Эта математика нам знакома, но она больше нас не устраивает. Одна бесконечность для нас не предел, мы идем дальше…
В этом месте кто-то зааплодировал: земляне умеют отдавать должное тем, кто не хочет останавливаться на достигнутом.
– А шестое измерение – это сфокусированное время, то есть соединение в одной плоскости всех будущих и прошедших времен.
– А как же старость? – обеспокоенно спросил старческий голос.
– Старости там просто нет. Время растет лишь в пространственном отношении, примерно так. как у вас делятся простейшие организмы. И будущее живет рядом с прошлым, и на вид даже не скажешь, кому из них больше лет. Однако я отвлекся. Я отвечаю на поставленный мне вопрос: мы похожи, на вас, потому что находимся в ваших измерениях. Если б вы попали в наши измерения, вы бы стали похожими на нас и заговорили языком наших измерений. Может быть, среди вас и найдутся охотники. Я предоставляю слово моему коллеге, который расскажет о преимуществах жизни в газообразном состоянии.
«Этого нам еще не хватало!» – подумал майор Стенли и порадовался, что остался майором: газообразный генерал – это хуже простого солдата, даже не видно, кому отдавать честь.
– Никогда, – сказал второй южнорыбец, – никогда организмы, возникшие из материи в твердом и жидком состоянии, не достигнут того единства, взаимопонимания и, я бы даже сказал, взаимопроникновения, какого достигаем мы, газообразные существа. Мне даже трудно отделить мою семью от семьи предыдущего оратора, а также от семей наших соседей. Когда у меня выпал в осадок родной брат, меня буквально разобрали по молекулам и каждую молекулу в отдельности утешали.
Миссис Фунт даже всплакнула, до того ее растрогала эта газообразная доброта, и сказала, что лично она ничего не имела бы против того, чтоб ее разобрали по молекулам. Мисс Стерлинг сказала, что она взаимопроникновение понимает иначе, что у нас только дай себя разобрать, после косточек не соберешь, не только молекул.
Опять слово взял глава экспедиции:
– Мы, друзья, немало знаем о вас. А много ли знаете вы о нас? Вон там, за последним столиком, сидит издатель Рокгауз, уважаемый человек, широко известный в нашем созвездии. Уважаемый Рокгауз, подойдите, пожалуйста, сюда.
Рокгауз не хотел подходить, упирался, но его земляки все же доставили его к центральному столику.
– Уважаемый Рокгауз, расскажите, как вы информируете землян о внеземных цивилизациях.
– Как информирую… – проворчал Рокгауз. – Никак не информирую.
– Может быть, у вас не хватает информации? Вам ничего не пишут о жизни на других планетах?
– Еще сколько пишут! – послышались голоса. – Только он не печатает. Принципиально не хочет печатать!
– Ой как нехорошо! – покачал головой представитель иной цивилизации. – Получается, что вы отмежевываетесь от вселенной. Нам неизвестна судьба планет, которые отмежевались от вселенной? Это очень печальная судьба, я вам расскажу при случае.
– У меня вся эта фантастика во где сидит, – хмуро сказал издатель Рокгауз.
– Фантастика? – раздался спокойный голос от дверей.
– Боже мой! – всплеснула руками миссис Фунт. – Мисс Стерлинг, посмотрите туда!
У дверей стоял инспектор Хост рядом с пропавшим мистером Фунтом.
– Хорошо, что он с инспектором, а не с кем-то другим… – шепнула своей приятельнице мисс Стерлинг.
– Я была уверена, что инспектор его найдет, – шепнула в ответ миссис Фунт. – Но почему он его привел сюда, откуда узнал, что мы здесь? Вот что значит – чутье инспектора!
– Миссис Фунт, вы посидите, а я сбегаю за ним. Мне это не составит труда, я все-таки моложе.
– Если вы думаете, что меня уже ноги не носят, то вы ошибаетесь, – с достоинством ответила миссис Фунт. – У меня хватит сил дойти до собственного мужа.
– Миссис Фунт, вы его спугнете! Майор Стенли пришел им на выручку:
– Я буду рад оказать дамам услугу и пригласить заинтересовавшего их джентльмена к столу.
– О, пожалуйста, майор! – воскликнула мисс Стерлинг. – Вы так меня обяжете! Я найду способ вас отблагодарить!
– Вы ему только скажите, что я здесь. Больше ничего, только что я здесь, – напутствовала миссис Фунт галантного майора.
– Разве вы здесь одна? – возразила мисс Стерлинг. – Майор, ведь вы же знаете, как сказать, не правда ли? О, я найду способ вас отблагодарить!
Майор Стенли направился к мистеру Фунту.
– Мистер Фунт, – сказал майор Стенли, – будьте любезны подойти вон к тому столику. Вас ожидают две дамы.
– Мистер Фунт? – удивился инспектор.
– Да, инспектор, моя фамилия Фунт. А Гарри Уатт – это псевдоним. Литературный.
– Ну, знаете! Я его ищу, с ног сбиваюсь, а он – вот он где! Под псевдонимом. И как это вас угораздило сбежать сразу от двух женщин? Впрочем, на это вы ответите им. Главное, что вы нашлись, с чем вас и поздравляю!
Пока мистер Фунт шел к столику, обе женщины ему уже все простили и с восторгом приняли его в свои объятия.
– Гарри, мы сбились с ног!
– Мы обе сбились с ног!
– Не слишком ли много ног? – подал реплику Дауккенс в своей хорошо известной читателям манере.
– Прости меня, дорогая, – сказал мистер Фунт в промежуток между двумя женщинами. – Я сожалею, что заставил тебя ждать, но рад, что тебе не пришлось ждать в одиночестве.
Глава экспедиции все еще не отпускал Рокгауза.
– Мы сейчас отправляемся в иные миры. Что там от вас передать? Что вы категорически отказываетесь давать о нас информацию?
Рокгауз медлил с ответом. И тут ему передали записку, развернув которую, он прочитал: «Соглашайтесь, мистер Рокгауз! Иначе нам нечего будет издавать: все наши рукописи украдены. Убитый горем, но живущий надеждой на лучшее корректор Крект».
Издатель покачнулся и попросил разрешения сесть. И так, сидя, он выдавил из себя:
– Я согласен.
– Ну вот и отлично. Можно считать, что межпланетный контакт установлен, и мы можем улетучиваться… То есть улетать, одновременно переходя в газообразное состояние. Но сначала позвольте представить тех, кто будет давать о нас информацию. Самую правдивую информацию и в то же время самую фантастическую, потому что одно подразумевает другое. Итак, я приглашаю сюда наших представителей. Человек по имени Гральд Криссби!
Гральд Криссби подошел к столу и поклонился издателю, как знакомому.
– Альф Ипсилон!
В этом человеке коммерсант Борвик без труда узнал человека с планеты Земля.
– H. Ютон!
Гениальный изобретатель усилителя интеллекта скромно встал третьим, как ничем не выдающийся, простой человек.
– Гарри Уатт!
Здесь возникло препятствие в лице двух женщин, которые не пускали мистера Фунта, решив, что он опять собирается улизнуть. Отчаянно пошептавшись, он все же вырвался и занял место рядом с Н. Ютоном.
– Я надеюсь, уважаемый Рокгауз, – сказал представитель внеземной цивилизации, – что информацию этих наших доверенных лиц вы будете печатать без задержек, в первую очередь. За этим проследит инспектор Хост, которого мы назначаем нашим главным доверенным лицом. Инспектор, пожалуйста, подойдите сюда. Пятое место – ваше.
Инспектор смутился: ему в жизни не приходилось видеть таких нахальных мошенников, но их оправдывала благородная цель.
– Инспектор, – сказал глава экспедиции, – нам известно, что вы уделяете много внимания жизни иных миров, хотя на Земле у вас тоже хватает работы. Мы говорили здесь о шести измерениях, но инспектору Хосту знакомо седьмое измерение, и он находит время, чтобы хоть изредка в нем находиться.
– Мне кажется, вы ошибаетесь…
– Инспектор, мы не ошибаемся никогда. Там, где живем мы, ошибок просто не существует в природе. Уважаемый Рокгауз, вы любите мечтать?
– У меня для этого нет времени.
– Вот видите: вы все измеряете временем, четвертым измерением, нисколько не заботясь о возможных других. А ведь мечта – тоже измерение. Седьмое измерение.
– Попробуйте измерить это измерение! – буркнул издатель.
– Это сделать несложно. По формуле: M=B/П. То есть: чем меньше мы имеем пространства и чем больше мы имеем времени, тем больше мы имеем мечты. Собственно, вы имеете, а не мы: у нас для этого слишком большое пространство и совершенно нет времени (он посмотрел на часы).
– Позарились на две бесконечности, а теперь жалуетесь: много пространства…
– О, я слышу голос нашего Дауккенса! – воскликнул руководитель экспедиции.
– Почему это вашего? – оскорбился писатель, хотя вообще-то он любил, когда читатели о нем говорили: «Наш Дауккенс!»
– Я отвечу. Впрочем, чтобы не быть голословным, я оглашу один документ. Называется он так; «Открытое письмо ко всем издателям и читателям». Итак, читаю: «Внеземные цивилизации ведут свои передачи на всех волнах, но засечь их нельзя, потому что они широко применяют телепатию, используя в пунктах приема людей, наиболее слабых, не способных мыслить самостоятельно, а привыкших жить по чужой указке. Так они внушили слепому, безвольному старику свою «Илиаду», а вслед за ней и «Одиссею» – произведения, даже по своим размерам не соответствующие скромным масштабам Земли, а рассчитанные на более крупную цивилизацию. Так они внушили совершенно безвестному в то время Копернику мысль о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Им-то со стороны это было видно, а как мог это видеть Коперник, который неотлучно жил на Земле? А Леонардо да Винчи? Используя болезненную слабость его психики, внеземные цивилизации наперебой внушали ему то портрет Моны Лизы, то проекты летальных аппаратов и гидравлических машин, то неизвестные на Земле, но известные каждому внеземному школьнику математические, физические и прочие банальности. А Галилей? А Шекспир? Чего только не навнушали им, пользуясь их психической слабостью и неспособностью самостоятельно мыслить. Все они, начиная с Гомера, были слепым орудием в руках внеземных цивилизаций».
Руководитель делегации перевел дух: письмо оказалось длинное.
– «Нам, – продолжал он, – людям с крепкой психикой, ничего такого не внушишь: ни «Фауста», ни «Божественной комедии». Потому что мы твердо стоим на своих ногах и в наши земные головы приходят только наши, земные мысли. Так почему же вы, уважаемые издатели, охотней печатаете явно внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, которых я из скромности не хочу называть? Почему вы, уважаемые читатели, охотней читаете внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, имена которых назвать мне опять же не позволяет скромность?» Дальше следует подпись: писатель Дауккенс.
– Неужели Дауккенс? – ахнул Рокгауз. – Мы же его печатаем. Дауккенс, мы же вас печатаем, неужели вам мало?
– Вы печатаете, а они не читают, – вздохнул Дауккенс.
– И из-за этого вы накатали телегу на всю земную цивилизацию?
Дауккенс промолчал.
– Теперь вы видите, – продолжал руководитель делегации, – что Дауккенс – наш человек. Каждый земной писатель – это наш человек, поскольку он несет в себе космос. – Он почему-то подмигнул инспектору: – Верно, инспектор?
– Почему он все время говорит про инспектора? – ревниво спросила миссис Фунт. – Вызвал нашего Гарри, а говорит про инспектора.
– Наверно, потому, что инспектор нашел нашего Гарри, – успокоила ее мисс Стерлинг. И улыбнулась – не инспектору, не Гарри, а неожиданно – руководителю экспедиции. – Оставьте нам свое имя, – попросила она. – Вы ведь улетите, исчезнете, испаритесь, как это обычно бывает с мужчинами, пусть же на Земле останется ваше имя.
Руководитель экспедиции бросил на мисс Стерлинг космический взгляд, в глубине которого затаилось что-то очень знакомое и земное, и сказал, уже направляясь к выходу:
– Меня зовут Сель Ави.
– Но позвольте! – воспрянул духом Дауккенс. – Ведь c'est la vie, если не ошибаюсь, означает: такова жизнь? Неужели и у вас, в вашей бесконечности, такова жизнь?
– Жизнь всюду такова, – сказал руководитель экспедиции.
Вслед за тем южнорыбцы послали землянам последний привет и улетучились по-земному – в дверь. Н. Ютон пожал руку инспектору Хосту, затем инспектору пожали руку Альф Ипсилон и человек по имени Гральд Криссби. Гарри Уатт (мистер Фунт) тоже пожал руку инспектору и пошел между столиками. И пока он шел, сердца двух женщин наполнялись волнующим, радостным удивлением. Он шел к ним. Он возвращался.
РАССКАЗЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ
Предисловие редактора
Нет сомнения, что действующие лица повести «Фантастика-буфф» могут претендовать на отдельное место в литературе. Что характерно для этих писателей?
Н. Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью и энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н. Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращении. Так, роман «Время» в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают.
Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе «Такси» автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): «Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего строить будущее в будущем настоящем». Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель
Что можно сказать о третьем авторе?
Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить, ему нет еще и пятидесяти), уже ничем не вдохновляется и ни о чем не тревожится, как его более молодые коллеги, Сель Ави холоден. Ироничен. Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки – это в широком смысле прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к сахару (как это можно заметить в рассказе «Цирк»). Как истинный писатель, он даже из отсутствия способен извлечь эффект (смотри рассказ «Эффект отсутствия»). И все же иногда его равнодушие – не к сахару, а ко всему остальному – вдруг всколыхнется судорожной тревогой: Мария осталась на Земле (смотри рассказ «Мария»). И тогда он срывается с места и летит к этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они мигают – пусть бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно, чтоб его не была лишена жизнь.
В рассказе «Органавты», к сожалению, еще не завершенном редактированием, неорганическая мате рия взывает к материи органической: «Органавты! – так она называет ее. – Органавты! Наша планета – самая безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только на нашей планете!» Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей органической жизни.
Что я еще могу сказать как редактор?
Все эпитеты – заменены. Все метафоры – заменены. Во всех возможных случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская – прямой.
Остается надеяться, что публикуемым произведениям предстоит долгая жизнь, в которой будет доредактировано то, что недоредактировано в настоящем издании.
Н. Ютон
ВРЕМЯ
– Вы не скажете, который час? – спросил Стевиц. Камень что-то буркнул в ответ.
Уже давно был преодолен барьер, отделявший неорганическою материю от органической, когда они обвиняли друг друга в отсутствии жизни. Каждый видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать.
– Простите, я не расслышал, – вежливо переспросил Стевиц.
– Одну минуту! – камень снова ушел в себя. Он так глубоко уходил в себя, что на возвращение оттуда требовались тысячелетия.
Стевиц знал, что такое его минута, а потому не стал ждать. В том-то и состояла главная трудность общения органического и неорганического миров: один не хотел ждать, а другой не привык торопиться.
Правнук Стевица родился, женился и прожил долгую, счастливую жизнь. И правнук правнука родился женился и прожил долгую, счастливую жизнь.
А камень продолжал размышлять, чтобы сказать Стевицу точное время.
УСИЛИТЕЛЬ ИНТЕЛЛЕКТА
За субботней чашкой чая профессор Лори сообщил, что он изобрел усилитель интеллекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
В этом месте кто-то зааплодировал: земляне умеют отдавать должное тем, кто не хочет останавливаться на достигнутом.
– А шестое измерение – это сфокусированное время, то есть соединение в одной плоскости всех будущих и прошедших времен.
– А как же старость? – обеспокоенно спросил старческий голос.
– Старости там просто нет. Время растет лишь в пространственном отношении, примерно так. как у вас делятся простейшие организмы. И будущее живет рядом с прошлым, и на вид даже не скажешь, кому из них больше лет. Однако я отвлекся. Я отвечаю на поставленный мне вопрос: мы похожи, на вас, потому что находимся в ваших измерениях. Если б вы попали в наши измерения, вы бы стали похожими на нас и заговорили языком наших измерений. Может быть, среди вас и найдутся охотники. Я предоставляю слово моему коллеге, который расскажет о преимуществах жизни в газообразном состоянии.
«Этого нам еще не хватало!» – подумал майор Стенли и порадовался, что остался майором: газообразный генерал – это хуже простого солдата, даже не видно, кому отдавать честь.
– Никогда, – сказал второй южнорыбец, – никогда организмы, возникшие из материи в твердом и жидком состоянии, не достигнут того единства, взаимопонимания и, я бы даже сказал, взаимопроникновения, какого достигаем мы, газообразные существа. Мне даже трудно отделить мою семью от семьи предыдущего оратора, а также от семей наших соседей. Когда у меня выпал в осадок родной брат, меня буквально разобрали по молекулам и каждую молекулу в отдельности утешали.
Миссис Фунт даже всплакнула, до того ее растрогала эта газообразная доброта, и сказала, что лично она ничего не имела бы против того, чтоб ее разобрали по молекулам. Мисс Стерлинг сказала, что она взаимопроникновение понимает иначе, что у нас только дай себя разобрать, после косточек не соберешь, не только молекул.
Опять слово взял глава экспедиции:
– Мы, друзья, немало знаем о вас. А много ли знаете вы о нас? Вон там, за последним столиком, сидит издатель Рокгауз, уважаемый человек, широко известный в нашем созвездии. Уважаемый Рокгауз, подойдите, пожалуйста, сюда.
Рокгауз не хотел подходить, упирался, но его земляки все же доставили его к центральному столику.
– Уважаемый Рокгауз, расскажите, как вы информируете землян о внеземных цивилизациях.
– Как информирую… – проворчал Рокгауз. – Никак не информирую.
– Может быть, у вас не хватает информации? Вам ничего не пишут о жизни на других планетах?
– Еще сколько пишут! – послышались голоса. – Только он не печатает. Принципиально не хочет печатать!
– Ой как нехорошо! – покачал головой представитель иной цивилизации. – Получается, что вы отмежевываетесь от вселенной. Нам неизвестна судьба планет, которые отмежевались от вселенной? Это очень печальная судьба, я вам расскажу при случае.
– У меня вся эта фантастика во где сидит, – хмуро сказал издатель Рокгауз.
– Фантастика? – раздался спокойный голос от дверей.
– Боже мой! – всплеснула руками миссис Фунт. – Мисс Стерлинг, посмотрите туда!
У дверей стоял инспектор Хост рядом с пропавшим мистером Фунтом.
– Хорошо, что он с инспектором, а не с кем-то другим… – шепнула своей приятельнице мисс Стерлинг.
– Я была уверена, что инспектор его найдет, – шепнула в ответ миссис Фунт. – Но почему он его привел сюда, откуда узнал, что мы здесь? Вот что значит – чутье инспектора!
– Миссис Фунт, вы посидите, а я сбегаю за ним. Мне это не составит труда, я все-таки моложе.
– Если вы думаете, что меня уже ноги не носят, то вы ошибаетесь, – с достоинством ответила миссис Фунт. – У меня хватит сил дойти до собственного мужа.
– Миссис Фунт, вы его спугнете! Майор Стенли пришел им на выручку:
– Я буду рад оказать дамам услугу и пригласить заинтересовавшего их джентльмена к столу.
– О, пожалуйста, майор! – воскликнула мисс Стерлинг. – Вы так меня обяжете! Я найду способ вас отблагодарить!
– Вы ему только скажите, что я здесь. Больше ничего, только что я здесь, – напутствовала миссис Фунт галантного майора.
– Разве вы здесь одна? – возразила мисс Стерлинг. – Майор, ведь вы же знаете, как сказать, не правда ли? О, я найду способ вас отблагодарить!
Майор Стенли направился к мистеру Фунту.
– Мистер Фунт, – сказал майор Стенли, – будьте любезны подойти вон к тому столику. Вас ожидают две дамы.
– Мистер Фунт? – удивился инспектор.
– Да, инспектор, моя фамилия Фунт. А Гарри Уатт – это псевдоним. Литературный.
– Ну, знаете! Я его ищу, с ног сбиваюсь, а он – вот он где! Под псевдонимом. И как это вас угораздило сбежать сразу от двух женщин? Впрочем, на это вы ответите им. Главное, что вы нашлись, с чем вас и поздравляю!
Пока мистер Фунт шел к столику, обе женщины ему уже все простили и с восторгом приняли его в свои объятия.
– Гарри, мы сбились с ног!
– Мы обе сбились с ног!
– Не слишком ли много ног? – подал реплику Дауккенс в своей хорошо известной читателям манере.
– Прости меня, дорогая, – сказал мистер Фунт в промежуток между двумя женщинами. – Я сожалею, что заставил тебя ждать, но рад, что тебе не пришлось ждать в одиночестве.
Глава экспедиции все еще не отпускал Рокгауза.
– Мы сейчас отправляемся в иные миры. Что там от вас передать? Что вы категорически отказываетесь давать о нас информацию?
Рокгауз медлил с ответом. И тут ему передали записку, развернув которую, он прочитал: «Соглашайтесь, мистер Рокгауз! Иначе нам нечего будет издавать: все наши рукописи украдены. Убитый горем, но живущий надеждой на лучшее корректор Крект».
Издатель покачнулся и попросил разрешения сесть. И так, сидя, он выдавил из себя:
– Я согласен.
– Ну вот и отлично. Можно считать, что межпланетный контакт установлен, и мы можем улетучиваться… То есть улетать, одновременно переходя в газообразное состояние. Но сначала позвольте представить тех, кто будет давать о нас информацию. Самую правдивую информацию и в то же время самую фантастическую, потому что одно подразумевает другое. Итак, я приглашаю сюда наших представителей. Человек по имени Гральд Криссби!
Гральд Криссби подошел к столу и поклонился издателю, как знакомому.
– Альф Ипсилон!
В этом человеке коммерсант Борвик без труда узнал человека с планеты Земля.
– H. Ютон!
Гениальный изобретатель усилителя интеллекта скромно встал третьим, как ничем не выдающийся, простой человек.
– Гарри Уатт!
Здесь возникло препятствие в лице двух женщин, которые не пускали мистера Фунта, решив, что он опять собирается улизнуть. Отчаянно пошептавшись, он все же вырвался и занял место рядом с Н. Ютоном.
– Я надеюсь, уважаемый Рокгауз, – сказал представитель внеземной цивилизации, – что информацию этих наших доверенных лиц вы будете печатать без задержек, в первую очередь. За этим проследит инспектор Хост, которого мы назначаем нашим главным доверенным лицом. Инспектор, пожалуйста, подойдите сюда. Пятое место – ваше.
Инспектор смутился: ему в жизни не приходилось видеть таких нахальных мошенников, но их оправдывала благородная цель.
– Инспектор, – сказал глава экспедиции, – нам известно, что вы уделяете много внимания жизни иных миров, хотя на Земле у вас тоже хватает работы. Мы говорили здесь о шести измерениях, но инспектору Хосту знакомо седьмое измерение, и он находит время, чтобы хоть изредка в нем находиться.
– Мне кажется, вы ошибаетесь…
– Инспектор, мы не ошибаемся никогда. Там, где живем мы, ошибок просто не существует в природе. Уважаемый Рокгауз, вы любите мечтать?
– У меня для этого нет времени.
– Вот видите: вы все измеряете временем, четвертым измерением, нисколько не заботясь о возможных других. А ведь мечта – тоже измерение. Седьмое измерение.
– Попробуйте измерить это измерение! – буркнул издатель.
– Это сделать несложно. По формуле: M=B/П. То есть: чем меньше мы имеем пространства и чем больше мы имеем времени, тем больше мы имеем мечты. Собственно, вы имеете, а не мы: у нас для этого слишком большое пространство и совершенно нет времени (он посмотрел на часы).
– Позарились на две бесконечности, а теперь жалуетесь: много пространства…
– О, я слышу голос нашего Дауккенса! – воскликнул руководитель экспедиции.
– Почему это вашего? – оскорбился писатель, хотя вообще-то он любил, когда читатели о нем говорили: «Наш Дауккенс!»
– Я отвечу. Впрочем, чтобы не быть голословным, я оглашу один документ. Называется он так; «Открытое письмо ко всем издателям и читателям». Итак, читаю: «Внеземные цивилизации ведут свои передачи на всех волнах, но засечь их нельзя, потому что они широко применяют телепатию, используя в пунктах приема людей, наиболее слабых, не способных мыслить самостоятельно, а привыкших жить по чужой указке. Так они внушили слепому, безвольному старику свою «Илиаду», а вслед за ней и «Одиссею» – произведения, даже по своим размерам не соответствующие скромным масштабам Земли, а рассчитанные на более крупную цивилизацию. Так они внушили совершенно безвестному в то время Копернику мысль о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Им-то со стороны это было видно, а как мог это видеть Коперник, который неотлучно жил на Земле? А Леонардо да Винчи? Используя болезненную слабость его психики, внеземные цивилизации наперебой внушали ему то портрет Моны Лизы, то проекты летальных аппаратов и гидравлических машин, то неизвестные на Земле, но известные каждому внеземному школьнику математические, физические и прочие банальности. А Галилей? А Шекспир? Чего только не навнушали им, пользуясь их психической слабостью и неспособностью самостоятельно мыслить. Все они, начиная с Гомера, были слепым орудием в руках внеземных цивилизаций».
Руководитель делегации перевел дух: письмо оказалось длинное.
– «Нам, – продолжал он, – людям с крепкой психикой, ничего такого не внушишь: ни «Фауста», ни «Божественной комедии». Потому что мы твердо стоим на своих ногах и в наши земные головы приходят только наши, земные мысли. Так почему же вы, уважаемые издатели, охотней печатаете явно внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, которых я из скромности не хочу называть? Почему вы, уважаемые читатели, охотней читаете внушенные книги Бальзака и Достоевского, чем земные, самобытные книги авторов, имена которых назвать мне опять же не позволяет скромность?» Дальше следует подпись: писатель Дауккенс.
– Неужели Дауккенс? – ахнул Рокгауз. – Мы же его печатаем. Дауккенс, мы же вас печатаем, неужели вам мало?
– Вы печатаете, а они не читают, – вздохнул Дауккенс.
– И из-за этого вы накатали телегу на всю земную цивилизацию?
Дауккенс промолчал.
– Теперь вы видите, – продолжал руководитель делегации, – что Дауккенс – наш человек. Каждый земной писатель – это наш человек, поскольку он несет в себе космос. – Он почему-то подмигнул инспектору: – Верно, инспектор?
– Почему он все время говорит про инспектора? – ревниво спросила миссис Фунт. – Вызвал нашего Гарри, а говорит про инспектора.
– Наверно, потому, что инспектор нашел нашего Гарри, – успокоила ее мисс Стерлинг. И улыбнулась – не инспектору, не Гарри, а неожиданно – руководителю экспедиции. – Оставьте нам свое имя, – попросила она. – Вы ведь улетите, исчезнете, испаритесь, как это обычно бывает с мужчинами, пусть же на Земле останется ваше имя.
Руководитель экспедиции бросил на мисс Стерлинг космический взгляд, в глубине которого затаилось что-то очень знакомое и земное, и сказал, уже направляясь к выходу:
– Меня зовут Сель Ави.
– Но позвольте! – воспрянул духом Дауккенс. – Ведь c'est la vie, если не ошибаюсь, означает: такова жизнь? Неужели и у вас, в вашей бесконечности, такова жизнь?
– Жизнь всюду такова, – сказал руководитель экспедиции.
Вслед за тем южнорыбцы послали землянам последний привет и улетучились по-земному – в дверь. Н. Ютон пожал руку инспектору Хосту, затем инспектору пожали руку Альф Ипсилон и человек по имени Гральд Криссби. Гарри Уатт (мистер Фунт) тоже пожал руку инспектору и пошел между столиками. И пока он шел, сердца двух женщин наполнялись волнующим, радостным удивлением. Он шел к ним. Он возвращался.
РАССКАЗЫ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ
Предисловие редактора
Нет сомнения, что действующие лица повести «Фантастика-буфф» могут претендовать на отдельное место в литературе. Что характерно для этих писателей?
Н. Ютон твердо верит, что наука способна на все, но это не только не пугает его, но, наоборот, наполняет бодростью и энтузиазмом. Научно-технический прогресс не вызывает у него ни тревоги, как у Альфа Ипсилона, ни холодного скептицизма, как у Селя Ави. Н. Ютон смотрит на мир широко открытыми глазами младенца, твердо верящего, что его устами глаголет истина. Несмотря на молодость автора (ему нет еще и сорока лет), его перу принадлежат объемистые романы, которые, впрочем, печатаются здесь в сокращении. Так, роман «Время» в своем расширенном варианте является своеобразной хроникой нескольких поколений. Родоначальник семейства, некий Стевиц, был настолько беден, что не имел даже собственных часов и вынужден был спрашивать время у первого встречного. Потомки его разбогатели и уже никого ни о чем не спрашивали, никого вообще не замечали вокруг. И время жестоко отомстило им за себя, время вообще мстит за себя, когда о нем долго не спрашивают.
Альф Ипсилон тоже романист (печатается в сокращении), романы его посвящены вечным и безграничным проблемам времени и пространства, но его произведения пронизывает тревога за них. В романе «Такси» автор размышляет о прошлом и будущем, а также об отношении настоящего к тому и другому. Особенно памятна его фраза (выпавшая в процессе редактирования): «Настоящее из прошлого строит будущее, и само превращается в прошлое, чтобы было из чего строить будущее в будущем настоящем». Публикуемый вариант романа является результатом кропотливой редакторской работы по устранению всего вторичного и необязательного, благодаря чему роман легко и быстро читается, в чем с удовлетворением убедится читатель
Что можно сказать о третьем авторе?
Сель Ави, самый старший из начинающих фантастов (хотя, если ему верить, ему нет еще и пятидесяти), уже ничем не вдохновляется и ни о чем не тревожится, как его более молодые коллеги, Сель Ави холоден. Ироничен. Немногословен. Он пишет не романы, а короткие рассказы, почти не требующие сокращения. Сель Ави не верит, что прогресс науки – это в широком смысле прогресс, он не станет летать на ушах и питает полное равнодушие к сахару (как это можно заметить в рассказе «Цирк»). Как истинный писатель, он даже из отсутствия способен извлечь эффект (смотри рассказ «Эффект отсутствия»). И все же иногда его равнодушие – не к сахару, а ко всему остальному – вдруг всколыхнется судорожной тревогой: Мария осталась на Земле (смотри рассказ «Мария»). И тогда он срывается с места и летит к этой Земле, где люди любят, борются и страдают, где они мигают – пусть бессмысленно, это неважно, что смерть лишена смысла, важно, чтоб его не была лишена жизнь.
В рассказе «Органавты», к сожалению, еще не завершенном редактированием, неорганическая мате рия взывает к материи органической: «Органавты! – так она называет ее. – Органавты! Наша планета – самая безжизненная из всех планет! Оставляйте жизнь только на нашей планете!» Эта ирония Селя Ави может быть понята как тоска по настоящей органической жизни.
Что я еще могу сказать как редактор?
Все эпитеты – заменены. Все метафоры – заменены. Во всех возможных случаях изменены имена героев. Прямая речь заменена авторской. Авторская – прямой.
Остается надеяться, что публикуемым произведениям предстоит долгая жизнь, в которой будет доредактировано то, что недоредактировано в настоящем издании.
Н. Ютон
ВРЕМЯ
– Вы не скажете, который час? – спросил Стевиц. Камень что-то буркнул в ответ.
Уже давно был преодолен барьер, отделявший неорганическою материю от органической, когда они обвиняли друг друга в отсутствии жизни. Каждый видит только свою жизнь, а чужой жизни не хочет замечать.
– Простите, я не расслышал, – вежливо переспросил Стевиц.
– Одну минуту! – камень снова ушел в себя. Он так глубоко уходил в себя, что на возвращение оттуда требовались тысячелетия.
Стевиц знал, что такое его минута, а потому не стал ждать. В том-то и состояла главная трудность общения органического и неорганического миров: один не хотел ждать, а другой не привык торопиться.
Правнук Стевица родился, женился и прожил долгую, счастливую жизнь. И правнук правнука родился женился и прожил долгую, счастливую жизнь.
А камень продолжал размышлять, чтобы сказать Стевицу точное время.
УСИЛИТЕЛЬ ИНТЕЛЛЕКТА
За субботней чашкой чая профессор Лори сообщил, что он изобрел усилитель интеллекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10