От детских и отроческих лет, проведенных в далеких нубийских краях, в нем сохранился инстинкт охотника. Сколько его товарищей, слишком уверенных в себе, погибли в пустыне от когтей и клыков льва?
Нубиец внезапно проснулся и принялся ощупывать свой деревянный нос; иногда ему снилось, что этот мертвый материал вдруг превращается в живую, теплую плоть. Но момент оказался неподходящим для мечтаний: по лестнице кто-то поднимался. Павиан тоже открыл глаза. Кем жил окруженный оружием – луками, саблями, кинжалами и щитами; в одно мгновение он оказался вооружен, а в его жилище уже ломились двое стражников. Нубиец уложил первого, павиан – второго; однако на смену первым уже подходили еще человек двадцать.
– Спрячься! – приказал Кем своей обезьяне.
Павиан бросил ему взгляд, в котором досада смешивалась с обещанием отомстить, вылез в окно, спрыгнул на крышу соседнего дома и исчез.
Кем боролся яростно, совладать с ним было трудно; но когда вошел Монтумес, он уже лежал на спине, связанный по рукам и ногам.
Начальник стражи лично надел на его запястья еще одни путы.
– Наконец-то, – произнес он, улыбаясь, – мы поймали убийцу.
* * *
Пантера дробила осколки сапфира, изумруда, топаза и красного железняка, просеивала полученную пудру через сито из тонких волокон тростника. Потом высыпала ее в котелок и зажгла под ним огонь из щепок смоковницы. Затем добавила в его содержимое немного скипидарной смолы, чтобы получилась идеальная мазь, которой она придала форму конуса; ею она будет смазывать парики и закреплять прически, а также придавать приятный запах телу.
Сути застал светловолосую ливийку в тот момент, когда она рассматривала уже готовую смесь.
– Ты обходишься мне недешево, чертовка, а я еще не научился зарабатывать деньги. Теперь я даже не могу продать тебя в рабство.
– Ты переспал с египтянкой.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Тебя выдает запах.
– Пазаир поручил мне одно деликатное дельце.
– Пазаир, вечно этот Пазаир! Он приказал тебе изменить мне?
– Я общался с одной замечательной женщиной, она служит в самой крупной ткацкой мастерской нашего города.
– И что же в ней такого… замечательного? Грудь, задница или передок?
– Фу, как грубо.
Пантера бросилась на своего любовника с такой яростью, что он оказался прижатым к стене и не мог перевести дыхание.
– В твоей стране супружеская измена считается преступлением, не так ли?
– Мы не женаты.
– Женаты, если живем под одной крышей!
– Если принять в расчет твое происхождение, нам нужно свидетельство о браке, а я терпеть не могу эти бюрократические штуки.
– Если ты не прекратишь эту связь немедленно, я убью тебя.
Сути развернулся, и теперь уже ливийка оказалась прижатой к стене.
– Послушай меня внимательно, Пантера. Никто и никогда не указывал, как мне жить и что делать. Если я должен буду жениться на ком-то другом, чтобы исполнить свой долг друга, я сделаю это. Или ты это усвоишь, или уходи.
Ее глаза расширились, но из них не вытекло ни одной слезинки. Она убьет его, это решено.
* * *
Судья Пазаир, сидя в своем кабинете, готовился написать второе послание визирю – так же красиво исполненное, – где он постарается еще лучше разъяснить ему серьезность изложенных фактов и побудить срочно вмешаться в качестве высшей судебной инстанции Египта. Но в этот момент дверь отворилась и на пороге появился начальник стражи.
Монтумес изобразил на лице веселую мину:
– Судья Пазаир, вы должны меня похвалить!
– За что?
– Я арестовал убийцу Беранира.
Продолжая сидеть, Пазаир внимательно всматривался в лицо Монтумеса.
– Не смешите меня, сейчас не время для шуток.
– А я и не шучу.
– И кто же это?
– Кем, ваш полицейский-нубиец.
– Это несерьезно.
– Этот человек – настоящее животное! Вспомните его прошлое. Ему уже случалось убивать.
– Ваши обвинения весьма серьезны. Какими доказательствами вы располагаете?
– У нас есть свидетель.
– Пусть он явится в суд.
Монтумес слегка смутился.
– К сожалению, это невозможно и, главное, не нужно.
– Не нужно?
– Процесс уже состоялся, и справедливость восторжествовала.
Ничего не понимая, Пазаир встал.
– У меня есть документ, подписанный старшим судьей.
Судья стал читать папирус. Приговоренный к смерти Кем был заключен в карцер в большой тюрьме.
– Но здесь нет имени свидетеля.
– Это неважно… Он видел, как Кем убивал Беранира, и подтвердил свои показания под присягой.
– Кто это?
– Забудьте о нем. Убийца будет наказан, и это главное.
– Вам не хватает здравого смысла, Монтумес. Раньше вы бы не посмели предъявить мне подобную фальшивку.
– Я не понимаю…
– Вы осудили обвиняемого в его отсутствие. Это незаконно, и, следовательно, вся процедура теряет смысл.
– Я нашел виновника убийства, а вы толкуете мне о методах судопроизводства!
– Не судопроизводства, а Закона, – поправил Пазаир.
– Будьте благоразумны, в конце концов! Такими пустяками можно пренебречь.
– Виновность Кема не установлена.
– Какая разница. Кому нужен негр-преступник и к тому же урод?
Только лишь мысль о том, что он облечен высоким судейским званием, которое нельзя компрометировать, удержала Пазаира от резкости.
– Я знаю жизнь лучше вас, – продолжал Монтумес. – Иногда жертвы бывают необходимы. Ваша должность обязывает вас думать, прежде всего, о царстве, о его благополучии и безопасности.
– Разве Кем мог навредить им?
– Есть вещи, о которых лучше не говорить ни вам, ни мне. Осирис примет Беранира в царство праведников, а преступление будет наказано. Вам этого мало?
– Мне нужна правда, Монтумес.
– Это иллюзии!
– Без нее Египет погибнет.
– Это вы погибнете, Пазаир.
* * *
Кем не боялся смерти, но очень страдал без своей обезьяны. Они так давно были вместе, что стали почти как братья; но сейчас нубиец не мог, встретившись с ним взглядом, почувствовать, что они думают одинаково. И все же он был рад, что его товарищ на свободе. Самого Кема бросили в какой-то подвал с низким потолком и удушающей жарой. Никакого суда, скорый приговор и его немедленное исполнение: на этот раз ему не выкрутиться. Пазаир не успеет вмешаться, и ему останется лишь оплакивать гибель нубийца, которую Монтумес преподнесет как несчастный случай.
Кем не испытывал никакого уважения к роду людскому. Он считал людей существами развратными, подлыми и неискренними, годными лишь на то, чтобы служить кормом чудовищу, которое после загробного суда пожирает проклятых. Одной из немногих удач в своей жизни он считал знакомство с Пазаиром; всем своим поведением судья утверждал существование справедливости, в которую Кем уже очень давно не верил. Вместе с Нефрет, его подругой на вечные времена, Пазаир ввязался в заведомо проигранное сражение, нимало не заботясь о собственной судьбе. И нубийцу очень хотелось пройти рядом с судьей этот путь до конца, вплоть до финального краха, когда, как оно обычно и бывает в жизни, ложь одержит над ними окончательную победу.
Дверь камеры открылась.
Нубиец поднялся и выпятил грудь. Он не хотел предстать перед палачом сломленным человеком. Он решительно вышел из своей камеры, отстраняя протянутую к нему руку. Солнце ослепило его, и он не верил своим глазам.
– Этого не может…
Пазаир разрезал веревку, связывавшую запястья Кема.
– Я аннулировал ваше обвинение, поскольку оно составлено со множеством нарушений. Вы свободны.
Великан обнял судью так крепко, что чуть не задушил его.
– У вас и без меня полно неприятностей. Вы должны были оставить меня в этом каменном мешке.
– Тюрьма подействовала на ваши умственные способности?
– А где моя обезьяна?
– Скрывается.
– Она вернется.
– Она тоже оправдана. Старший судья признал мой протест обоснованным и отменил решение начальника стражи.
– Я сверну Монтумесу шею.
– В этом случае вы окажетесь виновны в убийстве. Нам и без этого есть чем заняться, например, отыскать этого таинственного свидетеля, из-за которого вас арестовали.
Нубиец поднял к небу сжатые кулаки.
– А вот уж это предоставьте мне!
Судья не ответил. Когда Кем снова увидел свой лук, стрелы, дубинку и деревянный щит, обтянутый бычьей кожей, им овладела буйная радость.
– Мой павиан – убийца, – заключил он, смеясь. – И никакой закон ему не указ.
* * *
Стоя перед разграбленным саркофагом Хеопса, Рамсес Великий поклонился ему. Горло его сжалось, грудь болела: он, самый могущественный человек в мире, стал заложником банды убийц и воров. Овладев священными инсигниями царства, лишив его государственного достоинства, данного богами, они делали нелегитимной его власть, подталкивая к отречению. Рано или поздно, он вынужден будет это сделать, отдав трон интригану, который разрушит царство, созданное усилиями стольких династий.
Преступники атаковали не только его лично. Они покусились на образ правления и традиционные ценности, воплощением которых он является. И если среди этих негодяев были египтяне, то они действовали не в одиночку; на этот пагубный шаг их толкали ливийцы, хетты или сирийцы, преследовавшие цель, обрушив Египет с его пьедестала, открыть страну чуждым влияниям вплоть до потери самобытности и независимости.
От фараона к фараону завещание богов передавалось и сохранялось в неприкосновенности. Но сегодня оно оказалось в нечистых руках, и толковать его пытались порочные сердца. Долгое время Рамсес надеялся, что небо возьмет его под свое покровительство и народ не узнает трагической правды, пока он не найдет выхода.
Однако звезда великого монарха начала закатываться.
Следующего разлива Нила будет недостаточно. Конечно, государственные запасы зерна дадут наиболее пострадавшим провинциям возможность выжить, и ни один египтянин не умрет с голоду. Но крестьянам придется покинуть свои поля, и в народе пойдет ропот о том, что правитель более не в состоянии отвести беду, если только он не устроит праздник возрождения, во время которого боги и богини вдохнут в него новую силу. Силу, присущую хранителю завещания, узаконивающего его правление.
Рамсес Великий воззвал к свету, сыном которого он был. Он не сдастся без боя.
11
Крепко зажав в руке деревянную ручку своей бритвы, брадобрей скоблил ее лезвием щеки, подбородок и шею судьи Пазаира, сидевшего на табуретке у порога своего дома. Рядом стоял невозмутимо наблюдавший за этой сценой Северный Ветер, между ног которого спал Смельчак.
По обычаю своих собратьев, парикмахер болтал без умолку.
– Если вы наводите такую красоту, значит, вас пригласили во дворец.
– От вас ничего не скроешь.
Судья умолчал о том, что только что получил краткий ответ от визиря, который вызвал его к себе этим прекрасным летним утром и просил не мешкать с приходом.
– Вы получили новое назначение?
– Вряд ли.
– Да помогут вам боги! Ведь справедливый судья – их лучший помощник.
– Да, это мне не помешает.
Брадобрей окунул бритву в чашу на ножке, наполненную водой, куда была добавлена сода. Отстранившись от клиента, он оценил свою работу и аккуратно срезал несколько непокорных волосков на подбородке.
– В последние дни посланники фараона распространяют любопытные декреты; зачем Рамсес Великий постоянно повторяет, что он – единственная защита от несчастий и катастроф? Все и так это знают. И, в общем-то, никто… Поговаривают, однако, что его могущество клонится к закату. Гиена, что приходила напиться из реки, плохой урожай, дожди, обрушившиеся на Дельту в это время года… Это все серьезные признаки того, что боги недовольны. Некоторые считают, что Рамсесу следовало бы устроить праздник возрождения, чтобы вернуть свою магическую власть во всей полноте. Какое хорошее времечко! Пятнадцать дней отдыха, раздача еды, пиво от пуза, танцы на улицах… Пока царь, запершись в храме, будет сидеть там наедине с богами, мы славно развлечемся!
Царские декреты заинтриговали и Пазаира. Кто тот неведомый противник, который напугал Рамсеса? У него было ощущение, будто монарх держит оборону против врага – видимого или невидимого, во всяком случае неназванного, – который на него нападает. В Египте между тем было спокойно; никаких признаков нестабильности, если не считать этого таинственного заговора, чьи планы он нарушил, пусть и случайно. Но какая связь между кражей небесного железа и опасностью, грозившей трону?
Остается еще полководец Ашер, как утверждает Сути, предатель и союзник азиатов, никогда не оставлявших надежды завоевать Египет, страну несметных богатств. Даже если он займет один из высших постов в военном командовании, посмеет ли он поднять войска против царя? Это казалось маловероятным. Изменник заботился больше о собственной выгоде, чем о тяготах правления, которого он не в состоянии будет обеспечить.
С момента гибели его учителя Беранира Пазаир как бы утратил ориентиры. Его мысль работала вхолостую, он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Собрав целое досье против полководца Ашера и его вероятных сообщников, он, тем не менее, не видел перспективы, его неотступно преследовало страдальческое лицо так чтимого им человека, жизнь которого оборвалась.
– Вы выглядите великолепно, – оценил парикмахер. – Будете во дворце, замолвите обо мне хоть словечко; мне бы хотелось обслуживать благородных господ.
Судья кивнул.
Теперь мужа оглядела Нефрет. Волосы подкрашены, тело вымыто и умащено благовониями, набедренная повязка безупречной белизны – она осталась довольна.
– Ты готов?
– Уже пора. У меня испуганный вид?
– Снаружи – нет.
– В письме визиря не было ничего, что бы меня подбодрило.
– Не рассчитывай на его доброжелательное отношение, меньше будет разочарований.
– Если он лишит меня судейского звания, я все же потребую продолжения расследования.
– Да, мы не должны оставлять безнаказанным убийство Беранира.
От ее улыбающегося лица исходило ощущение твердости, и это его успокоило.
* * *
Все в тяжелых париках, длинных белых плиссированных одеждах, на высоте пупка украшенных узлом из ткани, девять друзей фараона собрались утром по просьбе визиря Баги. После довольно бурных дебатов участники совещания пришли к единому мнению. Хранитель Закона, начальник казны, смотритель каналов и водоемов, старший над царскими писцами, управитель земельных угодий, начальник тайной службы, писец кадастра и распорядитель в царском доме, обменявшись мнениями, приняли удивительное предложение визиря, поначалу показавшееся им невыполнимым и даже опасным. Но поскольку ситуация не терпела отлагательств и принимала драматический оборот, их решение оказалось скорым и необычным.
Когда было объявлено о приходе Пазаира, девять мужчин собрались на аудиенцию в большом зале с голыми белыми стенами и расселись на каменных скамьях по обе стороны от Баги, занявшего кресло с низкой спинкой. У него на шее висело внушительного вида сердце из меди, единственное ритуальное украшение, которое он себе позволял. У подножия кресла, как символ укрощенной силы, расстилалась шкура пантеры.
Судья Пазаир поклонился высокому собранию и преклонил колени. Ледяное выражение на лицах присутствующих не предвещало ничего хорошего.
– Встаньте, – приказал Баги.
Пазаир остался стоять напротив визиря. Чувствовать на себе эти жесткие взгляды было тяжелым испытанием.
– Судья Пазаир, вы согласны, что только исполнение Закона способно обеспечить процветание страны?
– Это мое глубочайшее убеждение.
– Если же мы не руководствуемся Законом, перестаем его уважать, считая лживым, то бунтовщики поднимут головы, начнет свирепствовать голод, и воцарятся демоны. С этим вы тоже согласны?
– Ваши слова – чистая правда.
– Я получил оба ваши письма, судья Пазаир, и сообщил их содержание высокому совету, чтобы каждый из его членов смог вынести собственное суждение о вашем поведении. Считаете ли вы, что честно исполняли ваш долг?
– Я не отступил от него ни в чем. Плоть моя страдала, на губах моих был вкус отчаяния и смерти, но все это так ничтожно по сравнению с тем тяжким оскорблением, которое было нанесено делу справедливости. Мое звание судьи оказалось запачкано и попрано.
– Если вы узнаете, что верховный страж Монтумес и старший судья царского портика были назначены на свои должности этим собранием и при моем согласии, вы снова будете настаивать на ваших обвинениях?
Пазаир сглотнул слюну. Он зашел слишком далеко. Даже вооружившись истиной и имея на руках неопровержимые доказательства, простой судья не должен был покушаться на столь важных персон. Визирь и его совет, безусловно, примут сторону своих назначенцев.
– Чем бы это мне ни грозило, я настаиваю на высказанных обвинениях. Я был сослан несправедливо, верховный страж не предпринял никаких серьезных проверок, старший судья предпочел ложь правде. Они стремились отстранить меня от дел, чтобы положить конец расследованию по поводу убийства Беранира, таинственной смерти ветеранов и исчезновения небесного железа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Нубиец внезапно проснулся и принялся ощупывать свой деревянный нос; иногда ему снилось, что этот мертвый материал вдруг превращается в живую, теплую плоть. Но момент оказался неподходящим для мечтаний: по лестнице кто-то поднимался. Павиан тоже открыл глаза. Кем жил окруженный оружием – луками, саблями, кинжалами и щитами; в одно мгновение он оказался вооружен, а в его жилище уже ломились двое стражников. Нубиец уложил первого, павиан – второго; однако на смену первым уже подходили еще человек двадцать.
– Спрячься! – приказал Кем своей обезьяне.
Павиан бросил ему взгляд, в котором досада смешивалась с обещанием отомстить, вылез в окно, спрыгнул на крышу соседнего дома и исчез.
Кем боролся яростно, совладать с ним было трудно; но когда вошел Монтумес, он уже лежал на спине, связанный по рукам и ногам.
Начальник стражи лично надел на его запястья еще одни путы.
– Наконец-то, – произнес он, улыбаясь, – мы поймали убийцу.
* * *
Пантера дробила осколки сапфира, изумруда, топаза и красного железняка, просеивала полученную пудру через сито из тонких волокон тростника. Потом высыпала ее в котелок и зажгла под ним огонь из щепок смоковницы. Затем добавила в его содержимое немного скипидарной смолы, чтобы получилась идеальная мазь, которой она придала форму конуса; ею она будет смазывать парики и закреплять прически, а также придавать приятный запах телу.
Сути застал светловолосую ливийку в тот момент, когда она рассматривала уже готовую смесь.
– Ты обходишься мне недешево, чертовка, а я еще не научился зарабатывать деньги. Теперь я даже не могу продать тебя в рабство.
– Ты переспал с египтянкой.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Тебя выдает запах.
– Пазаир поручил мне одно деликатное дельце.
– Пазаир, вечно этот Пазаир! Он приказал тебе изменить мне?
– Я общался с одной замечательной женщиной, она служит в самой крупной ткацкой мастерской нашего города.
– И что же в ней такого… замечательного? Грудь, задница или передок?
– Фу, как грубо.
Пантера бросилась на своего любовника с такой яростью, что он оказался прижатым к стене и не мог перевести дыхание.
– В твоей стране супружеская измена считается преступлением, не так ли?
– Мы не женаты.
– Женаты, если живем под одной крышей!
– Если принять в расчет твое происхождение, нам нужно свидетельство о браке, а я терпеть не могу эти бюрократические штуки.
– Если ты не прекратишь эту связь немедленно, я убью тебя.
Сути развернулся, и теперь уже ливийка оказалась прижатой к стене.
– Послушай меня внимательно, Пантера. Никто и никогда не указывал, как мне жить и что делать. Если я должен буду жениться на ком-то другом, чтобы исполнить свой долг друга, я сделаю это. Или ты это усвоишь, или уходи.
Ее глаза расширились, но из них не вытекло ни одной слезинки. Она убьет его, это решено.
* * *
Судья Пазаир, сидя в своем кабинете, готовился написать второе послание визирю – так же красиво исполненное, – где он постарается еще лучше разъяснить ему серьезность изложенных фактов и побудить срочно вмешаться в качестве высшей судебной инстанции Египта. Но в этот момент дверь отворилась и на пороге появился начальник стражи.
Монтумес изобразил на лице веселую мину:
– Судья Пазаир, вы должны меня похвалить!
– За что?
– Я арестовал убийцу Беранира.
Продолжая сидеть, Пазаир внимательно всматривался в лицо Монтумеса.
– Не смешите меня, сейчас не время для шуток.
– А я и не шучу.
– И кто же это?
– Кем, ваш полицейский-нубиец.
– Это несерьезно.
– Этот человек – настоящее животное! Вспомните его прошлое. Ему уже случалось убивать.
– Ваши обвинения весьма серьезны. Какими доказательствами вы располагаете?
– У нас есть свидетель.
– Пусть он явится в суд.
Монтумес слегка смутился.
– К сожалению, это невозможно и, главное, не нужно.
– Не нужно?
– Процесс уже состоялся, и справедливость восторжествовала.
Ничего не понимая, Пазаир встал.
– У меня есть документ, подписанный старшим судьей.
Судья стал читать папирус. Приговоренный к смерти Кем был заключен в карцер в большой тюрьме.
– Но здесь нет имени свидетеля.
– Это неважно… Он видел, как Кем убивал Беранира, и подтвердил свои показания под присягой.
– Кто это?
– Забудьте о нем. Убийца будет наказан, и это главное.
– Вам не хватает здравого смысла, Монтумес. Раньше вы бы не посмели предъявить мне подобную фальшивку.
– Я не понимаю…
– Вы осудили обвиняемого в его отсутствие. Это незаконно, и, следовательно, вся процедура теряет смысл.
– Я нашел виновника убийства, а вы толкуете мне о методах судопроизводства!
– Не судопроизводства, а Закона, – поправил Пазаир.
– Будьте благоразумны, в конце концов! Такими пустяками можно пренебречь.
– Виновность Кема не установлена.
– Какая разница. Кому нужен негр-преступник и к тому же урод?
Только лишь мысль о том, что он облечен высоким судейским званием, которое нельзя компрометировать, удержала Пазаира от резкости.
– Я знаю жизнь лучше вас, – продолжал Монтумес. – Иногда жертвы бывают необходимы. Ваша должность обязывает вас думать, прежде всего, о царстве, о его благополучии и безопасности.
– Разве Кем мог навредить им?
– Есть вещи, о которых лучше не говорить ни вам, ни мне. Осирис примет Беранира в царство праведников, а преступление будет наказано. Вам этого мало?
– Мне нужна правда, Монтумес.
– Это иллюзии!
– Без нее Египет погибнет.
– Это вы погибнете, Пазаир.
* * *
Кем не боялся смерти, но очень страдал без своей обезьяны. Они так давно были вместе, что стали почти как братья; но сейчас нубиец не мог, встретившись с ним взглядом, почувствовать, что они думают одинаково. И все же он был рад, что его товарищ на свободе. Самого Кема бросили в какой-то подвал с низким потолком и удушающей жарой. Никакого суда, скорый приговор и его немедленное исполнение: на этот раз ему не выкрутиться. Пазаир не успеет вмешаться, и ему останется лишь оплакивать гибель нубийца, которую Монтумес преподнесет как несчастный случай.
Кем не испытывал никакого уважения к роду людскому. Он считал людей существами развратными, подлыми и неискренними, годными лишь на то, чтобы служить кормом чудовищу, которое после загробного суда пожирает проклятых. Одной из немногих удач в своей жизни он считал знакомство с Пазаиром; всем своим поведением судья утверждал существование справедливости, в которую Кем уже очень давно не верил. Вместе с Нефрет, его подругой на вечные времена, Пазаир ввязался в заведомо проигранное сражение, нимало не заботясь о собственной судьбе. И нубийцу очень хотелось пройти рядом с судьей этот путь до конца, вплоть до финального краха, когда, как оно обычно и бывает в жизни, ложь одержит над ними окончательную победу.
Дверь камеры открылась.
Нубиец поднялся и выпятил грудь. Он не хотел предстать перед палачом сломленным человеком. Он решительно вышел из своей камеры, отстраняя протянутую к нему руку. Солнце ослепило его, и он не верил своим глазам.
– Этого не может…
Пазаир разрезал веревку, связывавшую запястья Кема.
– Я аннулировал ваше обвинение, поскольку оно составлено со множеством нарушений. Вы свободны.
Великан обнял судью так крепко, что чуть не задушил его.
– У вас и без меня полно неприятностей. Вы должны были оставить меня в этом каменном мешке.
– Тюрьма подействовала на ваши умственные способности?
– А где моя обезьяна?
– Скрывается.
– Она вернется.
– Она тоже оправдана. Старший судья признал мой протест обоснованным и отменил решение начальника стражи.
– Я сверну Монтумесу шею.
– В этом случае вы окажетесь виновны в убийстве. Нам и без этого есть чем заняться, например, отыскать этого таинственного свидетеля, из-за которого вас арестовали.
Нубиец поднял к небу сжатые кулаки.
– А вот уж это предоставьте мне!
Судья не ответил. Когда Кем снова увидел свой лук, стрелы, дубинку и деревянный щит, обтянутый бычьей кожей, им овладела буйная радость.
– Мой павиан – убийца, – заключил он, смеясь. – И никакой закон ему не указ.
* * *
Стоя перед разграбленным саркофагом Хеопса, Рамсес Великий поклонился ему. Горло его сжалось, грудь болела: он, самый могущественный человек в мире, стал заложником банды убийц и воров. Овладев священными инсигниями царства, лишив его государственного достоинства, данного богами, они делали нелегитимной его власть, подталкивая к отречению. Рано или поздно, он вынужден будет это сделать, отдав трон интригану, который разрушит царство, созданное усилиями стольких династий.
Преступники атаковали не только его лично. Они покусились на образ правления и традиционные ценности, воплощением которых он является. И если среди этих негодяев были египтяне, то они действовали не в одиночку; на этот пагубный шаг их толкали ливийцы, хетты или сирийцы, преследовавшие цель, обрушив Египет с его пьедестала, открыть страну чуждым влияниям вплоть до потери самобытности и независимости.
От фараона к фараону завещание богов передавалось и сохранялось в неприкосновенности. Но сегодня оно оказалось в нечистых руках, и толковать его пытались порочные сердца. Долгое время Рамсес надеялся, что небо возьмет его под свое покровительство и народ не узнает трагической правды, пока он не найдет выхода.
Однако звезда великого монарха начала закатываться.
Следующего разлива Нила будет недостаточно. Конечно, государственные запасы зерна дадут наиболее пострадавшим провинциям возможность выжить, и ни один египтянин не умрет с голоду. Но крестьянам придется покинуть свои поля, и в народе пойдет ропот о том, что правитель более не в состоянии отвести беду, если только он не устроит праздник возрождения, во время которого боги и богини вдохнут в него новую силу. Силу, присущую хранителю завещания, узаконивающего его правление.
Рамсес Великий воззвал к свету, сыном которого он был. Он не сдастся без боя.
11
Крепко зажав в руке деревянную ручку своей бритвы, брадобрей скоблил ее лезвием щеки, подбородок и шею судьи Пазаира, сидевшего на табуретке у порога своего дома. Рядом стоял невозмутимо наблюдавший за этой сценой Северный Ветер, между ног которого спал Смельчак.
По обычаю своих собратьев, парикмахер болтал без умолку.
– Если вы наводите такую красоту, значит, вас пригласили во дворец.
– От вас ничего не скроешь.
Судья умолчал о том, что только что получил краткий ответ от визиря, который вызвал его к себе этим прекрасным летним утром и просил не мешкать с приходом.
– Вы получили новое назначение?
– Вряд ли.
– Да помогут вам боги! Ведь справедливый судья – их лучший помощник.
– Да, это мне не помешает.
Брадобрей окунул бритву в чашу на ножке, наполненную водой, куда была добавлена сода. Отстранившись от клиента, он оценил свою работу и аккуратно срезал несколько непокорных волосков на подбородке.
– В последние дни посланники фараона распространяют любопытные декреты; зачем Рамсес Великий постоянно повторяет, что он – единственная защита от несчастий и катастроф? Все и так это знают. И, в общем-то, никто… Поговаривают, однако, что его могущество клонится к закату. Гиена, что приходила напиться из реки, плохой урожай, дожди, обрушившиеся на Дельту в это время года… Это все серьезные признаки того, что боги недовольны. Некоторые считают, что Рамсесу следовало бы устроить праздник возрождения, чтобы вернуть свою магическую власть во всей полноте. Какое хорошее времечко! Пятнадцать дней отдыха, раздача еды, пиво от пуза, танцы на улицах… Пока царь, запершись в храме, будет сидеть там наедине с богами, мы славно развлечемся!
Царские декреты заинтриговали и Пазаира. Кто тот неведомый противник, который напугал Рамсеса? У него было ощущение, будто монарх держит оборону против врага – видимого или невидимого, во всяком случае неназванного, – который на него нападает. В Египте между тем было спокойно; никаких признаков нестабильности, если не считать этого таинственного заговора, чьи планы он нарушил, пусть и случайно. Но какая связь между кражей небесного железа и опасностью, грозившей трону?
Остается еще полководец Ашер, как утверждает Сути, предатель и союзник азиатов, никогда не оставлявших надежды завоевать Египет, страну несметных богатств. Даже если он займет один из высших постов в военном командовании, посмеет ли он поднять войска против царя? Это казалось маловероятным. Изменник заботился больше о собственной выгоде, чем о тяготах правления, которого он не в состоянии будет обеспечить.
С момента гибели его учителя Беранира Пазаир как бы утратил ориентиры. Его мысль работала вхолостую, он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Собрав целое досье против полководца Ашера и его вероятных сообщников, он, тем не менее, не видел перспективы, его неотступно преследовало страдальческое лицо так чтимого им человека, жизнь которого оборвалась.
– Вы выглядите великолепно, – оценил парикмахер. – Будете во дворце, замолвите обо мне хоть словечко; мне бы хотелось обслуживать благородных господ.
Судья кивнул.
Теперь мужа оглядела Нефрет. Волосы подкрашены, тело вымыто и умащено благовониями, набедренная повязка безупречной белизны – она осталась довольна.
– Ты готов?
– Уже пора. У меня испуганный вид?
– Снаружи – нет.
– В письме визиря не было ничего, что бы меня подбодрило.
– Не рассчитывай на его доброжелательное отношение, меньше будет разочарований.
– Если он лишит меня судейского звания, я все же потребую продолжения расследования.
– Да, мы не должны оставлять безнаказанным убийство Беранира.
От ее улыбающегося лица исходило ощущение твердости, и это его успокоило.
* * *
Все в тяжелых париках, длинных белых плиссированных одеждах, на высоте пупка украшенных узлом из ткани, девять друзей фараона собрались утром по просьбе визиря Баги. После довольно бурных дебатов участники совещания пришли к единому мнению. Хранитель Закона, начальник казны, смотритель каналов и водоемов, старший над царскими писцами, управитель земельных угодий, начальник тайной службы, писец кадастра и распорядитель в царском доме, обменявшись мнениями, приняли удивительное предложение визиря, поначалу показавшееся им невыполнимым и даже опасным. Но поскольку ситуация не терпела отлагательств и принимала драматический оборот, их решение оказалось скорым и необычным.
Когда было объявлено о приходе Пазаира, девять мужчин собрались на аудиенцию в большом зале с голыми белыми стенами и расселись на каменных скамьях по обе стороны от Баги, занявшего кресло с низкой спинкой. У него на шее висело внушительного вида сердце из меди, единственное ритуальное украшение, которое он себе позволял. У подножия кресла, как символ укрощенной силы, расстилалась шкура пантеры.
Судья Пазаир поклонился высокому собранию и преклонил колени. Ледяное выражение на лицах присутствующих не предвещало ничего хорошего.
– Встаньте, – приказал Баги.
Пазаир остался стоять напротив визиря. Чувствовать на себе эти жесткие взгляды было тяжелым испытанием.
– Судья Пазаир, вы согласны, что только исполнение Закона способно обеспечить процветание страны?
– Это мое глубочайшее убеждение.
– Если же мы не руководствуемся Законом, перестаем его уважать, считая лживым, то бунтовщики поднимут головы, начнет свирепствовать голод, и воцарятся демоны. С этим вы тоже согласны?
– Ваши слова – чистая правда.
– Я получил оба ваши письма, судья Пазаир, и сообщил их содержание высокому совету, чтобы каждый из его членов смог вынести собственное суждение о вашем поведении. Считаете ли вы, что честно исполняли ваш долг?
– Я не отступил от него ни в чем. Плоть моя страдала, на губах моих был вкус отчаяния и смерти, но все это так ничтожно по сравнению с тем тяжким оскорблением, которое было нанесено делу справедливости. Мое звание судьи оказалось запачкано и попрано.
– Если вы узнаете, что верховный страж Монтумес и старший судья царского портика были назначены на свои должности этим собранием и при моем согласии, вы снова будете настаивать на ваших обвинениях?
Пазаир сглотнул слюну. Он зашел слишком далеко. Даже вооружившись истиной и имея на руках неопровержимые доказательства, простой судья не должен был покушаться на столь важных персон. Визирь и его совет, безусловно, примут сторону своих назначенцев.
– Чем бы это мне ни грозило, я настаиваю на высказанных обвинениях. Я был сослан несправедливо, верховный страж не предпринял никаких серьезных проверок, старший судья предпочел ложь правде. Они стремились отстранить меня от дел, чтобы положить конец расследованию по поводу убийства Беранира, таинственной смерти ветеранов и исчезновения небесного железа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37