А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Будто выискивая что-то безнадежно утраченное, парень оглядывает улицу за окном. И опять переводит взгляд на Мари:
— И знаешь, я все время удивлялся: почему твоя сестра тогда ни разу не искупалась? Вроде и день был жаркий, и бассейн — высший класс…
«А я почем знаю?» — написано на лице у Мари.
— Да просто не хотела смывать косметику, — говорит она. — Обычное дело. Вот и бикини, как у нее, тоже не для того, чтобы плавать.
— Вон как? — удивляется он. — Смотри-ка… Вроде сестры, а жизни такие разные.
— У каждой своя, чего удивляться.
Он обдумывает ее слова, затем говорит:
— А почему мы все начинаем так жить — каждый своей жизнью? Ну то есть… вот, скажем, вы. Родились от одних родителей, росли в одной семье, обе девочки. Откуда же появились два настолько разных характера? Значит, была какая-то развилка на вашем пути? Одна в бикини чуть крупнее сигнального флажка нежится в шезлонге, соблазняя весь белый свет. А другая в школьном купальнике устраивает заплывы с дельфинами наперегонки…
Мари заглядывает ему в глаза:
— И ты хочешь, чтобы я на все это ответила за пару минут? Пока ты доедаешь свой куриный салат?
Он качает головой:
— Нет-нет, я не в этом смысле. Просто озвучил то, что вертелось в голове. На это отвечать не обязательно. Это все так… Вопросы к себе самому.
Вернувшись было к салату, он вспоминает о чем-то и продолжает:
— У меня самого — ни сестер, ни братьев. Вот и хочу понять, как все устроено. До каких пор братья-сестры похожи, а с каких пор — совсем разные?
Мари молчит. Парень, сжимая в руках нож и вилку, задумчиво смотрит в пространство перед собой.
— Читал я как-то одну историю, — говорит он. — О трех братьях, которых вынесло на какой-то гавайский остров… Вообще говоря, это миф. Очень древний. Читал я его в детстве, подробностей не помню. Но в целом звучит примерно так. Три брата отправились на лодке порыбачить, тут налетел шторм, их долго мотало по морю, пока не выкинуло на необитаемый остров. Очень красивый — всюду пальмы, бананы с кокосами, а в самом центре громоздится высоченная гора. В первую же ночь к каждому из братьев явился во сне Господь и сказал: «Пройдете по берегу еще немного — увидите три больших круглых камня. Пусть выберет каждый из вас по камню и покатит его куда захочет. Где остановится —там и будет его место для жизни. Чем выше закатишь свой камень — тем больший мир откроется перед тобой. Но где остановиться на этом пути — решаешь только ты сам».
Парень отпивает воды из стакана, переводит дух. Мари по-прежнему делает вид, что ей скучно, но слушает внимательно.
— Пока все понятно? Мари легонько кивает.
— Дальше рассказывать? Если неинтересно — не буду.
— Если недолго.
— Да нет, совсем недолго. Очень простая история…Он делает еще глоток и продолжает:
— Как и сказал Господь, братья нашли на берегу три здоровенных валуна. И покатили перед собой, как велено, каждый по камню. Камни были огромными и тяжелыми, еле сдвинешь, а в гору катить — сущий ад. Вскоре самый младший брат подал голос: «Братья! Вы как хотите, а мне и здесь хорошо. Море близко, рыбу можно ловить. Значит, уже не помру. Чего я в этом мире не видел? И без него проживу как-нибудь!» Сказал это младший брат и остановился. А старшие покатили свои камни дальше. Но когда они добрались до середины горы, средний брат подал голос: «Знаешь, брат, а здесь неплохо! — сказал он. — Фрукты-овощи кругом, живи не хочу! А что края света отсюда не видать — так это пускай. И того, что видно, на мой век хватит». И вот уже только старший брат катил камень вверх по склону. Путь его становился все уже и круче, но он не сдавался. Уж очень был терпелив, да и мира хотел увидеть побольше. И все толкал в гору свой камень, не жалея сил. Несколько месяцев он двигался так почти без воды и пищи — и закатил-таки свой валун на самую вершину горы. Там, на вершине, он остановился и оторвал руки от камня. И увидел мир — такой огромный, каким его не видел еще никто. Здесь ему суждено было жить. Голые камни без единой травинки и облака, до которых не долетали птицы. Вместо воды ему достались только лед да туман, вместо пищи — мох меж камнями. Но старший брат ни о чем не жалел. Ведь главное у него теперь было — свобода смотреть на мир… И потому на этом гавайском острове, на самой вершине горы и сейчас стоит большой круглый камень. Вот такая история. Молчание.
— И что же? — спрашивает Мари. — Какая у этой истории мораль?
— Морали здесь, наверное, целых две. Во-первых, —поднимает он палец, — одинаковых людей не бывает. Будь они даже кровные братья. А во-вторых… — Тут он поднял два пальца. — Если очень сильно хочешь что-то узнать, плати свою цену.
— По-моему, младшие братья выбрали себе куда более человеческую жизнь, — считает Мари.
— Да уж, пожалуй, — кивает парень. — Какой нормальный человек захочет лизать лед и глодать мох на Гавайях? Дураков нет. Но старший так жаждал увидеть в этом мире побольше, что просто не мог остановиться. Какую бы цену ни пришлось за это платить…
— «Ментальная жажда»?
— Вот именно.
Мари о чем-то задумывается. Ее ладонь прикрывает книгу.
— Даже если я вежливо спрошу, что за книга, — ты все равно не скажешь, верно? — уточняет он.
— Навряд ли.
— Увесистый томик…Мари молчит.
— Прямо скажем, не для дамских сумочек.
Мари по-прежнему не отвечает. Он вздыхает и наконец доедает куриный салат, ни слова не говоря. Долго жует, запивая большими глотками воды. Пару раз просит официантку подлить еще. И доедает тосты — все до последнего ломтика.
— А жила ты, по-моему, где-то в Хиёси? — спрашивает парень. Его пустую тарелку уже забрали. Мари кивает.
— Так ты же на последний поезд не успеваешь! Остается такси ловить. Больше ни одной электрички до утра!
— Я в курсе, — говорит Мари.
— Ну тогда ладно…
— Не знаю, куда нужно тебе, но твои электрички тоже заснули, верно?
— Мне в Коэндзи. Но я живу один, да еще репетировать всю ночь, себя не помня… А на крайний случай машина есть. Всей нашей банды.
Он легонько похлопывает по футляру. Так, словно треплет по загривку любимую собаку.
— Мы тут репетируем неподалеку, — поясняет он. —В одном подвале. Греми сколько хочешь — никто не пожалуется. Отопления, правда, почти никакого, ближе к зиме замерзаем, конечно. Но зато место бесплатное, так что грех жаловаться…
Мари бросает взгляд на черный футляр.
— Это что? Тромбон?
— Он самый. Смотри-ка, разбираешься, — слегка удивляется он.
— Ну, уж тромбон-то узнать нетрудно.
— Да, но… Столько девчонок на свете о тромбоне вообще не слыхали. Хотя тут, конечно, ничего не поделаешь. Ни Мик Джеггер, ни Эрик Клэптон не играли на тромбоне, чтобы выбиться в звезды. Ты когда-нибудь слышала, чтобы Джими Хендрикс или Пит Таунсенд крушили о сцену тромбон? Не-ет! Все как один крушили электрогитары. За раскуроченный тромбон их бы просто на смех подняли…
— Тогда почему ты себе выбрал тромбон? Парень подвигает к себе чашку с кофе, выливает в нее сливки, отпивает глоток.
— Еще старшеклассником купил в одном магазинчике подержанную пластинку. «Blues-ette» называлась. Жутко старый винил. Зачем купил, уже и не помню. До тех пор я джаза толком не слушал… Ну, в общем, была там одна композиция — первая вещь на стороне «А» —«Five Spot After Dark». Ox, и здорово меня вставила! На тромбоне играл Кёртис Фуллер. В первый же раз, как прослушал, будто пелена с глаз упала. Сразу подумал: вот он, мой инструмент! Я и тромбон. Встреча по жизни…
Он напевает первые восемь тактов «Five Spot After Dark».
— Эту вещь я знаю, — говорит Мари. Парень изумленно таращится на нее:
— Знаешь?!
Мари напевает еще восемь тактов «Five Spot After Dark».
— Откуда ты это знаешь?
— А что, уже и знать нельзя?
Парень ставит чашку на стол и пожимает плечами:
— Да нет, почему же… Просто не верится как-то. Что сегодня есть девушки, которые знают «Five Spot AfterDark»… Нуда ладно. В общем, так меня этот Кёртис Фуллер заворожил, что я решил заняться тромбоном. Одолжил денег у предков, купил подержанный, записался в секцию духовых — так со школьных лет и играю в банде. Поначалу, правда, это больше была рок-банда. Где-то в стиле доброй старой «Тауэр оф Пауэр». Ты когда-нибудь слышала «Тауэр оф Пауэр»?
Мари качает головой.
— Неважно, — продолжает он. — Это было давно, а теперь мы играем самый обычный джаз. Универ у нас, конечно, не ахти какой, но приличная банда есть.
Подходит официантка, предлагает еще воды. Он отказывается. Смотрит на часы.
— Ну, мне пора. Скоро пойду.
Мари молчит. «Кто ж тебя останавливает», — написано у нее на лице.
— Хотя… Все равно все опоздают, — добавляет он. Мари оставляет это без комментариев.
— Слушай, а ты могла бы передать сестре от меня привет?
— Это уж ты сам ей звони. Телефон-то помнишь? Какой привет, если я даже имени твоего не знаю?
Он ненадолго задумывается.
— Легко сказать… Вот я звоню, трубку берет Эри Асаи. О чем мне с ней говорить?
— Не знаю. О школе, например. Уж придумаешь, о чем.
— Да я вообще-то не мастер девчонок убалтывать…
— Но со мной ты о чем только не болтал.
— Ну, с тобой… как-то само получается.
— Со мной как-то само получается? — передразнивает Мари. — А с моей сестрой — бесполезно?
— С ней — вряд ли.
— «Ментальная жажда» мешает?
«Может быть…» — словно хочет ответить он, но молчит. Лишь глубоко вздыхает, берет со стола счет и прикидывает, сколько должен.
— Вот деньги за мою долю… Отдашь потом, ладно?
Мари кивает.
Он смотрит на нее, потом на книгу. И, чуть помедлив, добавляет:
— Ты прости — наверное, не мое дело, но… У тебя точно ничего не случилось? Может, с бойфрендом не поладила или с предками поругалась, нет? С чего бы иначе ты здесь сидела одна до утра?
Мари надевает очки и смотрит ему в лицо — молча, пристально, холодно. Парень поднимает руки. Сдаюсь, мол. Извини за лишние вопросы.
— Я, наверное, еще забегу сюда утром, часиков в пять, — говорит он. — Когда снова проголодаюсь. Буду рад еще встретиться.
— Это с чего бы?
— Ну, не знаю…
— За меня беспокоишься?
— Есть немного.
— Или надеешься, что я сестре привет передам?
— Ну… может, и так тоже.
— Моя сестрица тромбона от микроволновки не отличит. Хотя где «Прада», а где «Гуччи», разбирает с первого взгляда.
— Что ж, — улыбается он. — У каждого свое поле боя…
Он достает из кармана пальто блокнот, что-то пишет в нем ручкой, вырывает страницу и передает ей.
— Мой мобильный. Если что, звони… Да, а у тебя есть мобильник?
Мари качает головой.
— Так я и думал. — Он с интересом глядит на нее. — Как только тебя увидел, точно голос какой-то в голове прошептал: «Эта девчонка терпеть не может мобильников»…
Он берет футляр, встает со стула, накидывает пальто. Еще слегка улыбается.
— Ну, пока?
Мари бесстрастно кивает. Даже не глянув, кладет листок с телефоном на столик вместе со счетом. Глубоко вздыхает — и, подперев щеку ладонью, погружается в книгу. По залу еле слышно растекается «April Fool» Бёрта Баккары.
Темная комната. Понемногу наши глаза свыкаются с мраком. Мы различаем кровать, в постели спит женщина. Молодая и красивая — старшая сестра Мари. Эри Асаи. Почему-то мы знаем: это она. Черные волосы расплескались волной на подушке.
Мы подсматриваем за ней. Наш взгляд, превратившись в объектив кинокамеры, может перемещаться по комнате куда угодно. Сейчас он зависает прямо над спящей: мы изучаем ее лицо. С каждым движением век меняем угол зрения. Ее маленькие строгие губы сомкнуты и неподвижны. Поначалу дыхания не заметно. Лишь присмотревшись, можно уловить, как подрагивает горло у самых ключиц. Дышит. Затылок впечатан в подушку — так, словно девушка разглядывает потолок. Хотя на самом деле Эри не глядит никуда. Веки сомкнуты плотно, будто кожица на почках зимних деревьев. Она спит очень крепко — скорее всего, даже не видит сны.
Чем дольше мы глядим на Эри Асаи, тем сильнее ощущаем в ней что-то странное. Что-то слишком завершенное и безупречное. Ни мускул, ни ресница не Дрогнут на этом лице. Тонкая, будто лепная шея абсолютно недвижна. Маленький подбородок застыл под острым углом, точно утес на морском берегу… Как бы крепко ни спал человек, настолько глубоко в свои сны он обычно не погружается. И до полной потери сознания не доходит.
Однако в сознании эта женщина или нет, — механизмы поддержания ее жизни работают безупречно. Пульс и дыхание замедлены до необходимого минимума. Как если бы она существовала на узкой грани между органикой и неорганикой. Отчего же она впала в такое состояние? Этого нам знать пока не дано. Словно залитая в теплый воск, Эри Асаи пребывает в крепком, глубоком, концентрированном сне. То, чему нет места в живой природе, покоится с нею там же. Вот все, что мы понимаем прямо сейчас.
Камера медленно отъезжает, захватывая всю комнату целиком. Словно прося поддержки у неведомых ассистентов, пытается переключиться на детали. Комната, однако же, никак не оформлена: ни привычек, ни характера хозяйки по внешнему виду ее жилища не распознать. На первый взгляд непонятно даже, что это комната молодой женщины. Ни игрушек, ни вышивки, ни бижутерии — ничего подобного: ни плакатов, ни календарей. Лишь низкий старый деревянный столик у окна да стул на колесиках. Окно скрывают жалюзи. На столе — простая черная лампа и ноутбук новейшей модели (крышка закрыта). В карандашнице — несколько ручек и карандашей.
У стены стоит односпальная кровать, на ней и спит Эри Асаи. Простенький белый пододеяльник. К стене над кроватью прибита полка, на ней — портативное стерео и две-три стопки компакт-дисков. Рядом телефон, восемнадцатидюймовый телевизор. Платяной шкаф, дверца с зеркалом. На полочке перед зеркалом — крем для губ и маленькая круглая щетка для волос. Дальше — раздвижные двери ванной. Почти единственное украшение в комнате — пять женских фотопортретов, выстроенные в ряд на полке. На каждом — она в одиночку. Ни семьи, ни друзей. Сплошь фотографии, на которых она позирует профессионально. Наверное, журнальные вырезки. Есть и маленькая книжная полка, но книг на ней — по пальцам перечесть, все больше учебники какого-то вуза. Плюс горка журналов мод. Читать книги хозяйка, похоже, не любит.
Наши глаза, словно воображаемая кинокамера, выхватывают кусочки историй, из которых постепенно слагаются картины чьих-то воспоминаний. Мы — невидимые и безымянные нарушители границы. Мы наблюдаем, вслушиваемся, принюхиваемся. Но физически в этой комнате не существуем и не оставляем ни малейших следов. Если угодно, мы следуем тем же правилам, что и любые благоразумные путешественники во времени. Наблюдаем, но не вмешиваемся. Хотя, прямо скажем, о личности Эри Асаи обстановка этой комнаты не сообщает почти ничего. Как будто вся ее частная жизнь заранее кем-то упрятана подальше от постороннего взгляда.
Электронные часы у подушки безмолвно отсчитывают точное время. Если что и меняется сейчас в этой комнате, то лишь цифры на экране. Чуткий взгляд ночного электропризрака. Зеленые цифры на жидком кристалле, беззаботно меняясь, ускользают от человеческих глаз. Время на часах — 11:59.
Наш взгляд-кинокамера, насмотревшись на детали, возвращается немного назад. Словно размышляя, куда бы двинуться дальше, на какое-то время застывает, охватив всю комнату целиком. Тревожная тишина. Но вот, словно вспомнив о чем-то, объектив вдруг снова сворачивает в угол, наводит фокус и медленно приближается к телевизору. К старенькому «Сони» с идеально прямыми углами. Его темный экран мертв, как обратная сторона Луны. Но камера словно чувствует что-то. Или скорее — призрак чего-то. Там, в экране, словно теплится жизнь. Повинуясь то ли своему чувству, то ли этому призраку, мы сливаемся с камерой и вглядываемся в экран.
Мы ждем. Затаив дыхание и обратившись в слух.
Цифры на часах слагаются в 00:00.
Треск электрических разрядов. Экран и впрямь оживает. Может, кто-то пробрался в комнату незамеченным и включил телевизор? А может, телевизор ставили на автозапись? Нет. Ни то, ни другое. Наш объектив шарит по задней панели, чтобы лишний раз убедиться: шнур телевизора выдернут из розетки. Этот ящик должен быть мертв. Погребенный в ночном безмолвии, он должен быть жестким и холодным, как Космос. По всем законам физики и логики.
Но ящик почему-то не мертв.
По экрану пробегает тонкий луч света, рассыпается, гаснет. Появляется снова. Тишину прогрызают радиопомехи. И тут на экране что-то появляется. Медленно обретает форму… Перекосившись нелепым курсивом, изображение меркнет, словно задутое пламя свечи. И затем все повторяется с самого начала. Что-то изо всех сил пытается проступить на экране. Материализоваться по ту сторону стекла. Но изображения не получается, хоть тресни. Проклятая картинка пляшет так, словно антенну на крыше треплет тайфуном. Послание обрывается, так и не переданное; его измученные силуэты сдаются и отступают во тьму. Камера транслирует нам эту битву снова и снова, от начала и до конца.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Послемрак'



1 2 3