А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Доброе утро, мисс. Доброе утро, сэр, – сказал Эдвард.
Корд даже не нашел в себе сил ответить. Он знал и любил Эдварда всю свою жизнь, но сейчас тихий голос слуги казался ему громоподобным.
– Доброе утро, Эдвард, – сказала девушка. Ее приветливые слова болью отозвались в висках Корда.
– Вам обязательно кричать? – простонал он.
Эдвард продолжал болтать с молодой женой хозяина, словно Корд ничего не говорил:
– Вы хорошо спали, мадам?
– Учитывая все обстоятельства, можно сказать, да, Эдвард.
– Фостер разложил вещи из вашего сундука в соседней комнате. Там же одна из служанок ждет, чтобы помочь вам. Завтрак будет подан в столовой через полчаса.
– Когда мы отплываем?
Корд резко повернул голову и тут же пожалел о своем движении, но с удивлением уставился на девушку.
– Вы собираетесь плыть с нами?
– Конечно.
– Вы действительно этого хотите?
– Я жду этого с нетерпением.
От такого ответа Корд вскочил на ноги:
– Но почему?
– А почему бы и нет? – Она снова взглянула на Эдварда и повернулась к Корду. Видно было, что девушка слегка нервничает. – Вы теперь мой муж. Я поеду туда, куда поедете вы.
Эдвард прищелкнул языком и сделал вид, что ищет что-то в сундуке Корда.
– Ты сказал: соседняя комната, Эдвард? – переспросила Селин.
– Направо, мисс.
Корд наблюдал, как она обошла вокруг кровати, остановилась у кресла и подняла с пола пару испорченных дождем туфель. Из-под кораллового шелкового платья виднелись ее босые ступни. Потом она остановилась прямо перед ним, не уверенная, следует ли ей говорить.
– В чем дело? – спросил он, сам понимая, что вопрос прозвучал слишком грубо.
– Судя по вашему виду, вам потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя перед отъездом. На вашем месте я занялась бы этим немедленно.
Корд не смотрел на Эдварда, пока она не покинула комнату. Слуга смущенно ломал пальцы.
Корд вздохнул:
– Не жизнь, а сплошное проклятье!
– Что вы имеете в виду, сэр? – На лице Эдварда было написано беспокойство. В такие минуты можно было подумать, что он только что съел лимон.
– Похоже, я женился на страшной брюзге.
5
Бальные туфли из черного шелка были слишком широки, зато благодаря этому Селин легко скрывала свое нервное состояние: она просто то и дело поджимала пальцы ног. Только усевшись за изысканно накрытый стол, Селин вспомнила, что за весь предыдущий день у нее и крошки во рту не было.
Домашние рабы, прислуживающие за столом, бесшумно двигались вокруг, привычно подавая приборы для ополаскивания рта и рук, выполняя монотонную работу, которую делали день за днем. В воздухе витал терпкий аромат кофе, разбавленного теплым молоком, и горячего шоколада с корицей.
«Калас» – золотисто-коричневые, сильно обжаренные шарики из риса, муки, мускатного ореха и сахара – пахли настолько вкусно, что удержаться было совершенно невозможно. На глаза Селин навернулись слезы: она вспомнила, как по утрам в воскресенье они с Персой ходили в Старый Двор и покупали эти горячие, дымящиеся сладости у продавца, который нараспев предлагал: «Прекрасные калас! Самые горячие!»
Селин даже почувствовала резкую боль в желудке. Неуверенность заставляла ее нервничать, но искушение перед нежной белой рыбой в томате, слоеными пирожками с телятиной и свежими ананасами оказалось слишком велико!
Некоторое время спустя, когда она стояла рядом со своим новоиспеченным мужем прямо перед Генри Моро, вызвавшим их к себе в кабинет, поздно было раскаиваться в такой неосмотрительности. Селин с трудом справлялась с чувством неловкости и страхом, потому что ей казалось, что содержимое желудка вот-вот окажется прямо на натертой до блеска поверхности письменного стола из вишневого дерева. Чтобы отвлечься, девушка старалась сосредоточиться на том, что сидящий за столом старик выговаривал Кордеро.
– Ты понимаешь, что в ту минуту, когда выйдешь за порог этого дома, я вычеркну тебя из числа членов моей семьи и лишу всего, что ты мог бы унаследовать?
Кордеро ничего не ответил, и Селин краешком глаза постаралась рассмотреть мужа. Весь его облик выражал полное безразличие и отстраненность – точно так же он реагировал на полные горечи взгляды деда за завтраком. И все-таки его поза говорила о том, в каком он находится напряжении.
Наконец Корд нарушил неловкое молчание:
– О какой семье идет речь? О вас? Если вы говорите о Стефене и Антоне, то они недолго здесь пробудут: только до тех пор, пока немного привыкнут к ново-орлеанской жизни, а вы начнете делать все необходимое, чтобы их признали в обществе. Для беспокойства нет причин, дедушка. Покинув ваш дом, я никогда ни о чем вас не попрошу и никогда больше не появлюсь на вашем пороге.
Селин рассматривала профиль Кордеро. Почувствовав ее взгляд, он повернулся, и лицо его неожиданно озарилось улыбкой. Пораженная ее сиянием, она не сразу поняла, что за ней крылось, а Корд уже снова обратился к деду:
– А как насчет ее приданого? Я ведь женился на ней. И сейчас же хочу его забрать.
Генри откинулся на спинку стула:
– Это внушительная сумма.
Он открыл замок одного из ящиков своего стола, снял двойное дно, извлек на свет божий тяжелый мешочек, набитый монетами, и передал его Кордеро.
– Как ты думаешь, на сколько тебе этого хватит, чтобы полностью пропить и проиграть? – спросил Генри.
– Я получаю небольшую ренту с имущества, принадлежавшего моей матери, плюс то, что дает плантация. – Кордеро покачал мешочек с деньгами.
– Тебе от этого будет не много толку. Уже несколько лет урожаи на плантации ничтожны. Ты ничем не отличаешься от отца и так же, как он, никогда не сможешь ни на грош увеличить свое состояние. Ты обречен на разорение.
– Вы не перестаете повторять это последние четырнадцать лет, – огрызнулся Кордеро.
– А почему это ты в одну ночь превратился вдруг в примерного плантатора? Ты ведь никогда не проявлял к этому делу никакого интереса, никогда не просмотрел ни одной колонки цифр в счетах. Ты оказался настолько глуп, что объявил во всеуслышание, что тебе отвратительно рабовладение! Похоже, ты освободишь рабов, но это приведет только к тому, что однажды ночью они перережут тебе горло.
– Вас совершенно не касается, как я распоряжусь моей собственностью или людьми, которые надрываются на моей плантации, не так ли?
– К счастью.
Ненависть деда и внука друг к другу была настолько ощутима, что Селин казалось, она видит ее, витающую между этими двумя мужчинами, молодым и старым, статью напоминающими стройные болотные кипарисы. Совершенно расстроенная резкой словесной перепалкой, она безвольно опустила руки вдоль пышной юбки чужого наряда – изумрудного цвета дорожного костюма. Эдвард и Фостер уверяли, что она в нем неотразима. Когда застегнули пуговицы жакета, оказалось, что одежда ей почти впору.
Ее легкое движение привлекло внимание Генри. Селин с трудом скрыла свое смущение.
– Итак, вы намерены отправиться вместе с Кордеро? – спросил Генри.
– Да. – Ей хотелось уехать как можно скорее, поэтому она ограничилась столь кратким ответом. – Намерена.
Взгляд старика открыто выражал недоверие.
– Вчера вечером вы всеми способами стремились отказаться от свадьбы и вдруг изменили свое решение. Почему так внезапно?
– Я совсем недавно ее об этом спрашивал, – сказал Кордеро. – Думаю, ей просто захотелось переспать со мной.
– Ничего подобного, – возразила Селин.
– Посмотрим. – Кордеро поигрывал тяжелым мешочком с золотом, подкидывая его на ладони. Потом обратился к Генри: – Нам пора отправляться. Что-нибудь еще?
Генри взял со стола какую-то бумагу и передал ее молодым:
– Поскольку вчера вечером вы были неспособны это сделать, подпишите брачное свидетельство сейчас. Свидетели – отец Перес и близнецы – уже поставили свои подписи.
– Как славно! – воскликнул Корд. Генри выставил чернильницу на край стола.
Обмакнув в чернила перо, Кордеро замер на секунду, потом наклонился к Селин:
– Это твой последний шанс к отступлению, – предложил он.
Искушение было велико, но Селин не могла придумать более легкого пути, чтобы сбежать из Луизианы. Ладони ее покрылись холодным, липким потом. Она все еще ощущала в желудке тяжесть от завтрака. Проглотив стоящий в горле ком, девушка тяжело вздохнула и покачала головой:
– Я не изменю своего решения.
– Я не уверен, что мы найдем на Сан-Стефене что-то приличное. Через несколько месяцев я на самом деле могу оказаться нищим, – тихо сказал он.
Впервые Селин заметила в его глазах сострадание, поняла, насколько трудно было Корду признать правду, особенно в присутствии деда.
– Я подпишу, – сказала она.
Кордеро первым подписал свидетельство и передал перо Селин. Она быстрым росчерком поставила свое имя на документе, надеясь, что, даже если кто-нибудь постарается, может быть, расшифровать его, произойдет это далеко не сразу после их отъезда.
Она затаила дыхание, пока Генри, не глядя на них, изучил подписи, потом свернул пергамент в трубочку и перевязал его кроваво-красной ленточкой.
– Экипаж ждет. – Кордеро крепко взял ее за локоть и повел прочь из библиотеки.
Селин остановилась, как только они оказались за дверью, Корд тоже замер и внимательно посмотрел на девушку. Она освободилась от его руки, прежде чем заговорить:
– Он все-таки твой родственник. Может быть, вы видитесь в последний раз. – Она вспомнила Персу и тот внезапный жестокий поступок, который разъединил их навсегда, не дав возможности попрощаться. – Неужели ты даже не скажешь ему «до свидания»?
Подняв глаза, она заметила во взгляде мужа столько ненависти, что невольно вздрогнула. Ей захотелось убежать прочь. С этим человеком, когда он трезв, шутить не следовало! Ей вдруг пришло на ум, что освободиться от него окажется не так просто, как она сначала предполагала.
Кордеро взглянул на дверь библиотеки. Глаза его сузились, губы сжались в узкую жесткую линию.
– Единственное, что я хотел бы ему сказать, это чтобы он шел прямиком к черту.
Они мчались назад к Новому Орлеану, и поездка эта вовсе не походила на предыдущую. «Караван» состоял из двух экипажей:
Фостер и Эдвард ехали в одном, Селин и Кордеро – в другом. Мрачная непогода предыдущей ночи уступила место сияющим голубизной небесам и солнечному свету. Правда, Селин заметила, что улучшение погоды никак не отразилось на настроении Кордеро.
Они ехали молча, сидя лицом к лицу, словно непримиримые противники, старательно избегая любого случайного прикосновения. Кордеро был чем-то озабочен и сосредоточенно смотрел на меняющийся за окошком пейзаж. Селин старалась взять себя в руки и не слишком выдавать беспокойство, которое охватило ее оттого, что они, пусть ненадолго, возвращались в город. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отплывет их корабль.
– Почему вы это сделали? – спросила она, стараясь занять мысли чем угодно, только не возможностью своего ареста.
Он удивленно уставился на нее, в его взгляде читалось сомнение и даже настороженность.
– Почему я сделал что?
– Согласились на этот брак. Из-за приданого?
– Нет. – В его остановившемся взгляде мелькнула боль. Он отвернулся.
– Тогда почему?
– Я кое-кому очень многим был обязан. А ты, Джемма?
– Я не Джемма О’Харли.
Он наклонился к окошку, внимательно рассматривая груженную овощами телегу, которую они догнали и теперь пытались объехать.
– Ты не Джемма О’Харли. И ты надеешься, что я в это поверю?
– Да, потому что это правда. Вчера вечером я была в соборе и молилась, чтобы Бог научил меня, как выбраться из Нового Орлеана, когда неожиданно появилась она. Ей хотелось избежать этого брака, она мечтает стать монахиней, а не женой. Поэтому она и убедила меня занять ее место в карете. Я сделала это в надежде получить работу там, куда привезет меня экипаж.
– Прелестно! Не хочешь ли ты сказать, что я женат не на той женщине?
– Похоже, именно так, разве нет?
– Нет. Не похоже, потому что я знаю, на что ты способна, Джемма. Эдвард и Фостер говорили мне, что ты можешь придумать нечто в этом роде. Они рассказали, как ты возражала вчера против нашей свадьбы, но твой отец заранее предупредил деда, что ты – как это назвал Эдвард? – хронически неспособна говорить правду.
Они уже подъехали к городу. Селин почувствовала, как учащенно забилось ее сердце и отпрянула от окошка. Она не назовет ему своего имени, пока они не окажутся достаточно далеко от Нового Орлеана.
– Можете верить во что угодно.
На его губах появилась легкая ухмылка.
– Алекс привык к понятливым и покладистым женщинам. Интересно, что ему удалось бы сделать из тебя.
– Кто такой Алекс? И с чего вы взяли, что я не понятливая и не покладистая?
– Алекс мой двоюродный брат. Именно он должен был стать твоим мужем, но он умер. Моим долгом было занять его место. Он сделал бы для меня то же самое. И даже больше. – Он наклонился вперед, уперся локтями в колени и внимательно посмотрел ей в лицо. – У тебя очень странные глаза.
– По-моему, просто не часто встречаются люди с таким цветом глаз.
– Не только это, – сказал Корд.
– Что же в них, по-вашему, такого странного? – От его пристального взгляда она ощутила беспокойство.
– У меня такое чувство, что ты видишь меня насквозь. Но если ты на такое действительно способна, теперь, уверен, ты поняла, что в душе у меня пустота. – Он взял шляпу, лежавшую рядом с ним на диванчике, и прервал этот неприятный разговор. – Мы приехали.
Селин выглянула в окошко, и ее охватил панический ужас. Они остановились вовсе не в порту, а на одной из улиц города, точнее, возле одного из белых домиков на улице Рампар. Дом был довольно старым, но в хорошем состоянии, совсем не похожий на жилище Персы. Девушка без труда узнала это место: тихая, аккуратненькая часть улицы, где богатые креолы обычно селили своих темнокожих любовниц. Неужели Кордеро приехал, чтобы забрать с собой свою подругу?
– Но это не пристань! Я считала, что мы направляемся прямо туда. И где второй экипаж?
– Они поехали вперед. Я же прежде должен сделать одну остановку. Ты идешь или предпочитаешь подождать в экипаже? – спросил он.
Ей следовало бы попытаться спрятаться, забившись в угол кареты, понимала Селин, но она слишком боялась, что какой-нибудь любопытный прохожий заметит ее. Сейчас ее приметы, наверное, развешаны по всему городу. Внутри дома она окажется в большей безопасности.
Корд уже вышел из кареты и взялся за ручку заляпанной грязью калитки, окидывая нетерпеливым взором улицу и ожидая, когда же она примет решение.
Селин торопливо накинула капюшон и соскользнула с кожаного сиденья:
– Я иду с вами.
– Сейчас тепло, – проговорил он, заметив, что она надела поверх дорожного костюма накидку и подняла капюшон.
Селин крепко сжала пальцы на золотой брошке под подбородком:
– Я, должно быть, немного простудилась под вчерашним дождем.
Кордеро повел ее по узенькой дорожке к входной двери, и скоро они оказались в тени широкого навеса над крыльцом. Молодой человек постучал в дверь, затянутую черным крепом, и быстро повернулся так, чтобы ее не видеть. Средних лет мулатка с экзотически прекрасными чертами лица вышла на их стук. Она была одета в черное, глаза ее покраснели и припухли от слез.
Узнав Корда, она громко вскрикнула, слезы снова полились из ее прекрасных миндалевидных глаз.
– Пожалуйста, входите, мсье Моро, – прошептала она. – Входите.
Кордеро пропустил Селин вперед и последовал за ней. Женщина закрыла дверь. Где-то в глубине дома всхлипывал ребенок. Звук этот пронзил сердце Селин. «Кто-то обязательно должен посмотреть, почему так горько плачет ребенок», – подумала она.
Кордеро представил ей печальную женщину, назвав ее мадам Латруб, при этом он смутился не меньше Селин. Потом Корд сунул руку в карман куртки и достал мешочек, очень напоминающий тот, в котором недавно получил приданое. Правда, этот был в два раза меньше, но так же набит деньгами. Корд протянул его женщине.
– Это для Джульетт. Ей этого хватит на многие годы. За дом уплачено. Алекс не стал бы возражать против того, чтобы я позаботился о будущем ее и детишек. Может, она купит какой-нибудь бизнес, может, магазин дамских шляпок…
– Но, мсье!
Было очевидно, что Кордеро чувствует себя в этом доме, полном слез, так же неловко, как Селин. Он сделал шаг к выходу.
– Скажите ей, что я уехал на Сан-Стефен, но что…
Мадам Латруб резко замотала головой и разрыдалась в голос, плечи ее затряслись.
– Моей Джульетт больше нет, мсье. Я думала, вы знаете…
Эта новость настолько поразила Кордеро, что Селин захотелось взять его за руку, чтобы немного поддержать.
– Как? Когда? – единственное, что он смог вымолвить. Глаза его подозрительно заблестели. Селин отвернулась.
– Она повесилась четыре дня назад. Мы похоронили ее вчера. Я послала записку мсье Моро…
Лицо Кордеро словно заледенело.
– Ублюдок не сказал мне ни слова, я пришел бы раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38