— Я ведь все равно узнаю.
— Не сомневаюсь, — вздохнул отставной штабс-ротмистр. — Моя фамилия Аристов. Надеюсь, вам этого достаточно?
— Более чем! — с восторгом воскликнул Постнов. — Как же я сам не догадался, что это вы, разгадчик самых запутанных дел, знаменитый частный сыщик! Я столько о вас слышал! Боже мой, сам Артемий Платонович Аристов! Тогда понятно, почему пригласили именно вас. Выходит, человек в купе умер не собственной смертью?
— Почему вы так решили? — недовольно спросил Аристов.
— Потому что, если бы пассажир просто умер, зачем тогда нужны вы?
— Вы делаете преждевременные выводы, — заметил репортеру отставной штабс-ротмистр. — Ситуацию может разъяснить только вскрытие.
— Ага, значит, вскрытие все же будет? А разве необходимо вскрытие покойников, умерших своей смертью?
— Внезапно умерших — да, — ответил Аристов и сухо добавил: — На этом вечер вопросов и ответов, полагаю, можно считать законченным…
— Погодите, еще один вопрос, — умоляюще глянул на Аристова Постнов. — Если вскрытие покажет, что это убийство, дело будете вести вы?
— С какой это стати? — буркнул Артемий Платонович. — Я ведь не служу в полиции.
Он облегченно вздохнул, когда лекарь пригласил его в купе и прикрыл за ним дверь.
— Ну, что скажете, господин Погодин?
— Никаких явных признаков насильственной смерти, — ответил лекарь. — На отравление тоже не похоже. Скорее всего, этот господин умер сам, без посторонней помощи, от апоплексического удара. Внезапное кровоизлияние в мозг — и все. Впрочем, более ясную картину даст только вскрытие.
— А отчего могло произойти это кровоизлияние?
— Отчего угодно. Погодите-ка… — наклонился лекарь к ладони покойного. — Это что такое?
— Где? — спросил Аристов.
— Да вот, какое-то покраснение на его левой руке. Похоже на ожог. Видите?
— Вижу, — ответил Артемий Платонович, заметив меж большим и указательным пальцами тыльной стороны ладони покойника небольшое красное пятнышко.
— Впрочем, от таких ожогов кровоизлияний не бывает, — выпрямился лекарь. — Простите, я могу идти? А то я немного устал с дороги.
— Да, конечно. Только… позвольте несколько вопросов?
— Слушаю вас, — без особой охоты отозвался лекарь.
— Скажите, с вами сошли еще трое пассажиров. Кто-нибудь из них вам знаком?
— Только один. Молодой барон Дагер, сын уездного начальника внутренней стражи — Андрея Андреевича. Его ждала бричка, и он сразу укатил в отцово имение.
— А двое других?
Лекарь пожал плечами:
— Я никогда их не видел. Они не местные.
— Вы можете их описать?
— Трудная задача, — задумчиво ответил лекарь. — Ведь было довольно темно. Могу только сказать, что тот, который был меньше ростом, вероятно, моложе другого. И он был в мягкой пуховой шляпе.
— И куда они пошли?
— Не могу знать. Какое-то время я шел за ними, а потом молодой остановился прикурить папиросу, высокий замедлил шаг, и я их обошел. Однако мне кажется, что они пошли вдоль насыпи.
— Почему вы так думаете? — насторожился Артемий Платонович.
— Какое-то время я слышал, как хрустит гравий у них под ногами, — пояснил Погодин.
— Благодарю вас, — дружелюбно сказал Артемий Платонович и протянул лекарю руку. — Может статься, то, что вы сейчас сказали, — самое важное из всего, что тут было говорено…
Лекарь пожал его руку, откланялся и вышел из купе. Немного погодя вышел и Аристов.
— Ну, что там? — подался к нему Постнов.
— Ничего. Никаких признаков насильственной смерти. Этот человек умер от естественных причин. Вы, кажется, разочарованы?
— Да не так чтобы очень, — досадливо поморщился репортер. — В конце концов точки над i расставит вскрытие. Ведь так?
Артемий Платонович колюче посмотрел на него, молча обошел и приблизился к Степану.
— Ну что, мы сделали все, что смогли. Мне кажется, можно ехать дальше.
— Понял, — повеселел обер-кондуктор. — Ну, что встали? — гаркнул он на заскучавших кондукторов. — А ну по своим вагонам! Сей час отправляемся.
Через малое время локомотив медленно тронулся, испуская густые клубы дыма. Небольшой дымок струился и из одного приоткрытого окна синего вагона, за которым курил короткую трубку с гнутым мундштуком отставной штабс-ротмистр с весьма распространенной дворянской фамилией Аристов, коего роду только в одной Средневолжской губернии насчитывалось более шести десятков душ. Ну а уж по всей России — и не счесть.
Таковая уж была у него фамилия…
Глава 2 В ЗАМКЕ ДАГЕРА
Она действительно была похожа на замок — родовая усадьба баронов Дагеров, что находилась в двух верстах от Ротозеева близ деревни Березовки. Когда-то это имение с деревенькой, рощей и лугами было пожаловано императрицей Екатериной Алексеевной гвардии прапорщику барону Андрею Карловичу Дагеру вместе с чином подпоручика за участие в возведении ее на престол российский. И барон, выйдя в отставку, выстроил себе усадьбу по проекту, как гласило фамильное предание, самого Антонио Ринальди. Центральная часть дома была двухэтажной, на высоком цоколе, сложенном из белого камня-известняка. По второму этажу шла обходная галерея с зубчатым парапетом в половину человечьего роста с четырьмя башенками со шпилями по углам. Впечатление Средневековья усиливал бельведер в виде остроконечной башни, как бы прокалывающей крышу дома и устремляющейся в небо.
Барский дом соединялся с боковыми каменными же флигелями полуциркульными галереями, образуя в плане подкову. Лестничные спуски галерей сторожили мраморные львы. Полукруглый двор оканчивался фруктовым садом с оранжереями, цветочными куртинами, беседками и прудом. Выпуклая же часть «подковы» смотрела прямо на долину Оки, широкой и величавой в этом месте. К ней шла одна из аллей великолепного парка, разбитого вокруг усадебного дома, оканчивающаяся мраморными ступенями, ведущими прямо к речным купальням. Другая аллея из вековых дубов вела в Березовку, откуда по старой памяти шли в усадьбу крестьянские подводы с провизией, которую ныне приходилось покупать за живые денежки.
Внутри барский дом был не менее величав. Несколько зал: Белая, Портретная, Большая и Розовая гостиные готовы были поспорить богатством убранства и вкусом со знаменитым имением князей Голицыных «Марьино». Особой же гордостью хозяина усадьбы отставного гвардии майора Андрея Андреевича Дагера был Готический кабинет с лепным потолком, резной орехового дерева дверью, венской мебелью лучших мастеров, желтым сандаловым паркетом под ручной работы персидскими коврами и, конечно, готическим камином, от коего кабинет и получил название. Одно беспокоило барона: с каждым годом становилось все труднее и труднее содержать такое имение. Выкупные капиталы после крестьянской реформы таяли с каждым днем, пенсион в двести рублей в год, конечно, был мизер, да служба обоих сынов в гвардии требовала весьма и весьма немалых средств. Известное дело, куда уходит жалованье гвардейских офицеров: на букеты дамам, императрице и великим княжнам, подарки товарищам да на пирушки в офицерском собрании. А ведь ежели ты гвардейский офицер, то положено тебе иметь и собственный выезд, и квартиру не иначе как на Миллионной, Набережной Фонтанки или Морской. И даже в театре надлежит тебе пребывать либо в ложе, либо в первом ряду партера…
Особенно докучал расходами младший из сыновей, Михаил, служивший в чине подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка в одной роте с двумя великими князьями. Депеши от него с просьбами выслать деньги следовали одна за другой. А в конце прошлого года очередная его просьба выслать ни много ни мало пятнадцать тысяч рублей едва не разорила семью. Случилось так, что Михаил выступил поручителем за своего полкового товарища, наделавшего долгов и попавшего в лапы ростовщиков. Товарищ этот, потеряв всякую надежду выпутаться из ситуации, взял да и пустил себе пулю в лоб. И должником вместо него стал Михаил. Поскольку дело шло о фамильной чести, Андрей Андреевич нашел для сына эти пятнадцать тысяч, но сей непредвиденный расход крепко пошатнул весь бюджет семьи. Барон был вынужден вновь вступить в службу по военному ведомству, приняв на себя должность уездного начальника внутренней стражи. Жалованье было небольшим, но все же как-то выручало.
Многие из соседей-помещиков заложили свои имения в Земельном банке. Кое-кто уже и перезаложил. Барон Дагер же хотел передать сыновьям родовое имение чистым, без долгов, таким, какое и сам принял от своего отца, генерал-майора Андрея Александровича Дагера, кавалера ордена Белого Орла. Но без каких-либо потерь сделать это было практически невозможно, что и втолковывал ему коммерции советник, заводчик и первой гильдии купец Гордей Иванович Каменев, коего барон принимал в своем Готическом кабинете.
— Да поймите же, дорогой Андрей Андреевич, — говорил Гордей Иванович тоном, скорее уместным для малого дитяти, нежели для пятидесятипятилетнего майора, ветерана Крымской войны, — не зла же я вам, в конце концов, желаю. В вашей ситуации это единственный выход сохранить имение. Да и какая теперь в Охотничьей роще охота! «Железка» все зверье распугала! На кого теперь охотиться прикажете, на зайцев?
— Ну, стало быть, буду охотиться на зайцев, — стойко сопротивлялся барон. — Чем тебе не охота?
— Время ныне другое! — упрямо продолжал гнуть свое купец. — Теперь земля доход должна приносить, а не убытки. Вам это любой скажет.
— Да ведь продай я вам рощу, вы ее частями под дачные участки распродадите, — начинал кипятиться Андрей Андреевич. — И не станет рощи. А в ней и отец мой, и дед, и прадед и волка, и лисицу били, а первый из русских баронов Дагер даже на медведя ходил!
— Да нет там теперь ни медведей, ни волков. А что касаемо рощи, то я и не скрываю, что желаю продать ее под дачные участки.
— Ну вот! — воскликнул барон. — Что и требовалось доказать. Нет, сударь, не уговаривайте. Не продам я вам эту рощу.
— Ну хорошо, не продавайте, — отступил на заранее подготовленные позиции купец. — Тогда сдайте в аренду. Я разобью рощу на участки, и мы будем сдавать их дачникам. Вот вам и ежегодный ритмический доход!
— Но рощи-то все равно не станет?!
— Ну, вы, Андрей Андреевич, прямо как малое дитя. Неужели вы не понимаете, что в вашем положении это выход?
— Да все я понимаю, — вздохнул барон. — И поверьте, я даже благодарен вам за ваши предложения, потому как вижу, что не только корысть движет вами, но и участие. Но, простите, не могу.
— Ну, коли так, — поджал губы купец, — воля, конечно, ваша. Тогда хоть обещайте, что ежели надумаете все же продавать рощу, то дадите знать мне первому.
— Это я могу вам обещать, — протянул руку купцу барон. — Можете не сомневаться.
Из кабинета Андрей Андреевич вышел в глубокой задумчивости. Может, все-таки прав купец, и продать Охотничью рощу — лучший выход поправить дела замка?
В Розовой гостиной он едва не столкнулся с племянницей. Десять лет назад он, после смерти сестры, стал опекуном девочки и, конечно, взял ее к себе в замок. Из малого дитя она на его глазах превратилась в прелестную девушку, хрупкую и добрую до самопожертвования, что немало беспокоило дядю. Собственно, это на ней лежали все заботы о хозяйстве усадьбы, и, надо заметить, справлялась она с этим отменно.
— Что с тобой, дядя? — озабоченно спросила Вера.
— Ничего, дитя мое, все в полном порядке.
— Ты меня обманываешь, — пытаясь заглянуть в его глаза, промолвила Вера. — Думаешь, я не вижу, что ты чем-то озабочен? Если у тебя неприятности, почему ты не хочешь довериться мне? Разве я не заслужила права разделять твои заботы?
— Конечно, заслужила, — улыбнулся барон. — Но поверь, ничего такого не произошло. Во всяком случае, пока.
— Ах, пока, — поджала губки Вера. — Надеюсь, когда наступит это «пока», ты поделишься со мной?
— Не обижайся. Ты ведь знаешь, бывают обстоятельства, о которых, при всем моем желании, я не могу говорить с тобой.
— Неправда. Не знаю я никаких «таких» обстоятельств. Но догадываюсь, что это связано с деньгами. Ведь так?
— Ну…
— В таком случае я тебе уже говорила: ты вполне свободно можешь распоряжаться моим состоянием, что осталось мне от мамы.
— Я не вправе трогать твои деньги. Да и ты тоже.
— Но если это необходимо?
— Даже если и необходимо. Я должен решить свои проблемы сам.
— Ага, вот ты и попался. Значит, все же есть проблемы? А ну-ка, давай говори!
Она отступила на шаг, сложила руки на груди и устремила на дядю требовательный взгляд своих больших карих глаз. Теперь она мало походила на подростка, и сквозь ее пока еще девически-угловатые формы явно проступала женщина, которая скоро будет знать себе цену. Барона выручило только то, что в гостиную вошел камердинер и подал ему телеграмму.
— Что там? — с тревогой спросила Вера, когда дядя прочел телеграмму и нахмурил брови. В ответ барон молча передал ей листок. Девушка быстро прочитала две строчки и не смогла сдержать радостного возгласа.
— Не пойму, чему ты радуешься, — хмуро произнес Андрей Андреевич. — Три месяца не минуло, как Михаил был в отпуске, и вот на тебе: «Приезжаю ночным поездом. Прошу выслать экипаж». Это что, вторичный отпуск? Так его без важной причины не дают.
— Ты думаешь, у Мишеля неприятности? — спросила Вера, кляня себя за то, что выказала дяде свою радость. Ведь молодой девушке, начавшей выезжать в свет, не к лицу такая непосредственность. Свет требует non seulement tre, mais paraitre — не только быть, но и казаться…
— Вне всяческого сомнения, — пробурчал барон, хмуря седые кустистые брови, — это уж будь уверена. К сожалению, ничего иного от него ожидать не приходится.
— Дядя, ты несправедлив к Мишелю. Он хороший и добрый.
— Милая девочка, — с любовью и благодарностью посмотрел на нее барон. — Как раз хорошие и добрые и делают в жизни самые большие глупости.
— А я думаю, все будет хорошо. Если и случилась какая неприятность, то маленькая. Вот такусенькая, — вытянула она большой и указательный пальцы и почти свела их вместе. — Ведь случись большая неприятность, он бы обязательно об этом телеграфировал.
— Пожалуй, — решил согласиться с племянницей Андрей Андреевич. — Будем надеяться, что ничего худого не случилось. Да, будь добра, скажи Ивану, чтобы к ночи выехал в Ротозеево встречать Михаила. Пусть возьмет охотничью бричку.
Ужинали дядя с племянницей без всякого желания. Дядя — потому что не мог отогнать мысль о случившейся с сыном беде, а племянница — потому что ни о чем больше не могла думать, как о предстоящей завтра встрече с кузеном, самом прекрасном из людей, живущих на этой земле.
Глава 3 ДОРОЖНАЯ СУМКА
— Не понимаю, что вас так беспокоит в этом деле, — поднялся с кресел нижегородский полицмейстер Лаппо-Сторожевский и зашагал по кабинету, потянув за собой дымок дорогой гаванской сигары. — Вскрытие трупа не показало совершенно никаких признаков насильственной смерти. Его не отравили, не задушили, не защекотали, наконец, до смерти. Человек умер сам. Ну, пришло его время. В чем же вы видите здесь криминал?
— Исчезла дорожная сумка, которую видел у него кондуктор, — возразил полицмейстеру Аристов. — Человек едет вторым классом, но у него нет ни багажа, ни билета, ни портмоне, ни часов, ни даже носового платка, наконец! Почему, как вы думаете?
— Батенька, помилуйте! — Густые брови полицмейстера протестующе вскинулись. — Причин этому может быть множество: потерял, выбросил, подарил, проиграл, заложил, пропил… в наше время это немудрено. Но я вижу, — снова выпустил облачко синеватого дыма полицмейстер, — у вас имеется собственная версия?
— Имеется, — согласился Артемий Платонович. — Посудите сами. Почему у него нет билета? Потому что он лежал в его портмоне. Почему нет портмоне? Потому что там еще лежали и документы, удостоверяющие его личность. Кто-то очень постарался, чтобы было трудно установить, что за пассажир умер в вагоне второго класса. У него не обнаружено часов, на крышке которых могла бы быть дарственная надпись, и носового платка, где наверняка имелись его инициалы. Почему нет этих вещей? Потому что их изъяли у покойника, дабы лишить вас всяческой зацепки быстро установить его личность. Если все это так, как я думаю, то смерть эта была неслучайной.
— А вот это уже лишь ваши домыслы, — перебил Аристова Лаппо-Сторожевский. — Делать такие предположения исходя только из того, что покойника кто-то обокрал, по крайней мере легкомысленно.
— Может быть, — ответил Артемий Платонович тоном, мало похожим на то, что он разделял мнение полицмейстера. — Но вы только что признали, что этого человека обокрали. То есть было совершено преступление, требующее проведения следственных действий.
— И они, несомненно, будут предприняты, — заверил отставного штабс-ротмистра Лаппо-Сторожевский. — Мы как следует порасспрашиваем поездных кондукторов. Не иначе как это они обчистили покойника.
1 2 3 4 5 6
— Не сомневаюсь, — вздохнул отставной штабс-ротмистр. — Моя фамилия Аристов. Надеюсь, вам этого достаточно?
— Более чем! — с восторгом воскликнул Постнов. — Как же я сам не догадался, что это вы, разгадчик самых запутанных дел, знаменитый частный сыщик! Я столько о вас слышал! Боже мой, сам Артемий Платонович Аристов! Тогда понятно, почему пригласили именно вас. Выходит, человек в купе умер не собственной смертью?
— Почему вы так решили? — недовольно спросил Аристов.
— Потому что, если бы пассажир просто умер, зачем тогда нужны вы?
— Вы делаете преждевременные выводы, — заметил репортеру отставной штабс-ротмистр. — Ситуацию может разъяснить только вскрытие.
— Ага, значит, вскрытие все же будет? А разве необходимо вскрытие покойников, умерших своей смертью?
— Внезапно умерших — да, — ответил Аристов и сухо добавил: — На этом вечер вопросов и ответов, полагаю, можно считать законченным…
— Погодите, еще один вопрос, — умоляюще глянул на Аристова Постнов. — Если вскрытие покажет, что это убийство, дело будете вести вы?
— С какой это стати? — буркнул Артемий Платонович. — Я ведь не служу в полиции.
Он облегченно вздохнул, когда лекарь пригласил его в купе и прикрыл за ним дверь.
— Ну, что скажете, господин Погодин?
— Никаких явных признаков насильственной смерти, — ответил лекарь. — На отравление тоже не похоже. Скорее всего, этот господин умер сам, без посторонней помощи, от апоплексического удара. Внезапное кровоизлияние в мозг — и все. Впрочем, более ясную картину даст только вскрытие.
— А отчего могло произойти это кровоизлияние?
— Отчего угодно. Погодите-ка… — наклонился лекарь к ладони покойного. — Это что такое?
— Где? — спросил Аристов.
— Да вот, какое-то покраснение на его левой руке. Похоже на ожог. Видите?
— Вижу, — ответил Артемий Платонович, заметив меж большим и указательным пальцами тыльной стороны ладони покойника небольшое красное пятнышко.
— Впрочем, от таких ожогов кровоизлияний не бывает, — выпрямился лекарь. — Простите, я могу идти? А то я немного устал с дороги.
— Да, конечно. Только… позвольте несколько вопросов?
— Слушаю вас, — без особой охоты отозвался лекарь.
— Скажите, с вами сошли еще трое пассажиров. Кто-нибудь из них вам знаком?
— Только один. Молодой барон Дагер, сын уездного начальника внутренней стражи — Андрея Андреевича. Его ждала бричка, и он сразу укатил в отцово имение.
— А двое других?
Лекарь пожал плечами:
— Я никогда их не видел. Они не местные.
— Вы можете их описать?
— Трудная задача, — задумчиво ответил лекарь. — Ведь было довольно темно. Могу только сказать, что тот, который был меньше ростом, вероятно, моложе другого. И он был в мягкой пуховой шляпе.
— И куда они пошли?
— Не могу знать. Какое-то время я шел за ними, а потом молодой остановился прикурить папиросу, высокий замедлил шаг, и я их обошел. Однако мне кажется, что они пошли вдоль насыпи.
— Почему вы так думаете? — насторожился Артемий Платонович.
— Какое-то время я слышал, как хрустит гравий у них под ногами, — пояснил Погодин.
— Благодарю вас, — дружелюбно сказал Артемий Платонович и протянул лекарю руку. — Может статься, то, что вы сейчас сказали, — самое важное из всего, что тут было говорено…
Лекарь пожал его руку, откланялся и вышел из купе. Немного погодя вышел и Аристов.
— Ну, что там? — подался к нему Постнов.
— Ничего. Никаких признаков насильственной смерти. Этот человек умер от естественных причин. Вы, кажется, разочарованы?
— Да не так чтобы очень, — досадливо поморщился репортер. — В конце концов точки над i расставит вскрытие. Ведь так?
Артемий Платонович колюче посмотрел на него, молча обошел и приблизился к Степану.
— Ну что, мы сделали все, что смогли. Мне кажется, можно ехать дальше.
— Понял, — повеселел обер-кондуктор. — Ну, что встали? — гаркнул он на заскучавших кондукторов. — А ну по своим вагонам! Сей час отправляемся.
Через малое время локомотив медленно тронулся, испуская густые клубы дыма. Небольшой дымок струился и из одного приоткрытого окна синего вагона, за которым курил короткую трубку с гнутым мундштуком отставной штабс-ротмистр с весьма распространенной дворянской фамилией Аристов, коего роду только в одной Средневолжской губернии насчитывалось более шести десятков душ. Ну а уж по всей России — и не счесть.
Таковая уж была у него фамилия…
Глава 2 В ЗАМКЕ ДАГЕРА
Она действительно была похожа на замок — родовая усадьба баронов Дагеров, что находилась в двух верстах от Ротозеева близ деревни Березовки. Когда-то это имение с деревенькой, рощей и лугами было пожаловано императрицей Екатериной Алексеевной гвардии прапорщику барону Андрею Карловичу Дагеру вместе с чином подпоручика за участие в возведении ее на престол российский. И барон, выйдя в отставку, выстроил себе усадьбу по проекту, как гласило фамильное предание, самого Антонио Ринальди. Центральная часть дома была двухэтажной, на высоком цоколе, сложенном из белого камня-известняка. По второму этажу шла обходная галерея с зубчатым парапетом в половину человечьего роста с четырьмя башенками со шпилями по углам. Впечатление Средневековья усиливал бельведер в виде остроконечной башни, как бы прокалывающей крышу дома и устремляющейся в небо.
Барский дом соединялся с боковыми каменными же флигелями полуциркульными галереями, образуя в плане подкову. Лестничные спуски галерей сторожили мраморные львы. Полукруглый двор оканчивался фруктовым садом с оранжереями, цветочными куртинами, беседками и прудом. Выпуклая же часть «подковы» смотрела прямо на долину Оки, широкой и величавой в этом месте. К ней шла одна из аллей великолепного парка, разбитого вокруг усадебного дома, оканчивающаяся мраморными ступенями, ведущими прямо к речным купальням. Другая аллея из вековых дубов вела в Березовку, откуда по старой памяти шли в усадьбу крестьянские подводы с провизией, которую ныне приходилось покупать за живые денежки.
Внутри барский дом был не менее величав. Несколько зал: Белая, Портретная, Большая и Розовая гостиные готовы были поспорить богатством убранства и вкусом со знаменитым имением князей Голицыных «Марьино». Особой же гордостью хозяина усадьбы отставного гвардии майора Андрея Андреевича Дагера был Готический кабинет с лепным потолком, резной орехового дерева дверью, венской мебелью лучших мастеров, желтым сандаловым паркетом под ручной работы персидскими коврами и, конечно, готическим камином, от коего кабинет и получил название. Одно беспокоило барона: с каждым годом становилось все труднее и труднее содержать такое имение. Выкупные капиталы после крестьянской реформы таяли с каждым днем, пенсион в двести рублей в год, конечно, был мизер, да служба обоих сынов в гвардии требовала весьма и весьма немалых средств. Известное дело, куда уходит жалованье гвардейских офицеров: на букеты дамам, императрице и великим княжнам, подарки товарищам да на пирушки в офицерском собрании. А ведь ежели ты гвардейский офицер, то положено тебе иметь и собственный выезд, и квартиру не иначе как на Миллионной, Набережной Фонтанки или Морской. И даже в театре надлежит тебе пребывать либо в ложе, либо в первом ряду партера…
Особенно докучал расходами младший из сыновей, Михаил, служивший в чине подпоручика лейб-гвардии Семеновского полка в одной роте с двумя великими князьями. Депеши от него с просьбами выслать деньги следовали одна за другой. А в конце прошлого года очередная его просьба выслать ни много ни мало пятнадцать тысяч рублей едва не разорила семью. Случилось так, что Михаил выступил поручителем за своего полкового товарища, наделавшего долгов и попавшего в лапы ростовщиков. Товарищ этот, потеряв всякую надежду выпутаться из ситуации, взял да и пустил себе пулю в лоб. И должником вместо него стал Михаил. Поскольку дело шло о фамильной чести, Андрей Андреевич нашел для сына эти пятнадцать тысяч, но сей непредвиденный расход крепко пошатнул весь бюджет семьи. Барон был вынужден вновь вступить в службу по военному ведомству, приняв на себя должность уездного начальника внутренней стражи. Жалованье было небольшим, но все же как-то выручало.
Многие из соседей-помещиков заложили свои имения в Земельном банке. Кое-кто уже и перезаложил. Барон Дагер же хотел передать сыновьям родовое имение чистым, без долгов, таким, какое и сам принял от своего отца, генерал-майора Андрея Александровича Дагера, кавалера ордена Белого Орла. Но без каких-либо потерь сделать это было практически невозможно, что и втолковывал ему коммерции советник, заводчик и первой гильдии купец Гордей Иванович Каменев, коего барон принимал в своем Готическом кабинете.
— Да поймите же, дорогой Андрей Андреевич, — говорил Гордей Иванович тоном, скорее уместным для малого дитяти, нежели для пятидесятипятилетнего майора, ветерана Крымской войны, — не зла же я вам, в конце концов, желаю. В вашей ситуации это единственный выход сохранить имение. Да и какая теперь в Охотничьей роще охота! «Железка» все зверье распугала! На кого теперь охотиться прикажете, на зайцев?
— Ну, стало быть, буду охотиться на зайцев, — стойко сопротивлялся барон. — Чем тебе не охота?
— Время ныне другое! — упрямо продолжал гнуть свое купец. — Теперь земля доход должна приносить, а не убытки. Вам это любой скажет.
— Да ведь продай я вам рощу, вы ее частями под дачные участки распродадите, — начинал кипятиться Андрей Андреевич. — И не станет рощи. А в ней и отец мой, и дед, и прадед и волка, и лисицу били, а первый из русских баронов Дагер даже на медведя ходил!
— Да нет там теперь ни медведей, ни волков. А что касаемо рощи, то я и не скрываю, что желаю продать ее под дачные участки.
— Ну вот! — воскликнул барон. — Что и требовалось доказать. Нет, сударь, не уговаривайте. Не продам я вам эту рощу.
— Ну хорошо, не продавайте, — отступил на заранее подготовленные позиции купец. — Тогда сдайте в аренду. Я разобью рощу на участки, и мы будем сдавать их дачникам. Вот вам и ежегодный ритмический доход!
— Но рощи-то все равно не станет?!
— Ну, вы, Андрей Андреевич, прямо как малое дитя. Неужели вы не понимаете, что в вашем положении это выход?
— Да все я понимаю, — вздохнул барон. — И поверьте, я даже благодарен вам за ваши предложения, потому как вижу, что не только корысть движет вами, но и участие. Но, простите, не могу.
— Ну, коли так, — поджал губы купец, — воля, конечно, ваша. Тогда хоть обещайте, что ежели надумаете все же продавать рощу, то дадите знать мне первому.
— Это я могу вам обещать, — протянул руку купцу барон. — Можете не сомневаться.
Из кабинета Андрей Андреевич вышел в глубокой задумчивости. Может, все-таки прав купец, и продать Охотничью рощу — лучший выход поправить дела замка?
В Розовой гостиной он едва не столкнулся с племянницей. Десять лет назад он, после смерти сестры, стал опекуном девочки и, конечно, взял ее к себе в замок. Из малого дитя она на его глазах превратилась в прелестную девушку, хрупкую и добрую до самопожертвования, что немало беспокоило дядю. Собственно, это на ней лежали все заботы о хозяйстве усадьбы, и, надо заметить, справлялась она с этим отменно.
— Что с тобой, дядя? — озабоченно спросила Вера.
— Ничего, дитя мое, все в полном порядке.
— Ты меня обманываешь, — пытаясь заглянуть в его глаза, промолвила Вера. — Думаешь, я не вижу, что ты чем-то озабочен? Если у тебя неприятности, почему ты не хочешь довериться мне? Разве я не заслужила права разделять твои заботы?
— Конечно, заслужила, — улыбнулся барон. — Но поверь, ничего такого не произошло. Во всяком случае, пока.
— Ах, пока, — поджала губки Вера. — Надеюсь, когда наступит это «пока», ты поделишься со мной?
— Не обижайся. Ты ведь знаешь, бывают обстоятельства, о которых, при всем моем желании, я не могу говорить с тобой.
— Неправда. Не знаю я никаких «таких» обстоятельств. Но догадываюсь, что это связано с деньгами. Ведь так?
— Ну…
— В таком случае я тебе уже говорила: ты вполне свободно можешь распоряжаться моим состоянием, что осталось мне от мамы.
— Я не вправе трогать твои деньги. Да и ты тоже.
— Но если это необходимо?
— Даже если и необходимо. Я должен решить свои проблемы сам.
— Ага, вот ты и попался. Значит, все же есть проблемы? А ну-ка, давай говори!
Она отступила на шаг, сложила руки на груди и устремила на дядю требовательный взгляд своих больших карих глаз. Теперь она мало походила на подростка, и сквозь ее пока еще девически-угловатые формы явно проступала женщина, которая скоро будет знать себе цену. Барона выручило только то, что в гостиную вошел камердинер и подал ему телеграмму.
— Что там? — с тревогой спросила Вера, когда дядя прочел телеграмму и нахмурил брови. В ответ барон молча передал ей листок. Девушка быстро прочитала две строчки и не смогла сдержать радостного возгласа.
— Не пойму, чему ты радуешься, — хмуро произнес Андрей Андреевич. — Три месяца не минуло, как Михаил был в отпуске, и вот на тебе: «Приезжаю ночным поездом. Прошу выслать экипаж». Это что, вторичный отпуск? Так его без важной причины не дают.
— Ты думаешь, у Мишеля неприятности? — спросила Вера, кляня себя за то, что выказала дяде свою радость. Ведь молодой девушке, начавшей выезжать в свет, не к лицу такая непосредственность. Свет требует non seulement tre, mais paraitre — не только быть, но и казаться…
— Вне всяческого сомнения, — пробурчал барон, хмуря седые кустистые брови, — это уж будь уверена. К сожалению, ничего иного от него ожидать не приходится.
— Дядя, ты несправедлив к Мишелю. Он хороший и добрый.
— Милая девочка, — с любовью и благодарностью посмотрел на нее барон. — Как раз хорошие и добрые и делают в жизни самые большие глупости.
— А я думаю, все будет хорошо. Если и случилась какая неприятность, то маленькая. Вот такусенькая, — вытянула она большой и указательный пальцы и почти свела их вместе. — Ведь случись большая неприятность, он бы обязательно об этом телеграфировал.
— Пожалуй, — решил согласиться с племянницей Андрей Андреевич. — Будем надеяться, что ничего худого не случилось. Да, будь добра, скажи Ивану, чтобы к ночи выехал в Ротозеево встречать Михаила. Пусть возьмет охотничью бричку.
Ужинали дядя с племянницей без всякого желания. Дядя — потому что не мог отогнать мысль о случившейся с сыном беде, а племянница — потому что ни о чем больше не могла думать, как о предстоящей завтра встрече с кузеном, самом прекрасном из людей, живущих на этой земле.
Глава 3 ДОРОЖНАЯ СУМКА
— Не понимаю, что вас так беспокоит в этом деле, — поднялся с кресел нижегородский полицмейстер Лаппо-Сторожевский и зашагал по кабинету, потянув за собой дымок дорогой гаванской сигары. — Вскрытие трупа не показало совершенно никаких признаков насильственной смерти. Его не отравили, не задушили, не защекотали, наконец, до смерти. Человек умер сам. Ну, пришло его время. В чем же вы видите здесь криминал?
— Исчезла дорожная сумка, которую видел у него кондуктор, — возразил полицмейстеру Аристов. — Человек едет вторым классом, но у него нет ни багажа, ни билета, ни портмоне, ни часов, ни даже носового платка, наконец! Почему, как вы думаете?
— Батенька, помилуйте! — Густые брови полицмейстера протестующе вскинулись. — Причин этому может быть множество: потерял, выбросил, подарил, проиграл, заложил, пропил… в наше время это немудрено. Но я вижу, — снова выпустил облачко синеватого дыма полицмейстер, — у вас имеется собственная версия?
— Имеется, — согласился Артемий Платонович. — Посудите сами. Почему у него нет билета? Потому что он лежал в его портмоне. Почему нет портмоне? Потому что там еще лежали и документы, удостоверяющие его личность. Кто-то очень постарался, чтобы было трудно установить, что за пассажир умер в вагоне второго класса. У него не обнаружено часов, на крышке которых могла бы быть дарственная надпись, и носового платка, где наверняка имелись его инициалы. Почему нет этих вещей? Потому что их изъяли у покойника, дабы лишить вас всяческой зацепки быстро установить его личность. Если все это так, как я думаю, то смерть эта была неслучайной.
— А вот это уже лишь ваши домыслы, — перебил Аристова Лаппо-Сторожевский. — Делать такие предположения исходя только из того, что покойника кто-то обокрал, по крайней мере легкомысленно.
— Может быть, — ответил Артемий Платонович тоном, мало похожим на то, что он разделял мнение полицмейстера. — Но вы только что признали, что этого человека обокрали. То есть было совершено преступление, требующее проведения следственных действий.
— И они, несомненно, будут предприняты, — заверил отставного штабс-ротмистра Лаппо-Сторожевский. — Мы как следует порасспрашиваем поездных кондукторов. Не иначе как это они обчистили покойника.
1 2 3 4 5 6