Дай мне на часок телефон. Но тебе лучше не слушать мои разговоры - спокойнее спать будешь.
– Иди в кабинет. Я тебе туда кофе принесу.
Прежде всего я позвонил шефу и доложил о результатах визита к Яне. Высказал свои догадки и соображения. По-моему, все они совпали с его предположениями.
– Думаю, Чванько жив и относительно здоров. Из него выжимают согласие продать магазин…
– Он стоит того, магазин?
– Он рядом с коммерческим банком.
– Что значит - рядом? - потребовал уточнить шеф.
– Стенка в стенку.
Молчание, сопение.
– Но мы обязаны сообщить об этом…
– …И остаться при этом в стороне. Есть вариант. Я уже начал по нему работать. И кое-что уже получил.
– Постарайся проконтролировать сам факт продажи магазина. Наверняка будут оформлять на подставное лицо.
– Понял - не только конспирация, но и хорошая возможность подставить вместо себя несговорчивого конкурента.
– Только не зарывайся, Леша. И все время держи меня в курсе твоих шагов. Мне беспокойно за тебя. Похоже, ты уже просочился в щелочку.
– Похоже…
– Но обратного пути может не быть.
– Так знаем, на что идем.
– Ты не обиделся на меня? За Яну. Что вывел ее на тебя?
– Нет, я тебе благодарен.
– Что дальше?
– Сейчас хочу связаться с потерпевшей.
– Пустой же номер, разве не понимаешь?
– Что-нибудь все-таки вытащу.
– Ну разве что…
Я положил трубку и, прежде чем набрать следующий номер, немного подумал. Прикинул, как вести разговор, к каким неожиданностям и поворотам нужно быть готовым. Главное - не насторожить, а сразу успокоить и дать понять, что звонит не враг, а совершенно посторонний человек, не имеющий ни малейшего отношения к тем событиям.
– Добрый день. Ольгу Николаевну можно попросить?
– А они здесь больше не живут, - любопытный женский голос. Ожидание реакции. Упреждающий шаг: - И нового телефона ихнего я не знаю, не оставили.
Как же - не оставили. Врешь, голубушка, врешь торопливо, глупо и неумело. Не так все это просто. У каждой семьи, как правило, - широчайший круг связей, и невозможно обзвонить всех и дать новый номер. Инструкции ты, конечно, получила, а в сомнительных случаях будешь консультироваться. Вот этого и нельзя допустить. Ответ я должен получить сразу, сейчас. Иначе не получу никогда.
– Вот как? - огорченно и растерянно удивился я. - Как же мне быть?
Собеседница медлила. Словно ждала веского аргумента. Ей ведь тоже эта канитель ни к чему - проще назвать номер, чем созваниваться и очень подробно объясняться с Кручиниными, получить от них указания, ждать моего звонка… В общем, следовало немного поднажать и выдавить капельку доверия.
– Моя фамилия Рыбаков. Я из молодежной газеты «Бывший комсомолец». В свое время Ольга давала нам материал. Мы запускаем его в завтрашний номер. Необходимо срочно уточнить кое-какие детали…
– Ну, я не знаю, чем вам помочь, - она колебалась. - Попробуйте перезвонить позже, я наведу справки.
Щаз-з! Если она попросит пятнадцать минут - все, я не только не получу номер телефона, но и насторожу Кручининых.
– Извините, - отказался с сожалением, - у меня уже нет времени. Придется снимать материал. Обидно, конечно. Особенно для начинающего автора…
– Подождите, я спрошу у мамы, может, она знает…
Мама - удивительно, какая удача! - знала. Совершенно случайно. Я записал номер, горячо поблагодарил за него и сейчас же его набрал. Трубку снял мужчина, видимо отец Ольги. Тут уж я врать не мог.
– Кто? Какой детектив? Никаких встреч и разговоров. Откуда у вас наш телефон? - Он казался не столько возмущенным, сколько встревоженным и, несмотря на решительные, по сути, слова, в голосе чувствовалась неуверенность. - Оставьте нас в покое! - Не пригрозив милицией и не дав мне сказать ни слова, он положил трубку.
Через адресное бюро я ничего не получу, наверняка Кручинины «закрылись». Придется снова теребить Фролякина.
– Нет, нет, и не проси, - заныл Васенька. - Ну что ты все время звонишь? Чего ты командываешь? Я и так уже раскаиваюсь в содеянном.
Так и сказал, стервец.
– Васенька, я рано или поздно все равно достану этот адрес, ты же понимаешь. Но лучше раньше. И для тебя - тоже. А то я не выполню свое обещание, - вкрадчиво пригрозил я и резко добавил по существу: - Да еще и морду тебе набью. Я перезвоню через десять минут.
Вошел Прохор, поменял пепельницу, поставил рядом горячий кофейник.
– Записывай, - дрожащим голосом отозвался на мое «Слушаю, Сергеев» Васенька. - Но в последний раз. Маклахо-Миклуй, 12, 2, 16.
– Может быть, наоборот? А, Вася?
– Не понял… Ты думаешь, 16, 2, 12? Нет, правильно, как я сказал.
– Миклухо-Маклай скорее всего…
– Какая разница. И не звони мне больше. Пока не получишь свою информацию. Хоп? Или не хоп?
– Очень даже хоп. Еще какой!
Я готов был тут же ехать на Маклая, хотя и понимал, что встретят меня без особого восторга. Если вообще впустят в дом. Что же, я уже начал привыкать к своему новому положению, когда любой гражданин мог захлопнуть передо мной дверь. Хорошо, если при этом я успею убрать нос. Правда, этому я, кажется, научился.
Но сперва надо попробовать поговорить со свидетелями. Не исключено, что кто-то из них вооружит меня данными, полезными в разговоре с Кручиниными.
Посмотрев свои записи, я остановился на персональном пенсионере Кашине И.В. Во-первых, больше шансов застать его дома, и, во-вторых, именно Кашин сообщил номер машины.
Словоохотливая бабуля, видимо жена И.В., с удовольствием сообщила мне, что Ваня гуляет с друзьями в сквере, под окнами. И там его легко найти: он с белой бородой и в профиль похож на Льва Толстого. Правда, я никогда не видел Толстого в профиль, но особо не беспокоился: вряд ли Ванины друзья все как один белобороды. Найду.
– Ты вернешься? - спросил Прохор, закрывая за мной дверь.
– Да, я, пожалуй, действительно у тебя заночую, если ты не против.
– Сказал же, - буркнул Прохор. - Счастливо тебе.
Кашина я узнал сразу: подпирая щеку ладонью, задумчиво положив бороду на шахматную доску, он делал вид, что глубоко думает над своим ходом, хотя на самом деле спал с младенческой беззаботностью. Его партнер, похоже, потому и не торопил Кашина, что тоже подремывал под весенним солнышком.
Я тронул Кашина за плечо. Он всхрапнул и вскинул голову, распахнув жиденькие голубенькие глазки, кашлянул, внимательно рассмотрел мое удостоверение, даже с обратной стороны, и резонно заметил:
– Ну и что?
Предвидя сопротивление, я начал взывать к его чувству долга, заверил в полнейшей конфиденциальности нашей беседы и обещал больше не беспокоить.
– Милок, - прервал меня Кашин в самом патетическом месте. - Ты скажи, чего надо-то? И что вспомню - все твое.
– Номер машины.
– Не помню. - Он не лгал. - Я как в милиции его назвал, тут же и запамятовал: мне ведь, считай, все семьдесят.
– Кто-нибудь еще этим интересовался?
– Ну, в милицию два раза вызывали, и потом один звонил. Тоже из милиции. «Ты, - говорит, - дед, номер забыл?» Я говорю: «Забыл». - «Ну и не вспоминай - тебе же лучше». И трубку повесил.
– Положил…
– Не, повесил. Он из автомата звонил. Я проверил.
Дед-то непрост.
– А какой марки была машина, не помните?
– А я их не разбираю. Видел, что не наша - и все. Белая такая, большая, зад тяжелый.
– А тех, кто в машине был, не разглядели? Какие они?
– Какой - разглядел! Я ж только тогда встрепенулся, когда стрельба началась. До этого я туда не смотрел. А тут - бах, бах, дверцы - хлоп, хлоп, только номер и успел разглядеть. И сразу побежал «скорую» вызывать. Один только мне показался чудным по виду…
– Чем же чудной? - спросил я и замер.
– Понимаешь, они все сейчас с придурью: то в трусах по площади ходят, то штаны какие-то дурные натянут. А этот - в приличном черном пиджаке, а пиджак-то - прямо на майке, без рубашки. И галстук - на голой шее. Разве не чудной? Федя, кончай ночевать, твой ход-то.
– Это он стрелял?
– Да говорю же, стрельбы не видел. Как на них взгляд бросил, они все уже в машине были. Да ты девчонку-то расспроси. Поди она-то их до смерти не забудет.
«Как же, - подумал я, - может, и не забудет, да никому не скажет».
Дед, видно, выдал все, что знал. Я поблагодарил его, попрощался. Он церемонно пожал мне руку, не отрываясь от доски, - похоже, его опять засасывало в пучину сна.
– Да, - вдруг сонно сказал он мне в спину. - А на одном тюбетейка была. Точно. Я еще подивился, давно их не носят.
Я обернулся, готовый задать еще вопрос, но опоздал - дед уже уложил бороду на доску, голову - на руку и ровно сопел носом. Федя - тоже. Аи да ребята! Аи да комсомольцы!
Забегая вперед, скажу, что позже я разыскал еще двоих свидетелей. Но эти все «забыли». И выстрелов они не помнят, и машины, и убитого милиционера. Что ж, они меня не удивили…
– Кто? - спросил за дверью Кручинин-отец.
– Я, - был ответ. И это, как ни странно, сработало. Дверь он открыл, но стоял на пороге настороженный, злой, равно готовый и наступать, и сдаться.
И потому я догадался опасливо оглянуться и со значением сказать:
– Мне лучше войти.
Тоже сработало. Он сделал один шаг назад, другой. И мы оказались в комнате, где резко выделялись из всей обстановки чужие для нее, явно новые вещи - японский телевизор с видаком, по которому крутилась какая-то порнуха (видимо, папочка только что слюни пускал), музыкальный центр, а на кухне наверняка мелодично ворчал благородный «Розенлев». На меня испуганно смотрели мать и дочь.
– Вы - Ольга? - утвердительно спросил я девушку. - Мне нужно с вами поговорить. Я разыскиваю бандитов, которые напали на вас и застрелили моего друга…
– Не пущу, - вдруг завизжала мать.
– Я не буду с вами разговаривать, - тихо проговорила Ольга - тоненькая, светловолосая, беззащитная.
– Оставьте ее в покое, - кося одним глазом на экран, врубился папаша. - Или я вызову милицию, - он положил руку на телефон.
– Спасая честь, а может быть, и жизнь вашей дочери, погиб человек не многим ее старше.
– Никто не спасал, никто не погибал. Газеты надо читать. Там все написано. Уходите.
Что сказать? Про совесть, долг… Я чуть не рассмеялся. Какая тут совесть, когда страх, когда новая квартира и видак с порнухой - вот и вся их совесть!
– Хорошо, я ухожу. Только подумайте вот о чем: в страшную минуту рядом с вашей дочерью оказался человек, заслонивший ее грудью. Но ведь так бывает не всегда. - Это уже было похоже на угрозу, но я не мог остановиться. - А что, если в следующий раз вашу дочь некому будет защитить?
Они промолчали, готовясь к новому отпору, не вдумываясь в мои слова. Но я заметил Ольгин взгляд. И он меня обнадежил.
Я положил на журнальный столик свою карточку. Папаша схватил ее как жабу и выбросил в окно.
Я сел в машину, запустил двигатель и долго сидел, упершись подбородком в руль, а взглядом - в забор, за которым была заброшенная новостройка. Я чувствовал усталость. Не гнев, не обиду, не презрение. Ведь в том, что они совершают подлость, Кручинины не виноваты. Виноваты те, кто заставил их пойти на это. И не только их. Ну что, плюсовать это к счету, который я надеюсь им предъявить? Влепить им по совокупности? Так они уже давно на вышку потянули. Что же еще? А может, там… Не знаю…
Бормотание Крошки Вилли напомнило, что надо ехать. Что толку сидеть?
– Устал? - спросил Прохор. - Вижу. Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее, забыл? Да, тебе Полковник звонил, сердится. Ждет твоего звонка.
– Хорошо. - Я взял аппарат и поволок его за собой на тахту. Плюхнулся, поставил телефон на живот, набрал номер.
– Леша, - строго выговорил Полковник. - Ты не прав. Поручик волнуется. От тебя нет вестей. Все ли в порядке?
– Нормально. Просто забегался.
– Когда приедешь?
– Завтра.
– Вот и славно. Груня придет, песни играть будет…
Разбудил меня Прохор: одной рукой тряс за плечо, другой протягивал мне трубку. Звонила Женька:
– Тебя какая-то дева разыскивает…
– Кто?
– Не назвалась. Сказала, что позвонит завтра в девять. Будь в конторе.
– А сейчас сколько?
– Два. Ночи.
– Раньше ты не могла позвонить?
– А я только что вспомнила, - безмятежно созналась Женька и положила трубку.
…Я поставил телефон на пол. Уснул. Тут же, как мне показалось, раздался звонок.
– Да, еще вспомнила: клиент твой звонил…
– Полянская? И что?
– Просила позвонить.
– Когда?
– Вчера. - Женька зевнула.
– Дура ты, Женька.
– Ага, - сонно согласилась она. - Рассеянная.
Половина третьего. Яна сняла трубку, будто всю ночь держала на ней руку.
– Ты не можешь сейчас приехать? Мне страшно.
Никогда еще Крошка Вилли не делал таких бросков. Хорошо, что была глубокая ночь и пустой, затаившийся город. Ревел движок, истерически визжала резина на поворотах, разбегались в стороны и спешили сменить огни ошалевшие светофоры.
Я осадил машину у соседнего дома под прикрытием кустарника. На бегу переложил пистолет из кобуры в карман. Маловероятно, конечно, чтобы это была ловушка, но к некоторым неожиданностям нужно быть готовым. Тем более что однажды Яна уже меня предала. Сама она, правда, совершенно иначе оценивала этот шаг.
Машина Яны стояла у подъезда с каким-то недоуменно-обиженным видом. И немудрено - ветрового стекла у нее фактически не было, только крошево осколков на капоте и передних сиденьях. Молотили скорее всего арматурным прутом.
Соблюдая все правила безопасности, я поднялся на этаж, осмотрелся, позвонил. Яна открыла дверь с несвойственной ей осторожностью. Обычно она распахивала ее так, будто за порогом стояло огромное толстое счастье и его надо было побольше впустить, сколько влезет.
Но лицо ее меня успокоило. Ясно, что за ее спиной с пулеметами не стояли. На нем попеременно мелькнули облегчение, радость (даже!) и ехидство. Она всегда быстро брала себя в руки.
– Примчался? По женской ласке соскучился? Изменщик!
– Что случилось?
Яна оглядела лестничную площадку и заперла двери на оба замка.
– Пойдем. - Дверь в прихожую она оставила открытой.
Во всей квартире горел свет. Я давно уже не был здесь, и комнаты показались мне чужими, хотя ничего в них не изменилось.
Яна села в кресло у журнального столика, закурила.
– Сегодня мне позвонили. Я испугалась. А твоя Женька никак не могла тебя разыскать. И я так растерялась, что не доперла позвонить Прохору.
– Кто звонил?
– Не знаю, конечно. Двое. По очереди. Вначале вежливый голос, чуточку с акцентом.
– Какой акцент?
Яна, не понимая, захлопала ресницами.
– Западный, южный, восточный?
– Скорее последний. Предложил, ко взаимному удовлетворению и на взаимовыгодных условиях, совершить сделку. Я его послала. Потом позвонил другой, говорил в основном матом. Но я все поняла.
– Где твой муж?
– Не знаю.
– Я знаю. Хочешь к нему? Скучно не будет. Правда, развлекаться будем мы. С тобой. А он будет смотреть и учиться.
– Все?
– Ты машину свою видела? Твоя очередь - следующая».
– На чем договорились?
– Завтра в двенадцать будут звонить, что бы получить от меня согласие.
– Пару дней сможешь потянуть? Сошлись на то, что надо дела подготовить, бумаги в порядок привести.
– А если сегодня придут?
– Сегодня не придут, - успокоил ее я. - Они правила игры соблюдают достаточно строго. Но почему-то они торопятся…
– Что?
– Так, думаю. Когда будете оформлять документацию, обязательно разгляди и запомни фамилию покупателя. Нового владельца.
– А какая мне разница? - Яна загасила сигарету.
– Мне это важно знать.
– Хорошо. - И кокетливо спросила: - Ты где ляжешь?
– Здесь, - я кивнул на дверь в прихожую, где стояла маленькая тахтушка. Мне хотелось, чтобы Яна провела остаток ночи спокойно. - Мне отдохнуть надо, а ты храпишь, как бультерьер.
– С кем-то путаешь меня. Постелить?
– Не надо. Как в трусах воевать, если придется? Найди только мои треники, если ты их еще не выкинула.
– Кофе хочешь?
– Боишься, усну?
– Ничего я не боюсь.
– Ну и молодец. Мне завтра надо в девять обязательно быть в конторе. Но до двенадцати я вернусь, не беспокойся. Послушаю ваш разговор. Все, ложись. Выпей снотворное. Тебе надо отдохнуть. Завтра день - не из легких.
Я переоделся, сунул в изголовье пистолет, хотя был уверен, что ночь пройдет спокойно. Ее и осталось-то - три часа. Продержимся.
Яна уснула только под самое утро. На полчаса. Я делал вид, что сплю, и не реагировал на ее вздохи, хождение по квартире, щелканье зажигалки. Утром сделал вид, что она меня разбудила.
– Ну, ты крутой, - вместо «доброго утра» приветствовала меня Яна. - Дрых, как пьяный медведь зимой. Ни смертельная опасность, ни красивая женщина тебя не волнуют.
– Хлебнул и того, и другого в свое время. - Я сладко потянулся, будто после долгого хорошего сна.
– Кофе, яичница. Годится?
– Годится. По поводу машины в милицию заявить?
– Зачем?
– Тоже верно.
Она опять как-то странно взглянула на меня.
– Ты, наверное, думаешь, что если бы ты был бы со мной, то ничего не случилось бы?
– Слишком много «бы»…
Ровно в девять в конторе зазвонил телефон. Я первым схватил трубку. Это была, как я и рассчитывал, Ольга Кручинина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Иди в кабинет. Я тебе туда кофе принесу.
Прежде всего я позвонил шефу и доложил о результатах визита к Яне. Высказал свои догадки и соображения. По-моему, все они совпали с его предположениями.
– Думаю, Чванько жив и относительно здоров. Из него выжимают согласие продать магазин…
– Он стоит того, магазин?
– Он рядом с коммерческим банком.
– Что значит - рядом? - потребовал уточнить шеф.
– Стенка в стенку.
Молчание, сопение.
– Но мы обязаны сообщить об этом…
– …И остаться при этом в стороне. Есть вариант. Я уже начал по нему работать. И кое-что уже получил.
– Постарайся проконтролировать сам факт продажи магазина. Наверняка будут оформлять на подставное лицо.
– Понял - не только конспирация, но и хорошая возможность подставить вместо себя несговорчивого конкурента.
– Только не зарывайся, Леша. И все время держи меня в курсе твоих шагов. Мне беспокойно за тебя. Похоже, ты уже просочился в щелочку.
– Похоже…
– Но обратного пути может не быть.
– Так знаем, на что идем.
– Ты не обиделся на меня? За Яну. Что вывел ее на тебя?
– Нет, я тебе благодарен.
– Что дальше?
– Сейчас хочу связаться с потерпевшей.
– Пустой же номер, разве не понимаешь?
– Что-нибудь все-таки вытащу.
– Ну разве что…
Я положил трубку и, прежде чем набрать следующий номер, немного подумал. Прикинул, как вести разговор, к каким неожиданностям и поворотам нужно быть готовым. Главное - не насторожить, а сразу успокоить и дать понять, что звонит не враг, а совершенно посторонний человек, не имеющий ни малейшего отношения к тем событиям.
– Добрый день. Ольгу Николаевну можно попросить?
– А они здесь больше не живут, - любопытный женский голос. Ожидание реакции. Упреждающий шаг: - И нового телефона ихнего я не знаю, не оставили.
Как же - не оставили. Врешь, голубушка, врешь торопливо, глупо и неумело. Не так все это просто. У каждой семьи, как правило, - широчайший круг связей, и невозможно обзвонить всех и дать новый номер. Инструкции ты, конечно, получила, а в сомнительных случаях будешь консультироваться. Вот этого и нельзя допустить. Ответ я должен получить сразу, сейчас. Иначе не получу никогда.
– Вот как? - огорченно и растерянно удивился я. - Как же мне быть?
Собеседница медлила. Словно ждала веского аргумента. Ей ведь тоже эта канитель ни к чему - проще назвать номер, чем созваниваться и очень подробно объясняться с Кручиниными, получить от них указания, ждать моего звонка… В общем, следовало немного поднажать и выдавить капельку доверия.
– Моя фамилия Рыбаков. Я из молодежной газеты «Бывший комсомолец». В свое время Ольга давала нам материал. Мы запускаем его в завтрашний номер. Необходимо срочно уточнить кое-какие детали…
– Ну, я не знаю, чем вам помочь, - она колебалась. - Попробуйте перезвонить позже, я наведу справки.
Щаз-з! Если она попросит пятнадцать минут - все, я не только не получу номер телефона, но и насторожу Кручининых.
– Извините, - отказался с сожалением, - у меня уже нет времени. Придется снимать материал. Обидно, конечно. Особенно для начинающего автора…
– Подождите, я спрошу у мамы, может, она знает…
Мама - удивительно, какая удача! - знала. Совершенно случайно. Я записал номер, горячо поблагодарил за него и сейчас же его набрал. Трубку снял мужчина, видимо отец Ольги. Тут уж я врать не мог.
– Кто? Какой детектив? Никаких встреч и разговоров. Откуда у вас наш телефон? - Он казался не столько возмущенным, сколько встревоженным и, несмотря на решительные, по сути, слова, в голосе чувствовалась неуверенность. - Оставьте нас в покое! - Не пригрозив милицией и не дав мне сказать ни слова, он положил трубку.
Через адресное бюро я ничего не получу, наверняка Кручинины «закрылись». Придется снова теребить Фролякина.
– Нет, нет, и не проси, - заныл Васенька. - Ну что ты все время звонишь? Чего ты командываешь? Я и так уже раскаиваюсь в содеянном.
Так и сказал, стервец.
– Васенька, я рано или поздно все равно достану этот адрес, ты же понимаешь. Но лучше раньше. И для тебя - тоже. А то я не выполню свое обещание, - вкрадчиво пригрозил я и резко добавил по существу: - Да еще и морду тебе набью. Я перезвоню через десять минут.
Вошел Прохор, поменял пепельницу, поставил рядом горячий кофейник.
– Записывай, - дрожащим голосом отозвался на мое «Слушаю, Сергеев» Васенька. - Но в последний раз. Маклахо-Миклуй, 12, 2, 16.
– Может быть, наоборот? А, Вася?
– Не понял… Ты думаешь, 16, 2, 12? Нет, правильно, как я сказал.
– Миклухо-Маклай скорее всего…
– Какая разница. И не звони мне больше. Пока не получишь свою информацию. Хоп? Или не хоп?
– Очень даже хоп. Еще какой!
Я готов был тут же ехать на Маклая, хотя и понимал, что встретят меня без особого восторга. Если вообще впустят в дом. Что же, я уже начал привыкать к своему новому положению, когда любой гражданин мог захлопнуть передо мной дверь. Хорошо, если при этом я успею убрать нос. Правда, этому я, кажется, научился.
Но сперва надо попробовать поговорить со свидетелями. Не исключено, что кто-то из них вооружит меня данными, полезными в разговоре с Кручиниными.
Посмотрев свои записи, я остановился на персональном пенсионере Кашине И.В. Во-первых, больше шансов застать его дома, и, во-вторых, именно Кашин сообщил номер машины.
Словоохотливая бабуля, видимо жена И.В., с удовольствием сообщила мне, что Ваня гуляет с друзьями в сквере, под окнами. И там его легко найти: он с белой бородой и в профиль похож на Льва Толстого. Правда, я никогда не видел Толстого в профиль, но особо не беспокоился: вряд ли Ванины друзья все как один белобороды. Найду.
– Ты вернешься? - спросил Прохор, закрывая за мной дверь.
– Да, я, пожалуй, действительно у тебя заночую, если ты не против.
– Сказал же, - буркнул Прохор. - Счастливо тебе.
Кашина я узнал сразу: подпирая щеку ладонью, задумчиво положив бороду на шахматную доску, он делал вид, что глубоко думает над своим ходом, хотя на самом деле спал с младенческой беззаботностью. Его партнер, похоже, потому и не торопил Кашина, что тоже подремывал под весенним солнышком.
Я тронул Кашина за плечо. Он всхрапнул и вскинул голову, распахнув жиденькие голубенькие глазки, кашлянул, внимательно рассмотрел мое удостоверение, даже с обратной стороны, и резонно заметил:
– Ну и что?
Предвидя сопротивление, я начал взывать к его чувству долга, заверил в полнейшей конфиденциальности нашей беседы и обещал больше не беспокоить.
– Милок, - прервал меня Кашин в самом патетическом месте. - Ты скажи, чего надо-то? И что вспомню - все твое.
– Номер машины.
– Не помню. - Он не лгал. - Я как в милиции его назвал, тут же и запамятовал: мне ведь, считай, все семьдесят.
– Кто-нибудь еще этим интересовался?
– Ну, в милицию два раза вызывали, и потом один звонил. Тоже из милиции. «Ты, - говорит, - дед, номер забыл?» Я говорю: «Забыл». - «Ну и не вспоминай - тебе же лучше». И трубку повесил.
– Положил…
– Не, повесил. Он из автомата звонил. Я проверил.
Дед-то непрост.
– А какой марки была машина, не помните?
– А я их не разбираю. Видел, что не наша - и все. Белая такая, большая, зад тяжелый.
– А тех, кто в машине был, не разглядели? Какие они?
– Какой - разглядел! Я ж только тогда встрепенулся, когда стрельба началась. До этого я туда не смотрел. А тут - бах, бах, дверцы - хлоп, хлоп, только номер и успел разглядеть. И сразу побежал «скорую» вызывать. Один только мне показался чудным по виду…
– Чем же чудной? - спросил я и замер.
– Понимаешь, они все сейчас с придурью: то в трусах по площади ходят, то штаны какие-то дурные натянут. А этот - в приличном черном пиджаке, а пиджак-то - прямо на майке, без рубашки. И галстук - на голой шее. Разве не чудной? Федя, кончай ночевать, твой ход-то.
– Это он стрелял?
– Да говорю же, стрельбы не видел. Как на них взгляд бросил, они все уже в машине были. Да ты девчонку-то расспроси. Поди она-то их до смерти не забудет.
«Как же, - подумал я, - может, и не забудет, да никому не скажет».
Дед, видно, выдал все, что знал. Я поблагодарил его, попрощался. Он церемонно пожал мне руку, не отрываясь от доски, - похоже, его опять засасывало в пучину сна.
– Да, - вдруг сонно сказал он мне в спину. - А на одном тюбетейка была. Точно. Я еще подивился, давно их не носят.
Я обернулся, готовый задать еще вопрос, но опоздал - дед уже уложил бороду на доску, голову - на руку и ровно сопел носом. Федя - тоже. Аи да ребята! Аи да комсомольцы!
Забегая вперед, скажу, что позже я разыскал еще двоих свидетелей. Но эти все «забыли». И выстрелов они не помнят, и машины, и убитого милиционера. Что ж, они меня не удивили…
– Кто? - спросил за дверью Кручинин-отец.
– Я, - был ответ. И это, как ни странно, сработало. Дверь он открыл, но стоял на пороге настороженный, злой, равно готовый и наступать, и сдаться.
И потому я догадался опасливо оглянуться и со значением сказать:
– Мне лучше войти.
Тоже сработало. Он сделал один шаг назад, другой. И мы оказались в комнате, где резко выделялись из всей обстановки чужие для нее, явно новые вещи - японский телевизор с видаком, по которому крутилась какая-то порнуха (видимо, папочка только что слюни пускал), музыкальный центр, а на кухне наверняка мелодично ворчал благородный «Розенлев». На меня испуганно смотрели мать и дочь.
– Вы - Ольга? - утвердительно спросил я девушку. - Мне нужно с вами поговорить. Я разыскиваю бандитов, которые напали на вас и застрелили моего друга…
– Не пущу, - вдруг завизжала мать.
– Я не буду с вами разговаривать, - тихо проговорила Ольга - тоненькая, светловолосая, беззащитная.
– Оставьте ее в покое, - кося одним глазом на экран, врубился папаша. - Или я вызову милицию, - он положил руку на телефон.
– Спасая честь, а может быть, и жизнь вашей дочери, погиб человек не многим ее старше.
– Никто не спасал, никто не погибал. Газеты надо читать. Там все написано. Уходите.
Что сказать? Про совесть, долг… Я чуть не рассмеялся. Какая тут совесть, когда страх, когда новая квартира и видак с порнухой - вот и вся их совесть!
– Хорошо, я ухожу. Только подумайте вот о чем: в страшную минуту рядом с вашей дочерью оказался человек, заслонивший ее грудью. Но ведь так бывает не всегда. - Это уже было похоже на угрозу, но я не мог остановиться. - А что, если в следующий раз вашу дочь некому будет защитить?
Они промолчали, готовясь к новому отпору, не вдумываясь в мои слова. Но я заметил Ольгин взгляд. И он меня обнадежил.
Я положил на журнальный столик свою карточку. Папаша схватил ее как жабу и выбросил в окно.
Я сел в машину, запустил двигатель и долго сидел, упершись подбородком в руль, а взглядом - в забор, за которым была заброшенная новостройка. Я чувствовал усталость. Не гнев, не обиду, не презрение. Ведь в том, что они совершают подлость, Кручинины не виноваты. Виноваты те, кто заставил их пойти на это. И не только их. Ну что, плюсовать это к счету, который я надеюсь им предъявить? Влепить им по совокупности? Так они уже давно на вышку потянули. Что же еще? А может, там… Не знаю…
Бормотание Крошки Вилли напомнило, что надо ехать. Что толку сидеть?
– Устал? - спросил Прохор. - Вижу. Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее, забыл? Да, тебе Полковник звонил, сердится. Ждет твоего звонка.
– Хорошо. - Я взял аппарат и поволок его за собой на тахту. Плюхнулся, поставил телефон на живот, набрал номер.
– Леша, - строго выговорил Полковник. - Ты не прав. Поручик волнуется. От тебя нет вестей. Все ли в порядке?
– Нормально. Просто забегался.
– Когда приедешь?
– Завтра.
– Вот и славно. Груня придет, песни играть будет…
Разбудил меня Прохор: одной рукой тряс за плечо, другой протягивал мне трубку. Звонила Женька:
– Тебя какая-то дева разыскивает…
– Кто?
– Не назвалась. Сказала, что позвонит завтра в девять. Будь в конторе.
– А сейчас сколько?
– Два. Ночи.
– Раньше ты не могла позвонить?
– А я только что вспомнила, - безмятежно созналась Женька и положила трубку.
…Я поставил телефон на пол. Уснул. Тут же, как мне показалось, раздался звонок.
– Да, еще вспомнила: клиент твой звонил…
– Полянская? И что?
– Просила позвонить.
– Когда?
– Вчера. - Женька зевнула.
– Дура ты, Женька.
– Ага, - сонно согласилась она. - Рассеянная.
Половина третьего. Яна сняла трубку, будто всю ночь держала на ней руку.
– Ты не можешь сейчас приехать? Мне страшно.
Никогда еще Крошка Вилли не делал таких бросков. Хорошо, что была глубокая ночь и пустой, затаившийся город. Ревел движок, истерически визжала резина на поворотах, разбегались в стороны и спешили сменить огни ошалевшие светофоры.
Я осадил машину у соседнего дома под прикрытием кустарника. На бегу переложил пистолет из кобуры в карман. Маловероятно, конечно, чтобы это была ловушка, но к некоторым неожиданностям нужно быть готовым. Тем более что однажды Яна уже меня предала. Сама она, правда, совершенно иначе оценивала этот шаг.
Машина Яны стояла у подъезда с каким-то недоуменно-обиженным видом. И немудрено - ветрового стекла у нее фактически не было, только крошево осколков на капоте и передних сиденьях. Молотили скорее всего арматурным прутом.
Соблюдая все правила безопасности, я поднялся на этаж, осмотрелся, позвонил. Яна открыла дверь с несвойственной ей осторожностью. Обычно она распахивала ее так, будто за порогом стояло огромное толстое счастье и его надо было побольше впустить, сколько влезет.
Но лицо ее меня успокоило. Ясно, что за ее спиной с пулеметами не стояли. На нем попеременно мелькнули облегчение, радость (даже!) и ехидство. Она всегда быстро брала себя в руки.
– Примчался? По женской ласке соскучился? Изменщик!
– Что случилось?
Яна оглядела лестничную площадку и заперла двери на оба замка.
– Пойдем. - Дверь в прихожую она оставила открытой.
Во всей квартире горел свет. Я давно уже не был здесь, и комнаты показались мне чужими, хотя ничего в них не изменилось.
Яна села в кресло у журнального столика, закурила.
– Сегодня мне позвонили. Я испугалась. А твоя Женька никак не могла тебя разыскать. И я так растерялась, что не доперла позвонить Прохору.
– Кто звонил?
– Не знаю, конечно. Двое. По очереди. Вначале вежливый голос, чуточку с акцентом.
– Какой акцент?
Яна, не понимая, захлопала ресницами.
– Западный, южный, восточный?
– Скорее последний. Предложил, ко взаимному удовлетворению и на взаимовыгодных условиях, совершить сделку. Я его послала. Потом позвонил другой, говорил в основном матом. Но я все поняла.
– Где твой муж?
– Не знаю.
– Я знаю. Хочешь к нему? Скучно не будет. Правда, развлекаться будем мы. С тобой. А он будет смотреть и учиться.
– Все?
– Ты машину свою видела? Твоя очередь - следующая».
– На чем договорились?
– Завтра в двенадцать будут звонить, что бы получить от меня согласие.
– Пару дней сможешь потянуть? Сошлись на то, что надо дела подготовить, бумаги в порядок привести.
– А если сегодня придут?
– Сегодня не придут, - успокоил ее я. - Они правила игры соблюдают достаточно строго. Но почему-то они торопятся…
– Что?
– Так, думаю. Когда будете оформлять документацию, обязательно разгляди и запомни фамилию покупателя. Нового владельца.
– А какая мне разница? - Яна загасила сигарету.
– Мне это важно знать.
– Хорошо. - И кокетливо спросила: - Ты где ляжешь?
– Здесь, - я кивнул на дверь в прихожую, где стояла маленькая тахтушка. Мне хотелось, чтобы Яна провела остаток ночи спокойно. - Мне отдохнуть надо, а ты храпишь, как бультерьер.
– С кем-то путаешь меня. Постелить?
– Не надо. Как в трусах воевать, если придется? Найди только мои треники, если ты их еще не выкинула.
– Кофе хочешь?
– Боишься, усну?
– Ничего я не боюсь.
– Ну и молодец. Мне завтра надо в девять обязательно быть в конторе. Но до двенадцати я вернусь, не беспокойся. Послушаю ваш разговор. Все, ложись. Выпей снотворное. Тебе надо отдохнуть. Завтра день - не из легких.
Я переоделся, сунул в изголовье пистолет, хотя был уверен, что ночь пройдет спокойно. Ее и осталось-то - три часа. Продержимся.
Яна уснула только под самое утро. На полчаса. Я делал вид, что сплю, и не реагировал на ее вздохи, хождение по квартире, щелканье зажигалки. Утром сделал вид, что она меня разбудила.
– Ну, ты крутой, - вместо «доброго утра» приветствовала меня Яна. - Дрых, как пьяный медведь зимой. Ни смертельная опасность, ни красивая женщина тебя не волнуют.
– Хлебнул и того, и другого в свое время. - Я сладко потянулся, будто после долгого хорошего сна.
– Кофе, яичница. Годится?
– Годится. По поводу машины в милицию заявить?
– Зачем?
– Тоже верно.
Она опять как-то странно взглянула на меня.
– Ты, наверное, думаешь, что если бы ты был бы со мной, то ничего не случилось бы?
– Слишком много «бы»…
Ровно в девять в конторе зазвонил телефон. Я первым схватил трубку. Это была, как я и рассчитывал, Ольга Кручинина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14