его темные глаза сверкнули в лунном свете. – Расскажи мне, – вдруг приказал он. – Все. С первого момента, когда они схватили тебя, и до того момента, как я пришел. Все, что они делали с тобой. Все, что ты чувствовала.
– Зачем? Ты же сказал, что не хочешь слушать.
– Боже милосердный, конечно, не хочу. Но я должен. Ты из-за меня оказалась там, и я не могу оставлять тебя одну с этим.
– Но это не очень приятно.
– Рассказывай.
И она начала говорить, сначала с паузами, а затем все с большей энергией, освобождая свою память от груза мучительных воспоминаний.
Он слушал почти без всякого выражения, не отрывая от нее взгляда. Принимая все.
В конце концов слова истощились, и она начала говорить все медленнее и медленнее, а затем и вовсе замолчала.
– Это все? – Голос его оставался напряженным. Она отрывисто кивнула:
– Все, – и отвернулась от него. Ей стало легче, вдруг поняла она с удивлением. Каким-то непостижимым образом Лион снял с нее тяжкое бремя пережитых наяву кошмаров, переложив его на себя.
– Поблагодари всех святых, что все уже позади! – Он судорожно привлек ее к себе, зарывшись лицом в густые волосы девушки. Его грудь тяжело вздымалась, как после быстрого бега, но ей было удивительно хорошо в его объятиях. – До чего же тяжело мне было это слушать!
Как странно, она услышала свой собственный слабый смех.
– А мне рассказывать. – Смех принес облегчение, и все, что было связано с Дамари, вдруг отступило.
– Знаю, – сказал он тихо, чуть отодвинув ее от себя и вглядываясь в ее лицо. – Видишь сама, это не должно случиться снова. Ты принадлежишь мне, и я должен защищать…
– Я не принадлежу тебе, – и уже произнеся это, она вдруг осознала, что чувствует еще большую связь с ним, чем в тот момент, когда принимала его в свое тело. В панике она отступила на шаг. – Я не принадлежу никому, только самой себе. Я хочу…
Его рука мягко закрыла ей рот:
– Не будем говорить об этом сейчас. Разве ты не можешь постоять спокойно?
Она возмущенно дернула головой, пытаясь освободиться.
– У меня нет выбора, когда ты закрываешь мне рот своей лапищей, – сказала она резко. – Если тебе не нравится слушать, что я говорю, оставь меня.
Он стоял, сердито глядя на нее:
– Но мне не хочется оставлять тебя.
К своему удивлению, Санчия почувствовала, что и ей не хочется оставаться одной, без него. Его присутствие давало ей глубокое чувство покоя. И все же последнее слово должно было быть за ней:
– Ты не запретишь мне говорить, когда я этого хочу.
Хмурое лицо Лиона прояснилось, в глазах мелькнула усмешка.
– А я только и делаю, что слушаю тебя с той минуты, как ты появилась на палубе. – Он взял ее за локоть. – Идем.
Она попыталась освободиться:
– Куда ты ведешь меня?
– Сюда. – Он остановился у ступенек, которые вели на корму. – Садись. – Его улыбка напоминала улыбку напроказившего мальчишки. – А ты уж решила, что я тащу тебя в постель? Мне хочется показать тебе, насколько терпеливым я могу быть. Так что сейчас ты в полной безопасности. – Он кивнул, указывая на моряка, стоявшего у штурвала в нескольких ярдах от них. – Поскольку у меня нет желания делить тебя с ним, было бы слишком жестоко с моей стороны делать это у него на глазах.
Она с изумлением посмотрела на него:
– А тебе приходилось делить женщин с другими мужчинами?
Он усмехнулся:
– Много раз. Вокруг военных лагерей не так много доступных женщин.
Непонимание отразилось на ее лице, и его собственное выражение стало более жестким, когда он опустился рядом с ней:
– Да, я имел дело с проститутками, и убивал, и брал женщин силой. – Он увидел, как она напряглась, и продолжал:
– А как ты представляешь себе жизнь наемника? Я не благородный рыцарь, как Марко. Я всего лишь грубый солдат. Когда мы захватывали город, женщины тоже становились частью добычи.
– Но так не должно быть! – произнесла она. – Что ты чувствовал, когда делал это?
– Ты сама видела, каким я становлюсь, когда мне нужна женщина. – Он помолчал немного, глядя куда-то в сторону. – Но вообще-то только однажды я взял женщину против ее желания. Мне было четырнадцать лет, и я был опьянен властью и победой. Это была жена купца, я нашел ее спрятавшейся в лавке. И подумал: а почему бы и нет? Никто больше не колебался, беря то, что принадлежало ему по праву. Я видел, как мой отец обращается с женщинами, не особенно заботясь о том, нравится им это или нет. – Он помедлил, а потом нехотя закончил:
– Но мне это не доставило удовольствия. Ее глаза оставались пустыми, и она плакала. Я не мог утешить ее. Я держал ее около себя, пока наемники не покинули город, и дал денег, когда мы расстались. Я больше не позволил никому дотронуться до нее, но… – Он замолчал, а затем повторил:
– Мне это не понравилось.
Санчия промолчала.
Он порывисто обернулся к ней:
– Я не оправдываюсь. Я тот, кто я есть, и делаю то, что мне свойственно. Может, я излишне груб и не терплю неповиновения, но зато я держу свое слово и всегда возвращаю то, что беру, будь то добро или зло. Ты должна принимать меня таким, какой я есть.
Ее поразила неожиданная страстность его слов.
– Почему ты все это рассказал мне? – спросила она. Противоречивые чувства отразились на его лице.
– Не знаю. – Он растерянно усмехнулся:
– Ты действуешь на меня странным образом. Лоренцо сказал, что я испытываю сильную потребность исповедаться. Возможно, мне хочется, чтобы ты отпустила мне грехи и простила то, чего невозможно простить.
Некоторое время оба молчали.
– Тебе не очень нравится быть воином? – спросила она наконец.
Он пожал плечами:
– Я не знаю ничего другого с детства. И считаю это вполне нормальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42