философски заключил Кулемин, но в его голосе по-прежнему были заметны агрессивные нотки. — Продолжим? — он постучал кончиком карандаша по кроссворду.
— Давай, — охотно согласился Лерайский.
На самом деле Владислав только старался выглядеть беспечным. С самого утра его одновременно подтачивали аж два червя. Первый зародился после последнего разговора с бывшей супругой и ее нынешним сожителем. Уладить вопрос с квартирой полюбовно, как всегда, не получилось. Все закончилось скандалом. Благо дело, что еще Виталий, новый Ларискин муж, человек не особо конфликтный и не такой вспыльчивый, как сам Владислав. Второй червь заключался в непреодолимом желании выпить. Лерайский и сам понимал, что стал все чаще и чаще закладывать лишнего за воротник, но поделать с собой ничего не мог. Он не прикасался к алкоголю уже двое суток, и теперь душу словно невидимыми тисками выворачивало наизнанку. Лерайский поклялся самому себе, что после окончания сегодняшней смены он обязательно зайдет в какой-нибудь бар и пропустит стопку-другую. А может, не дожидаться конца смены? Кто заметит? Дэн? Вряд ли. Этот эгоист целиком и полностью сосредоточен исключительно на самом себе… Одну стопочку. Ничего не изменится, а его самого отпустит наверняка. Эти чертовы проблемы сами собой уйдут на второй план. Перестанут так волновать его.
— Кому принадлежит фраза: «Понять — значит простить»? — прочел очередной вопрос из кроссворда Кулемин и по привычке сунул в рот карандаш. — Ты как с философией, Влад? На «ты»?
Лерайский не сразу понял, о чем толкует его напарник. Облизав пересохшие губы, он повернулся к Кулемину и свел брови над переносицей.
— Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к философии, — изрек он. — Скорее всего, фраза принадлежит кому-то из классиков. Я читал…
— Ну и?..
— А буквы есть?
— Целых семь. — Кулемин перевел взгляд за окно, где продолжал хлестать ливень, зябко поежился и потянулся за чашкой чая. Сделал шумный глоток. — Третья «к», шестая «и». Если отгадаем, будем знать первую букву в «место на Волге, где снималась одна из ключевых сцен „Жестокого романса“».
— А что это за вопрос? — лениво откликнулся Лерайский.
Он вновь щелкнул тумблером на пульте, и изображение на экране сменилось. Теперь красная пульсирующая точка пассажирского лайнера находилась точно по центру монитора. Еще каких-то полтора часа, и самолет вырвется из зоны их координирования. Дальше в дело вступят диспетчеры соседних регионов, а им с Дэном предстоят три часа относительного затишья до того, как радары зафиксируют приближение чартерного рейса из Владивостока. Если, конечно, проклятая погода ничего не изменит.
— Я тебе его только что озвучил, — раздраженно бросил Кулемин. — Не спи на посту, Влад. С тобой все в порядке?
— Я-то как раз не сплю, — Лерайский потер рукой шею. Желание выпить нарастало с каждой секундой. — Я слежу за мониторами, а вот ты…
— А чего за ними следить? Чисто же все. Так ты знаешь имя классика или кого там, кто сказал…
— Достал ты меня со своим классиком! Что там за второй вопрос, Дэн?
Кулемин тяжело вздохнул и склонился над кроссвордом.
— Место на Волге, где снималась одна из ключевых сцен «Жестокого романса», — еще раз прочел он.
— Буквы?
— Никаких. То есть всего их четыре, но…
— Плес, — выдал ответ Лерайский.
— Че это такое?
— Это место такое, неуч.
— А ты откуда знаешь?
— Путешествовал по Золотому кольцу. С женой. Года четыре назад. — И без того блеклые и невыразительные глаза Лерайского подернулись дымкой грусти. Желание выпить стало совсем непреодолимым. Он сглотнул. — Там была экскурсия на Плесе, и нам рассказывали… Я запомнил.
— Ну, молоток! — похвалил напарника Кулемин. Изменений в лице Владислава он даже не заметил. Карандашом он быстро занес в сетку четыре буквы и прищурился. — Так… И что у нас теперь получается? В фамилии автора изречения появилась еще одна буква. Пятая. «П»…
Кулемин почесал в затылке, пытаясь сосредоточиться. Лерайский напряженно смотрел на экран монитора. По его мнению, лайнер Москва — Женева двигался как-то уж слишком медленно. Словно ползущая по стволу дерева улитка. Лерайский скрежетнул зубами. Всего одну стопочку… Одну, но как она сейчас нужна.
— Слушай, а это не Шекспир ли часом? — высказал предположение Кулемин, прищелкивая языком от неожиданно пронзившей его догадки. — Это не он сказал? Влад?
— Да, он, — рассеянно ответил Лерайский. — Слушай, Дэн, последи-ка пару минут за монитором. Мне в толчок надо. Прихватило что-то…
Кулемин оторвал глаза от кроссворда.
— Чего ты жрал сегодня?
— Не помню. Так ты посмотришь?
— Без проблем.
Поднимаясь с кресла, Лерайский вдруг заметил, как сильно у него дрожат руки. Он поспешил сунуть их в карманы брюк и быстрым шагом направился к выходу из дежурки. Мысленно он уже представил себе предстоящий маршрут. Спуститься вниз, пересечь зал ожиданий и нырнуть в кафетерий. Зина уже отлично его знала. Лишних вопросов не последует, да и трепаться она не будет. Он примет сто грамм и тут же вернется обратно. Совсем другим человеком…
Хлопнула дверь, Кулемин бросил на монитор лишь беглый взгляд, убедился, что все в порядке, и вновь вернулся к кроссворду. Свободной от карандаша рукой он подхватил со столика чашку чая и приблизил ее к губам. Отпил. Следующий вопрос, который привлек его внимание, звучал так: «Синоним слова „Правосудие“». Кулемин провел карандашом по клеткам и насчитал их аж тринадцать штук. Призадумался. Барабанивший по стеклам дежурки дождь не давал возможности сосредоточиться. Высокий лоб Дениса Кулемина прорезала длинная продольная морщина. Правосудие… Правосудие…
На пульте заморгала красная лампочка вызова, но Кулемин не сразу обратил на нее внимание. Вновь почесал карандашом в затылке и вскинул глаза к потолку. Характерный писк сигнала тревоги привлек его внимание. Денис даже подпрыгнул в кресле и с испугом уставился на пульт. Лампочка вызова мигала как сумасшедшая.
— Какого черта?..
Кулемин потянулся к лежащим рядом с креслом Лерайского наушникам, локтем задел чашку, и содержимое выплеснулось на пульт. Кулемин витиевато выругался. Наушники упали на пол. Лампочка продолжала мигать в унисон тревожному попискиванию.
— Ну, началось! Кому так неймется?
Кулемин нагнулся, поднял с пола наушники и одной рукой нацепил их на голову.
— Диспетчер слушает…
— Вы что там, уснули, что ли, мудаки?! — раздался резкий гортанный голос.
— А кто это говорит? — Кулемин буквально задохнулся от накатившей на него волны гнева.
— Диспетчерская база военно-воздушных сил, — представился невидимый собеседник, и интонации его голоса не стали при этом мягче или доброжелательнее. — Полковник Рокотов. Мы потеряли связь с самолетом. По нашим расчетам, он должен двигаться в вашем направлении. У вас что, радар не работает?
— Работает…
Кулемин только сейчас поднял глаза на расположенный перед ним экран и остолбенел. Лицо его моментально залилось мертвенной бледностью. Глаза невольно полезли из орбит. Пульсирующая точка стартовавшего полчаса назад лайнера двигалась в заданном направлении, а навстречу ей шла еще одна, которой прежде не было, да и быть тут не должно. Она тоже пульсировала, но в отличие от лайнера не красным, а ярко-зеленым цветом. И скорость у этой точки была гораздо выше. С каждой секундой зеленая точка подходила все ближе и ближе к красной. Кулемин почувствовал, как на лбу у него выступают крупные капли холодного пота, но, как ни старался, заставить себя пошевелиться он не мог. Он даже не сразу понял, что его невидимый оппонент продолжает орать в наушник и большая часть его слов — нецензурная брань.
— Ты там пьяный, что ли, сука?! Я кого спрашиваю?!
— Да… Я… Я вижу самолет… — Кулемин не узнал собственного голоса.
В ответ прозвучал отборный поток брани, и лишь после этого военный диспетчер выпалил:
— Да что мне толку от того, что ты его видишь, раздолбай ты эдакий? Ты слышал, что я тебе сказал? Это военный самолет. Он сбился с курса, и мы утратили с ним связь. Вы можете связаться с ним?
— Я не… Я не знаю. Попробуем… Но он… Он идет лоб в лоб с пассажирским лайнером… В одном коридоре. Установление связи займет время, а скорость вашего самолета настолько высока, что…
— Я знаю, какая у него скорость, — гнев собеседника смешался с волнением. — Но ты же диспетчер, мудила! Или нет? Свяжись сначала со своим лайнером и скажи, чтобы он немедленно сместился в соседний коридор. Убери его, мать твою! Потом установи связь с военным самолетом и посади его.
— Я не успею…
Кулемин наконец вышел из ступора. Подавшись вперед, он первым делом увеличил картинку на экране и, используя мониторную сетку, прикинул расстояние от пассажирского лайнера до военного самолета. Результаты его не сильно порадовали. Он потянулся к пульту управления. Капли пролитого чая скатились с панели и упали ему на брюки.
— Ты что там, один?! — гаркнул голос в наушниках.
— Нет, мы… То есть сейчас я один. Да.
— Вызови лайнер…
— Да отвяжись ты! — Кулемин переключил сначала один тумблер на пульте, затем другой, и голос в наушнике исчез. Вместо него появился оглушающий треск. Денис понизил микшер и поспешно скороговоркой заговорил: — Борт семьсот сорок три! Борт семьсот сорок три! Вас вызывает аэропорт. Повторяю. Борт семьсот сорок три!..
— В чем дело?
Чья-то рука легла Кулемину на плечо, и он подпрыгнул в кресле от неожиданности. Резко повернул голову. Это был Лерайский. Он не смотрел на напарника. Его взгляд был устремлен на экран монитора с увеличенным изображением.
— Что это за хрень, Дэн?!
— Военный самолет! — Кулемин повел носом и поморщился. — Черт! Ты бухать ходил, что ли?
— Какое это сейчас имеет значение? — Чувство свободы от накопившихся проблем, еще секунду назад поселившееся в душе Лерайского, улетучилось как по мановению волшебной палочки. Он тяжело плюхнулся в соседнее кресло и машинально скинул пиджак. — Откуда взялся военный самолет?
— Черти занесли, — огрызнулся Кулемин и снова предпринял попытку установить связь с пассажирским лайнером. — Борт семьсот сорок три! Борт семьсот сорок три!.. Почему нет связи, Влад? Одни шумы…
Лерайский защелкал тумблерами на пульте, то и дело бросая тревожные взгляды на экран монитора.
— Откуда эта моча? — он нервно потер пальцы. — Ты ссал на пульт, что ли?
— Я пролил чай…
— Придурок!
— Случайно. Когда зазвучала тревога…
— Дай мне наушники! — Лерайский почти сорвал их с головы напарника и нацепил себе на макушку. — Увеличь изображение… Аэропорт вызывает борт семьсот сорок три! Отзовитесь!..
Ответом ему послужил точно такой же треск, какой слышал Кулемин. Изображение на экране увеличилось, и у Лерайского буквально отпала челюсть. Расстояние между лайнером и стремительно несущимся в его направлении военным самолетом было уже критическим. Даже если им удастся связаться хотя бы с одним из экипажей прямо сейчас, избежать столкновения будет крайне трудно.
— Борт семьсот сорок три!..
Лерайский сбросил наушники на плечи и в отчаянии стукнул кулаком по пульту управления. Вспыхнула еще одна лампочка, а писк перешел в непрекращающийся протяжный вой. Кулемин схватился руками за голову и запустил пальцы в густую шевелюру. Он чувствовал, как к горлу подкатывает предательский комок. Пот катился по его лицу, застилая глаза.
— Дети-медалисты… — сорвалось с уст Лерайского.
— Что? — Кулемин не повернулся в его сторону.
Оба как завороженные смотрели на экран монитора. Зеленая точка вплотную приблизилась к красной, затем они слились в единое целое, последовала небольшая вспышка, и обе точки исчезли. Последняя капля чая сорвалась с края пульта и, ударившись о ботинок Кулемина, с брызгами разлетелась в стороны. Лерайский шумно выдохнул.
— Они ведь не… погибли? — Кулемин и сам не понимал, зачем он задал этот вопрос. — Да, Влад?
— Погибли. Все… Мы погибли, Дэн… Мне надо выпить. Тебе принести?
Лерайский поднялся на ноги. Голова шла кругом, и, чтобы не потерять равновесие, он ухватился за плечо сидящего в кресле напарника. Кулемин не отрывал взгляда от монитора.
* * *
Приглушенная музыка, источник которой Егору так и не удалось установить, сколько он ни крутил головой, не только не мешала их разговору, но, напротив, по мнению молодого человека, только способствовала ему. Валентина была сегодня неподражаема. Разгоняя рукой сигаретный дым, Егор не мог оторвать глаз от ее лица, от обнаженных из-за большого декольте плеч, от высокой вздымающейся в такт дыханию груди. Егор прекрасно видел, какие вожделенные взгляды бросают другие мужчины на его спутницу. А когда Валентина улыбалась… Ее губы не просто манили, они завораживали.
— А здесь уютно, — она откинула волосы со лба, взяла в руки высокий бокал с грейпфрутовым соком и сделала небольшой глоток. — Ты, наверное, тут часто бываешь? А, Егор?
Это было откровенной провокацией. Он склонился вперед и загасил сигарету в пепельнице. Затем накрыл ее руку своей.
— Зачем ты так говоришь, котенок? Ты же прекрасно знаешь, что я нигде никогда не бываю без тебя. Все то время, которое мы проводим порознь, я посвящаю мыслям о тебе.
— Болтун…
Однако по ее глазам Егор отлично видел, насколько на девушку подействовал этот нехитрый ход. Валентине было приятно. Официантка остановилась возле их столика, и молодому человеку вынужденно пришлось отпустить руку девушки. На столе появились заказанные блюда. Валентина тут же придвинула к себе салат и потянулась за вилкой. Егор взял рюмку с коньяком.
— За тебя! — предложил он незатейливый тост, когда официантка оставила их.
Валентина чокнулась грейпфрутовым соком, и они оба выпили. После этого она уже без излишних проволочек приступила к трапезе. Егор не торопился. Его мысли были направлены совсем в иное русло.
— Как дела у тебя в институте? — задал он вполне нейтральный вопрос. — Что нового произошло за последнюю неделю?
— Да ничего особенного, — Валентина поморщилась. — Не считая того, что Коломенчук опять клеился ко мне.
— Как? — Егор заметно напрягся.
О профессоре с кафедры философии и культурологии, читающем на потоке у Валентины лекции, он уже был немало наслышан еще с прошлого года. И о том, как этот старый пень беззастенчиво подбивал клинья к его девушке. Впрочем, если верить словам Валентины, Коломенчук подбивал клинья не только к ней, а ко всем подряд, но взаимоотношения профессора с другими студентками Егора волновали мало.
— Схватил меня после лекции за руку и долго слюняво рассказывал о том, как потрясающе я выгляжу. Он, дескать, большой ценитель женской красоты, и эта его сущность не позволила ему остаться равнодушным…
Валентина рассказывала о происшедшем со смехом, но Егор даже не улыбался. Он явственно представил себе всю эту картину, и ничего, кроме чувства негодования, она в нем не вызвала. Мысленно Егор пообещал себе непременно поквитаться с профессором Коломенчуком при случае. Для него и его друзей это будет лишним развлечением, а заодно принесет и некоторую пользу. В следующий раз профессор хорошенько подумает, прежде чем распускать руки и слюни.
— Ну а ты что?
— А что я? — Валентина пожала плечами. — Постояла, послушала, головой для приличия покивала, вроде как сочувствую ему, и ушла. Не могла же я послать его куда подальше. Он все-таки мой преподаватель.
— Посылать не обязательно. — Егор с интересом наблюдал за тем, как ловко и в то же время изящно его девушка орудует вилкой. Без сомнений, в ней были дворянские корни. — Но и слушать всю эту ахинею, а уж тем более позволять ему держать тебя за руку — тоже не следовало. Ты просто не умеешь общаться с такими типами, Валюша. И знаешь почему?
— Догадываюсь. Не начинай, Егор…
К этой теме они возвращались при каждой их встрече, но еще ни разу Егор так и не сумел изменить ситуацию так, как ему это было нужно. Он и Валентина встречались уже почти полгода, но при этом между ними так и не было физической близости. Девушка колебалась, но каждый раз неизменно находила предлог, благодаря которому вопрос снимался с повестки и откладывался на неопределенный срок. Девственность продолжала свято храниться. Егор мирился с ситуацией, но с каждым днем это становилось все труднее.
1 2 3 4 5
— Давай, — охотно согласился Лерайский.
На самом деле Владислав только старался выглядеть беспечным. С самого утра его одновременно подтачивали аж два червя. Первый зародился после последнего разговора с бывшей супругой и ее нынешним сожителем. Уладить вопрос с квартирой полюбовно, как всегда, не получилось. Все закончилось скандалом. Благо дело, что еще Виталий, новый Ларискин муж, человек не особо конфликтный и не такой вспыльчивый, как сам Владислав. Второй червь заключался в непреодолимом желании выпить. Лерайский и сам понимал, что стал все чаще и чаще закладывать лишнего за воротник, но поделать с собой ничего не мог. Он не прикасался к алкоголю уже двое суток, и теперь душу словно невидимыми тисками выворачивало наизнанку. Лерайский поклялся самому себе, что после окончания сегодняшней смены он обязательно зайдет в какой-нибудь бар и пропустит стопку-другую. А может, не дожидаться конца смены? Кто заметит? Дэн? Вряд ли. Этот эгоист целиком и полностью сосредоточен исключительно на самом себе… Одну стопочку. Ничего не изменится, а его самого отпустит наверняка. Эти чертовы проблемы сами собой уйдут на второй план. Перестанут так волновать его.
— Кому принадлежит фраза: «Понять — значит простить»? — прочел очередной вопрос из кроссворда Кулемин и по привычке сунул в рот карандаш. — Ты как с философией, Влад? На «ты»?
Лерайский не сразу понял, о чем толкует его напарник. Облизав пересохшие губы, он повернулся к Кулемину и свел брови над переносицей.
— Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к философии, — изрек он. — Скорее всего, фраза принадлежит кому-то из классиков. Я читал…
— Ну и?..
— А буквы есть?
— Целых семь. — Кулемин перевел взгляд за окно, где продолжал хлестать ливень, зябко поежился и потянулся за чашкой чая. Сделал шумный глоток. — Третья «к», шестая «и». Если отгадаем, будем знать первую букву в «место на Волге, где снималась одна из ключевых сцен „Жестокого романса“».
— А что это за вопрос? — лениво откликнулся Лерайский.
Он вновь щелкнул тумблером на пульте, и изображение на экране сменилось. Теперь красная пульсирующая точка пассажирского лайнера находилась точно по центру монитора. Еще каких-то полтора часа, и самолет вырвется из зоны их координирования. Дальше в дело вступят диспетчеры соседних регионов, а им с Дэном предстоят три часа относительного затишья до того, как радары зафиксируют приближение чартерного рейса из Владивостока. Если, конечно, проклятая погода ничего не изменит.
— Я тебе его только что озвучил, — раздраженно бросил Кулемин. — Не спи на посту, Влад. С тобой все в порядке?
— Я-то как раз не сплю, — Лерайский потер рукой шею. Желание выпить нарастало с каждой секундой. — Я слежу за мониторами, а вот ты…
— А чего за ними следить? Чисто же все. Так ты знаешь имя классика или кого там, кто сказал…
— Достал ты меня со своим классиком! Что там за второй вопрос, Дэн?
Кулемин тяжело вздохнул и склонился над кроссвордом.
— Место на Волге, где снималась одна из ключевых сцен «Жестокого романса», — еще раз прочел он.
— Буквы?
— Никаких. То есть всего их четыре, но…
— Плес, — выдал ответ Лерайский.
— Че это такое?
— Это место такое, неуч.
— А ты откуда знаешь?
— Путешествовал по Золотому кольцу. С женой. Года четыре назад. — И без того блеклые и невыразительные глаза Лерайского подернулись дымкой грусти. Желание выпить стало совсем непреодолимым. Он сглотнул. — Там была экскурсия на Плесе, и нам рассказывали… Я запомнил.
— Ну, молоток! — похвалил напарника Кулемин. Изменений в лице Владислава он даже не заметил. Карандашом он быстро занес в сетку четыре буквы и прищурился. — Так… И что у нас теперь получается? В фамилии автора изречения появилась еще одна буква. Пятая. «П»…
Кулемин почесал в затылке, пытаясь сосредоточиться. Лерайский напряженно смотрел на экран монитора. По его мнению, лайнер Москва — Женева двигался как-то уж слишком медленно. Словно ползущая по стволу дерева улитка. Лерайский скрежетнул зубами. Всего одну стопочку… Одну, но как она сейчас нужна.
— Слушай, а это не Шекспир ли часом? — высказал предположение Кулемин, прищелкивая языком от неожиданно пронзившей его догадки. — Это не он сказал? Влад?
— Да, он, — рассеянно ответил Лерайский. — Слушай, Дэн, последи-ка пару минут за монитором. Мне в толчок надо. Прихватило что-то…
Кулемин оторвал глаза от кроссворда.
— Чего ты жрал сегодня?
— Не помню. Так ты посмотришь?
— Без проблем.
Поднимаясь с кресла, Лерайский вдруг заметил, как сильно у него дрожат руки. Он поспешил сунуть их в карманы брюк и быстрым шагом направился к выходу из дежурки. Мысленно он уже представил себе предстоящий маршрут. Спуститься вниз, пересечь зал ожиданий и нырнуть в кафетерий. Зина уже отлично его знала. Лишних вопросов не последует, да и трепаться она не будет. Он примет сто грамм и тут же вернется обратно. Совсем другим человеком…
Хлопнула дверь, Кулемин бросил на монитор лишь беглый взгляд, убедился, что все в порядке, и вновь вернулся к кроссворду. Свободной от карандаша рукой он подхватил со столика чашку чая и приблизил ее к губам. Отпил. Следующий вопрос, который привлек его внимание, звучал так: «Синоним слова „Правосудие“». Кулемин провел карандашом по клеткам и насчитал их аж тринадцать штук. Призадумался. Барабанивший по стеклам дежурки дождь не давал возможности сосредоточиться. Высокий лоб Дениса Кулемина прорезала длинная продольная морщина. Правосудие… Правосудие…
На пульте заморгала красная лампочка вызова, но Кулемин не сразу обратил на нее внимание. Вновь почесал карандашом в затылке и вскинул глаза к потолку. Характерный писк сигнала тревоги привлек его внимание. Денис даже подпрыгнул в кресле и с испугом уставился на пульт. Лампочка вызова мигала как сумасшедшая.
— Какого черта?..
Кулемин потянулся к лежащим рядом с креслом Лерайского наушникам, локтем задел чашку, и содержимое выплеснулось на пульт. Кулемин витиевато выругался. Наушники упали на пол. Лампочка продолжала мигать в унисон тревожному попискиванию.
— Ну, началось! Кому так неймется?
Кулемин нагнулся, поднял с пола наушники и одной рукой нацепил их на голову.
— Диспетчер слушает…
— Вы что там, уснули, что ли, мудаки?! — раздался резкий гортанный голос.
— А кто это говорит? — Кулемин буквально задохнулся от накатившей на него волны гнева.
— Диспетчерская база военно-воздушных сил, — представился невидимый собеседник, и интонации его голоса не стали при этом мягче или доброжелательнее. — Полковник Рокотов. Мы потеряли связь с самолетом. По нашим расчетам, он должен двигаться в вашем направлении. У вас что, радар не работает?
— Работает…
Кулемин только сейчас поднял глаза на расположенный перед ним экран и остолбенел. Лицо его моментально залилось мертвенной бледностью. Глаза невольно полезли из орбит. Пульсирующая точка стартовавшего полчаса назад лайнера двигалась в заданном направлении, а навстречу ей шла еще одна, которой прежде не было, да и быть тут не должно. Она тоже пульсировала, но в отличие от лайнера не красным, а ярко-зеленым цветом. И скорость у этой точки была гораздо выше. С каждой секундой зеленая точка подходила все ближе и ближе к красной. Кулемин почувствовал, как на лбу у него выступают крупные капли холодного пота, но, как ни старался, заставить себя пошевелиться он не мог. Он даже не сразу понял, что его невидимый оппонент продолжает орать в наушник и большая часть его слов — нецензурная брань.
— Ты там пьяный, что ли, сука?! Я кого спрашиваю?!
— Да… Я… Я вижу самолет… — Кулемин не узнал собственного голоса.
В ответ прозвучал отборный поток брани, и лишь после этого военный диспетчер выпалил:
— Да что мне толку от того, что ты его видишь, раздолбай ты эдакий? Ты слышал, что я тебе сказал? Это военный самолет. Он сбился с курса, и мы утратили с ним связь. Вы можете связаться с ним?
— Я не… Я не знаю. Попробуем… Но он… Он идет лоб в лоб с пассажирским лайнером… В одном коридоре. Установление связи займет время, а скорость вашего самолета настолько высока, что…
— Я знаю, какая у него скорость, — гнев собеседника смешался с волнением. — Но ты же диспетчер, мудила! Или нет? Свяжись сначала со своим лайнером и скажи, чтобы он немедленно сместился в соседний коридор. Убери его, мать твою! Потом установи связь с военным самолетом и посади его.
— Я не успею…
Кулемин наконец вышел из ступора. Подавшись вперед, он первым делом увеличил картинку на экране и, используя мониторную сетку, прикинул расстояние от пассажирского лайнера до военного самолета. Результаты его не сильно порадовали. Он потянулся к пульту управления. Капли пролитого чая скатились с панели и упали ему на брюки.
— Ты что там, один?! — гаркнул голос в наушниках.
— Нет, мы… То есть сейчас я один. Да.
— Вызови лайнер…
— Да отвяжись ты! — Кулемин переключил сначала один тумблер на пульте, затем другой, и голос в наушнике исчез. Вместо него появился оглушающий треск. Денис понизил микшер и поспешно скороговоркой заговорил: — Борт семьсот сорок три! Борт семьсот сорок три! Вас вызывает аэропорт. Повторяю. Борт семьсот сорок три!..
— В чем дело?
Чья-то рука легла Кулемину на плечо, и он подпрыгнул в кресле от неожиданности. Резко повернул голову. Это был Лерайский. Он не смотрел на напарника. Его взгляд был устремлен на экран монитора с увеличенным изображением.
— Что это за хрень, Дэн?!
— Военный самолет! — Кулемин повел носом и поморщился. — Черт! Ты бухать ходил, что ли?
— Какое это сейчас имеет значение? — Чувство свободы от накопившихся проблем, еще секунду назад поселившееся в душе Лерайского, улетучилось как по мановению волшебной палочки. Он тяжело плюхнулся в соседнее кресло и машинально скинул пиджак. — Откуда взялся военный самолет?
— Черти занесли, — огрызнулся Кулемин и снова предпринял попытку установить связь с пассажирским лайнером. — Борт семьсот сорок три! Борт семьсот сорок три!.. Почему нет связи, Влад? Одни шумы…
Лерайский защелкал тумблерами на пульте, то и дело бросая тревожные взгляды на экран монитора.
— Откуда эта моча? — он нервно потер пальцы. — Ты ссал на пульт, что ли?
— Я пролил чай…
— Придурок!
— Случайно. Когда зазвучала тревога…
— Дай мне наушники! — Лерайский почти сорвал их с головы напарника и нацепил себе на макушку. — Увеличь изображение… Аэропорт вызывает борт семьсот сорок три! Отзовитесь!..
Ответом ему послужил точно такой же треск, какой слышал Кулемин. Изображение на экране увеличилось, и у Лерайского буквально отпала челюсть. Расстояние между лайнером и стремительно несущимся в его направлении военным самолетом было уже критическим. Даже если им удастся связаться хотя бы с одним из экипажей прямо сейчас, избежать столкновения будет крайне трудно.
— Борт семьсот сорок три!..
Лерайский сбросил наушники на плечи и в отчаянии стукнул кулаком по пульту управления. Вспыхнула еще одна лампочка, а писк перешел в непрекращающийся протяжный вой. Кулемин схватился руками за голову и запустил пальцы в густую шевелюру. Он чувствовал, как к горлу подкатывает предательский комок. Пот катился по его лицу, застилая глаза.
— Дети-медалисты… — сорвалось с уст Лерайского.
— Что? — Кулемин не повернулся в его сторону.
Оба как завороженные смотрели на экран монитора. Зеленая точка вплотную приблизилась к красной, затем они слились в единое целое, последовала небольшая вспышка, и обе точки исчезли. Последняя капля чая сорвалась с края пульта и, ударившись о ботинок Кулемина, с брызгами разлетелась в стороны. Лерайский шумно выдохнул.
— Они ведь не… погибли? — Кулемин и сам не понимал, зачем он задал этот вопрос. — Да, Влад?
— Погибли. Все… Мы погибли, Дэн… Мне надо выпить. Тебе принести?
Лерайский поднялся на ноги. Голова шла кругом, и, чтобы не потерять равновесие, он ухватился за плечо сидящего в кресле напарника. Кулемин не отрывал взгляда от монитора.
* * *
Приглушенная музыка, источник которой Егору так и не удалось установить, сколько он ни крутил головой, не только не мешала их разговору, но, напротив, по мнению молодого человека, только способствовала ему. Валентина была сегодня неподражаема. Разгоняя рукой сигаретный дым, Егор не мог оторвать глаз от ее лица, от обнаженных из-за большого декольте плеч, от высокой вздымающейся в такт дыханию груди. Егор прекрасно видел, какие вожделенные взгляды бросают другие мужчины на его спутницу. А когда Валентина улыбалась… Ее губы не просто манили, они завораживали.
— А здесь уютно, — она откинула волосы со лба, взяла в руки высокий бокал с грейпфрутовым соком и сделала небольшой глоток. — Ты, наверное, тут часто бываешь? А, Егор?
Это было откровенной провокацией. Он склонился вперед и загасил сигарету в пепельнице. Затем накрыл ее руку своей.
— Зачем ты так говоришь, котенок? Ты же прекрасно знаешь, что я нигде никогда не бываю без тебя. Все то время, которое мы проводим порознь, я посвящаю мыслям о тебе.
— Болтун…
Однако по ее глазам Егор отлично видел, насколько на девушку подействовал этот нехитрый ход. Валентине было приятно. Официантка остановилась возле их столика, и молодому человеку вынужденно пришлось отпустить руку девушки. На столе появились заказанные блюда. Валентина тут же придвинула к себе салат и потянулась за вилкой. Егор взял рюмку с коньяком.
— За тебя! — предложил он незатейливый тост, когда официантка оставила их.
Валентина чокнулась грейпфрутовым соком, и они оба выпили. После этого она уже без излишних проволочек приступила к трапезе. Егор не торопился. Его мысли были направлены совсем в иное русло.
— Как дела у тебя в институте? — задал он вполне нейтральный вопрос. — Что нового произошло за последнюю неделю?
— Да ничего особенного, — Валентина поморщилась. — Не считая того, что Коломенчук опять клеился ко мне.
— Как? — Егор заметно напрягся.
О профессоре с кафедры философии и культурологии, читающем на потоке у Валентины лекции, он уже был немало наслышан еще с прошлого года. И о том, как этот старый пень беззастенчиво подбивал клинья к его девушке. Впрочем, если верить словам Валентины, Коломенчук подбивал клинья не только к ней, а ко всем подряд, но взаимоотношения профессора с другими студентками Егора волновали мало.
— Схватил меня после лекции за руку и долго слюняво рассказывал о том, как потрясающе я выгляжу. Он, дескать, большой ценитель женской красоты, и эта его сущность не позволила ему остаться равнодушным…
Валентина рассказывала о происшедшем со смехом, но Егор даже не улыбался. Он явственно представил себе всю эту картину, и ничего, кроме чувства негодования, она в нем не вызвала. Мысленно Егор пообещал себе непременно поквитаться с профессором Коломенчуком при случае. Для него и его друзей это будет лишним развлечением, а заодно принесет и некоторую пользу. В следующий раз профессор хорошенько подумает, прежде чем распускать руки и слюни.
— Ну а ты что?
— А что я? — Валентина пожала плечами. — Постояла, послушала, головой для приличия покивала, вроде как сочувствую ему, и ушла. Не могла же я послать его куда подальше. Он все-таки мой преподаватель.
— Посылать не обязательно. — Егор с интересом наблюдал за тем, как ловко и в то же время изящно его девушка орудует вилкой. Без сомнений, в ней были дворянские корни. — Но и слушать всю эту ахинею, а уж тем более позволять ему держать тебя за руку — тоже не следовало. Ты просто не умеешь общаться с такими типами, Валюша. И знаешь почему?
— Догадываюсь. Не начинай, Егор…
К этой теме они возвращались при каждой их встрече, но еще ни разу Егор так и не сумел изменить ситуацию так, как ему это было нужно. Он и Валентина встречались уже почти полгода, но при этом между ними так и не было физической близости. Девушка колебалась, но каждый раз неизменно находила предлог, благодаря которому вопрос снимался с повестки и откладывался на неопределенный срок. Девственность продолжала свято храниться. Егор мирился с ситуацией, но с каждым днем это становилось все труднее.
1 2 3 4 5