— Я не очень понимаю, что вы хотите сказать.
— Послушайте еще. Измените цвет волос и вы измените свое лицо. Оденьте очки — и вы уже другой человек. Вы можете стать на десять лет старше или на пять моложе.
Он помолчал, ожидая реакции собеседника.
— И, кстати, об очках. Вспоминаете ли вы те упражнения, которые мы проделывали неделю назад?
— Конечно, помню.
— Ваше зрение нормально. Вы не нуждаетесь в очках, как в таковых. — Я не знаю. Видимо, нет.
— Тогда почему я обнаружил у вас контактные линзы?
— Не знаю, я этого не ощущаю.
— Можно я попытаюсь объяснить?
— Конечно, мне очень интересно.
— Это может вам и не понравиться, — доктор вернулся к окну и стал смотреть в сторону моря. — Существуют специальные виды контактных линз, предназначенных исключительно для изменения цвета глаз. Это очень удобно в определенных случаях: виза, паспорт, водительское удостоверение.
Пациент поднялся, с трудом помогая себе руками.
— Что вы под этим подразумеваете?
— Я хочу сказать, что эти стороны вашей внешности должны соответствовать вашему роду занятий. Торговый представитель, преподаватель языков... Где-нибудь в университете. Все возможно! Выбирайте любой вариант. Сейчас!
— Я... Я не могу! — взгляд незнакомца выражал растерянность и беспомощность. — Потому что вы не поверите ни в один из них. Не поверите? — Нет, — проронил Восборн. — По ряду причин. Пройдемте со мной.
Они прошли в другую комнату. Там на столе стоял небольшой диапроектор. Восборн выключил освещение.
— Это не очень хороший аппарат, но для наших целей сгодится.
Человек без имени и без прошлого подошел к стене. На ее белом фоне появилось изображение, перенесенное с маленького куска прозрачного целлулоида, размещенного между линзами прибора. Белый прямоугольник был заполнен гипнотизирующими словами:
ДЖЕМЕНТШАФТ БАНК, II БАНКОФШТРАССЕ, ЦЮРИХ. 0-7-17-12-0-14-26-0.
— Что это? — спросил человек без имени.
— Смотрите, изучайте, думайте.
— Это разновидность банковского счета?
— Совершенно верно. Здесь напечатано название банка и его адрес. Вписанные от руки цифры заменяют имя владельца и являются сигнатурой владельца счета. Это обычная и распространенная процедура.
— Где вы это взяли?
— В буквальном смысле из вас. Этот маленький негатив, размером в половину тридцатипятимиллиметрового образца. Он был трансплантирован вам под кожу с правой стороны вашего бедра. Номера написаны вашей рукой, так что это ваша сигнатура. С этим вы можете свободно отправиться в Цюрих и проделать там соответствующие манипуляции.
Человек без имени не произнес в ответ ни слова.
Они выбрали имя Жан-Пьер. Оно не привлекало внимания. Обычное имя для такого местечка, как Порт-Нойра. К этому времени пришли выписанные из Марселя книги: их было шесть, разных форматов, четыре на английском и две на французских языках. Это были специальные медицинские издания, описывающие случаи повреждения головы и связанных с ними потерей памяти. Доктор и его пациент провели длительное время за изучением всех возможных случаев, описанных в научных статьях, пытаясь вывести заключение о том, что же случилось с пострадавшим на самом деле. Это было важно для последующего лечения.
— Мне кажется, что мы все-таки приблизились к тому, что произошло с вами. По крайней мере, что я думаю произошло.
— Что же? — опасливо осведомился собеседник.
— Вы как-то сказали, что всего понемногу. Теперь я могу это выразить так — общий шок.
— Общий шок? Что вы имеете в виду?
— И физический и психологический... Эти стороны организма всегда связаны.
— А вы много об этом знаете?
— Меньше, чем вы думаете. Но это не относится к делу, — доктор взял скрепленную пачку листов. — Это ваша история, новая история, начиная с того самого дня, когда вас выловили в море и принесли сюда. Физические раны свидетельствуют о том, что ситуация, в которой вы оказались, была связана с тяжелым психологическим стрессом и с последующей истерией, отягощенной почти девятичасовым пребыванием в воде. Темнота, высокие перегрузки, легкие, едва получающие воздух, все это типичные источники истерии. Все, что предшествовало ей, было стерто, уничтожено, что, в конце концов, и помогло вам выжить. Вы согласны со мной?
— Полагаю, что вы правы. Голова сама себя защищает.
— Не голова... Мозг... Сознание... Тут необходимо делать различие, это важно. Мы еще вернемся к голове.
— Ладно. Сознание, а фактически мозг. Восборн перелистывал страницы.
— Вы не вспомнили ничего, чтобы ассоциировать с теми словами, которые вы произносили в бреду, а затем были мною воспроизведены. Но, тем не менее, за это время вы узнали кое-что важное: есть вещи наиболее привычное для вас, которые вы делаете легко и без напряжения. Это слегка пугает.
— Как это понимать?
— Позвольте показать вам это на примере, — доктор отложил бумаги в сторону и встал из-за стола. Он подошел к примитивному комоду и достал большой автоматический пистолет.
Его пациент напрягся, и доктор оценил эту реакцию.
— Я никогда не пользовался им и, возможно, я даже не знаю, как это делается, но я живу на заливе и этот предмет мне просто необходим.
Он улыбнулся и неожиданно, без предупреждения, бросил его пациенту. Оружие было поймано высоко в воздухе, легко, точно, профессионально.
— Разберите его. Я думаю, что выразился точно.
— Что?
— Разберите его. Сейчас.
Человек посмотрел на оружие и затем в абсолютной тишине его руки приступили к работе. Менее чем через 30 секунд пистолет был полностью разобран.
Он посмотрел на доктора.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду? — спросил Восборн. — Среди ваших способностей есть чрезвычайное знание армейского вооружения.
— Армия? — пробормотал человек. Его голос звучал напряженно и неуверенно.
— Крайне маловероятно! — воскликнул доктор. — Когда вы в первый раз вышли из комы, я упомянул технику лечения ваших зубов. И я уверен, что вы не военный. А хирургия исключает всякую принадлежность к армии.
— Тогда что же?
— Давайте не останавливаться на этом подробно, лучше вернемся к тому, что же с вами все-таки случилось. Мы начали рассуждать о сознании, помните? Психологический стресс... Истерия... Не физический мозг, а психическое давление. Я ясно выражаюсь?
— Продолжайте.
— Как только шок начинает отступать, то же происходит и с напряжением, поскольку нет прямой необходимости в защите психики. Когда этот процесс закончится, ваши спокойные нервы позволят вернуть вам ваши способности и таланты. Вы вспомните некоторые элементы поведения, вы сможете жить за их счет, использовать их в разных ситуациях и при этом ваши внешние реакции будут чисто инстинктивными. Но всегда будет существовать некоторый пробел, и все, что написано на этих местах, говорит мне, что это необратимо.
Восборн умолк и вернулся к своему креслу и стакану. Он выпил и устало прикрыл глаза.
— Продолжайте, — прошептал человек.
Доктор открыл глаза и взглянул на собеседника.
— Мы вернулись к голове, которую будем теперь называть мозгом. Физически мозг состоит из огромного количества клеток и взаимодействующих компонентов. Вы же читали книги. Малейшие нарушения этой системы могут вызвать драматические последствия. Вот это и случилось с вами. Повреждение было физическим и хотя раны зажили, но физическая структура из взаимосвязей стала иной.
Восборн снова замолк.
— И... — подтолкнул его пациент.
— Спад психологических нагрузок позволяет вернуть вам ваши способности и таланты. Но я не думаю, что вы когда-нибудь сможете связать их с чем либо из вашего прошлого.
— Почему нет?
— Потому что физические каналы, пропускающие и передающие эту информацию, больше не функционируют так, как прежде.
Человек сидел без движения.
— Ответ на этот вопрос в Цюрихе, — пробормотал он.
— Не сейчас. Вы еще не готовы, еще недостаточно окрепли.
— Я обязан это сделать!
— Да, вы сделаете это, но позже.

Глава 2

Прошло две недели. Словесные упражнения продолжались, а поскольку время лечит, восстанавливались и физические силы пациента. Росла стопка исписанных доктором бумаг. Была середина утра девятнадцатой недели. День был ярким. Средиземное море было спокойным и блестящим. По установившейся привычке пациент доктора Восборна прогуливался несколько часов вдоль залива и поднимался к холмам. Он увеличивал дистанцию примерно на 12 миль в день, темп ходьбы ускорялся, остановки в пути сокращались. Человек сидел на стуле перед окном спальни, дыхание его было тяжелым, а рубашка пропиталась потом. Он прошел в спальню через боковой ход, примыкающий к гостиной. Это было более удобно, чем проходить через гостиную, превращенную Восборном в приемную и постоянно заполненную посетителями.
Они сидели на стульях, со страхом наблюдая за тем, каковы медицинские услуги будут в это утро. На самом деле ничего особенно плохого не было. Джерри Восборн все еще был пьян, как русский казак, но все эти дни оставался в седле.
Дверь спальни отворилась и вслед за этим в комнату ворвался улыбающийся доктор. Его халат еще сохранил следы крови.
— Мне удалось! — в его голосе было больше эмоций, чем ясности. — Я собираюсь открыть собственную биржу и жить на комиссионные. Я стану собственником.
— О чем вы говорите?
— Как мы уже обсуждали раньше, это именно то, что вам нужно. Вам необходимо сменить обстановку и вот, пожалуйста. Не более двух минут назад безымянный Жан-Пьер получил выгодную работу по найму! По крайней мере, на неделю.
— Как вам это удалось? Я думал, что такой возможности никогда не предоставится.
— Это оказалось возможным благодаря больной ноге Клода Ламоша. Я объяснил ему, что мои возможности по части использования обезболивающих средств очень ограничены, мне всегда их недостает, и моим пациентам приходится быть терпеливыми. Мы стали торговаться, и разменной монетой стали вы.
— Неделя?
— Если вы будете послушным, он вас возьмет, — Восборн на миг замолчал, но потом продолжил: — В конце концов, это не так уж страшно, верно?
— Я ни в чем не уверен. Месяц назад, возможно, но не сейчас. Я говорил вам, что готов уехать и уверен, что вы с этим согласны.
— Теперь у меня есть неотложное дело а Цюрихе.
— И я хочу, чтобы вы проявили себя там наилучшим образом. Мои интересы эгоистичны, не нужно меня извинять за них.
— Я готов к Цюриху.
— Внешне, да. Но поверьте на слово, что чрезвычайно важно то обстоятельство, что вы провели много часов в воде, кромешной ночью, в шторм. Поэтому вам необходимо сделать еще один жест, еще одну проверочку в жестких условиях.
— Еще одну проверку?
— Самую простую, которую я могу сделать для вас в условиях Порт-Нойра. Если бы я был фокусником, я сделал бы для вас шторм и небольшое кораблекрушение. Я бы постарался. Но, с другой стороны, Ламош сам нечто наподобие шторма — очень трудный человек. Опухоль на его ноге пройдет, и он вас возненавидит. Так же, как и все остальные, ведь вы займете чье-то место.
— Благодарю вас за подарок.
— Не надо обижаться. Мы попытаемся объединить два стресса. По крайней мере, вы проведете одну или две ночи на воде, а поскольку Ламош вряд ли откажется от своих привычек, то это враждебное окружение, которое будет способствовать вашей истерии, будет имитировать первоначальную стрессовую ситуацию.
— Еще раз спасибо. Предположим, что они захотят выбросить меня за борт. Это будет самый последний тест, как я полагаю. Но что хорошего в том, что я попросту утону?
— О, я думаю, что до этого не дойдет, — Улыбнулся Восборн.
— Я рад вашему оптимизму, но я хочу надеяться на лучшее.
— Вы должны... Вы будете защищены даже без меня. Я не Бернард или де Бак, но я — это все, что имеют жители этого островка. Я им необходим, и они не захотят меня потерять.
— Но вы хотите уехать отсюда, а я — ваша выездная виза.
— Пути господни неисповедимы, дорогой мой пациент. Идите спокойно. Ламош обещал встретить вас в доке, чтобы вы освоились с его хозяйством. Вы выйдете в море завтра утром, в четыре часа. Считайте это приятным круизом.
У него еще никогда не было такого круиза. Шкипером этой лодки, грязной, залитой маслом и нефтью рыбацкой лодки, было совершенное ничтожество, которого звали Капитан Блэй. Команда представляла квартет неудачников. Это были единственные люди, согласные плавать под началом Клода Ламоша. Регулярным пятым членом команды был брат старшего из рыбаков, который занимался установкой сетей. Этот факт оставил тяжелый осадок на душе Жан-Пьера, как только лодка покинула залив около четырех утра.
— Ты объедаешь моего брата! — злобно прошипел рыбак между двумя быстрыми затяжками сигареты. — Вырываешь хлеб у его детей!
— Но это всего лишь на неделю, — оправдывался Жан-Пьер.
Все было бы значительно легче, предложи Восборн временно безработному недельную компенсацию, но доктор и его пациент решили воздержаться от такого компромисса.
— Я надеюсь, что ты умеешь работать с сетями?
Конечно, он не умел.
В течение последующих 72 часов были моменты, когда человек по имени Жан-Пьер думал, что финансовое умиротворение было бы некоторой гарантией. Беспокойство, охватившее его еще в заливе, не прекращалось даже ночью, особенно ночью. Ему казалось, что за ним неотступно наблюдали сотни глаз, когда он лежал на кишащем крысами палубном матрасе, надеясь заснуть.
— Эй, ты! Посмотри на часы. Мой помощник устал. Замени его! Поднимайся! Ты порвал сети сегодня днем. Мы не желаем платить за твою глупость. Вставай и чини их!
Сети.
Если обычно на одну сторону сети вставало двое, то он всегда был один. Две руки вместо четырех. Если он работал рядом с кем-то, то ему всегда доставался больший вес, либо удар плечом, либо толчок. И еще Ламош. Хромой маньяк, который измерял каждую милю моря лишь рыбой, которую он потерял. Его голос походил на хрипящий пароходный гудок. Но пока он не трогал пациента доктора Восборна. Единственно, что он сделал, это послал доктору записку: “Попробуйте только еще раз сделать со мной такое. Не касайтесь ни моей лодки, ни моей рыбы”.
По плану они должны были вернуться в Порт-Нойра на исходе третьего дня. Это случилось, когда они уже были в виду берега. Сети были уложены в середине лодки. Жан-Пьер чистил палубу щеткой. Двое других членов команды поливали палубу водой из ведра, похожего на бадью. Они лили воду гораздо чаще, чем незнакомец мог смывать ее щеткой, и при этом старались намочить скорее парус, чем палубу. В один из моментов бадья поднялась очень высоко, на миг ослепив Жан-Пьера, В результате чего он потерял равновесие. Тяжелая щетка с металлическими нитями вместо щетины выскочила из его рук и задела бедро сидящего на корточках рыбака.
— Дьявол!
— Ради бога, простите, — проговорил Жан-Пьер, вытирая воду с глаз. — Извините. И скажите своим друзьям, чтобы они лили воду на палубу, а не на меня.
— Мои друзья ни в чем не виноваты!
Рыбак схватил щетку, вскочил на ноги и выставил ее вперед, как штык. — Хочешь позабавиться, пиявка?
— Прекратите. Отдайте щетку.
Рыбак толкнул щетку вперед. Стальные прутья ударили в живот и грудь, проникая через одежду. Непонятно, что это было: или прикосновение к старым ранам, или реакция на постоянное беспокойство, не покидающее его все эти дни. Он и сам этого не понимал. И его ответ был как сигнал тревоги, как нечто, что толкало его к действиям.
Он схватил ручку щетки правой рукой, с силой двигая ею в сторону нападающего рыбака. Одновременно он высоко поднял левую ногу, тараня ею горло противника.
— Тао... Гортанное шипение непроизвольно сорвалось с его губ. Он не помнил, что оно означало. Прежде чем он понял, что происходит, он уже повернулся и его правая нога двинулась вперед тараном, сокрушая левую почку рыбака.
— Че-сай!
Рыбак отпрянул назад, затем бросился вперед не помня себя от боли и ярости. Его руки были распростерты, как клешни краба.
— Свинья!
Жан-Пьер согнулся, разворачивая свою правую руку, чтобы ухватить левое предплечье нападающего, дергая его вниз, затем вверх, и выворачивая ее по часовой стрелке, потом опять дергая и, наконец, освобождая совсем и успевая при этом нанести пяткой удар в поясницу.
Француз растянулся на груде сетей, его голова врезалась в выступающий планшир. — Ми-сай! — он вновь не понял значения этого выкрика.
Рыбак держал свою шею руками. Жан-Пьер обрушил левый кулак на тазовую часть, выступающую перед ним, А затем ринулся вперед, напирая коленом на горло противника.
1 2 3 4 5 6 7 8