- На палубе крейсера. Под салют. Мне тогда тринадцать лет исполнилось.
– Рассказали бы, Егор Иванович, - предложил папа. - Молодежи полезно.
– Обязательно расскажу, - пообещал адмирал. - В другой раз. Для меня этот кортик - самое дорогое в жизни. Дороже всех наград. Слава богу, что его тогда не украли.
– А вот это что? - спросил Алешка, протягивая адмиралу кортик. - Цифирки какие-то? Чей-то телефон? Мобильный номер?
Я тоже посмотрел: на клинке, возле самой рукоятки, были выбиты крохотные цифры.
Адмирал рассмеялся.
– Это номер, но не телефонный. Каждое боевое оружие имеет свой номер. А мой номер - особенный, счастливый.
– А что за счастье? - спросила мама.
– Видите? - Адмирал забрал у Алешки кортик и показал маме цифры. - Видите: 25121930?
– Волшебные цифры, - на всякий случай согласилась мама. - Их нужно сложить? Или умножить? Для формулы счастья.
Адмирал рассмеялся еще веселее:
– Это дата и год моего рождения!
– Это вы такой старый? - ахнул Алешка. - Двадцать пять миллионов лет! Да еще с копейками! А на вид вам больше ста не дашь.
Тут уж расхохотались все. А мама дернула Алешку за ухо.
– Двадцать пять - двенадцать, - задыхаясь от смеха, пояснил адмирал, - двадцать пятое декабря. А девятнадцать - тридцать - тысяча девятьсот тридцатый год.
– Тогда еще ничего, - согласился Алешка. - Не очень много.
– Порядок! - согласился адмирал и со звонким щелчком загнал кортик в ножны.
И мы все пошли провожать адмирала.
А Гретку с собой не взяли. Она изобразила обиду, легла на свое место, положила голову на передние лапы и поглядывала на нас исподлобья с укором и грустью.
Конечно, хорошо было бы прогулять ее перед сном. Но тут у нас были небольшие заморочки. Когда Гретка прошла все собачьи школы, она осталась такой же веселой и дружелюбной. Но еще строже и внимательнее стала опекать Алешку как самого младшего в семье - она считала его своим щенком, о котором должна заботиться. И поэтому на улице никому не позволяла к нему подходить. Да никто и не пытался. Ведь Гретка такая артистка! Видели бы вы, как она идет рядом с Алешкой! Ее не узнать. Она становится какой-то приземистой, наклоняет голову и внимательно, недружелюбно смотрит исподлобья на всех встречных, да еще и идет при этом так тяжело, вразвалочку, что все предпочитают обходить ее стороной. Мол, только троньте этого пацана - мало не покажется, я начеку!
А вот с папой она идет совсем по-другому. Веселой, легкой, приплясывающей походкой. Сияет глазами, блестит белыми зубами в улыбке. Она, наверное, считает, что это папа ее должен охранять и защищать, как глава семьи.
Особенно она стала заботиться об Алешке после того, как в парке его окружила стая недружелюбных бродячих собак. Она дала им такой разгон, что после этого они вовсе не появлялись в парке. И, кстати, с той поры, услышав слово «собака», Грета беззаветно рвется в бой. Для нее это слово - сигнал к атаке.
Ну, а поздно вечером или ночью она становится еще более бдительной и настороженной. Она может даже яростно облаять машину, у которой вдруг срабатывает сигнализация. Так яростно, что не выдерживают и соседние машины, и тогда разноголосый их вой поднимается на всю нашу округу…
В общем, Гретка проводила нас обиженным взглядом и протяжно вздохнула.
На улице было темно. И по-осеннему промозгло. Стояла тишина. И почти нигде не светились окна. Папа и мама шли впереди, под ручку. Мама звонко стучала в ночной тиши своими каблуками по асфальту. А мы с Алешкой шли сзади, по бокам адмирала. Причем Алешка - с того бока, где висел у адмирала кортик. Адмирал припрыгивал и вполголоса напевал морскую песню. Про широкое море и бушующие вдали волны. Он, наверное, тоже на банкете коньяк пил.
Но чем дальше мы шли и чем ближе подходили к дому адмирала, тем грустнее и задумчивее звучала его песня. Она и сама по себе невеселой была, о горькой матросской судьбе, а в исполнении старичка адмирала своим дребезжащим голоском до слез почти что трогала.
Алешка это почувствовал и весело сказал:
– Как вы сейчас домой придете! Как чайник поставите! Как чаю напьетесь! И - спать! Здорово, да? В школу вам утром не надо, на работу не надо…
– В магазин надо, - грустно сказал адмирал. - За кефиром. А чай одному пить скучно.
– Вы совсем-совсем один живете? У вас даже кошки нет?
– Тараканы есть, на кухне. Да что от них толку?
– Да, - вздохнул Алешка. - С ними не пообщаешься. - И посоветовал: - А вы бы что-нибудь придумали. Ну, там, марки собирали бы. Меняться ими интересно - и так, и в письмах.
– А мне никто не пишет, - усмехнулся адмирал. - Только на 9 Мая президент открытку присылает.
– Ну, тогда мы будем к вам в гости приходить!
Обрадовал! Я даже за адмирала испугался немного. Такой гость, как Алешка, скучать не даст!
– Придумал! - Алешка даже остановился. - Вы лучше книгу напишите! О своих подвигах. У вас ведь такое интересное детство было! Боевое!
И адмирал тоже остановился. Эта мысль ему, видно, понравилась. Он немного сдвинул фуражку на затылок и приосанился - вот-вот закукарекает. Как петушок на рассвете.
Но он не успел. Окружающая тишина вдруг стала нарушаться где-то вдали, у парка. И превратилась в нарастающий треск и грохот. И навстречу нам вылетела на мопедах хулиганская компания пацанов. Мы едва успели отскочить на тротуар.
Они с треском, свистом и криками проскочили мимо и постепенно затихли вдали. Сопровождаемые воплями потревоженных машин.
Папа повернулся к нам.
– Кто такие? - спросил он.
– Шаштарыч, - буркнул Алешка.
– Лиса Алиса, - добавил я. - И Кот Базилио.
– Объяснили… - буркнул папа.
– Они так каждую ночь гоняют.
Глава II
ШАШТАРЫЧ И Ко
Утром мы встали с таким трудом, будто накануне отработали с Алешкой подъемными кранами. На высотной стройке. По две смены.
– Спать хочу, - зевнул Алешка, сидя на тахте. - Наверное, конфет объелся.
Я тоже зевнул во весь рот:
– А я не объелся - мне не хватило. Ты всю коробку слопал. Кроме оленя.
– Ничего не слопал! - обиделся Алешка. - Я их в пакет спрятал и адмиралу в карман засунул.
– Зачем? - удивился я.
– А как же! Он утром пойдет в магазин за своим кефиром, сунет руку в карман, а там такая радость! - Алешка, как в замедленном кино, позевывая, начал одеваться. - Мне, Дим, его жалко стало. Я, знаешь, о чем подумал? Ему ведь на два года было больше, чем мне, когда он воевал с фашистами. А этот гад хотел его медали и кортик украсть.
– Папа на суде был, - сказал я. - И требовал, чтобы этому жулику из шкафа побольше влепили.
– А я бы таких всю жизнь в клетке держал. С табличкой: «Не подходите близко - кусается!»
Тут дверь распахнулась, и ворвалась мама. Утренним вихрем.
– Вы еще в постелях! Опять опоздаете! Живо в ванную, завтракать пора!
– Я в ванной завтракать не буду, - хихикнул Алешка. - А папа встал?
– Папа уже на работе. Берите с него пример!
– Вот еще! - усмехнулся Алешка. - Мы лучше с тебя будем пример брать.
– Это почему? - загордилась мама.
– Потому что ты еще дома.
– А ну, марш умываться! - Она легонько ухватила Алешку за ухо и вывела из комнаты.
В школу мы, конечно, опять опоздали. Да мы и не очень спешили. Школа никуда не денется. Она уже тридцать лет стоит на одном и том же месте. И хоть бы хны. Облупилась, конечно, местами, краска на дверях колечками завилась, стекла в некоторых окнах в трещинах, но лет тридцать еще простоит.
А вот гимназия, которую рядом построили, - как игрушечка! В любую погоду блестит. И вся окружена сверкающими иномарками. И обсажена голубыми елями в пластмассовых кадках. А на спортивной площадке у них есть даже теннисный корт за высокими сетками, и в самом здании - свой бассейн.
Из-за этой гимназии мы стали опаздывать в школу каждый день. Вся ее территория огорожена черным стальным забором, и мы никак не можем привыкнуть, что прямая дорожка в родную школу кончилась - нужно обходить гимназию дальним путем.
Мы как раз шли мимо ее ворот, когда их распахнул охранник в черной форме и выпустил на волю громадный джип с черными стеклами.
– Шаштарыча привозил, - проворчал Алешка.
Шаштарыч в прошлом году учился в нашей школе, но тут его родители быстро разбогатели и перевели Шаштарыча в платную гимназию. Джип с черными стеклами каждое утро привозил его на уроки и каждый день забирал обратно. Иногда он забирал и «адъютантов» Шаштарыча - Лису Алису и Кота Базилио. Они тоже раньше в нашей школе учились. Лиса Алиса (по фамилии Алисов) не очень был лицом на лисичку похож - только глазками, хитрыми и быстрыми; он все время что-нибудь высматривал - полезное для себя и вредное для других. И Шаштарычу бежал докладывать. Ну и рыжий он был немножко. А Кот Базилио (Васильев), тот вылитый котяра - лицо круглое, а под носом жиденькие усики.
Мы с ними и в школе не дружили, а теперь вообще старались друг друга избегать. По всяким причинам. Но до прямых схваток пока не доходило. К счастью. Ребята они были крепкие, а Шаштарыч занимался всякими восточными единоборствами, по корту с ракеткой бегал и фитнесы какие-то принимал.
Как он стал Шаштарычем, я не заметил. В первых классах его, по фамилии Каштанов, звали Каштанкой. Потом Каштанка незаметно переделалась в Шаштарку, ну а где-то в восьмом классе Шаштарка стала Шаштарычем. Тогда же к нему прилипли и Лиса Алиса с Котом Базилио. Кот Базилио еще какое-то время человеком был. И учился неплохо, и мореплавателем хотел стать, клеил модели всяких кораблей, мечтал какой-нибудь остров открыть в далеком океане. А вот когда к Шаштарычу прилепился, совсем другим стал. Он уже мечтал не острова открывать, а морским разбоем заняться. Лихое пиратство стало его мечтой.
Вот они и пиратствовали. В младших классах. Отбирали у малышей мелочь на завтраки, мобильники, хорошие авторучки. Правда, делали это незаметно, тайно, запугав первоклашек своими угрозами. Первоклашки и так всего боятся, а тут такие злодеи.
Правда, один раз прокололись. В один прекрасный день в школу заявился старший брат одного первоклашки, студент института физкультуры, боксер и борец, со своими товарищами. Они вывели Шаштарыча и его «адъютантов» на наш стадион и, ничего не выясняя, «поиграли с ними в футбол». Без мячика.
С тех пор Шаштарыч и Ко присмирели, но, наверное, своих гадостей не прекратили. Уж очень заманчиво среди слабых себя сильными ощущать.
Я, когда с нашим адмиралом познакомился, все чаще стал задумываться: почему так - один пацан берется за оружие и смело воюет со страшным и взрослым врагом, а другой пацан, из той же страны и тех же лет, воюет не с врагами, а с малышами, беззащитными и робкими?
…Водитель джипа, едва выехав за ворота, резко газанул и, промчавшись мимо нас, чуть не окатил нас грязной водой из лужи. Я еще не успел выругаться, как Лешка взмахнул ему вслед рукой, будто бросил вдогон камень.
Джип с визгом, словно заорал от злости, затормозил. Водитель выскочил и решительно направился к нам. Мы не дрогнули. Мы давно поняли, что хамов не надо бояться - их надо ненавидеть.
Водитель подошел вплотную и навис над нами. Лицо его было свирепое, но показалось мне знакомым. Алешка первым узнал его и небрежно бросил:
– Хай, Степик!
Водитель вздрогнул и растерялся:
– Это вы?
Да, это мы, а это он. Бывший папин сотрудник, бывший майор милиции по фамилии Степик. Папа очень им гордился, и Степик часто бывал у нас дома. А потом он женился и родил сразу двоих детей. Ну, не сам, конечно, родил, а его жена. И он ушел из милиции в частную охрану, потому что там больше платили. И после этого в нашем доме мы его не видели. Папа такие вещи не прощает.
– Извините, парни, - попросил прощения Степик. - Я вас не узнал.
– А других можно, да? - непримиримо спросил Алешка.
– Случайно получилось. - Степик оправдывался, как виноватый пацан перед строгим отцом. - Расстроился. Подвезти вас?
– Не стоит, - холодно сказал Алешка. - Будьте здоровы.
Мы повернулись и пошли.
– Сергею Александровичу - мой привет! - крикнул нам вслед Степик.
Алешка отрицательно помотал головой, не оборачиваясь.
А Степик так и стоял, провожая нас взглядом.
Мы опоздали так безнадежно, что на школьном крыльце нас встретил сам директор - бравый полковник в отставке Семен Михайлович.
Я уже рассказывал как-то, что он стал директором нашей школы, когда вышел в отставку. И, конечно, свои командирские навыки перенес на воспитание детей. Офицерскими методами. Он был строг и грозен, но справедлив. Ненавидел ложь, трусость и предательство. Но почему-то считал, что главное в учебном процессе - это дисциплина.
– Из разгильдяя, - говорил он, взмахивая рукой, будто в ней была острая сабля, - никогда человека не получится. Любой дисциплинированный оболтус надежнее в бою, чем разгильдяй-отличник. Отставить разговоры!
Мы (и наши педагоги) его побаивались, но любили. Главное - он был справедливый человек.
Директор стоял, уперев одну руку в бок, а другой подкручивал длинный колючий ус.
– Мне кажется, - сказал он, - что братья Оболенские не любят приходить в школу вовремя.
– Не любят, - вздохнул Алешка.
– У них не получается, - вздохнул и я.
– Я вас прощу еще раз, если вы решите мне одну проблему.
– Хоть две, - щедро пообещал Алешка.
Это он умеет: две проблемы решит, но еще двадцать добавит.
– Излагайте, Семен Михайлович, - поторопил я директора. - А то мы и ко второму уроку не успеем.
– Излагаю. Через неделю празднуем День родной школы.
– Клево! - согласился Алешка.
– Не простой День, а юбилейный! Тридцать лет!
Я демонстративно взглянул на часы над дверью.
Семен Михайлович намек понял и успокоил нас:
– Эту проблему я решу. А вы - мою, вернее - нашу общую. Попросите своего отца, уважаемого Сергея Александровича, чтобы он выделил нам на торжественный вечер какого-нибудь героя из своих рядов. С орденами и медалями. Чтобы он наш личный состав поприветствовал и заразил своим примером.
– А сам Сергей Александрович вам не подойдет? - ревниво спросил Алешка. - С орденами и медалями?
– Не подойдет, - вздохнул директор и выпустил из пальцев свой ус. - Он в прошлом году у нас уже засветился.
– Хорошо, - сказал я. - Мы его уговорим.
– За отличное поведение в четверти. - Алешка выставил свое условие. Семен Михайлович вздохнул и согласился.
После уроков Алешка ждал меня во дворе школы. Спрятавшись от моросящего дождика под облетевшей березкой.
– Давно здесь сижу, - безмятежно сообщил он. - Меня Мишка из класса выгнал.
Мишка - это учитель физики Михаил Иванович Потапов. Он сейчас заменяет в Алешкином классе заболевшую училку. Этот физик довольно молодой, но вредный. Мы называем его то Потапычем, то Мишкой. Он об этом знает и почему-то злится. Он вообще все время злится. С ним лучше не связываться. Сам из себя весь толстый и сонный. Но все видит и замечает. А видит только плохое, а хорошее не замечает. Я один раз все цветы в классе полил, так он даже не похвалил. Сказал только: «Надо цветы поливать, раз уж взялся, а не пол и не подоконники». В общем, не очень мы его любили.
– Что ты натворил? - спросил я Алешку.
– Как раз ничего. - Он поежился от холодной капли, попавшей ему за ворот. - Правда, Дим, ничего.
В самом деле - ничего. Он всего лишь тихо и мирно уснул за своей партой. А когда Потапыч сердито разбудил его, Лешка не сразу врубился и недовольно проворчал, напевая:
– Мишки спят, и книжки спят…
Потапыч, естественно, принял это на свой счет. Потому что иногда и сам задремывал за столом во время урока.
Оказавшись за дверью класса, Алешка пошел за правдой к директору.
– Нет уж, - Семен Михайлович отложил кроссворд и шлепнул ладонью по столу, - за опоздание я вас отмазал, а спать на уроках мы не договаривались. Кругом!
Тогда Алешка наврал ему, что нам всю ночь не давали спать папины сотрудники. Они приехали к нам перед опасной операцией и всю ночь ее обсуждали.
– Во весь голос, - вдохновенно врал Алешка. - Да еще всеми своими медалями звенели. И кортиками.
– Вот-вот! - обрадовался Семен Михайлович. - У вас этих медалистов и орденоносцев в квартире полно. Неужели для родной школы хоть одного не найдете?
– Если папа узнает, что меня выгнали из класса, конечно, не найдем!
Семен Михайлович вздохнул:
– Не узнает… Отмажу.
Мы пошли домой. Пообедали. Помогли маме по хозяйству. Так здорово помогли, что она не выдержала и прогнала нас из кухни. Тогда мы сели за уроки. Каждый на свою тахту…
На самом интересном месте меня разбудил мамин голос:
– Интересно мне: что вы будете делать ночью? Подъем! Папа пришел, пошли ужинать.
За ужином мы насели на папу. И он сразу нам отказал, потому что почувствовал подвох. Он так и сказал:
– Хорошие оценки добываются трудом. А не папиными сотрудниками. Нет у меня свободных героев, все заняты.
Тут как раз позвонил Семен Михайлович.
Папа пошел в кабинет к своему телефону, а мы, конечно, к «своему» - параллельному, в прихожей.
– Приветствую вас, Сергей Александрович, - сказал директор. - Ребята передали вам мою просьбу? Как вы на нее отозвались?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Три кило веселья'
1 2 3
– Рассказали бы, Егор Иванович, - предложил папа. - Молодежи полезно.
– Обязательно расскажу, - пообещал адмирал. - В другой раз. Для меня этот кортик - самое дорогое в жизни. Дороже всех наград. Слава богу, что его тогда не украли.
– А вот это что? - спросил Алешка, протягивая адмиралу кортик. - Цифирки какие-то? Чей-то телефон? Мобильный номер?
Я тоже посмотрел: на клинке, возле самой рукоятки, были выбиты крохотные цифры.
Адмирал рассмеялся.
– Это номер, но не телефонный. Каждое боевое оружие имеет свой номер. А мой номер - особенный, счастливый.
– А что за счастье? - спросила мама.
– Видите? - Адмирал забрал у Алешки кортик и показал маме цифры. - Видите: 25121930?
– Волшебные цифры, - на всякий случай согласилась мама. - Их нужно сложить? Или умножить? Для формулы счастья.
Адмирал рассмеялся еще веселее:
– Это дата и год моего рождения!
– Это вы такой старый? - ахнул Алешка. - Двадцать пять миллионов лет! Да еще с копейками! А на вид вам больше ста не дашь.
Тут уж расхохотались все. А мама дернула Алешку за ухо.
– Двадцать пять - двенадцать, - задыхаясь от смеха, пояснил адмирал, - двадцать пятое декабря. А девятнадцать - тридцать - тысяча девятьсот тридцатый год.
– Тогда еще ничего, - согласился Алешка. - Не очень много.
– Порядок! - согласился адмирал и со звонким щелчком загнал кортик в ножны.
И мы все пошли провожать адмирала.
А Гретку с собой не взяли. Она изобразила обиду, легла на свое место, положила голову на передние лапы и поглядывала на нас исподлобья с укором и грустью.
Конечно, хорошо было бы прогулять ее перед сном. Но тут у нас были небольшие заморочки. Когда Гретка прошла все собачьи школы, она осталась такой же веселой и дружелюбной. Но еще строже и внимательнее стала опекать Алешку как самого младшего в семье - она считала его своим щенком, о котором должна заботиться. И поэтому на улице никому не позволяла к нему подходить. Да никто и не пытался. Ведь Гретка такая артистка! Видели бы вы, как она идет рядом с Алешкой! Ее не узнать. Она становится какой-то приземистой, наклоняет голову и внимательно, недружелюбно смотрит исподлобья на всех встречных, да еще и идет при этом так тяжело, вразвалочку, что все предпочитают обходить ее стороной. Мол, только троньте этого пацана - мало не покажется, я начеку!
А вот с папой она идет совсем по-другому. Веселой, легкой, приплясывающей походкой. Сияет глазами, блестит белыми зубами в улыбке. Она, наверное, считает, что это папа ее должен охранять и защищать, как глава семьи.
Особенно она стала заботиться об Алешке после того, как в парке его окружила стая недружелюбных бродячих собак. Она дала им такой разгон, что после этого они вовсе не появлялись в парке. И, кстати, с той поры, услышав слово «собака», Грета беззаветно рвется в бой. Для нее это слово - сигнал к атаке.
Ну, а поздно вечером или ночью она становится еще более бдительной и настороженной. Она может даже яростно облаять машину, у которой вдруг срабатывает сигнализация. Так яростно, что не выдерживают и соседние машины, и тогда разноголосый их вой поднимается на всю нашу округу…
В общем, Гретка проводила нас обиженным взглядом и протяжно вздохнула.
На улице было темно. И по-осеннему промозгло. Стояла тишина. И почти нигде не светились окна. Папа и мама шли впереди, под ручку. Мама звонко стучала в ночной тиши своими каблуками по асфальту. А мы с Алешкой шли сзади, по бокам адмирала. Причем Алешка - с того бока, где висел у адмирала кортик. Адмирал припрыгивал и вполголоса напевал морскую песню. Про широкое море и бушующие вдали волны. Он, наверное, тоже на банкете коньяк пил.
Но чем дальше мы шли и чем ближе подходили к дому адмирала, тем грустнее и задумчивее звучала его песня. Она и сама по себе невеселой была, о горькой матросской судьбе, а в исполнении старичка адмирала своим дребезжащим голоском до слез почти что трогала.
Алешка это почувствовал и весело сказал:
– Как вы сейчас домой придете! Как чайник поставите! Как чаю напьетесь! И - спать! Здорово, да? В школу вам утром не надо, на работу не надо…
– В магазин надо, - грустно сказал адмирал. - За кефиром. А чай одному пить скучно.
– Вы совсем-совсем один живете? У вас даже кошки нет?
– Тараканы есть, на кухне. Да что от них толку?
– Да, - вздохнул Алешка. - С ними не пообщаешься. - И посоветовал: - А вы бы что-нибудь придумали. Ну, там, марки собирали бы. Меняться ими интересно - и так, и в письмах.
– А мне никто не пишет, - усмехнулся адмирал. - Только на 9 Мая президент открытку присылает.
– Ну, тогда мы будем к вам в гости приходить!
Обрадовал! Я даже за адмирала испугался немного. Такой гость, как Алешка, скучать не даст!
– Придумал! - Алешка даже остановился. - Вы лучше книгу напишите! О своих подвигах. У вас ведь такое интересное детство было! Боевое!
И адмирал тоже остановился. Эта мысль ему, видно, понравилась. Он немного сдвинул фуражку на затылок и приосанился - вот-вот закукарекает. Как петушок на рассвете.
Но он не успел. Окружающая тишина вдруг стала нарушаться где-то вдали, у парка. И превратилась в нарастающий треск и грохот. И навстречу нам вылетела на мопедах хулиганская компания пацанов. Мы едва успели отскочить на тротуар.
Они с треском, свистом и криками проскочили мимо и постепенно затихли вдали. Сопровождаемые воплями потревоженных машин.
Папа повернулся к нам.
– Кто такие? - спросил он.
– Шаштарыч, - буркнул Алешка.
– Лиса Алиса, - добавил я. - И Кот Базилио.
– Объяснили… - буркнул папа.
– Они так каждую ночь гоняют.
Глава II
ШАШТАРЫЧ И Ко
Утром мы встали с таким трудом, будто накануне отработали с Алешкой подъемными кранами. На высотной стройке. По две смены.
– Спать хочу, - зевнул Алешка, сидя на тахте. - Наверное, конфет объелся.
Я тоже зевнул во весь рот:
– А я не объелся - мне не хватило. Ты всю коробку слопал. Кроме оленя.
– Ничего не слопал! - обиделся Алешка. - Я их в пакет спрятал и адмиралу в карман засунул.
– Зачем? - удивился я.
– А как же! Он утром пойдет в магазин за своим кефиром, сунет руку в карман, а там такая радость! - Алешка, как в замедленном кино, позевывая, начал одеваться. - Мне, Дим, его жалко стало. Я, знаешь, о чем подумал? Ему ведь на два года было больше, чем мне, когда он воевал с фашистами. А этот гад хотел его медали и кортик украсть.
– Папа на суде был, - сказал я. - И требовал, чтобы этому жулику из шкафа побольше влепили.
– А я бы таких всю жизнь в клетке держал. С табличкой: «Не подходите близко - кусается!»
Тут дверь распахнулась, и ворвалась мама. Утренним вихрем.
– Вы еще в постелях! Опять опоздаете! Живо в ванную, завтракать пора!
– Я в ванной завтракать не буду, - хихикнул Алешка. - А папа встал?
– Папа уже на работе. Берите с него пример!
– Вот еще! - усмехнулся Алешка. - Мы лучше с тебя будем пример брать.
– Это почему? - загордилась мама.
– Потому что ты еще дома.
– А ну, марш умываться! - Она легонько ухватила Алешку за ухо и вывела из комнаты.
В школу мы, конечно, опять опоздали. Да мы и не очень спешили. Школа никуда не денется. Она уже тридцать лет стоит на одном и том же месте. И хоть бы хны. Облупилась, конечно, местами, краска на дверях колечками завилась, стекла в некоторых окнах в трещинах, но лет тридцать еще простоит.
А вот гимназия, которую рядом построили, - как игрушечка! В любую погоду блестит. И вся окружена сверкающими иномарками. И обсажена голубыми елями в пластмассовых кадках. А на спортивной площадке у них есть даже теннисный корт за высокими сетками, и в самом здании - свой бассейн.
Из-за этой гимназии мы стали опаздывать в школу каждый день. Вся ее территория огорожена черным стальным забором, и мы никак не можем привыкнуть, что прямая дорожка в родную школу кончилась - нужно обходить гимназию дальним путем.
Мы как раз шли мимо ее ворот, когда их распахнул охранник в черной форме и выпустил на волю громадный джип с черными стеклами.
– Шаштарыча привозил, - проворчал Алешка.
Шаштарыч в прошлом году учился в нашей школе, но тут его родители быстро разбогатели и перевели Шаштарыча в платную гимназию. Джип с черными стеклами каждое утро привозил его на уроки и каждый день забирал обратно. Иногда он забирал и «адъютантов» Шаштарыча - Лису Алису и Кота Базилио. Они тоже раньше в нашей школе учились. Лиса Алиса (по фамилии Алисов) не очень был лицом на лисичку похож - только глазками, хитрыми и быстрыми; он все время что-нибудь высматривал - полезное для себя и вредное для других. И Шаштарычу бежал докладывать. Ну и рыжий он был немножко. А Кот Базилио (Васильев), тот вылитый котяра - лицо круглое, а под носом жиденькие усики.
Мы с ними и в школе не дружили, а теперь вообще старались друг друга избегать. По всяким причинам. Но до прямых схваток пока не доходило. К счастью. Ребята они были крепкие, а Шаштарыч занимался всякими восточными единоборствами, по корту с ракеткой бегал и фитнесы какие-то принимал.
Как он стал Шаштарычем, я не заметил. В первых классах его, по фамилии Каштанов, звали Каштанкой. Потом Каштанка незаметно переделалась в Шаштарку, ну а где-то в восьмом классе Шаштарка стала Шаштарычем. Тогда же к нему прилипли и Лиса Алиса с Котом Базилио. Кот Базилио еще какое-то время человеком был. И учился неплохо, и мореплавателем хотел стать, клеил модели всяких кораблей, мечтал какой-нибудь остров открыть в далеком океане. А вот когда к Шаштарычу прилепился, совсем другим стал. Он уже мечтал не острова открывать, а морским разбоем заняться. Лихое пиратство стало его мечтой.
Вот они и пиратствовали. В младших классах. Отбирали у малышей мелочь на завтраки, мобильники, хорошие авторучки. Правда, делали это незаметно, тайно, запугав первоклашек своими угрозами. Первоклашки и так всего боятся, а тут такие злодеи.
Правда, один раз прокололись. В один прекрасный день в школу заявился старший брат одного первоклашки, студент института физкультуры, боксер и борец, со своими товарищами. Они вывели Шаштарыча и его «адъютантов» на наш стадион и, ничего не выясняя, «поиграли с ними в футбол». Без мячика.
С тех пор Шаштарыч и Ко присмирели, но, наверное, своих гадостей не прекратили. Уж очень заманчиво среди слабых себя сильными ощущать.
Я, когда с нашим адмиралом познакомился, все чаще стал задумываться: почему так - один пацан берется за оружие и смело воюет со страшным и взрослым врагом, а другой пацан, из той же страны и тех же лет, воюет не с врагами, а с малышами, беззащитными и робкими?
…Водитель джипа, едва выехав за ворота, резко газанул и, промчавшись мимо нас, чуть не окатил нас грязной водой из лужи. Я еще не успел выругаться, как Лешка взмахнул ему вслед рукой, будто бросил вдогон камень.
Джип с визгом, словно заорал от злости, затормозил. Водитель выскочил и решительно направился к нам. Мы не дрогнули. Мы давно поняли, что хамов не надо бояться - их надо ненавидеть.
Водитель подошел вплотную и навис над нами. Лицо его было свирепое, но показалось мне знакомым. Алешка первым узнал его и небрежно бросил:
– Хай, Степик!
Водитель вздрогнул и растерялся:
– Это вы?
Да, это мы, а это он. Бывший папин сотрудник, бывший майор милиции по фамилии Степик. Папа очень им гордился, и Степик часто бывал у нас дома. А потом он женился и родил сразу двоих детей. Ну, не сам, конечно, родил, а его жена. И он ушел из милиции в частную охрану, потому что там больше платили. И после этого в нашем доме мы его не видели. Папа такие вещи не прощает.
– Извините, парни, - попросил прощения Степик. - Я вас не узнал.
– А других можно, да? - непримиримо спросил Алешка.
– Случайно получилось. - Степик оправдывался, как виноватый пацан перед строгим отцом. - Расстроился. Подвезти вас?
– Не стоит, - холодно сказал Алешка. - Будьте здоровы.
Мы повернулись и пошли.
– Сергею Александровичу - мой привет! - крикнул нам вслед Степик.
Алешка отрицательно помотал головой, не оборачиваясь.
А Степик так и стоял, провожая нас взглядом.
Мы опоздали так безнадежно, что на школьном крыльце нас встретил сам директор - бравый полковник в отставке Семен Михайлович.
Я уже рассказывал как-то, что он стал директором нашей школы, когда вышел в отставку. И, конечно, свои командирские навыки перенес на воспитание детей. Офицерскими методами. Он был строг и грозен, но справедлив. Ненавидел ложь, трусость и предательство. Но почему-то считал, что главное в учебном процессе - это дисциплина.
– Из разгильдяя, - говорил он, взмахивая рукой, будто в ней была острая сабля, - никогда человека не получится. Любой дисциплинированный оболтус надежнее в бою, чем разгильдяй-отличник. Отставить разговоры!
Мы (и наши педагоги) его побаивались, но любили. Главное - он был справедливый человек.
Директор стоял, уперев одну руку в бок, а другой подкручивал длинный колючий ус.
– Мне кажется, - сказал он, - что братья Оболенские не любят приходить в школу вовремя.
– Не любят, - вздохнул Алешка.
– У них не получается, - вздохнул и я.
– Я вас прощу еще раз, если вы решите мне одну проблему.
– Хоть две, - щедро пообещал Алешка.
Это он умеет: две проблемы решит, но еще двадцать добавит.
– Излагайте, Семен Михайлович, - поторопил я директора. - А то мы и ко второму уроку не успеем.
– Излагаю. Через неделю празднуем День родной школы.
– Клево! - согласился Алешка.
– Не простой День, а юбилейный! Тридцать лет!
Я демонстративно взглянул на часы над дверью.
Семен Михайлович намек понял и успокоил нас:
– Эту проблему я решу. А вы - мою, вернее - нашу общую. Попросите своего отца, уважаемого Сергея Александровича, чтобы он выделил нам на торжественный вечер какого-нибудь героя из своих рядов. С орденами и медалями. Чтобы он наш личный состав поприветствовал и заразил своим примером.
– А сам Сергей Александрович вам не подойдет? - ревниво спросил Алешка. - С орденами и медалями?
– Не подойдет, - вздохнул директор и выпустил из пальцев свой ус. - Он в прошлом году у нас уже засветился.
– Хорошо, - сказал я. - Мы его уговорим.
– За отличное поведение в четверти. - Алешка выставил свое условие. Семен Михайлович вздохнул и согласился.
После уроков Алешка ждал меня во дворе школы. Спрятавшись от моросящего дождика под облетевшей березкой.
– Давно здесь сижу, - безмятежно сообщил он. - Меня Мишка из класса выгнал.
Мишка - это учитель физики Михаил Иванович Потапов. Он сейчас заменяет в Алешкином классе заболевшую училку. Этот физик довольно молодой, но вредный. Мы называем его то Потапычем, то Мишкой. Он об этом знает и почему-то злится. Он вообще все время злится. С ним лучше не связываться. Сам из себя весь толстый и сонный. Но все видит и замечает. А видит только плохое, а хорошее не замечает. Я один раз все цветы в классе полил, так он даже не похвалил. Сказал только: «Надо цветы поливать, раз уж взялся, а не пол и не подоконники». В общем, не очень мы его любили.
– Что ты натворил? - спросил я Алешку.
– Как раз ничего. - Он поежился от холодной капли, попавшей ему за ворот. - Правда, Дим, ничего.
В самом деле - ничего. Он всего лишь тихо и мирно уснул за своей партой. А когда Потапыч сердито разбудил его, Лешка не сразу врубился и недовольно проворчал, напевая:
– Мишки спят, и книжки спят…
Потапыч, естественно, принял это на свой счет. Потому что иногда и сам задремывал за столом во время урока.
Оказавшись за дверью класса, Алешка пошел за правдой к директору.
– Нет уж, - Семен Михайлович отложил кроссворд и шлепнул ладонью по столу, - за опоздание я вас отмазал, а спать на уроках мы не договаривались. Кругом!
Тогда Алешка наврал ему, что нам всю ночь не давали спать папины сотрудники. Они приехали к нам перед опасной операцией и всю ночь ее обсуждали.
– Во весь голос, - вдохновенно врал Алешка. - Да еще всеми своими медалями звенели. И кортиками.
– Вот-вот! - обрадовался Семен Михайлович. - У вас этих медалистов и орденоносцев в квартире полно. Неужели для родной школы хоть одного не найдете?
– Если папа узнает, что меня выгнали из класса, конечно, не найдем!
Семен Михайлович вздохнул:
– Не узнает… Отмажу.
Мы пошли домой. Пообедали. Помогли маме по хозяйству. Так здорово помогли, что она не выдержала и прогнала нас из кухни. Тогда мы сели за уроки. Каждый на свою тахту…
На самом интересном месте меня разбудил мамин голос:
– Интересно мне: что вы будете делать ночью? Подъем! Папа пришел, пошли ужинать.
За ужином мы насели на папу. И он сразу нам отказал, потому что почувствовал подвох. Он так и сказал:
– Хорошие оценки добываются трудом. А не папиными сотрудниками. Нет у меня свободных героев, все заняты.
Тут как раз позвонил Семен Михайлович.
Папа пошел в кабинет к своему телефону, а мы, конечно, к «своему» - параллельному, в прихожей.
– Приветствую вас, Сергей Александрович, - сказал директор. - Ребята передали вам мою просьбу? Как вы на нее отозвались?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Три кило веселья'
1 2 3