За рулем в строгом черном костюме сидела блондинка. На манжетах ослепительно белой блузки сверкали запонки, стоячий воротничок обвивал черный галстук, в одном глазу поблескивал монокль. Она курила желтую сигарету в длинном мундштуке. Волосы коротко подстрижены под мальчика. В тот момент, когда Ричард увидел женщину, он заметил, что ее лицо испещрено крохотными шрамами. Она скользнула по нему взглядом, и Ричард замер в растерянности: она не принадлежала этому миру и была опасна и злобна, словно раковая опухоль. От ее взгляда, казалось, в кожу впивался острый нож. Женщина проехала вниз по Маунтавеню, и будто земля разверзлась и поглотила автомобиль перед старым домом Табби.
На следующий день Ричард увидел, что в подворотне дома по Маунт-авеню прячется обмотанный бинтами мужчина.
Он был уверен в том, что на этот раз это не галлюцинация.
Очередной прокаженный. Ричард и сам не помнил, когда впервые услыхал это ужасное слово, но он уже знал его. Дети, встречая на хэмпстедской улице очередного несчастного, принимались охотиться за ним, пытаясь сорвать защитную оболочку бинтов – то последнее, что еще удерживало жизнь в этих созданиях. Так что не удивительно, что бедный прокаженный удирал прочь, как только замечал, что кто-то собирается подойти к нему. Ричард слышал тяжелое дыхание человека, стоящего в подворотне, и хотел сказать: «Все в порядке, я просто иду на работу», но не успел вымолвить и пары слов, как несчастный подпрыгнул от испуга, выскочил из убежища и побежал вниз по Маунт-авеню – это зрелище оказалось еще более тяжелым, чем видение возникшей из ада женщины: бедный, несчастный прокаженный, который шарахается от собственной тени, чем-то напоминал Ричарду его самого. Безумие, отчаяние, паника.
Через несколько дней, когда все эти странности начали нарастать в геометрической прогрессии, Ричарду довелось увидеть кое-что значительно более страшное. После этого он добирался по Маунт-авеню до Хиллхэвена только на машине, глядя прямо перед собой.
Все началось просто. Черная машина неизвестной марки выехала из-за спины Ричарда буквально через несколько минут после того, как он начал подыматься по «Золотой миле»; зажглись задние огни, и машина остановилась. Водитель наверняка держит на коленях открытый атлас с картой округа Патчин, и, когда Ричард подойдет достаточно близко, задаст обычный в такой ситуации вопрос: «Это Маунт-авеню?» или «Я правильно еду в Хиллхэвен?» Любой пешеход на Маунт-авеню всегда с радостью остановится и будет долго и нудно объяснять, как проехать в нужном направлении и где располагаются дорожные указатели. Черный автомобиль – немного похожий, с точки зрения Ричарда, на «шевроле» – спокойно стоял у обочины дороги, ожидая, пока Ричард не поравняется с ним. Машина чуть подрагивала, словно спящая собака. Она остановилась прямо перед старым домом Смитфилдов.
Ричард подошел поближе, и в это мгновение открылась дверь шофера. Затем резко отворилась пассажирская дверь.
Ричард на мгновение заколебался, и, может быть, это колебание спасло ему жизнь. Одна из задних дверей, та, которая находилась с его стороны, тоже открылась. Ричард отступил назад – неожиданно безобидная машина оказалась окружена зловещим светом. Стоя на обочине дороги ранним солнечным июльским утром с тремя распахнутыми настежь дверями, она напоминала странное насекомое – жука или муху.
Ничего особенного не происходило, но во рту у Ричарда пересохло: он не знал почему, но он боялся того, что находилось в машине, что бы это ни было.
Из задней пассажирской двери черного «шевроле» вышла Лаура.
Ричард застонал. Все, что он видел до этого, было лишь прелюдией к этой сцене: его жена выходит из машины, вот появились длинные красивые ноги, вот она поворачивается к нему лицом, но выражения его Ричард не смог понять – лицо походило на застывшую маску. Волосы развевались под легким бризом, задувавшим с Саунда.
Со стороны водительского места появился мужчина и так же, как и Лаура, повернулся к Ричарду лицом. Он был одет в дырявый старый пиджак и вылинявшую желтую ковбойку, запачканную илом и грязью. Другой человек, вылезший с заднего сиденья, был лыс и выглядел вялым и мрачным. И вот уже все трое молча стоят около черного «шевроле» и смотрят на Ричарда; их лица были похожи – абсолютно пустые, без малейших признаков каких-нибудь эмоций; их лица были мертвы.
Лаура открыла рот, и Ричард, повинуясь какому-то инстинктивному ужасу, зажал уши. Что бы мертвая Лаура ни говорила ему, он не хотел и не должен это слышать. Ричард отступил на несколько шагов назад и увидел, что двое мужчин, медленно обходя машину, начали приближаться к нему.
Ричард сделал назад шаг, другой, третий, повторяя: «Нет, убирайтесь, убирайтесь отсюда», но они продолжали двигаться, медленно и неумолимо. Тогда Ричард повернулся и побежал. Он несся по дороге точно так же, как накануне убегал по ней несчастный прокаженный. Безумие, отчаяние, паника.
В футах пятнадцати от него между кирпичными столбами вилась подъездная дорога к дому. Ричард побежал по ней, надеясь добраться до особняка; он пробежал через кленовую аллею, мимо теннисного корта, окруженного высоким сетчатым забором. Наконец в конце дорожки показался серый каменный дом. Позади него искрилось в отблесках солнца море. Занавеси на окнах нижнего этажа были опущены, и весь особняк имел какой-то нежилой, заброшенный вид. Ричард не имел понятия, что он скажет, если кто-нибудь откроет дверь на его стук.
Он взбежал по ступенькам и позвонил. Перед глазами стояла Лаура, которая, медленно отойдя от машины, сворачивает на красную подъездную дорожку… Ричард все еще держал палец на звонке.
С другой стороны двери послышались шаги, потом тишина; затем дверь приотворилась. Она открылась на дюйм или два, и подозрительное лицо старика с седыми волосами появилось за дверной цепочкой.
– Я живу через улицу, – объяснил Ричард, указывая в направлении, означающем Маунт-авеню. – Там, на улице, какие-то люди.., мне кажется, они хотят убить меня.
– Так я и поверю, – ответил старик из-за двери.
– Я напуган до смерти, – повторил Ричард.
– Ладно, сейчас, – старик открыл цепочку. Он поднял правую руку и Ричард увидел, что он держит в ней пистолет. – Так ты прибежал сюда за помощью?
Ричард кивнул:
– Они остановили машину прямо передо мной.., перед старым домом Смитфилдов.
– Дом старого Смитфилда, – старик тоже кивнул и опустил пистолет. – Ага, Монти жил по соседству.., со всей семьей. Вы думаете, они все еще там?
Ричард кивнул.
– Что ж, я не против помочь вам. Они только увидят эту штуку, сразу быстро смоются. Пистолет просто нафарширован пулями, на случай если нам понадобится устроить небольшое сражение.
Ричард был испуган до такой степени, что ему и в голову не пришло: как, собственно говоря, пистолет сможет остановить людей, которые уже мертвы?
Вместе с седым маленьким стариком они пошли вниз по подъездной дороге. Ричард старался не отставать от своего спасителя, и, проходя мимо теннисного корта, он уже знал, что того зовут Чарльз Дэйзи, что он вдовец, что у него шестеро правнуков, а сам он ушедший на пенсию адвокат.
– У меня в подвале дома небольшой тир, вот почему я неплохо умею управляться с этой игрушкой, – объяснял он Ричарду, – с ноября по декабрь в вампетагском Загородном клубе проводятся стрельбы, а это так обостряет глаз и набивает руку, что даже трудно поверить…
Они добрались до конца подъездной дороги.
– Где они были? – спросил старик и воинственно оглядел дорогу, – Как вы думаете, в каком направлении они ушли?
Ричард смотрел прямо на них – они не двинулись с места с тех пор, как он повернулся и убежал прочь. Равнодушное лицо Лауры было обращено к нему; тысячи знакомых, но навсегда потерянных чувств скрывались в этом теле; Ричард увидел несколько кровавых пятен (они засохли и приобрели цвет ржавчины), подымавшихся по шее от воротника блузки.
– Они сдрейфили и удрали, – прокричал Чарльз Дэйзи. – Да просто самые обыкновенные подонки, сынок, вот и все, они больше не тронут тебя!
Дэйзи обернулся и стал внимательно изучать Ричарда, моргая голубыми выцветшими глазами.
– Я узнал тебя, знаешь. Не сразу, правда, но узнал. Мальчиком ты рос здесь, неподалеку. Храбрец. Ты был храбрецом.
Ричард понимал, что совершает ошибку, но не мог остановиться. Он спросил:
– Неужели вы не видите их?
Дэйзи наклонил голову.
– Да вот же, справа. Там, где они и раньше стояли. Двое мужчин и женщина. Я могу даже назвать номер «шевроле»…
– А ну-ка вали отсюда к черту, – произнес Дэйзи. Маленькое белое лицо постепенно розовело. – Если ты только сделаешь шаги ко мне, актеришка вонючий, то я всажу пулю в твою глотку, я серьезно это говорю. Убирайся!
– Я не сумасшедший, – проговорил Ричард.
– Думал, вытащишь старого Дэйзи на дорогу и тут справишься с ним? Думал, что неплохо устроился на Маунтавеню? Так, небось, считал? Но ты плохо знал старого Чарльза Дэйзи, правда?
Он прицелился в Ричарда. Ричард понимал, что если бы он захотел, то ему не составило бы труда просто вырвать пистолет из рук старика.
– Я просто думал, что вы сможете мне помочь, мистер Дэйзи, – сказал он.
Это заставило старика рассердиться еще больше.
– Убирайся! Прочь отсюда!
Дуло уперлось в грудь Ричарда.
Ричард повиновался. Он понимал, что нет смысла разговаривать дальше, повернулся и пошел по направлению к маленькой группе, стоявшей в молчании около черного «шевроле». В отчаянии он взглянул на лицо Лауры. Глаза открыты, но она, казалось, заснула. Ее не было здесь ни для кого, кроме него, Ричарда. Ни она, ни те, другие, не могут добраться до него, пока злющий Чарльз Дэйзи буравит возмущенным взглядом его спину: или это так, или Дракон придумал какие-то новые штуки. Он шел, так плотно прижимаясь к противоположной стороне дороги, что кусты задевали правое плечо. Старый Чарльз Дэйзи все еще стоял на прежнем месте, не снимая пальца с курка, но не поэтому спазмы скрутили желудок Ричарда. Проходя мимо автомобиля, он взглянул на шофера, того, кто был одет в старый, протертый до дыр пиджак и желтую майку: шофер был бос, белые исцарапанные ноги покрывала черная засохшая грязь – она налипла на глубокие ссадины, но они не кровоточили, кожа в некоторых местах сползла с ног, но эти существа не испытывали боли, и крови не было.
Он прошел по дороге по меньшей мере ярдов тридцать, не переставая бояться, что Лаура окликнет его и заговорит с ним.
***
Добравшись до работы, Ричард увидел Джона Рема, сидевшего около задних колес собственного пикапа, который стоял на подъездной дорожке клиента. Справа от него громоздились новые, недавно напиленные дубовые доски. В клетчатой рубашке и красных подтяжках, сидя рядом со своими сокровищами, Рем походил на Санта-Клауса.
– Думаю, мы могли бы начать шкафы сегодня, после проверки панелей. Повезло мне, нашел довольно приличный дуб вчера вечером. Если говорить честно, лучший из всех, что я видел.
– Как тебе хочется, Джон, – ответил Ричард.
Рем подергал себя за бороду.
– Еще один неплохой день, босс.
– Надеюсь, Джон.
Взглянув на Ричарда, Рем все понял: он повидал уже достаточно, чтобы понимать.
– Мы потихоньку со всем справимся, босс, потихоньку со всем справимся.
Ричард помог ему занести в дом дубовые доски.
2
Как позже обнаружил Ричард Альби, он был совершенно прав, что удрал от трех призраков, вышедших из черного «шевроле»: они представляли опасность и явно собирались его убить; к тому, что осталось от его жены, он не испытывал никакого сострадания. Но последние две жертвы Дракона, пятый и шестой человек, погибшие от рук Рена Ван Хорна, не оказались настолько удачливы. Они тоже встретились с призраками, но они встретились с ними, будучи совершенно беспомощными; жертвы повстречались не только с призраками, но и с самим доктором Реном Ван Хорном незадолго до того, как Ричард Альби пережил второе сильнейшее потрясение в жизни; Рен Ван Хорн пугал их точно так же, как пугал четыре предыдущие жертвы, – так что оба несчастных, по крайней мере один из них, на своем опыте познали смысл слова «призрачность». К этому времени с «призрачностью» можно было столкнуться каждый день, просто гуляя по улицам Хэмпстеда.
Последними двумя людьми, погибшими от рук самого респектабельного гинеколога города, оказались Франц Гол-, ланд и его жена Квинни.
Свое имя Квинни Голланд получила от отца, кокни по имени Альберт Мартин, который приехал в Америку в возрасте двадцати лет и обнаружил, что для американцев его речь звучит по меньшей мере как речь герцога. Альберт подыскал хорошо оплачиваемую работу в универмаге «Маки» в Нью-Йорке и женился на продавщице из отдела готового платья; у него находилось время, чтобы поразвлечься почти с каждой хорошенькой женщиной, очаровывая их аморальным, но практичным умом настоящего лондонца. И в конце концов ему удалось скопить достаточно денег, чтобы приобрести в Хэмпстеде, штат Коннектикут, небольшой магазин одежды.
Квинни росла энергичной и практичной девушкой, почитая те идеалы джентльменства, которые, как ей казалось, полностью олицетворял отец. Сын главы местного похоронного агентства Франц Голланд лучше всех подходил под эти строгие стандарты. Даже будучи подростком, Франц уже обладал отличными манерами, был вежлив и предупредителен, и Квинни, переняв практичную сметку отца, понимала, что в бизнесе, которым он будет заниматься, покупатели не переведутся никогда. «Это как туалетная бумага», – как-то с полной серьезностью пояснил Франц. Люди всегда будут нуждаться в его услугах. Квинни могла бы сказать: «Хорош бизнес – дерьмо да смерть!», но даже тени такой мысли не появилось на ее лице. Они поженились через два года после школы. И очень скоро Квинни сделала так, что стала просто незаменима в фирме «Борнли и Голланд», выполняя всю работу, связанную с заполнением счетов, их отправкой и регистрацией заказчиков. Практичность, унаследованная ею от Альберта Мартина, дала свои плоды.
К 1980 году, когда их браку должно было исполниться тридцать лет, Франц Голланд уже не мог представить, чтобы работа похоронного бюро обходилась без жены, целый день находящейся в конторе. И поэтому странное поведение Квинни в последнее время вызывало еще большее беспокойство.
Он мог найти необходимые документы, но обычно это дважды в день делала жена, и сейчас Франц с трудом соображал, где лежат необходимые каталоги и счета.
В течение тринадцати дней Квинни не занималась ничем, кроме того, что смотрела телевизор. Она даже не одевалась. Утром, просыпаясь, она шла в ванную, чистила зубы, а потом включала старенький телевизор в спальне. Садилась на постель и сходила с ума – так, во всяком случае, воспринимал это Франц. Тринадцать дней назад все началось с того, что она заговорила с Томи Брокау, потом заспорила с появившейся на экране Джейн Поли и вновь повеселела, когда началась передача, где принимала участие Джейн Шэлит. Она беседовала со всеми людьми, появляющимися на экране телевизора. Квинни не просто обращалась к Томи Брокау и Вальтеру Кронкиту, Теду Коппелу и другим людям, чьи лица круглые сутки заполняли экран, – она вела с ними беседы.
Когда ведущий программы «Сегодня» сказал: «Сегодня многие люди испытывают материальные трудности частично из-за довольно высокой платы за обучение детей в колледжах и университетах», то Квинни взволнованно ответила: «О, я не знала этого, Томи! Что ж, я, кажется, начинаю понимать, что все эти колледжи приносят не одну лишь пользу!» И так продолжалось целыми днями. Поначалу Франц думал, что Квинни просто разыгрывает его, но она не прекращала это занятие, и он стал понимать, что жена сошла с ума: что еще можно сказать о женщине, которая принимает изображение в телевизоре за настоящего, живого человека?
Квинни даже не ела. Он приносил ей сандвичи, подымаясь в их спальню, расположенную на втором этаже похоронной конторы; жена смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом, говорила: «Спасибо, дорогой» и возвращалась к беседе с Картером Олдфилдом из передачи «Папа с тобой». Сандвичи сохли на тарелке целый день, и в шесть часов, когда Франц приносил ей суп, он убирал их. Она пила «Таб», или «Мелло Елло», или еще что-нибудь, что рекламировалось с экрана. Эти тошнотворные безалкогольные напитки были, по-видимому, единственным, что поддерживало в ней жизнь.
Квинни сидела наверху совершенно отсутствующая, словно загипнотизированная, а Франц в это время обслуживал посетителей, которых сейчас стало больше, чем обычно.
Часто, проходя через нижние рабочие помещения, намного более просторные, чем их квартирка на втором этаже, он слышал позывные передач, которые сейчас смотрела Квинни.
Когда раздавалась веселая песенка «Красный Роб, Роб, Робин ищет Боба, Боба, Боббина…», значит, в следующие шестьдесят минут жена погрузится в серьезный диалог с Картером Олдфилдом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
На следующий день Ричард увидел, что в подворотне дома по Маунт-авеню прячется обмотанный бинтами мужчина.
Он был уверен в том, что на этот раз это не галлюцинация.
Очередной прокаженный. Ричард и сам не помнил, когда впервые услыхал это ужасное слово, но он уже знал его. Дети, встречая на хэмпстедской улице очередного несчастного, принимались охотиться за ним, пытаясь сорвать защитную оболочку бинтов – то последнее, что еще удерживало жизнь в этих созданиях. Так что не удивительно, что бедный прокаженный удирал прочь, как только замечал, что кто-то собирается подойти к нему. Ричард слышал тяжелое дыхание человека, стоящего в подворотне, и хотел сказать: «Все в порядке, я просто иду на работу», но не успел вымолвить и пары слов, как несчастный подпрыгнул от испуга, выскочил из убежища и побежал вниз по Маунт-авеню – это зрелище оказалось еще более тяжелым, чем видение возникшей из ада женщины: бедный, несчастный прокаженный, который шарахается от собственной тени, чем-то напоминал Ричарду его самого. Безумие, отчаяние, паника.
Через несколько дней, когда все эти странности начали нарастать в геометрической прогрессии, Ричарду довелось увидеть кое-что значительно более страшное. После этого он добирался по Маунт-авеню до Хиллхэвена только на машине, глядя прямо перед собой.
Все началось просто. Черная машина неизвестной марки выехала из-за спины Ричарда буквально через несколько минут после того, как он начал подыматься по «Золотой миле»; зажглись задние огни, и машина остановилась. Водитель наверняка держит на коленях открытый атлас с картой округа Патчин, и, когда Ричард подойдет достаточно близко, задаст обычный в такой ситуации вопрос: «Это Маунт-авеню?» или «Я правильно еду в Хиллхэвен?» Любой пешеход на Маунт-авеню всегда с радостью остановится и будет долго и нудно объяснять, как проехать в нужном направлении и где располагаются дорожные указатели. Черный автомобиль – немного похожий, с точки зрения Ричарда, на «шевроле» – спокойно стоял у обочины дороги, ожидая, пока Ричард не поравняется с ним. Машина чуть подрагивала, словно спящая собака. Она остановилась прямо перед старым домом Смитфилдов.
Ричард подошел поближе, и в это мгновение открылась дверь шофера. Затем резко отворилась пассажирская дверь.
Ричард на мгновение заколебался, и, может быть, это колебание спасло ему жизнь. Одна из задних дверей, та, которая находилась с его стороны, тоже открылась. Ричард отступил назад – неожиданно безобидная машина оказалась окружена зловещим светом. Стоя на обочине дороги ранним солнечным июльским утром с тремя распахнутыми настежь дверями, она напоминала странное насекомое – жука или муху.
Ничего особенного не происходило, но во рту у Ричарда пересохло: он не знал почему, но он боялся того, что находилось в машине, что бы это ни было.
Из задней пассажирской двери черного «шевроле» вышла Лаура.
Ричард застонал. Все, что он видел до этого, было лишь прелюдией к этой сцене: его жена выходит из машины, вот появились длинные красивые ноги, вот она поворачивается к нему лицом, но выражения его Ричард не смог понять – лицо походило на застывшую маску. Волосы развевались под легким бризом, задувавшим с Саунда.
Со стороны водительского места появился мужчина и так же, как и Лаура, повернулся к Ричарду лицом. Он был одет в дырявый старый пиджак и вылинявшую желтую ковбойку, запачканную илом и грязью. Другой человек, вылезший с заднего сиденья, был лыс и выглядел вялым и мрачным. И вот уже все трое молча стоят около черного «шевроле» и смотрят на Ричарда; их лица были похожи – абсолютно пустые, без малейших признаков каких-нибудь эмоций; их лица были мертвы.
Лаура открыла рот, и Ричард, повинуясь какому-то инстинктивному ужасу, зажал уши. Что бы мертвая Лаура ни говорила ему, он не хотел и не должен это слышать. Ричард отступил на несколько шагов назад и увидел, что двое мужчин, медленно обходя машину, начали приближаться к нему.
Ричард сделал назад шаг, другой, третий, повторяя: «Нет, убирайтесь, убирайтесь отсюда», но они продолжали двигаться, медленно и неумолимо. Тогда Ричард повернулся и побежал. Он несся по дороге точно так же, как накануне убегал по ней несчастный прокаженный. Безумие, отчаяние, паника.
В футах пятнадцати от него между кирпичными столбами вилась подъездная дорога к дому. Ричард побежал по ней, надеясь добраться до особняка; он пробежал через кленовую аллею, мимо теннисного корта, окруженного высоким сетчатым забором. Наконец в конце дорожки показался серый каменный дом. Позади него искрилось в отблесках солнца море. Занавеси на окнах нижнего этажа были опущены, и весь особняк имел какой-то нежилой, заброшенный вид. Ричард не имел понятия, что он скажет, если кто-нибудь откроет дверь на его стук.
Он взбежал по ступенькам и позвонил. Перед глазами стояла Лаура, которая, медленно отойдя от машины, сворачивает на красную подъездную дорожку… Ричард все еще держал палец на звонке.
С другой стороны двери послышались шаги, потом тишина; затем дверь приотворилась. Она открылась на дюйм или два, и подозрительное лицо старика с седыми волосами появилось за дверной цепочкой.
– Я живу через улицу, – объяснил Ричард, указывая в направлении, означающем Маунт-авеню. – Там, на улице, какие-то люди.., мне кажется, они хотят убить меня.
– Так я и поверю, – ответил старик из-за двери.
– Я напуган до смерти, – повторил Ричард.
– Ладно, сейчас, – старик открыл цепочку. Он поднял правую руку и Ричард увидел, что он держит в ней пистолет. – Так ты прибежал сюда за помощью?
Ричард кивнул:
– Они остановили машину прямо передо мной.., перед старым домом Смитфилдов.
– Дом старого Смитфилда, – старик тоже кивнул и опустил пистолет. – Ага, Монти жил по соседству.., со всей семьей. Вы думаете, они все еще там?
Ричард кивнул.
– Что ж, я не против помочь вам. Они только увидят эту штуку, сразу быстро смоются. Пистолет просто нафарширован пулями, на случай если нам понадобится устроить небольшое сражение.
Ричард был испуган до такой степени, что ему и в голову не пришло: как, собственно говоря, пистолет сможет остановить людей, которые уже мертвы?
Вместе с седым маленьким стариком они пошли вниз по подъездной дороге. Ричард старался не отставать от своего спасителя, и, проходя мимо теннисного корта, он уже знал, что того зовут Чарльз Дэйзи, что он вдовец, что у него шестеро правнуков, а сам он ушедший на пенсию адвокат.
– У меня в подвале дома небольшой тир, вот почему я неплохо умею управляться с этой игрушкой, – объяснял он Ричарду, – с ноября по декабрь в вампетагском Загородном клубе проводятся стрельбы, а это так обостряет глаз и набивает руку, что даже трудно поверить…
Они добрались до конца подъездной дороги.
– Где они были? – спросил старик и воинственно оглядел дорогу, – Как вы думаете, в каком направлении они ушли?
Ричард смотрел прямо на них – они не двинулись с места с тех пор, как он повернулся и убежал прочь. Равнодушное лицо Лауры было обращено к нему; тысячи знакомых, но навсегда потерянных чувств скрывались в этом теле; Ричард увидел несколько кровавых пятен (они засохли и приобрели цвет ржавчины), подымавшихся по шее от воротника блузки.
– Они сдрейфили и удрали, – прокричал Чарльз Дэйзи. – Да просто самые обыкновенные подонки, сынок, вот и все, они больше не тронут тебя!
Дэйзи обернулся и стал внимательно изучать Ричарда, моргая голубыми выцветшими глазами.
– Я узнал тебя, знаешь. Не сразу, правда, но узнал. Мальчиком ты рос здесь, неподалеку. Храбрец. Ты был храбрецом.
Ричард понимал, что совершает ошибку, но не мог остановиться. Он спросил:
– Неужели вы не видите их?
Дэйзи наклонил голову.
– Да вот же, справа. Там, где они и раньше стояли. Двое мужчин и женщина. Я могу даже назвать номер «шевроле»…
– А ну-ка вали отсюда к черту, – произнес Дэйзи. Маленькое белое лицо постепенно розовело. – Если ты только сделаешь шаги ко мне, актеришка вонючий, то я всажу пулю в твою глотку, я серьезно это говорю. Убирайся!
– Я не сумасшедший, – проговорил Ричард.
– Думал, вытащишь старого Дэйзи на дорогу и тут справишься с ним? Думал, что неплохо устроился на Маунтавеню? Так, небось, считал? Но ты плохо знал старого Чарльза Дэйзи, правда?
Он прицелился в Ричарда. Ричард понимал, что если бы он захотел, то ему не составило бы труда просто вырвать пистолет из рук старика.
– Я просто думал, что вы сможете мне помочь, мистер Дэйзи, – сказал он.
Это заставило старика рассердиться еще больше.
– Убирайся! Прочь отсюда!
Дуло уперлось в грудь Ричарда.
Ричард повиновался. Он понимал, что нет смысла разговаривать дальше, повернулся и пошел по направлению к маленькой группе, стоявшей в молчании около черного «шевроле». В отчаянии он взглянул на лицо Лауры. Глаза открыты, но она, казалось, заснула. Ее не было здесь ни для кого, кроме него, Ричарда. Ни она, ни те, другие, не могут добраться до него, пока злющий Чарльз Дэйзи буравит возмущенным взглядом его спину: или это так, или Дракон придумал какие-то новые штуки. Он шел, так плотно прижимаясь к противоположной стороне дороги, что кусты задевали правое плечо. Старый Чарльз Дэйзи все еще стоял на прежнем месте, не снимая пальца с курка, но не поэтому спазмы скрутили желудок Ричарда. Проходя мимо автомобиля, он взглянул на шофера, того, кто был одет в старый, протертый до дыр пиджак и желтую майку: шофер был бос, белые исцарапанные ноги покрывала черная засохшая грязь – она налипла на глубокие ссадины, но они не кровоточили, кожа в некоторых местах сползла с ног, но эти существа не испытывали боли, и крови не было.
Он прошел по дороге по меньшей мере ярдов тридцать, не переставая бояться, что Лаура окликнет его и заговорит с ним.
***
Добравшись до работы, Ричард увидел Джона Рема, сидевшего около задних колес собственного пикапа, который стоял на подъездной дорожке клиента. Справа от него громоздились новые, недавно напиленные дубовые доски. В клетчатой рубашке и красных подтяжках, сидя рядом со своими сокровищами, Рем походил на Санта-Клауса.
– Думаю, мы могли бы начать шкафы сегодня, после проверки панелей. Повезло мне, нашел довольно приличный дуб вчера вечером. Если говорить честно, лучший из всех, что я видел.
– Как тебе хочется, Джон, – ответил Ричард.
Рем подергал себя за бороду.
– Еще один неплохой день, босс.
– Надеюсь, Джон.
Взглянув на Ричарда, Рем все понял: он повидал уже достаточно, чтобы понимать.
– Мы потихоньку со всем справимся, босс, потихоньку со всем справимся.
Ричард помог ему занести в дом дубовые доски.
2
Как позже обнаружил Ричард Альби, он был совершенно прав, что удрал от трех призраков, вышедших из черного «шевроле»: они представляли опасность и явно собирались его убить; к тому, что осталось от его жены, он не испытывал никакого сострадания. Но последние две жертвы Дракона, пятый и шестой человек, погибшие от рук Рена Ван Хорна, не оказались настолько удачливы. Они тоже встретились с призраками, но они встретились с ними, будучи совершенно беспомощными; жертвы повстречались не только с призраками, но и с самим доктором Реном Ван Хорном незадолго до того, как Ричард Альби пережил второе сильнейшее потрясение в жизни; Рен Ван Хорн пугал их точно так же, как пугал четыре предыдущие жертвы, – так что оба несчастных, по крайней мере один из них, на своем опыте познали смысл слова «призрачность». К этому времени с «призрачностью» можно было столкнуться каждый день, просто гуляя по улицам Хэмпстеда.
Последними двумя людьми, погибшими от рук самого респектабельного гинеколога города, оказались Франц Гол-, ланд и его жена Квинни.
Свое имя Квинни Голланд получила от отца, кокни по имени Альберт Мартин, который приехал в Америку в возрасте двадцати лет и обнаружил, что для американцев его речь звучит по меньшей мере как речь герцога. Альберт подыскал хорошо оплачиваемую работу в универмаге «Маки» в Нью-Йорке и женился на продавщице из отдела готового платья; у него находилось время, чтобы поразвлечься почти с каждой хорошенькой женщиной, очаровывая их аморальным, но практичным умом настоящего лондонца. И в конце концов ему удалось скопить достаточно денег, чтобы приобрести в Хэмпстеде, штат Коннектикут, небольшой магазин одежды.
Квинни росла энергичной и практичной девушкой, почитая те идеалы джентльменства, которые, как ей казалось, полностью олицетворял отец. Сын главы местного похоронного агентства Франц Голланд лучше всех подходил под эти строгие стандарты. Даже будучи подростком, Франц уже обладал отличными манерами, был вежлив и предупредителен, и Квинни, переняв практичную сметку отца, понимала, что в бизнесе, которым он будет заниматься, покупатели не переведутся никогда. «Это как туалетная бумага», – как-то с полной серьезностью пояснил Франц. Люди всегда будут нуждаться в его услугах. Квинни могла бы сказать: «Хорош бизнес – дерьмо да смерть!», но даже тени такой мысли не появилось на ее лице. Они поженились через два года после школы. И очень скоро Квинни сделала так, что стала просто незаменима в фирме «Борнли и Голланд», выполняя всю работу, связанную с заполнением счетов, их отправкой и регистрацией заказчиков. Практичность, унаследованная ею от Альберта Мартина, дала свои плоды.
К 1980 году, когда их браку должно было исполниться тридцать лет, Франц Голланд уже не мог представить, чтобы работа похоронного бюро обходилась без жены, целый день находящейся в конторе. И поэтому странное поведение Квинни в последнее время вызывало еще большее беспокойство.
Он мог найти необходимые документы, но обычно это дважды в день делала жена, и сейчас Франц с трудом соображал, где лежат необходимые каталоги и счета.
В течение тринадцати дней Квинни не занималась ничем, кроме того, что смотрела телевизор. Она даже не одевалась. Утром, просыпаясь, она шла в ванную, чистила зубы, а потом включала старенький телевизор в спальне. Садилась на постель и сходила с ума – так, во всяком случае, воспринимал это Франц. Тринадцать дней назад все началось с того, что она заговорила с Томи Брокау, потом заспорила с появившейся на экране Джейн Поли и вновь повеселела, когда началась передача, где принимала участие Джейн Шэлит. Она беседовала со всеми людьми, появляющимися на экране телевизора. Квинни не просто обращалась к Томи Брокау и Вальтеру Кронкиту, Теду Коппелу и другим людям, чьи лица круглые сутки заполняли экран, – она вела с ними беседы.
Когда ведущий программы «Сегодня» сказал: «Сегодня многие люди испытывают материальные трудности частично из-за довольно высокой платы за обучение детей в колледжах и университетах», то Квинни взволнованно ответила: «О, я не знала этого, Томи! Что ж, я, кажется, начинаю понимать, что все эти колледжи приносят не одну лишь пользу!» И так продолжалось целыми днями. Поначалу Франц думал, что Квинни просто разыгрывает его, но она не прекращала это занятие, и он стал понимать, что жена сошла с ума: что еще можно сказать о женщине, которая принимает изображение в телевизоре за настоящего, живого человека?
Квинни даже не ела. Он приносил ей сандвичи, подымаясь в их спальню, расположенную на втором этаже похоронной конторы; жена смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом, говорила: «Спасибо, дорогой» и возвращалась к беседе с Картером Олдфилдом из передачи «Папа с тобой». Сандвичи сохли на тарелке целый день, и в шесть часов, когда Франц приносил ей суп, он убирал их. Она пила «Таб», или «Мелло Елло», или еще что-нибудь, что рекламировалось с экрана. Эти тошнотворные безалкогольные напитки были, по-видимому, единственным, что поддерживало в ней жизнь.
Квинни сидела наверху совершенно отсутствующая, словно загипнотизированная, а Франц в это время обслуживал посетителей, которых сейчас стало больше, чем обычно.
Часто, проходя через нижние рабочие помещения, намного более просторные, чем их квартирка на втором этаже, он слышал позывные передач, которые сейчас смотрела Квинни.
Когда раздавалась веселая песенка «Красный Роб, Роб, Робин ищет Боба, Боба, Боббина…», значит, в следующие шестьдесят минут жена погрузится в серьезный диалог с Картером Олдфилдом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27