А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Человек, который может правильно смастерить ружье и подходящие к нему пули, стопроцентно полагается на свой опыт и абсолютную уверенность, что его пуля всегда застрянет между зубов добровольца. Такой человек был бы гением!
– Величайшим мастером своего дела, каких не знал еще мир! – сиплым голосом добавил Себастьян.
– Мне стал ясен первый шаг, – сказал я, – но не более того.
– Вам стал ясен первый шаг? – Его белые зубы сверкнули в саркастическом удивлении. – Я очарован и с удовольствием услышу, в чем состоит ваш секрет, лейтенант.
– Вы берете обычную крупнокалиберную пулю, – продолжал я, – и спиливаете внешнюю оболочку До самой сердцевины. Таково первое необходимое условие, чтобы пуля получилась не правильной формы, со смещенным центром тяжести…
Себастьян с крайней осторожностью поставил кольт 44-го калибра обратно на стойку, потом холодно посмотрел на меня.
– Звучит впечатляюще, лейтенант. Откуда у вас взялась подобная идея?
– Благодаря телу, весьма странно распростертому на капоте автомобиля, – ответил я. – Я могу показать вам снимки из морга, но на них вы не увидите крови!
Себастьян неподвижно стоял, наблюдая за мной, потом метнул взгляд на стойку с оружием, и его глаза вновь сфокусировались на мне.
– Для эксперимента вам нужен был человек, которого можно было пустить в расход, разве вы со мной не согласны? – тихо спросил я. – Если бы вам пришлось убить кого-нибудь в целях самозащиты, это была бы идеальная ситуация – здесь не возникает никаких вопросов, пожалуйста, испытывайте действие вашего изобретения.
Эксперимент не удался? Что ж, вам не пришлось бы впоследствии его добивать. – Я усмехнулся. – Трудней всего было отыскать человека, которого вам пришлось бы убить сразу, наверняка, поскольку вам не оставалось другого выбора.
Излагая свои небесспорные соображения, я тихо отступал назад, пока не уперся спиной в дверь, потом нащупал рукой ручку. Я открыл дверь и продолжал пятиться, ни на секунду не спуская с него глаз.
– Очень досадно, – бросил я напоследок, – что Эдди Мораны не часто заглядывают к вам в гости! – и тихонько закрыл дверь.
Когда я вернулся в гостиную, Поп Ливви сидел за стойкой бара перед высоким бокалом. Я обрадовался, увидев, что Селест ушла, и от души надеялся, что она прислушалась к моему совету и находится у себя в комнате.
Даже когда я взгромоздился на стул рядом с хозяином, Поп не подал виду, что заметил мое присутствие.
– Они должны быть где-то в машине, – негромко заговорил я. – Вы, случайно, не нашли их или не искали?
– Вы со мной разговариваете, лейтенант?
– Священник говорил мне, что ему принадлежало несколько законных предприятий, которые продолжали функционировать и после того, как он оказался в тюрьме, – продолжал я. – Может быть, одно из тех предприятий – мастерская по ремонту автомобилей? И возможно, этой причудливой машины вообще не было в гараже, когда они переворачивали дом, пытаясь найти деньги, которые, как предполагалось, спрятал Священник. Когда они прекратили поиски, Священник перегнал машину в гараж и снял двигатель, чтобы ее не смогли завести, пока он не вернется. Конечно, он никогда не думал, что ему отмерят полных тридцать лет, – он рассчитывал по крайней мере лет на семь. Итак, скажите мне, Поп, вам обещали сбросить цену на дом при условии, что вы согласитесь не трогать машину, поскольку бывший владелец из каких-то сентиментальных соображений хотел бы оставить ее в гараже, – и какова была скидка?
– Тысяча долларов, – прошептал Поп.
– Как вы нашли деньги?
– У меня был пес, и однажды, играя, он разорвал обшивку на заднем сиденье, – проговорил он, уставившись куда-то перед собой. – Я открыл заднюю дверь и увидел у себя под ногами тысячи!
– Вы пустили эти деньги на содержание дома, – сделал я вывод. – Зачем вам понадобились Себастьян и Бруно?
– Один я бы не сумел распорядиться такой суммой, – по-прежнему шепотом говорил он. – Деньги пугали меня, я чувствовал себя одиноким. Мне казалось, что они оба справятся с любой ситуацией, если такая возникнет.
Имея двух сообщников, я нес ответственность только за третью часть!
– Известно ли вам, сколько было денег?
На какое-то мгновение на его лице появилась едва заметная улыбка.
– Я вижу, вы совсем не знаете моих сообщников, лейтенант. Мы тысячу раз их пересчитывали! Сначала там было около четырехсот пятидесяти тысяч. Когда те двое присоединились ко мне, оставалось триста шестьдесят тысяч.
– Сколько денег осталось?
– Чуть меньше ста тысяч.
– Зигмунд Джоунз и Линдстром расстроятся, когда явятся сюда, – тихо сказал я. – Я искренне рад, что вы передумали, Поп, и решили обсудить со мной этот вопрос.
– Я решился после того, как вы сказали мне об Антонии, – тусклым голосом произнес он. – Вы оказались правы: какими бы неприятными ни были альтернативы, я не могу бросить девушку.
Он повернул голову и в первый раз за все время, пока я сидел рядом, посмотрел на меня. Его выцветшие глаза мерцали холодным блеском, какого раньше я не замечал.
– Ваше предложение предполагает по крайней мере пять лет тюрьмы, – проговорил он хриплым голосом. – Об этом не может быть и речи, поэтому мне приходится выбирать из двух зол худшее.
– Объясните, что это значит? – спросил я.
– Расскажи ему, Бруно, – неожиданно рявкнул он.
Голова Бруно стремительно возникла над крышкой бара; все это время он сидел, скорчившись, по ту сторону стойки и ждал. Его грязные глаза возбужденно заблестели, когда он уставился на меня; и в его правой руке твердо застыл револьвер.
– Лейтенант! – весело закудахтал он. – Вы забавный человек, честное слово! Вы думали, что напугаете нас до смерти своими рассказами о том, что Линдстром и сын Священника Джоунза вышли на тропу войны?
Штора зашуршала, и я увидел, как в комнату вошел Себастьян. Я наблюдал в пожелтевшее зеркало, как он приближается к бару. Он остановился рядом с Попом Ливви и уставился на своих сообщников неподвижным, полуистерическим взглядом.
– Он пришел в подвал, – пробормотал Себастьян. – Стоял и ухмылялся, пока говорил. Он все знает! Даже о моем удивительном фокусе в стрельбе – о пуле не правильной формы со смещенным центром, о Моране, обо всем!
– Конечно знает, ты, осел! – закричал Бруно. – Кому взбрело в голову выкаблучиваться перед ним и демонстрировать свое мастерство в стрельбе? Кто болтал ему о своих путешествиях за рубеж? Ты! – Бруно негодующе тыкал пальцем. – Все, все ты!
– Мне такой вариант не нравится, – бормотал Себастьян. – Моран был мелкой сошкой, гнильем. А сейчас речь идет о лейтенанте полиции.
– По какой причине здесь оказался лейтенант? – презрительно усмехнулся Бруно. – Чтобы оборонять нас, по какой же еще? Кто больше всех будет скорбеть, если он погибнет, пытаясь защитить нас, – разумеется, мы трое!
Поп Ливви поднял свой высокий бокал и медленно допил, потом поставил его на крышку бара.
– Лейтенант пытался оказать мне услугу, – хрипло сказал он. – Я плачу тем же – услуга за услугу. Бруно, сделай все быстро и чисто – на этот раз никаких испытаний твоих пуль, Себастьян. Я подожду в своей комнате.
Поп вышел шаткой походкой, и молчание продлилось до тех пор, пока он не исчез в коридоре.
– Делай быстро и чисто, Бруно! – передразнил его взбесившийся Брек. – Никаких испытаний твоих пуль, Себастьян! – Он пронзительно загоготал. – Старый дурак! Будьте уверены, лейтенант, мы все решим по-своему! – Вдруг он весь напрягся, всматриваясь через мое плечо.
В зеркале я увидел, что Поп вернулся и стоял в дверном проеме, придерживая занавеску рукой.
– Я передумал, – напряженно сказал Поп. – Отведите лейтенанта в гараж – быстро! – и там со всем покончим. – Он снова вышел в коридор.
– Что он о себе возомнил?! – злобно кипятился Бруно. – Может, нам…
– Делай, как тебе говорят, – нервничал Себастьян. – Спорить будем потом, если хочешь!
Бруно забрал у меня револьвер и положил его на крышку бара; мы покинули гостиную и по коридору вышли на улицу. Пушка Бруно твердо упиралась в мой хребет.
Себастьян в двух шагах настороже следовал за нами.
Поп ожидал нас в гараже, стоя возле древнего автомобиля.
– Подведите лейтенанта сюда, – спокойно приказал он, когда мы появились в дверном проеме.
Смена ситуации произошла так быстро, что, прежде чем я понял, что что-то не так, все уже закончилось.
Бруно издал пронзительный вопль от страха, и его револьвер со стуком упал на пол.
– Назад, к стене! – приказал жесткий голос. – Быстро!
Я обернулся и увидел высокого мужчину с жесткими чертами лица и с безотказным "магнумом" в руке.
Я догадался, что это и есть Линдстром; рядом с ним стоял Зигмунд Джоунз. В его глазах, защищенных линзами очков, угадывался легкий интерес к развивающимся событиям.
Бруно и Себастьян плотно прижались спинами к стене и оба выглядели так, словно вот-вот умрут от страха, прежде чем что-то худшее с ними произойдет.
Задняя дверь автоколымаги неожиданно распахнулась, и из нее вышел третий человек. Он схватил Попа за руку и с силой толкнул к нам.
– Становись к стене вместе с остальными, – отрывисто-грубо приказал Линдстром и внимательно наблюдал за ним, пока он не встал рядом с Бруно.
– Я знал, что ты не перестанешь совать свой нос не в свои дела, Уилер, – послышался знакомый пасторский голос.
Человеком, только что вылезшим из машины, оказался Священник Джоунз. К счастью или нет, но теперь я окончательно удостоверился, что похищение Священника было специально подстроено.
– Сколько там денег, отец? – напряженно спросил Зигмунд.
– Крысы над ними постарались, – злился Священник. – Нам повезет, если хотя бы сотня уцелела.
– Один из них наверняка убил Эдди Морана, – мрачно предположил Линдстром.
– Они украли у меня триста пятьдесят тысяч. – Священник чуть не задохнулся, осознавая гнусность, с его точки зрения, чудовищного преступления. – А потом они убивают моего старого друга, которого я послал только взглянуть, что да как.
– Вы сможете поплакаться позже. Священник, – оборвал его Линдстром. – У нас есть сто тысяч – и проблема.
– Лейтенант, – тихо сказал Зигмунд.
– В чем проблема? – ощерился Священник. – Уилер – хороший коп, он все понял и пытался поймать их собственными силами. Они оказались в его руках – действительно хороший коп! Но в то же самое время он сам влип в их западню, – и вот четыре трупа, которые никому ни о чем не расскажут. Нам – сотня тысяч, которую мы поделим между собой, – И никаких проблем!
– Хорошая мысль, отец! – восхитился Зигмунд.
– Как в старые добрые времена, – с усмешкой ответил Священник.
– Я вспомнил, – спокойно сказал Линдстром. – Я захватил с собой кое-что специально для вас, Священник. Зигмунд, принеси, пожалуйста.
С минуту Зигмунд отсутствовал, а потом его высокая, худощавая фигура появилась в дверях. Он нес грузный, объемистый сверток. Священник взял у сына сверток, торопливо разорвал обертку и засиял от удовольствия.
– Эдди Моран был вашим старым другом, – доброжелательно заметил Линдстром, – я подумал, что, может, вы захотите отвести душу сами.
– Ты абсолютно правильно подумал. – У Священника от волнения заплетался язык; он почти с нежностью похлопал рукой по металлическому стволу облегченного пулемета.
– Вы что, серьезно? – Я изумленно пялил на него глаза. – Ведь не можете вы без суда и следствия убить…
– Закрой рот, Уилер! – рявкнул Священник. – До тебя очередь еще не дошла, эти трое на особом счету.
Один из них застрелил Эдди Морана.
Вдруг Бруно оторвался от стены и бросился к ним.
– Стоять! – завопил Священник и взял оружие на изготовку.
– Не стреляйте! Не стреляйте! – кричал Бруно. – Выслушайте меня, мистер Джоунз, не убивайте меня – вам нужен только тот, кто застрелил вашего друга, ведь так?
– Может быть! – сказал Священник. – И кто же он?
Бруно судорожно ткнул рукой в Себастьяна.
– Это он, мистер Джоунз! Он убил вашего друга!
Пулемет неожиданно ожил, выплевывая убийственную очередь. В гаражной стене, будто по волшебству, появилась линия дыр, и град пуль ровно прошил грудь Себастьяна. В следующую долю секунды его тело яростно дернулось и рухнуло на цементный пол. Линия из отверстий шла дальше по стене, где неподвижно стоял успокоившийся было Поп Ливви. Словно в припадке, он резко затрясся и свалился замертво.
– Вы попали в него, мистер Джоунз! – восторженно заорал Бруно. – Это он… – Его исступленный крик сменился воплем ужаса, когда снова заработал пулемет.
Грохот выстрелов стих так же резко, как и начался, и Священник Джоунз отвернулся, не желая созерцать судорожно бьющиеся в агонии тела.
– С этими тремя молодчиками все ясно, – сказал он. – Теперь остается только Уилер.
– Сначала вы, Священник, – гаркнул Линдстром, нажимая на спусковой крючок.
Разумеется, представившегося мгновения было явно недостаточно, но это была единственная возможность, которой я мог попытаться воспользоваться. Пока Линдстром сосредоточил все свое внимание на расстреле Священника, я одним прыжком покрыл расстояние, разделявшее нас, сильно ударил его, и мы грузно упали.
Мы катались по полу, и в пылу борьбы я все же услышал короткое стакатто пулеметной очереди и слабый вскрик.
При падении Линдстром выронил револьвер, и это уравняло наши шансы. Мы продолжали яростно кататься по полу, то один из нас оказывался сверху, то другой; мы наносили удары кулаками, выдавливали друг другу глаза, били ногами, потом что-то толкнуло меня в плечо, и в следующий миг я уже быстро летел по полу в противоположном от Линдстрома направлении.
Наконец я уперся во что-то тяжелое и замер. И тут же понял, что остановило меня тело Зигмунда Джоунза. Его умирающий отец в последний миг судорожно нажал на спуск, и пулеметная очередь пробила ровный ряд дыр в груди сына.
Мне с трудом удалось встать на колени и посмотреть, что за чертовщина так легко отделила меня от Линдстрома, а потом отбросила ярдов на десять, как мяч.
Она стояла ко мне спиной, ее густые рыжеватые волосы рассыпались веером и спадали до талии. Одетая в длинную, до пят, ночную сорочку, при тусклом освещении она казалась на десять футов выше и была похожа на разгневанную языческую богиню возмездия.
Она плакала, как плачут дети, – жалобный, безутешный плач.
– Плохо! – причитала Антония с нарастающей истерикой. – Ты убил Попа! Ты убил моего друга!
Пошатываясь, я поднялся на ноги и увидел, что она наклонилась вперед и крепко схватила Линдстрома за правую лодыжку. Затем она резко выпрямилась и, размахивая им, как дубиной, методично вышибла мозги Линдстрома о каменную стену.
Прошла неделя, прежде чем Лейверс соизволил со мной заговорить. И уж чего я совсем не ожидал – он всю вину взвалил на меня.
– Это дом кровопролития! – воскликнул он, когда в первый раз увидел гараж, и он был прав, но ведь идея с пулеметом принадлежала Линдстрому.
Если я такой умник и так много знал о положении в доме, кипятился шериф, почему, черт возьми, я не произвел несколько арестов до того, как началась пальба?
Он кричал на меня и отметал в сторону тот бесспорный факт, что правда, находящаяся под сомнением, – это одно, а ее доказательство – задача куда более сложная.
Наконец я попал в проклятый дом и убедился, что с Селест все в порядке: она спряталась в своей комнате под кроватью. Она помогла мне успокоить Антонию, прежде чем Лейверс и остальные прибыли на место.
Спустя некоторое время Антонию поместили в санаторий. Селест несколько раз навещала ее там и считает, что Антония чувствует себя по-настоящему счастливой. Психиатр, осматривавший ее при поступлении, утверждал, что это неизбежная трагедия, которая рано или поздно должна была случиться. Когда детский ум дает выход примитивным эмоциям, родители, как правило, легко с этим справляются; когда то же самое произошло с умом Антонии, она в критической ситуации использовала свое невероятно мощное тело как силу разрушения.
Единственным светлым лучиком в моей жизни в то время была Селест; она не могла оставаться в том ужасном доме, да и не хотела, поэтому временно переехала жить ко мне. В квартире сразу стало как-то тесновато, но мне нравилось, как Селест притесняла меня.
В этом было что-то особенное, что выделяло меня из целой армии обычных парней. Я задавал себе вопрос: многие ли из них могут похвастаться тем, что встречаются с девушкой, которая когда-то была акробаткой, и их отношения затянулись по крайней мере на целый месяц?



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11