Но я согласилась на это по причинам, о которых вы говорили выше. Потом я услышала правду. Когда я отказалась, мой муж избил меня и пригрозил, что убьет мою сестру. Я притворилась, что готова подчиниться. Когда свидание мне было назначено, я пошла туда, господа, со следами убеждения моего мужа на спине. Остальное вы знаете. Ваш план был давно известен; офицер Французской Разведки, полковник Де Шавель, ожидал меня вместо Мюрата. Я призналась ему во всем, и, опасаясь мести моего мужа, приняла его защиту и уехала к сестре в Чартац. Если это предательство, – она обвела всех взглядом, – тогда я виновна.
Потоцкий перекладывал перед собой какие-то бумаги; этим он нарушил тишину. Он заговорил тем же ничего не выражающим голосом, каким обвинял ее впервые.
– Вы отказались стать любовницей Мюрата, чтобы помочь Польше, – сказал он, – вы говорите, что вы слишком добродетельны. Каким же образом вы заменили маршала французским полицейским? Или в этом случае вы оправдываете измену, потому что на нее вы пошли ради себя, а не ради своей страны?
Валентина покраснела от злости.
– Я никогда не была любовницей полковника Де Шавеля, – произнесла она. – Между нами ничего не произошло.
– Почему вы уехали из Чартаца? – спросил Феликс Бодц, юрист, которого она встречала раз или два в Данциге.
Она поняла, куда может привести ее этот вопрос, и секунду колебалась. Потом четко ответила:
– Я уехала, чтобы узнать, что случилось с полковником Де Шавелем.
– Вы знали, что вас могут схватить, если вы вернетесь в Варшаву, вы знали, что ваш муж разыскивает вас? Но вы все равно решили рискнуть. Для человека, который не был вашим любовником?
– Да.
– Почему для вас было так важно узнать об этом французском полковнике?
– Потому что я люблю его, я боялась, что он ранен или убит.
– Вы любите его, – повторил Бодц, – но вы не были его любовницей?
– Нет, – ответила Валентина, – не была. Я сказала, что люблю его. Это правда. И буду любить его до конца моих дней. Я не говорила, что он любит меня. – Впервые ее голос дрогнул.
– Для человека, который вас не любит и не был вашим любовником, он приложил массу усилий, чтобы похитить вас, угрожал вашему мужу и обеспечил вам защиту государства, – заметил адвокат. Он кивнул, чтобы показать, что надо закончить беседу с заключенной. Потоцкий улыбнулся.
– Почему вы сочли необходимым признаться, что мы старались внедрить шпиона во французские круги? – спросил он. – Разве вы не могли убедить этого полковника освободить вас, не компрометируя правительство и не предавая интересов страны?
– Нет, – ответила она, – я уже говорила вам, что он все знал. Весь ваш план был известен; они знали, что именно меня выбрали для того, чтобы соблазнить Мюрата. Мне не пришлось выдавать ни ему, ни кому-либо другому никаких секретов.
– Почему вы позволили ему похитить вас? Разве вы не думали о том, что обязаны вернуться к своему мужу и предупредить его, что план провалился?
– Я боялась за жизнь моей сестры, – сказала Валентина. Она не собиралась бороться с ними, но ей пришлось сделать это, защищая себя от людей, которые ее уже приговорили до того, как она предстала перед судом.
– А не за свою собственную жизнь? – Бодц пронзительно взглянул на нее.
– Нет, – возразила Валентина, – я не боюсь за нее теперь. В данный момент я предпочла бы умереть, но не возвращаться к мужу и страдать от его жестокости.
– Мне кажется, – заметил генерал, – что вы пытаетесь сделать обвиняемым вашего мужа, мадам. Тяжело же нам придется, если все наши жены будут брать с вас пример.
– Тяжело придется Польше, если все наши женщины будут следовать своим интересам и предательству, графиня, – сказал Потоцкий. – Я думаю, мы услышали все, что было необходимо. Вам есть что сказать?
– Нет. – Валентина села. – Мне и так все ясно. Вы можете вынести заранее известный вам приговор и покончить с этим.
– Господа, нам необходимо время для обдумывания? – Потоцкий огляделся. Судьи один за другим качали головами.
– Мы согласны, – произнес адвокат.
– Ваш приговор? – спросил Потоцкий.
– Виновна. – Это слово было сказано девять раз, затем он сам повторил его, не отрывая глаз от лица Валентины.
– Смерть через повешение! Уведите заключенную!
– Можно узнать, зачем меня привезли сюда?
Де Ламбаль и раньше видел разъяренных женщин, и на него все это не производило никакого впечатления. Но он никогда не встречал такого олицетворения ярости, как у княжны Александры Суворовой, когда она предстала перед ним в его кабинете. Офицер, который задержал ее после ее возвращения из Кракова, доложил, что любая битва могла показаться проще этого.
– Я лучше встречусь с австрийцами при Ваграме, чем еще раз возьму под охрану эту женщину! – Побледневший лейтенант сделал это признание лишь несколько минут назад, и майор Де Ламбаль обидел его своим смехом. Но теперь ему самому было не до смеха.
Она стояла перед его письменным столом с бледным от ярости лицом со сверкающими глазами. Княжна начала их встречу с того, что осыпала его непристойной бранью. Он был убежден, что сейчас она начнет крушить мебель, и потому решил ответить на первый же вопрос, который она задаст ему.
– Вы были привезены сюда по моему приказу для вашей же собственной безопасности. Почему бы вам не прекратить ругаться, княжна, и не присесть?
– Вы арестовали меня, – закричала она. – Вы отказались помочь мне, а затем послали своих солдат схватить меня, когда я вернулась! Вы низкий, грязный…
Майор закрыл уши руками и подождал, когда она замолчит.
– Вы были в Кракове и виделись с Чарторицким, не правда ли? – внезапно выкрикнул он.
Она ответила ему в том же тоне: – Да! А вам какое дело? Он не является другом Франции!
– Он предложил вам помощь, не так ли?
– Чарторицкий не просто предложил, он сделал больше! Он написал Потоцкому, требуя освобождения моей сестры. Он угрожал парламенту местью царя, если с нами что-нибудь случится. Это не то что обещания французов! Ха!
– Они не так бесполезны, как вы предполагаете, – возразил Де Ламбаль. – Вашей сестре была оказана наша поддержка. Я пытался объяснить вам, каким образом обстоятельства сложились так, что это оказалось возможным, особенно если учесть тот факт, что она нарушила важное правило: тихо оставаться в вашем имении. Вы должны помнить об этом! Вам не следует забывать, что я посоветовал вам обратиться к Чарторицкому, и это был хороший совет.
– Почему же вы меня задержали? – потребовала ответа Александра. – Разве вы не понимаете, что сейчас дорога каждая секунда – мне нужно как можно скорее добраться до сестры?
– В этом все и дело, – ответил майор. – Когда вы повезете письмо к Потоцкому, вам будет необходим французский эскорт, лишь в этом случае вы благополучно заберете сестру из Любинской тюрьмы. Одна женщина, хоть и очень грозная, – он улыбнулся, – значит все-таки меньше, чем полдюжины мужчин и низкий, грязный, незаконнорожденный майор. Через час мы выедем к графу Потоцкому. До того времени, княжна, вам придется подождать за дверью и постарайтесь не оскорблять моих людей, которые будут ждать вместе с вами. К несчастью, я не могу сказать прощайте, лишь au revoir! Фаншон! Идите!
Лейтенант последовал приказу и вышел. Он очень уважал своего майора. Если бы он его не так боялся, то можно было бы сказать, что он к нему привязан. Не делом лейтенанта было вникать, по каким причинам он должен беспокоиться об этой русской мегере. Она пугала молодого человека, который любил женщин нежных и беспомощных, он воображал, что и майор должен чувствовать то же самое. Тем не менее в отношении майора он заметил нечто большее, чем простое выполнение обязанностей. Это было странно, но майор был вообще необычным человеком. Фаншон быстро прошел мимо княжны в коридоре и покачал головой. Очень странный человек, этот майор. Такой же, как и необычная русская женщина. Он занял свое место в маленьком эскорте, который отправлялся к дому графа Потоцкого, стараясь не смотреть ни на одного из них.
– Это очень интересно. – Потоцкий оторвался от письма, которое ему передала Александра, и перевел взгляд с нее на майора Де Ламбаля с неприятной улыбкой. – Просто удивительно, как много джентльменов принимают участие в судьбе вашей сестры, княжна. Она очень красивая и талантливая женщина, но так быстро переметнуться из французского в русский лагерь – просто невероятно!
– Следует заметить, что ее захват еще более невероятен, граф, – отрывисто проговорил Де Ламбаль. – Она французская protegee; а если она еще и русская protegee, тогда вам следует особенно осторожно обращаться с ней. Мы желаем, чтобы вы немедленно отдали приказ освободить ее!
Граф кивнул; легкая улыбка все еще оставалась на его губах, но внезапно Александра почувствовала себя больной от страха.
– Безусловно, я отдам приказ, – сказал он наконец. – Я сделаю это письменно; копию пошлю князю Чарторицкому. Но должен предупредить вас, что может быть уже слишком поздно. Два дня назад над графиней состоялся суд, и она была приговорена к повешению как предательница. Приговор должен был быть приведен в исполнение этим утром. Как жаль, – он переводил взгляд с майора на Александру, – что вы так задержались. Вам нужен стул, княжна Суворова? Вы так побледнели…
– Она мертва, – произнесла Александра и зарыдала. – Этим утром. Они повесили ее, Господи, возможно ли это, они повесили мою сестру… – Она закрыла лицо руками, судорожно всхлипывая. Де Ламбаль обнял ее, но она оттолкнула его руку. – Оставьте меня одну, оставьте меня одну! Она умерла, и я ничего не смогла сделать!
– Вы сделали все возможное, – заметил он. – Они будут наказаны, в этом вы можете не сомневаться! Вот так, вытрите глаза. – Он достал свой носовой платок, а она стояла в его объятиях, уткнувшись лицом ему в плечо.
– Вы ничего не сможете им сделать, – сказала она в конце концов. – Ваш император побежден, Чарторицкий сказал мне это.
– Знаю, – согласился Де Ламбаль. – Я вчера получил это известие. Но сейчас мы уже в тюрьме; подождите меня здесь. Я пойду с этим документом и потребую выдать нам ее тело. – В его руке был бесполезный приказ об освобождении, выданный ему графом, который не опасался за последствия. Он отдал приказ; если эта женщина уже мертва, его в этом никто не может обвинить, даже Чарторицкий.
– Подождите здесь, – попросил майор.
– Нет, – Александра подскочила к двери. – Я пойду с вами. Я сама хочу привезти сестру домой.
– Фаншон! – приказал он. – Задержите ее в карете!
Тем утром Валентина проснулась рано; ее разбудил стук молотка, но сон не принес ей облегчения, ее мучили кошмары. Она приготовилась к казни, написала письмо сестре, которое обещал отослать в Чартац тюремный священник, исповедалась и получила последнее причастие. Ее сознание было абсолютно ясным, она не думала ни о чем, только о любви к человеку, который не был ей мужем, и она никогда не поверит, что эта любовь была греховной. Утихла даже ее ненависть к Теодору, все казалось ей таким далеким.
К ее двери подошел не надзиратель и не палач, а молодой офицер с сообщением, что она умрет позже. Сначала, по приказу графа Груновского, должна была состояться другая казнь. Должны были повесить одного из слуг, который пытался помочь ей спастись во время путешествия в Варшаву. С ним должны были расправиться раньше, это и вызвало отсрочку. Валентина дрожа отвернулась. Тюремщик принес ей миску супа и маленький кусочек черного хлеба; она ни к чему не притронулась.
– Как долго мне еще ждать?
– Не очень долго, пани, – пробормотал тот. – Тот другой уже повешен. Скоро придут за вами.
Когда Валентина в последний раз преклонила колена для молитвы, майор Де Ламбаль вошел в кабинет начальника тюрьмы. Он встретил Валентину, шедшую между стражниками, в пятидесяти ярдах от эшафота. В его руках был приказ Потоцкого об освобождении. Он подошел к красивой женщине в простом голубом платье, волосы которой были высоко подняты, чтобы шея оставалась свободной, и взял ее за руку.
– Вы свободны, графиня. Следуйте за мной, пожалуйста, ваша сестра ждет вас.
Она позволила ему отвести себя, он шел рядом, держа в руке ее ледяную руку и не говоря ни слова.
Когда они вышли на улицу, Валентина остановилась и огляделась. Она была ошеломлена.
– Кто вы? Куда вы меня ведете?
– Я майор Де Ламбаль Императорской Армии его величества, пятый Гренадерский корпус, мадам. Я веду вас к экипажу, где вас ждет сестра. Умоляю, не теряйте сознание, а то она подумает, что я несу ваше тело. Осталось всего лишь несколько ярдов. Фаншон! – крикнул он. Из-за угла выбежал лейтенант с двумя солдатами. – Приведи сюда княжну – скажи ей, что ее сестра цела и невредима!
Лейтенант был сторонним наблюдателем необычной сцены, которая разыгралась мгновением позже. Русская дама подобрала юбки и побежала; она бросилась в объятия очаровательной женщины, которую вывел из польской тюрьмы французский майор. Затем все трое пошли к экипажу, русская и майор поддерживали женщину с обеих сторон под руки, поскольку силы изменили ей. Он услышал, как княжна крикнула ему:
– Поддержите же ее, чертов дурак! Вы что, не видите, что она теряет сознание?
В экипаже Александра отвернулась от сестры, которая была без сознания и, обвив руками шею майора Де Ламбаля, поцеловала его.
– Ну, как вы себя чувствуете?
Александра наклонялась к сестре, дергала ее за руку и в десятый раз задавала одни и те же вопросы, когда они обедали. Жилище майора было отнюдь не шикарным, но казалось царским по сравнению с тем местом, где обитала последнее время Александра, скрываясь от преследования. А еда и шампанское были превосходными.
Де Ламбаль пригласил их отпраздновать освобождение, и они ели цыпленка Маренго, который стал знаменит благодаря шеф-повару Наполеона после битвы в местечке с таким же названием. Валентина пила шампанское до тех пор, пока голова не закружилась и она не услышала свой смех впервые за последние несколько недель. Французский майор сидел напротив и молча пил, состязаясь с ее сестрой, как будто та была мужчиной. Валентина заметила, что он не отводил глаз от Александры.
– Я чувствую себя чудесно, – сказала она в сотый раз. – Не могу во все это поверить. Если бы не тот несчастный, который старался помочь мне, меня уже не было бы в живых.
– Несчастный! – заметила Александра. – Я видела, что он сделал с той пожилой четой в гостинице. Надеюсь, что они повесили его очень медленно! Я бы дала сегодня тысячу рублей, чтобы увидеть лицо Потоцкого!
Валентина улыбнулась.
– Я бы дала даже больше, чтобы увидеть лицо Теодора, – сказала она, и они рассмеялись.
Александра подняла свой бокал.
– Давайте выпьем! За Теодора Груновского! Будь он навеки проклят!
– За это я выпью, – поддержал майор, – хотя я и атеист. К дьяволу его! К дьяволу графа Потоцкого!
– К черту всех, – внезапно сказала Александра и улыбнулась медленной дразнящей улыбкой, – кроме нас. За тебя, моя дорогая, слабоумная сестра, которая чуть не погибла из-за любви, и за вас, майор, который вернул ее мне! Кажется, – заметила она, – что я это уже говорила. Тебя все время спасают французские офицеры, Валентина. Будем надеяться, что это не войдет в привычку! – Она осушила бокал. Валентина догадалась, что впервые в жизни Александра пьяна. Она была пьяна от шампанского и от бренди майора.
– Надеюсь, графиня, что вы последуете моему совету, отправитесь в свое поместье и будете оставаться там, – сказал Де Ламбаль. – Следующие несколько месяцев будут очень трудными; возможно, Польша окажется втянутой в войну, на той или иной стороне. Вы и княжна будете в безопасности в Чартаце; лучшего места и не придумать.
– Это хороший совет, – улыбнулась ему Валентина. Он бесстрастно думал о том, что она одна из самых красивых женщин, которых ему доводилось видеть. – Но я не могу ему последовать. Я покинула Чартац с определенной целью. И еще не достигла ее. Я должна выяснить, что случилось с полковником Де Шавелем.
– Господи, дай мне терпение! – воскликнула Александра. – Ты помешанная! Тебе еще недостаточно?
– Мне не хотелось бы говорить вам об этом, – вмешался де Ламбаль, – но, по всей вероятности, он уже мертв. Езжайте домой. Не теряйте времени.
– Я собираюсь разыскать его, – спокойно повторила Валентина. – Я так решила и буду следовать по маршруту армии в России; если они возвращаются, то я их встречу.
Александра повернулась к Де Ламбалю.
– Она сумасшедшая, вы видите? Абсолютно сумасшедшая. Будьте добры, передайте мне бренди, майор. Мне это необходимо. Вы не качайте головой, она так и сделает. Я знаю свою сестру. Если она говорит, что поедет в Россию разыскивать своего полковника, она поедет в Россию.
– Вы понимаете, что собираетесь делать? – обратился он к Валентине. – Что вы знаете о тех условиях, которые убивают сотни людей в день. Вы знаете, что вдоль маршрута рыщут банды казаков, не говоря уже о наших собственных дезертирах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Потоцкий перекладывал перед собой какие-то бумаги; этим он нарушил тишину. Он заговорил тем же ничего не выражающим голосом, каким обвинял ее впервые.
– Вы отказались стать любовницей Мюрата, чтобы помочь Польше, – сказал он, – вы говорите, что вы слишком добродетельны. Каким же образом вы заменили маршала французским полицейским? Или в этом случае вы оправдываете измену, потому что на нее вы пошли ради себя, а не ради своей страны?
Валентина покраснела от злости.
– Я никогда не была любовницей полковника Де Шавеля, – произнесла она. – Между нами ничего не произошло.
– Почему вы уехали из Чартаца? – спросил Феликс Бодц, юрист, которого она встречала раз или два в Данциге.
Она поняла, куда может привести ее этот вопрос, и секунду колебалась. Потом четко ответила:
– Я уехала, чтобы узнать, что случилось с полковником Де Шавелем.
– Вы знали, что вас могут схватить, если вы вернетесь в Варшаву, вы знали, что ваш муж разыскивает вас? Но вы все равно решили рискнуть. Для человека, который не был вашим любовником?
– Да.
– Почему для вас было так важно узнать об этом французском полковнике?
– Потому что я люблю его, я боялась, что он ранен или убит.
– Вы любите его, – повторил Бодц, – но вы не были его любовницей?
– Нет, – ответила Валентина, – не была. Я сказала, что люблю его. Это правда. И буду любить его до конца моих дней. Я не говорила, что он любит меня. – Впервые ее голос дрогнул.
– Для человека, который вас не любит и не был вашим любовником, он приложил массу усилий, чтобы похитить вас, угрожал вашему мужу и обеспечил вам защиту государства, – заметил адвокат. Он кивнул, чтобы показать, что надо закончить беседу с заключенной. Потоцкий улыбнулся.
– Почему вы сочли необходимым признаться, что мы старались внедрить шпиона во французские круги? – спросил он. – Разве вы не могли убедить этого полковника освободить вас, не компрометируя правительство и не предавая интересов страны?
– Нет, – ответила она, – я уже говорила вам, что он все знал. Весь ваш план был известен; они знали, что именно меня выбрали для того, чтобы соблазнить Мюрата. Мне не пришлось выдавать ни ему, ни кому-либо другому никаких секретов.
– Почему вы позволили ему похитить вас? Разве вы не думали о том, что обязаны вернуться к своему мужу и предупредить его, что план провалился?
– Я боялась за жизнь моей сестры, – сказала Валентина. Она не собиралась бороться с ними, но ей пришлось сделать это, защищая себя от людей, которые ее уже приговорили до того, как она предстала перед судом.
– А не за свою собственную жизнь? – Бодц пронзительно взглянул на нее.
– Нет, – возразила Валентина, – я не боюсь за нее теперь. В данный момент я предпочла бы умереть, но не возвращаться к мужу и страдать от его жестокости.
– Мне кажется, – заметил генерал, – что вы пытаетесь сделать обвиняемым вашего мужа, мадам. Тяжело же нам придется, если все наши жены будут брать с вас пример.
– Тяжело придется Польше, если все наши женщины будут следовать своим интересам и предательству, графиня, – сказал Потоцкий. – Я думаю, мы услышали все, что было необходимо. Вам есть что сказать?
– Нет. – Валентина села. – Мне и так все ясно. Вы можете вынести заранее известный вам приговор и покончить с этим.
– Господа, нам необходимо время для обдумывания? – Потоцкий огляделся. Судьи один за другим качали головами.
– Мы согласны, – произнес адвокат.
– Ваш приговор? – спросил Потоцкий.
– Виновна. – Это слово было сказано девять раз, затем он сам повторил его, не отрывая глаз от лица Валентины.
– Смерть через повешение! Уведите заключенную!
– Можно узнать, зачем меня привезли сюда?
Де Ламбаль и раньше видел разъяренных женщин, и на него все это не производило никакого впечатления. Но он никогда не встречал такого олицетворения ярости, как у княжны Александры Суворовой, когда она предстала перед ним в его кабинете. Офицер, который задержал ее после ее возвращения из Кракова, доложил, что любая битва могла показаться проще этого.
– Я лучше встречусь с австрийцами при Ваграме, чем еще раз возьму под охрану эту женщину! – Побледневший лейтенант сделал это признание лишь несколько минут назад, и майор Де Ламбаль обидел его своим смехом. Но теперь ему самому было не до смеха.
Она стояла перед его письменным столом с бледным от ярости лицом со сверкающими глазами. Княжна начала их встречу с того, что осыпала его непристойной бранью. Он был убежден, что сейчас она начнет крушить мебель, и потому решил ответить на первый же вопрос, который она задаст ему.
– Вы были привезены сюда по моему приказу для вашей же собственной безопасности. Почему бы вам не прекратить ругаться, княжна, и не присесть?
– Вы арестовали меня, – закричала она. – Вы отказались помочь мне, а затем послали своих солдат схватить меня, когда я вернулась! Вы низкий, грязный…
Майор закрыл уши руками и подождал, когда она замолчит.
– Вы были в Кракове и виделись с Чарторицким, не правда ли? – внезапно выкрикнул он.
Она ответила ему в том же тоне: – Да! А вам какое дело? Он не является другом Франции!
– Он предложил вам помощь, не так ли?
– Чарторицкий не просто предложил, он сделал больше! Он написал Потоцкому, требуя освобождения моей сестры. Он угрожал парламенту местью царя, если с нами что-нибудь случится. Это не то что обещания французов! Ха!
– Они не так бесполезны, как вы предполагаете, – возразил Де Ламбаль. – Вашей сестре была оказана наша поддержка. Я пытался объяснить вам, каким образом обстоятельства сложились так, что это оказалось возможным, особенно если учесть тот факт, что она нарушила важное правило: тихо оставаться в вашем имении. Вы должны помнить об этом! Вам не следует забывать, что я посоветовал вам обратиться к Чарторицкому, и это был хороший совет.
– Почему же вы меня задержали? – потребовала ответа Александра. – Разве вы не понимаете, что сейчас дорога каждая секунда – мне нужно как можно скорее добраться до сестры?
– В этом все и дело, – ответил майор. – Когда вы повезете письмо к Потоцкому, вам будет необходим французский эскорт, лишь в этом случае вы благополучно заберете сестру из Любинской тюрьмы. Одна женщина, хоть и очень грозная, – он улыбнулся, – значит все-таки меньше, чем полдюжины мужчин и низкий, грязный, незаконнорожденный майор. Через час мы выедем к графу Потоцкому. До того времени, княжна, вам придется подождать за дверью и постарайтесь не оскорблять моих людей, которые будут ждать вместе с вами. К несчастью, я не могу сказать прощайте, лишь au revoir! Фаншон! Идите!
Лейтенант последовал приказу и вышел. Он очень уважал своего майора. Если бы он его не так боялся, то можно было бы сказать, что он к нему привязан. Не делом лейтенанта было вникать, по каким причинам он должен беспокоиться об этой русской мегере. Она пугала молодого человека, который любил женщин нежных и беспомощных, он воображал, что и майор должен чувствовать то же самое. Тем не менее в отношении майора он заметил нечто большее, чем простое выполнение обязанностей. Это было странно, но майор был вообще необычным человеком. Фаншон быстро прошел мимо княжны в коридоре и покачал головой. Очень странный человек, этот майор. Такой же, как и необычная русская женщина. Он занял свое место в маленьком эскорте, который отправлялся к дому графа Потоцкого, стараясь не смотреть ни на одного из них.
– Это очень интересно. – Потоцкий оторвался от письма, которое ему передала Александра, и перевел взгляд с нее на майора Де Ламбаля с неприятной улыбкой. – Просто удивительно, как много джентльменов принимают участие в судьбе вашей сестры, княжна. Она очень красивая и талантливая женщина, но так быстро переметнуться из французского в русский лагерь – просто невероятно!
– Следует заметить, что ее захват еще более невероятен, граф, – отрывисто проговорил Де Ламбаль. – Она французская protegee; а если она еще и русская protegee, тогда вам следует особенно осторожно обращаться с ней. Мы желаем, чтобы вы немедленно отдали приказ освободить ее!
Граф кивнул; легкая улыбка все еще оставалась на его губах, но внезапно Александра почувствовала себя больной от страха.
– Безусловно, я отдам приказ, – сказал он наконец. – Я сделаю это письменно; копию пошлю князю Чарторицкому. Но должен предупредить вас, что может быть уже слишком поздно. Два дня назад над графиней состоялся суд, и она была приговорена к повешению как предательница. Приговор должен был быть приведен в исполнение этим утром. Как жаль, – он переводил взгляд с майора на Александру, – что вы так задержались. Вам нужен стул, княжна Суворова? Вы так побледнели…
– Она мертва, – произнесла Александра и зарыдала. – Этим утром. Они повесили ее, Господи, возможно ли это, они повесили мою сестру… – Она закрыла лицо руками, судорожно всхлипывая. Де Ламбаль обнял ее, но она оттолкнула его руку. – Оставьте меня одну, оставьте меня одну! Она умерла, и я ничего не смогла сделать!
– Вы сделали все возможное, – заметил он. – Они будут наказаны, в этом вы можете не сомневаться! Вот так, вытрите глаза. – Он достал свой носовой платок, а она стояла в его объятиях, уткнувшись лицом ему в плечо.
– Вы ничего не сможете им сделать, – сказала она в конце концов. – Ваш император побежден, Чарторицкий сказал мне это.
– Знаю, – согласился Де Ламбаль. – Я вчера получил это известие. Но сейчас мы уже в тюрьме; подождите меня здесь. Я пойду с этим документом и потребую выдать нам ее тело. – В его руке был бесполезный приказ об освобождении, выданный ему графом, который не опасался за последствия. Он отдал приказ; если эта женщина уже мертва, его в этом никто не может обвинить, даже Чарторицкий.
– Подождите здесь, – попросил майор.
– Нет, – Александра подскочила к двери. – Я пойду с вами. Я сама хочу привезти сестру домой.
– Фаншон! – приказал он. – Задержите ее в карете!
Тем утром Валентина проснулась рано; ее разбудил стук молотка, но сон не принес ей облегчения, ее мучили кошмары. Она приготовилась к казни, написала письмо сестре, которое обещал отослать в Чартац тюремный священник, исповедалась и получила последнее причастие. Ее сознание было абсолютно ясным, она не думала ни о чем, только о любви к человеку, который не был ей мужем, и она никогда не поверит, что эта любовь была греховной. Утихла даже ее ненависть к Теодору, все казалось ей таким далеким.
К ее двери подошел не надзиратель и не палач, а молодой офицер с сообщением, что она умрет позже. Сначала, по приказу графа Груновского, должна была состояться другая казнь. Должны были повесить одного из слуг, который пытался помочь ей спастись во время путешествия в Варшаву. С ним должны были расправиться раньше, это и вызвало отсрочку. Валентина дрожа отвернулась. Тюремщик принес ей миску супа и маленький кусочек черного хлеба; она ни к чему не притронулась.
– Как долго мне еще ждать?
– Не очень долго, пани, – пробормотал тот. – Тот другой уже повешен. Скоро придут за вами.
Когда Валентина в последний раз преклонила колена для молитвы, майор Де Ламбаль вошел в кабинет начальника тюрьмы. Он встретил Валентину, шедшую между стражниками, в пятидесяти ярдах от эшафота. В его руках был приказ Потоцкого об освобождении. Он подошел к красивой женщине в простом голубом платье, волосы которой были высоко подняты, чтобы шея оставалась свободной, и взял ее за руку.
– Вы свободны, графиня. Следуйте за мной, пожалуйста, ваша сестра ждет вас.
Она позволила ему отвести себя, он шел рядом, держа в руке ее ледяную руку и не говоря ни слова.
Когда они вышли на улицу, Валентина остановилась и огляделась. Она была ошеломлена.
– Кто вы? Куда вы меня ведете?
– Я майор Де Ламбаль Императорской Армии его величества, пятый Гренадерский корпус, мадам. Я веду вас к экипажу, где вас ждет сестра. Умоляю, не теряйте сознание, а то она подумает, что я несу ваше тело. Осталось всего лишь несколько ярдов. Фаншон! – крикнул он. Из-за угла выбежал лейтенант с двумя солдатами. – Приведи сюда княжну – скажи ей, что ее сестра цела и невредима!
Лейтенант был сторонним наблюдателем необычной сцены, которая разыгралась мгновением позже. Русская дама подобрала юбки и побежала; она бросилась в объятия очаровательной женщины, которую вывел из польской тюрьмы французский майор. Затем все трое пошли к экипажу, русская и майор поддерживали женщину с обеих сторон под руки, поскольку силы изменили ей. Он услышал, как княжна крикнула ему:
– Поддержите же ее, чертов дурак! Вы что, не видите, что она теряет сознание?
В экипаже Александра отвернулась от сестры, которая была без сознания и, обвив руками шею майора Де Ламбаля, поцеловала его.
– Ну, как вы себя чувствуете?
Александра наклонялась к сестре, дергала ее за руку и в десятый раз задавала одни и те же вопросы, когда они обедали. Жилище майора было отнюдь не шикарным, но казалось царским по сравнению с тем местом, где обитала последнее время Александра, скрываясь от преследования. А еда и шампанское были превосходными.
Де Ламбаль пригласил их отпраздновать освобождение, и они ели цыпленка Маренго, который стал знаменит благодаря шеф-повару Наполеона после битвы в местечке с таким же названием. Валентина пила шампанское до тех пор, пока голова не закружилась и она не услышала свой смех впервые за последние несколько недель. Французский майор сидел напротив и молча пил, состязаясь с ее сестрой, как будто та была мужчиной. Валентина заметила, что он не отводил глаз от Александры.
– Я чувствую себя чудесно, – сказала она в сотый раз. – Не могу во все это поверить. Если бы не тот несчастный, который старался помочь мне, меня уже не было бы в живых.
– Несчастный! – заметила Александра. – Я видела, что он сделал с той пожилой четой в гостинице. Надеюсь, что они повесили его очень медленно! Я бы дала сегодня тысячу рублей, чтобы увидеть лицо Потоцкого!
Валентина улыбнулась.
– Я бы дала даже больше, чтобы увидеть лицо Теодора, – сказала она, и они рассмеялись.
Александра подняла свой бокал.
– Давайте выпьем! За Теодора Груновского! Будь он навеки проклят!
– За это я выпью, – поддержал майор, – хотя я и атеист. К дьяволу его! К дьяволу графа Потоцкого!
– К черту всех, – внезапно сказала Александра и улыбнулась медленной дразнящей улыбкой, – кроме нас. За тебя, моя дорогая, слабоумная сестра, которая чуть не погибла из-за любви, и за вас, майор, который вернул ее мне! Кажется, – заметила она, – что я это уже говорила. Тебя все время спасают французские офицеры, Валентина. Будем надеяться, что это не войдет в привычку! – Она осушила бокал. Валентина догадалась, что впервые в жизни Александра пьяна. Она была пьяна от шампанского и от бренди майора.
– Надеюсь, графиня, что вы последуете моему совету, отправитесь в свое поместье и будете оставаться там, – сказал Де Ламбаль. – Следующие несколько месяцев будут очень трудными; возможно, Польша окажется втянутой в войну, на той или иной стороне. Вы и княжна будете в безопасности в Чартаце; лучшего места и не придумать.
– Это хороший совет, – улыбнулась ему Валентина. Он бесстрастно думал о том, что она одна из самых красивых женщин, которых ему доводилось видеть. – Но я не могу ему последовать. Я покинула Чартац с определенной целью. И еще не достигла ее. Я должна выяснить, что случилось с полковником Де Шавелем.
– Господи, дай мне терпение! – воскликнула Александра. – Ты помешанная! Тебе еще недостаточно?
– Мне не хотелось бы говорить вам об этом, – вмешался де Ламбаль, – но, по всей вероятности, он уже мертв. Езжайте домой. Не теряйте времени.
– Я собираюсь разыскать его, – спокойно повторила Валентина. – Я так решила и буду следовать по маршруту армии в России; если они возвращаются, то я их встречу.
Александра повернулась к Де Ламбалю.
– Она сумасшедшая, вы видите? Абсолютно сумасшедшая. Будьте добры, передайте мне бренди, майор. Мне это необходимо. Вы не качайте головой, она так и сделает. Я знаю свою сестру. Если она говорит, что поедет в Россию разыскивать своего полковника, она поедет в Россию.
– Вы понимаете, что собираетесь делать? – обратился он к Валентине. – Что вы знаете о тех условиях, которые убивают сотни людей в день. Вы знаете, что вдоль маршрута рыщут банды казаков, не говоря уже о наших собственных дезертирах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23