А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я выстрелил, целясь в разверстую пасть, но бестия в последний момент нагнулась, и болт с глухим стуком вонзился ей точно в лоб. Для любого другого известного мне существа такая рана была бы смертельной, верлиока же заорала еще громче, чем прежде, поднявшись во весь свой рост, но падать замертво явно не собиралась. И тут Казирим не выдержал. Приоткрыв глаза и увидев воющее исчадие преисподней прямо над собой, он завопил дурным голосом (немногим тише верлиоки) и бросился бежать.
Я выхватил меч, хотя и понимал, что с существом, у которого по четыре собственных клинка на каждой лапе, сходиться врукопашную бесполезно. Верлиока сверкнула на меня глазом (болт торчал у нее во лбу, как рог единорога) и поступила как нормальный хищник, то есть бросилась в погоню за улепетывающей жертвой. Ивона швырнула ей в бок еще одно заклинание, но оно рассыпалось, как и первое, даже не сбив тварь с ног. Та досадливо отмахнулась и продолжила погоню. На бегу перезаряжая арбалеты, мы помчались за ней.
Бегали мы недолго. Саженей через сто Казирим споткнулся и растянулся на земле, а верлиока по инерции пронеслась мимо, едва не растоптав его. Мы пресекли следующую атаку твари, одновременно выстрелив ей в грудь. Нам обоим тут же пришлось закрыть лица руками, потому что оскорбленная верлиока смачно плюнула в нас ядом.
Я лихорадочно раздумывал над своими дальнейшими действиями, но, признаться, ничего путного не приходило мне в голову. Перезарядить арбалет я бы уже не успел, а верлиока, похоже, помирать от полученных ран не собиралась. И в этот решающий момент раздался треск ломаемых кустов и рядом со мной возникло могучее полосатое тело. Уж не знаю, как борий выбрался из своего амбара (много позже выяснилось, что я не удостоверился в прочности задней амбарной стены), но примчался он как нельзя более вовремя. Нет, сейчас борий не был похож на потерявшегося щенка. Его темная грива стояла дыбом, глаза недобро горели, уши прижались к голове, верхняя губа вздернулась, обнажив белые блестящие клыки длиной в ладонь.
Верлиока, пытаясь поддеть когтями глубоко засевшие в теле болты, угрожающе сверкнула глазами на нового врага.
– Тобес, ату ее! – неожиданно для самого себя выкрикнул я. Едва ли эта команда дошла до сознания бория, но он как будто только ее и ждал. Вероятно, еще в зверинце у него накопились какие-то личные счеты к верлиоке, поэтому сейчас, не сдерживаемый более решеткой, хищник злобно рявкнул и молнией метнулся вперед. Верлиока успела раззявить пасть и завизжать, но, похоже, растратила тактический запас яда на нас с Ивоной, потому что так и не смогла плюнуть. Мгновение спустя борий с верлиокой слились в один мохнатый клубок общим весом тонны полторы и покатились по земле, сминая кусты и ломая небольшие деревья.
– Почему «Тобес»? – спросила Ивона; но я лишь недоуменно пожал плечами в ответ. Мы стояли и беспомощно смотрели на рычащий и воющий ком, не в силах ничем помочь борию. Забытый нами Казирим очнулся, но с земли не поднялся, а так и остался лежать, закрыв голову руками.
Внезапно клубок остановился. Лапы верлиоки еще шевелились, бесцельно шаря вокруг и вспарывая когтями дерн, но красные глаза на запрокинутой морде медленно заволакивались белесыми пленками. Окровавленный борий держал тварь челюстями за горло, одновременно прижимая ее к земле.
Через какое-то время тварь окончательно замерла и обмякла. Борий разжал челюсти, с сомнением повертел носом и отошел назад на пару шагов.
– «Сын, ты зло победил, верлиоку убил…», – процитировал я и подошел ближе.
Борий повернул ко мне измазанную кровью башку и смешно развесил уши. На его полосатой шкуре виднелись длинные кровавые раны, один глаз заплыл, но второй смотрел весело. В довершение сходства с довольной собакой, гигантский «пес» помахал хвостом и вывалил влажный розовый язык.
– А, пожалуй, – сказала, подходя к нам, Ивона, – не такая уж плохая идея – держать у себя ручного бория. Если размеры дома позволяют, конечно.
– Ив, – я отвернулся от бория и показал на поверженную бестию, – боюсь, придется обдирать ее здесь. Правильно я понимаю, что ты хотела бы забрать и череп, и шкуру?
Ивона оглядела распластанную и окровавленную верлиоку.
– Кто бы знал, как я не люблю снимать такие шкуры! Но ты прав…
– Ничего, – сказал я. – В четыре руки к вечеру мы управимся.
– В шесть, – мстительно сказала Ивона, оборачиваясь к Казириму, которого как раз с интересом начал обнюхивать борий.

Сосновичи я объехал стороной (чтобы избежать нездорового ажиотажа по поводу рыскавшего вокруг бория), а после снова вырулил на тракт. Вот бесы, я уже стал подзабывать родные места. Или это все тут так изменилось? Или, может, это я изменился?
Борий, подобно пойнтеру, отпущенному с поводка, маячил где-то за кустами, периодически выбегая на тракт, оглядываясь на меня и вновь исчезая в кустах уже на другой стороне. Проводив его очередной раз взглядом, я задумчиво поскреб подбородок. И что мне теперь делать с этой «собачкой»?
– Как ты полагаешь, Аконит? – обратился я к коню. Тот в ответ покосился на меня, а затем негромко, но, как мне показалось, издевательски заржал.
Впереди показался столб с шильдой, отмечающей развилку, после которой мне оставалась всего пара верст. Возле шильды, похоже, кто-то поджидал нас, сидя верхом на рослом, но легком вороном коне. Кто-то подозрительно знакомый… Маленькая изящная фигурка в свободном белом платье, черные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она всегда больше походила на мать, чем на отца. Из-за этого цвета волос мало кто даже из сведущих людей мог заподозрить в Огнежке волкодлака. Но в какой бы ипостаси она ни находилась – ничто не могло изменить ее совершенно солнечную внутреннюю сущность.
– Сивер!
Мы обнялись, не спешиваясь; рослость Огнежкиного жеребца как раз компенсировала нашу с сестрой разницу в росте.
– Ну ладно, – сказал я. – Рассказывай, наконец, кто избранник. И почему мы едем налево, а не направо?
– Как, я же тебе вроде писала? – сестрица искренне изумилась.
– На деревню дедушке, – отозвался я. – Хорошо еще, что хоть какие-то письма доходили!
– Ну кто же виноват, что ты не сидишь на месте? – парировала она. – Так вот. Видишь вон те башенки за рощей?
– Замок Трор-ан-Ховенн, – сказал я. – Ну и что?
– Это теперь мое обиталище. А видишь ли ты всадника на вороном коне, что скачет нам навстречу? Так вот, это твой будущий зять – барон, между прочим.
– Отлично! А он хоть в курсе, с какой семейкой связался?
Огнеда загадочно улыбнулась. Всадник между тем приблизился и осадил разгоряченного коня. Я не поверил своим глазам:
– Алесандр?! Какого лешего? Так ты теперь непросто Хорт, а барон Хорт?
Мой будущий зять рассмеялся.
– Я без году неделя барон, – ответил он. – Его Величество пожаловал мне этот титул и замок в придачу за некоторые – частично тебе известные – маленькие услуги дипломатического характера. Так что теперь я обретаюсь здесь.
– С чем тебя и поздравляю. А вообще, Огнежка, фамилия Хорт тебе подходит, – как ты считаешь? А раз у вас теперь такое обширное хозяйство, то у меня для вас, дорогие мои, подарок. Он ручной, очень ласковый, но при этом вполне годится для охраны замков средней величины.
– Где? – Огнеда в шутку подставила ладошку.
– Где-то в кустах бегает. Сейчас позову. Кстати, зовут его Тобес, и не спрашивай, почему.
Я приподнялся в стременах и свистнул. Через пару секунд кусты взорвались треском, и на дорогу галопом вылетел борий. Он остановился, высунув язык, умильно развесив уши и застенчиво помахивая хвостом. Огнежка радостно взвизгнула, подавшись вперед, а Алесандр оторопело осадил коня назад.
– Прошу любить и жаловать, – улыбаясь, сказал я.


* * *

– Да-а, – протянул Одд. – Мне тоже доводилось сталкиваться с ребятами из этой братии. Ну, вроде Казирима твоего. Суеты да шуму от них много, а толку… Маловато будет. Хотя… вот если бы их на тех барыг натравить, которые шкурами вервольфов торгуют…
Ивона зевнула, прикрыв рот ладошкой.
– Что-то меня в сон потянуло, – сказала она. – Еще полчасика – и я свалюсь прямо здесь за столом.
– Время, конечно, позднее, – задумчиво проговорил тролль, – но сидим хорошо. Ты как, Сивер?
– Охрип я – байки травить. Хотя ты прав: хорошо сидим.
– С охриплостью сейчас поборемся, – пообещал тролль, поднимаясь и направляясь к печке. – Воды вскипятим – и чай будет.
– Горяченького на сон грядущий – это хорошо. – Ивона немного оживилась. – Тогда я с вами, пожалуй, еще чуть-чуть посижу. Кстати, Сивер, а как твоя сестра с Хортом познакомилась? Я по твоим рассказам помню, что она вроде бы жила в какой-то весьма отдаленной сельской местности.
– А разве ты сама – коренная горожанка? – усмехнулся я. – Но все-таки ты с ним знакома, да и не только с ним.
– Ну, я-то случайно познакомилась. А теперь, – Ивона улыбнулась, – я уже почти совсем горожанка – столько времени ежегодно в Веяте провожу!
– Не в Веяте, а в Университете – это не одно и то же.
– Не уходи от ответа. Как они все-таки встретились?
– Что за бабское иррациональное любопытство к судьбе других женщин?! – возмутился тролль. – Ручаюсь, что если кто-нибудь додумается издавать не религиозные книги и научные трактаты, а сборники карамельных историй из жизни каких-нибудь баб, эти издания будут пользоваться необычайным спросом!
– Какие такие истории? – полюбопытствовал я.
– Ну, что-нибудь о том, как бедная селянка влюбилась в благородного господина, но не была понята, долго страдала, а потом все-таки достучалась до сердца своего избранника, и… Жили они потом долго и счастливо. Желательно также, чтобы действие происходило по большей части на фоне какой-нибудь скобяной лавки или на хуторе, обитатели которого выращивают брюкву и кормовой бурак. Тогда обширная аудитория зеленщиц, швей, поварих, трактирных разносчиц и дочек священников будет чувствовать свою причастность к сим событиям.
– Вот и продал бы идею кому-нибудь, – сказала Ивона, – а гонорар бы пополам поделили. Что, у тебя знакомого книгопечатника нет?
Тролль лишь досадливо махнул рукой и пошел за кипятком.
– Ты, Сивер, историю про алхимика досказать обещался, – сказал он, вернувшись к столу.
– А я все равно хочу про твою сестру, – продолжала настаивать Ивона. Несмотря на ее насупленный вид, я по глазам видел, что она веселится. – Ну да, я своего женского любопытства не скрываю. Я и так из-за своих частых разъездов постоянно обделена свежей порцией сплетен!
– Надо вас с Огнежкой познакомить, – сказал я.
– Ты уже год мне это обещаешь. Не увиливай давай – рассказывай про сестру! Две истории я уже не выдержу.
– А это одна и та же история, – усмехнулся я, пододвигая к себе кружку с горячим травяным чаем, – и про мою сестру, и про алхимика.
– А, ну тогда ладно, – смилостивилась Ивона. – Дослушаю – и спать пойду. Мальчики, вы уж не обессудьте, но мне еще завтра с утра шкуру с вендига снимать…

ГОСУДАРЕВА СЛУЖБА

Богат и славен город Веят – столица единого королевства Берроны. И недаром его прозвали Веятом Великим: раскинувшись на добрые десять с лишним верст в длину и на шесть в ширину, он был вдвое больше Нареоль-Кверка, эльфийской столицы, в четыре с половиной раза превосходил город Турвин и в шестьдесят три раза – ближайшую деревню Гадюкино. Неторопливо-спокойная река Черноброда огибала столицу с севера серебристой извилистой лентой, являясь одной из наиболее важных торговых магистралей, связующих сердце королевства с множеством других городов – как в самой Берроне, так и в соседних государствах. С высоты птичьего полета на искрящемся серебре реки можно было бы различить бесчисленные барки, баржи и галеры, перемешавшиеся по своим делам или смирно стоявшие у деревянных пирсов; а ниже города – паромную переправу, постройки таможенного поста и несколько лодок, постоянно патрулирующих специальную сеть, перегородившую реку. Официально сеть была предназначена для того, чтобы не пропускать в городскую акваторию кнакеров и прочих речных чудовищ. Однако трудно себе представить змея, который бы сунулся туда, где вдоль берегов скучились сто десять тысяч людей, семнадцать тысяч прочих Разумных, плюс бессчетное количество лошадей, собак, кошек, крыс, галок, голубей, клопов, а также нежити – в ассортименте. Скорее всего, эта традиция осталась с тех времен, когда река была заметно чище и кнакеры в акваторию еще заплывали.
Начинаясь на окраинах как большая деревня с плетнями и частоколами, Веят – по мере продвижения вглубь – становился все более каменным. Покосившиеся деревянные постройки сменялись добротными лабазами; двух-, а то и трехэтажными домами (иногда даже с «эвксинийскими» портиками и колоннами); тяжеловесными произведениями национального зодчества, а также отдельными строениями эльфийской архитектуры, которые на общем фоне напоминали травинки, случайно пробившиеся сквозь камни мостовой. Были в Веяте и дворцы с парками, окруженными коваными оградами гномьей работы. Но наиболее выделялись здесь три сооружения, подавлявшие своим величием всю остальную архитектуру. В сущности, каждое из них являло собой «город в городе» – скопление построек, относившихся к разным стилям и временам и выполнявших к тому же огромное количество самых разнообразных функций.
В первую очередь к этим архитектурным комплексам относилась, разумеется, главная королевская резиденция, чьи дворцы, павильоны и парки, окруженные мощной стеной, занимали наиболее возвышенную часть городского рельефа. Вторым по значению сооружением была резиденция королевской гвардии – вместилище для пяти тысяч человек и полутора тысяч лошадей, а также всего, что этим людям и лошадям могло понадобиться. Ну и, наконец, третьей достопримечательностью являлся Веятский Королевский университет имени магистра Низкогорова-Северного. Громада главного здания этого научно-учебного заведения напоминала ратушу-переростка, до половины высоты увитую плющом. Она была расположена с видом на широкую излучину Черноброды и окружена обширным парком, над деревьями которого виднелись крыши и шпили остальных корпусов: факультетов и общежитий.
Толстые стены главного здания университета (как и многих других его построек) были способны выдержать удар тарана, прямое попадание боевой магии и даже могли бы некоторое время сопротивляться драконьему пламени. Эти стены были бы практически неуязвимы, если бы не множество высоких и узких окон, служивших не столько источниками света, сколько украшением интерьеров – благодаря изысканным и ярким витражам, запечатлевшим картины полной победы человека над теми или иными тайнами природы. Впрочем, на витражах встречались и батальные сцены, и символические изображения различных оккультных сущностей и, как ни странно, сюжеты на религиозные темы. Последние не всегда, впрочем, позволяли понять, о какой именно религии идет речь. Сюжеты варьировались от факультета к факультету, что, впрочем, было неудивительно. Например, на витражах Парабестиария были изображены всевозможные святые и герои, поражающие разнообразных чудовищ; очаровательные пестрокрылые драконессы, порхающие среди тропической растительности; и морские змеи, которые со счастливым выражением на мордах заглатывали вытащенных из лодки рыбаков.
…Витраж вздрогнул, мелко задребезжав всеми стеклышками. Трещина «отсекла» голову поедаемого рыбака, предположительно облегчив его мучения. А затем и морской змей вдруг изогнулся, словно пытаясь сойти со стеклянной картины, и со звоном осыпался на траву дождем разноцветных осколков.
Через пару дней вороны и голуби, давно и надежно заселившие чердак и крышу королевского дворца, куда-то пропали.
Река задумчиво несла свои воды на юг, к морю, слегка покачивая тощие и жесткие побеги камыша и чуть слышно напевая что-то возле фундамента створной башни. Две такие башни формально обозначали на берегах Черноброды городскую черту; точнее, то место, где река покидала Веят и неторопливо направлялась по своим делам, унося вдаль комки водорослей и тины, опилки и стружки с лодочной верфи, крайне невозмутимых собак и, разумеется, энное количество ценных органических удобрений.
В этот предрассветный час на небольшом подгнившем причале, вдающемся в реку неподалеку от створных башен, задумчиво сидел некто. Вполне возможно, что стражи, дежурившие на ближней башне, приняли его за обычного рыбака, сбежавшего из-под бока сварливой жены, дабы в тишине и покое опрокинуть стопочку гномьего самогона и ощутить, что жизнь наконец-то налаживается. Удочка, которую в таких ситуациях забрасывают больше для вида, из-за темноты была незаметна.
Впрочем, стражники все равно не смогли бы разглядеть удочку, потому что у сидевшего на причале человека ее попросту не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30