А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Уверения Ахмета, что Андрей болен, не были приняты во внимание.
За полгода, что они не виделись, Маргарита похудела, крупный нос еще более выдавался вперед из запавших щек, непослушные вороные волосы выбивались из-под маленькой шляпки, глаза сверкали из глубоких глазниц, окаймленных длинными ресницами и перекрытых куполами бровей.
Маргарита была одета дорого, модно, но неопрятно, с подчеркнутым презрением к одежде, что может позволить себе лишь весьма состоятельный человек.
– Не вставай, – сказала она Андрею.
Шляпу Маргарита снимать не стала, с Андреем она вела себя, как старая близкая приятельница, и когда он хотел поцеловать ей руку, сама поцеловала его в щеку и сказала:
– Если я заражусь от вас – придется вам за мной ухаживать.
– Нет, я его не допущу, – сказал Ахмет. – И не надейтесь.
Они уселись вокруг стола в гостиной, Андрей поставил на стол вазу с зимними яблоками.
– Вы бледный, – сказала Маргарита. – Но это вам идет. Это романтично.
– Расскажите о себе, – попросил Андрей. – Мне кажется, что я вас вечность не видел.
– Что со мной станется! – сказала Маргарита. – Все по-прежнему. Живу в Одессе, хожу в эту проклятую гимназию. Вырвалась сюда на каникулы.
– Я не знал, что Спиридоновы ваши родственники.
– Дальние, – сказала Маргарита. – Но я у них уже останавливалась раза два по дороге в Ялту.
Излишняя оживленность Маргариты была неестественна. Как и сам ее приезд в зимний Симферополь. Может, она хочет что-то рассказать Андрею, но стесняется Ахмета?
– Угощайтесь, – сказал Андрей. – Это хорошие яблоки из собственного сада. – Он показал на окно. Под ярким зимним солнцем была видна единственная тетина яблоня.
– Вы в Ялту не собираетесь? – спросил Андрей.
– Я еще не решила, – сказала Маргарита. – Это зависит от моих дел.
– Какие еще дела? – возмутился Ахмет. – Какие могут быть дела?
– У каждого человека могут быть дела.
– Вы давно видели Лиду? – спросил Андрей.
– Я ее не видела с лета, – сказала Маргарита. – Но мы регулярно переписываемся. У нее все в порядке. А вы скоро выздоровеете?
– Я уже здоров.
– И намерены выходить на улицу?
– Разумеется, – сказал Андрей. – Не сидеть же мне все каникулы здесь.
– Я очень за вас рада. – Маргарита обернулась к зеркалу, что стояло в углу, критически осмотрела себя и поправила шляпу.
Андрей ждал чего угодно, только не такого светского визита. Ахмет тоже был растерян.
– Ну что ж, мне пора, – сказала Маргарита, поднимаясь. – Я была очень рада вас увидеть. Надеюсь, что до вашего отъезда мы еще увидимся.
– Мы поедем на водопад, мы уже договорились. Послезавтра, – сказал Ахмет, и в его глазах было что-то собачье. В присутствии Маргариты он терял способность балагурить.
Дверь за гостями закрылась, впустив в прихожую жгучий морозный воздух. Андрей прошел к себе в комнату и лег. Все не так, все неладно…
В прихожей хлопнула дверь. Вернулась тетя Маня.
– Ты курил? – спросила она из гостиной. – Разве ты куришь?
Как будто это было немыслимым преступлением Андрея.
– Нет, – отозвался он. – Ахмет приходил.
Тетя возилась в гостиной, потом Андрей услышал, как она убирает со стола вазу с яблоками. Что-то зашуршало.
– Ахмет был один? – спросила тетя.
– А что?
– Он оставил тебе записку. – Тетя вошла в комнату, держа в руке клочок бумаги. – Но почему-то положил ее в вазу с яблоками и подписался буквой «М».
– Дай сюда! – Андрей вскочил с кровати как ужаленный и вырвал записку у тети.
На листке бумаги было написано:


Андрей! Если сможете, я жду вас у кондитерской завтра в четыре часа.
М.


– Значит, Ахмет был не один, – сокрушенно произнесла тетя.
– А я не говорил, что он был один, – сказал Андрей.
Значит, Маргарите надо с ним поговорить. Но без свидетелей. Наверное, о Лиде. Конечно же о Лиде!
– И не мечтай завтра выходить из дома, – сказала Мария Павловна.
– Ты же знаешь, что я совершенно здоров.
– В тебе таится инфекция. Ты хочешь слечь на месяц?
– Я здоров.
– Эта девушка… Ты с ней давно знаком?
– Давно.
– И она курит? Ты увлечен ею?
– Да нет же! – рассмеялся Андрей.


* * *

На следующий день было куда теплее. Маргарита ждала его на улице, не доходя до кафе. Солнце, хоть и клонилось уже к закату, светило по-весеннему, высушило мостовую, а уже разукрашенная елка возле магазина казалась анахронизмом. Маргарита была в синем расклешенном пальто до щиколоток. Издали она выкликнула подготовленную фразу, так что слышала вся улица:
– Андрей, в Ялте уже цветут розы. Куда мы пойдем?
– В кондитерскую вам не с руки?
– Не надейтесь, что меня можно скомпрометировать. Ваш Ахмет влюбился в меня. Он знает о каждом моем шаге.
– Он очень хороший товарищ, – сказал Андрей.
– Еще чего не хватало! – Маргарита громко рассмеялась. – Это вовсе не достоинство!
Они вышли к семинарскому саду. Тени от деревьев были длинными и черными, а там, где они пересекали сохранившиеся на траве ломти снега, тени казались сиреневыми.
– Чудесная картина. Настоящий Юон, – сказала Маргарита. – Вы любите Юона?
– Я его не знаю, – сказал Андрей.
От Маргариты исходило нервное напряжение. Если она говорила, то авторитетно и умно, если смеялась, то громче и заливистей всех.
– Вы отсталый провинциал, но именно это мне в вас нравится. В вас сохранилась странная чистота, которую не найдешь в столице.
– Я живу в Москве.
– Во-первых, вы живете там без году неделю. А во-вторых, Москва никогда не сможет стать столицей.
Они дошли до лавочки, на которой Андрей сидел три дня назад. Он бы не узнал этой лавочки, но на черной земле возле нее лежал гривенник. Наверняка это был тот гривенник, который они с Тихоном не отыскали. Гривенник лежал на орле, и потому Андрей его поднял.
– Вы, оказывается, бережливый, – сказала Маргарита.
Андрей не стал ей объяснять. Он хотел, чтобы она сама рассказывала. Это важнее.
Они пошли по аллее. Маргарита ступила на жухлую траву, подошла к старому дубу. Она протянула руку и оперлась о него.
– Андрей. – Маргарита вдруг заговорила другим, высоким, нервным голосом, будто все, что было раньше, более не играло роли. – Меня интересует, доверился ли вам Коля Беккер?
– В каком смысле? – Андрея позабавила сама форма вопроса, но Маргарита была серьезна.
– Знаете ли вы о его драме?
Андрей готов был уже ответить положительно, но тут спохватился, что в воображении Маргариты драмой могло именоваться нечто совсем иное, а не разрыв с Альбиной или денежный долг.
– Ваши колебания делают вам честь, – сказала Маргарита, не отрывая от Андрея пронзительного взгляда. – Вы не можете выдать доверенных вам тайн. Тогда я вам помогу. Наш общий друг имел неосторожность увлечься пустоголовой генеральской дочкой, которая, как, впрочем, и ее мамаша, рассчитывала, породнившись с ним, стать баронессой и владелицей замков в Курляндии. Когда они выяснили, что Коля гол как сокол, они безжалостно выбросили его из дома. Он же, истратив на них более тысячи рублей, оказался в безвыходном положении. Как вы видите, я все знаю.
– У Коли тяжело больна мама, – сказал Андрей.
– И это мне тоже известно! – Маргарита резким движением руки в лайковой перчатке отмела это известие, как не имеющее большого значения.
«Какая она красивая некрасивая женщина, – подумал Андрей. – В ней все преувеличено – и черты лица, и формы тела, и чувства, и слова. Но всеобщая несправедливость вмешалась и здесь. Ахмет поражен необычностью Маргариты и готов поклоняться ей, а Коля, в которого Маргарита, без сомнения, влюблена, предпочитает ей белокурую куколку. Колю она пугает… а меня? Меня тоже», – признался себе Андрей.
– Я привезла Коле деньги, – сказала Маргарита. – Но я не могу их ему передать. Он их у меня не примет. Он горд.
Воронье громко кричало в голых ветвях, собираясь на вечернее собрание. Солнце быстро клонилось к вершинам деревьев.
Андрей знал уже, что Маргарита сейчас попросит его передать деньги Беккеру и больше им не о чем будет говорить. Он испугался, что не успеет узнать о главном, и совсем не вовремя спросил:
– А как же Лида?
– Это же средневековая история! – воскликнула Маргарита, не скрывая снисходительной улыбки. – Полгода назад вашему ветреному другу захотелось соблазнить мою подружку, но я этого ему не позволила сделать. Он мог претендовать на ее тело, но никак не на руку. Кстати, она готова была увлечься вами, но вы позорно сбежали от нее на автобусной остановке.
– Где?
– Не лицемерьте, мой друг! Легкомысленное дитя любви проплакало у меня на груди всю ночь, когда вы отвернулись от нее в автобусе.
– Это неправда!
– Ах, не краснейте! Вы становитесь похожим на свеклу, и вам это не идет.
Сравнение со свеклой было неприятным, и Андрей вернулся на грешную землю.
– Вы хотите, чтобы я отдал Коле деньги?
– Да.
– И как я объясню появление у меня такой суммы денег?
– Как вам угодно.
– Он же должен будет вернуть вам этот долг?
Они стояли близко друг к другу. Андрею было видно, что глаза у Маргариты карие, а не черные, как казалось на расстоянии, а над верхней губой – нежный темный пушок.
– Он мне ничего не должен. Я его люблю. Я его люблю с первого взгляда. Вам этого, милостивый государь, не понять.
– Может быть. – Андрей пожал плечами. Ему не хотелось откровенничать. – Но что я ему скажу?
– Вы скажете, что достали эти деньги у вашего отчима. Он же богатый.
– Но я не ездил в Ялту. Он может спросить у моей тети, она скажет, что я болел.
– В Ялту можно обернуться за день. Да и не будет он спрашивать. Он будет вам благодарен на всю жизнь. Вы хотите, чтобы он был вам благодарен на всю жизнь?
– Ни в коем случае!
– Не кокетничайте, Андрей. Каждому человеку приятно быть хорошим. Ведь он просил вас, умолял.
Они покинули семинарский сад и вышли на Пушкинскую.
Смеркалось. Солнце спряталось, зажглись желтые окна в домах. Ощущение весны, столь явное днем, уже пропало. Лужи быстро затягивались хрупкой бумагой льдинок.
– А это наша гимназия, – сказал Андрей. – Мы здесь учились.
– Какая маленькая! – сказала Маргарита. – А это ваша церковь.
– Гимназическая. Но она и приходская.
– Я пойду туда завтра, завтра ночь перед Рождеством. Я люблю Рождество. Даже больше Пасхи. Только не здесь и не в Одессе. Рождество надо встречать в Москве, в настоящей России.
– А что делает ваш отец? – Андрей был рад перевести разговор на иную тему, хоть и понимал, что Маргарита все равно добьется своего, а отступать ему некуда.
– Мой папа, – она сделала ударение на последнем слоге, – судовладелец.
– У него есть собственные пароходы?
– Один пароход. Но у него много грузовых судов. Андрюша, мы с вами отвлеклись от основного. Мне хотелось бы, чтобы вы сделали все сегодня.
– Но уже поздно.
– Не говорите глупостей. Со мной гулять вам не поздно, а спасти друга – вам поздно? Я вот что скажу: Андрюша, вы производите впечатление нерешительного и слабого человека. Я бы никогда не смогла в вас влюбиться. И меня искренне удивляет, что Лидочка увлеклась вами.
Андрей наконец решился. В конце концов он тоже имеет право на прибыль, раз выступает посредником в сделке.
– Простите, – произнес он хрипло. – Вы не знаете случайно…
Он запнулся, и Маргарита не смогла скрыть иронического торжества.
– Сделайте милость, – сказала она, светски улыбнувшись, – опустите руку в правый карман своей тужурки.
Андрей подчинился и вытащил оттуда сложенный листок с адресом Иваницких в городе Ялте, который незаметно положила Маргарита.
– Не надо благодарить, – сказала Маргарита. – Это в моих интересах. Я не хочу рисковать – мало ли куда бросит судьба моего нестойкого возлюбленного.
Это было признание в любви к Беккеру и в собственном бессилии. Маргарита поморщилась, будто с отвращением к своей слабости.
– Пойдемте отсюда, – сказала она. Андрей сделал было первый шаг, но Маргарита молча удержала его за рукав и передала плотный конверт.
– Здесь тысяча, – сказала она.
Они шли по Пушкинской не спеша, будто гуляли. И надо было разговаривать, но они оба были как заговорщики, расплатившиеся за убийство и потому немногословные. Будто разговор в семинарском саду отнял слишком много сил.
– А куда вы намерены поступать после гимназии? – спросил Андрей.
– Я еще не решила, – ответила Маргарита. – И не знаю, буду ли поступать.
Она угадала следующий вопрос Андрея и решительно ответила:
– Нет, я не намерена выходить замуж. Тем более за такого слабого человека, как Николай. Простите, но я знаю ему цену.
– Тогда…
– Тогда я люблю его как мужчина женщину. Как куклу, как наркотик.
Маргарита не притворялась и не кокетничала с Андреем. Так она и думала. Хотя это не означало, понимал Андрей, что она будет следовать собственным правилам в жизни. Она была и ужасно старой, на тысячу лет старше Андрея, и совсем еще девчонкой, которая начиталась сентиментальных современных романов, в которых царит Эрос.
– Значит, вы намерены сидеть дома и играть в любовь?
– Не будьте пошляком! Мое сердце отдано революции!
Андрей даже остановился от удивления.
– Я никогда бы не догадался.
– А никому об этом не следует знать.
– И Беккеру?
– Беккер знает. Неизбежно, что он знает. И робеет. Если бы я была обыкновенной женщиной, ему было бы легче со мной. Но он понимает, что нас разделяет пропасть. Один ее берег – его бездуховность. Другой – мой высокий идеализм.
Маргарита говорила напыщенно, словно цитировала некий катехизис.
– А зачем вам революция? – спросил Андрей.
– Вы хотите спросить, зачем революция девице из состоятельной семьи? А вспомните о Софье Перовской, об Александре Ульянове, вспомните о графе Кропоткине и Герцене – высочайшие из революционеров те, кто пришел в революцию именно по зову сердца, а не в погоне за куском хлеба.
Они миновали центр и приблизились к району Глухого переулка, когда острый взгляд Маргариты издали, за два квартала, различил Колю.


* * *

Маргарита дернула Андрея за рукав, потянула к глинобитному забору и сразу отыскала какую-то нишу.
– Вот он, – шептала она, наваливаясь на Андрея, – это сам Бог его ведет. Сейчас, сейчас или никогда. Ну иди же… как будто случайно. И сразу скажешь: вот тебя-то я и искал!
Она сильно толкнула Андрея, и тот, еле удержав равновесие, засеменил навстречу Коле. Коля был без фуражки, воротник шинели поднят. Он чуть пошатывался.
– Коля! – окликнул его Андрей. Слова, вложенные в него Маргаритой, сорвались с языка: – Вот тебя-то я и искал!
– Да? – Коля будто не сразу узнал Андрея. – Ты зачем меня искал?
Андрей полез в карман, да не в тот, ошибся. Андрей хлопал себя по карманам. От Коли пахло вином.
– Поздно, – сказал Коля. – Мама умерла.
– Что? Елизавета Юльевна умерла?
– Отмучилась. Что делать… что делать…
– Ты за врачом? Тебе надо помочь?
– Врач там, я не могу… я не могу там быть. Маму жалко.
Коля заплакал и прижался к Андрею. Усы у него были мокрыми, ледяными.
– Тебе нельзя так, – сказал Андрей. – Ты простудишься. Пошли к нам.
– Не хочу, – сказал Коля. – Не хочу. И к тебе не хочу. Ты предатель, ты не захотел мне помочь. Завтра все выяснится. Нам ее даже не на что похоронить. Что ты понимаешь в жизни!
– Коля, я как раз хотел. Я тебя искал для этого… Вот… – Андрей наконец-то нащупал пакет, и ему пришлось отстранить Колю. – Тут тысяча рублей.
– Деньги? Ты достал? Где?
– Не важно, правда же, не важно.
Коля мгновенно протрезвел. Посмотрел на Андрея с узнаванием в смягчившемся взгляде и сказал:
– Спасибо. Конечно же, спасибо. Ты оказался лучше, чем я думал.
Он резко повернулся и пошел, потом побежал обратно.
Андрей сделал шаг следом, но остановился. Маргарита выбежала из укрытия.
– Я все слышала, – громко прошептала она. – Это так ужасно. Вам надо пойти за ним. Вы должны быть рядом. Идите, идите.
И Андрей, хоть и не хотел этого, поспешил за Колей. Он не стал его догонять, а шел на некотором расстоянии, потом, чтобы отсрочить момент визита в дом Беккеров, убедил себя, что ему надо переодеться, и свернул к себе. Тети Мани не было – она-то, конечно, у соседей. Андрей неприкаянно бродил по комнатам, потом стало стыдно – Андрей спохватился, что ведет себя плохо – надо идти к Беккерам. И он пошел туда.
Колю он не видел – тот заперся у себя, в доме появились незнакомые старушки, ждали батюшку, но тот не шел, потому что приближалось Рождество и все были заняты событиями куда более радостными. Андрей помыкался в большой комнате, затем решился и увел тетю Маню, которая также не знала, что ей делать, но не смела уйти.


* * *

На следующий день Андрей не спешил к Ахмету, полагая, что тот появится сам. Но раньше, в полдень, появился Беккер.
Он был бледен, веки распухли от слез, одет он был в поношенный гимназический мундир, который был ему тесен.
Снова набежали сизые облака, грозили снегом. Коля долго вытирал ноги в прихожей, он говорил тихо и вел себя приниженно, словно был князем, давшим обет мыть ноги нищим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36