- Если вы не будете молчать, то мы
найдем способ заставить вас. Мне не нравятся те, кто водит дружбу с
вонючками.
Я несколько раз беззвучно открыла и вновь закрыла рот, пока наконец
не нашла, что сказать.
- Вы, надеюсь, понимаете, что я буду вынуждена обратиться к капитану?
- Делайте, как знаете. - Он презрительно отвернулся и двинулся к
входному люку. - С нашей стороны было бы для вас одолжение, если бы
вонючка умер во время старта. Впрочем, поступайте, как знаете. Кстати,
сдается мне, ваш вонючка жив. Их не так просто убить.
Я упала на гамак, силы оставили меня и я лишь проводила его взглядом,
когда он протискивался через диафрагму, закрывшуюся за ним.
Ну что ж, мрачно размышляла я, я знала, на что шла, когда давала
согласие на полет в одной каюте с чужаком. И поскольку все уже произошло,
я могла бы по крайней мере удостовериться, жив ли Хаалфордхен, или он уже
мертв. Я решительно зависла над его гамаком, использовав возможности,
которые дала мне невесомость.
Он не был мертв. Я удостоверилась в этом, увидев, как подергиваются
его посиневшие и кровоточащие "руки". Внезапно он издал тихий скрипучий
звук. Я ощутила свое бессилие и во мне возбудилось сострадание.
Я изогнулась, чтобы дрожащей рукой взяться за аппарат Гаренсена, на
этот раз надежно и искусно закрепленный на теле чужака. Я ужасно злилась
оттого, что впервые в своей жизни умудрилась потерять сознание. Если бы не
это, матросу бы не удалось так просто скрыть свою небрежность. А так - все
обстоятельства сложились против Хаалфордхена.
- Ваши чувства вызывают доверие! - услышала она бесцветный голос,
почти шепот. - Если я еще раз посягну на вашу доброту - сможете ли вы
отстегнуть эти инструменты?
Я подтвердила, что постараюсь, спросив беспомощно, прежде чем
выполнить его просьбу:
- Вы уверены, что с вами все в порядке?
- Очень сильно не в порядке, - губы чужака шевелились медленно, а
голос по-прежнему был невыразителен.
У меня создалось впечатление, что он был страшно недоволен, что ему
приходится говорить, но не думаю, что смогла бы еще раз выдержать его
телепатическое прикосновение. Глаза-щелки инопланетянина наблюдали за
мной, пока я осторожно отсоединяла аспирационные трубки и противоударное
устройство. Вблизи я видела, что его глаза стали бесцветными, а
кровоточащие, лишенные кожи, "руки" были дряблыми, сморщенными. Шея и
голова чужака покрылись белыми пятнами. Он сказал с усилием:
- Мне следовало принять лекарство; теперь слишком поздно. Аргха
мати... - он замолк, белые пятна на его шее все еще пульсировали, а руки
дергались в агонии, которая казалась еще страшнее в наступившем безмолвии.
Я схватилась за гамак, встревоженная интенсивностью своих чувств. Я
ждала, что Хаалфордхен еще что-нибудь произнесет, но внезапно в моем мозгу
раздался резкий повелительный сигнал:
"Прокаламин!"
В первое мгновенье я просто ощутила удар - удар и еще отвращение к
телепатическому прикосновению. Теперь не оставалось никаких сомнений в
том, что терадианин борется за свою жизнь. Отчаянный возглас в моем мозгу
повторился:
"Дай мне прокаламин!"
И тут я с беспокойством отдала себе отчет в том, что большинство
гуманоидов для того, чтобы выдержать состояние невесомости, нуждаются в
приеме специальных лекарств, запас которых обычно имеется на всех
звездолетах. У некоторых гуманоидных рас функционирование сердца основано
на том же принципе, что и у людей, то есть зависит от сокращения сердечной
мышцы. У терадиан же циркуляция жидкости, обеспечивающей их
жизнедеятельность, зависит от наличия гравитации. Прокаламин - вещество,
которое вызывает искусственный спазм мышц, - обеспечивает тем самым
перекачку их "крови".
Я поспешно, оттолкнувшись от гамака, пронеслась по воздуху к
диафрагмальному отверстию, проникла в ванную комнату, нашла шкафчик с
надписью "Первая медицинская помощь" и, отвинтив болты, открыла крышку.
Под прозрачным пластиком были аккуратно разложены стерильные бинты,
антисептики с четкой надписью "для гуманоидов" и, отдельно, для трех типов
негуманоидных рас, пластиковые шарики со стимуляторами.
Я взяла два фосфоресцирующих пурпурных шарика с надписью
"прокаламин", и прочла предупреждение: "для использования только
квалифицированным персоналом". Я была сильно озадачена, у меня похолодело
под ложечкой. Что делать: связаться с капитаном "Весты" или вызвать
кого-нибудь из команды? И тут меня охватила холодная решимость. Если я
позову кого-нибудь - Хаалфордхен наверняка не получит стимулятора. Надо
действовать самой!
Я взяла фосфоресцирующую иглу, предназначенную для введения лекарств
через наружный покров негуманоидов, проколола шарик и набрала шприцем дозу
прокаламина. После этого, зажав в кулаке пластиковый шарик со все еще
погруженным в него кончиком иглы, я скользнула обратно в каюту, к чужаку,
все еще недвижимо распластанным в своем гамаке.
Паника вновь стала овладевать мной, когда до меня дошло, что
неизвестно, куда вводить стимулятор, а самое главное - как это сделать в
условиях невесомости. Ведь это, наверное, непросто даже для обученного
человека. Тем не менее, у меня не было выбора и я осторожно приподняла
одну из лишенных кожи "рук". Я не переставая размышляла о том, как мне
узнать, правильно ли выбрано место для инъекции. Мне удалось преодолеть
отвращение, хотя инстинкт из отдаленного прошлого землян подсказывал мне,
что лучше будет бросить нечеловеческую плоть, съежиться от ужаса и
завопить, как сделали бы на моем месте мои обезъяноподобные предки.
Покрытая слизью мембрана была горячей и неприятно скользкой на ощупь. Я
боролась с подступающей к горлу тошнотой, одновременно пытаясь найти
место, куда следовало ввести иглу.
В невесомости нет ни постоянства, ни направления. Шприц для
подкожного введения, как известно, действует по принципу поршня, но
задачей номер один было проколоть оболочку плоти. От парения в невесомости
у меня закружилась голова и я поняла, что если в ближайшие минуты не
сделаю инъекцию, то не смогу ее сделать совсем.
Мгновение я колебалась, из глубин подсознания поднялись мысли о том,
что если чужак умрет, я лишусь мерзкого соседа и мое межпланетное
путешествие станет вполне сносным. Но я быстро справилась с соблазном и,
крепко сжимая шприц, попыталась преодолеть дурноту и нарушение
пространственной ориентации, из-за чего терадианин казался то над, то подо
мной.
Мой центр тяжести переместился куда-то вниз и я боролась с
приобретенным мною во время предыдущих полетов желанием свернуться в
клубок и так парить в невесомости. Я приблизилась к терадианину. Я
понимала, что если бы смогла сблизиться с ним на минимальное расстояние,
то наши два тела создали бы совместный центр притяжения масс и я смогла бы
наконец сориентироваться в пространстве и ввести терадианину лекарство.
Маневр был не из приятных, поскольку чужак был без сознания, его тело
было дряблым и контакт с ним вызывал тошноту. Ощущение толстой, покрытой
слизью конечности, слабо вздрагивающей в моей руке, было омерзительным. В
конце-концов мне удалось сблизиться с ним достаточно, чтобы образовался
общий центр тяжести - ось, вокруг которой я парила, подвешенная в
невесомости.
Я подтянула в этот центр, то есть в узкий зазор между собой и
терадианином, его "руку", поднесла к ней шприц и решительно уколола.
К несчастью, мое движение оказалось слишком резким, оно нарушило
слабое искусственное притяжение, и тело Хаалфордхена снова опустилось в
гамак. "Рука" поплыла вниз и игла выскочила из нее. Я едва подавила в себе
вскрик отчаяния, злость обуяла меня, я взмахнула рукой и... кубарем
полетела через всю каюту к противоположной стене.
Возвращалась я медленно и осторожно, сцепив зубы. Со злости я
схватила "руку" терадианина, которая уже почти не вздрагивала, и плавно -
каждое резкое движение снова отбросило бы меня от него - завела ее под
ремень и затянула его.
Терадианин, наверное, еще ощущал боль, потому что его конечность
дернулась, и я чуть было не отлетела назад. Но мне удалось зацепиться
ногами под рамой гамака, а свободной рукой я крепко держалась за ремень,
которым был прикован чужак.
Так я продолжала безуспешно тыкать иглой в "руку" чужака, пока,
совсем отчаявшись, я уразумела, что единственная надежда - надавить на
шприц всей массой своего тела. Я рванулась вперед и это судорожное
движение кинуло меня к телу терадианина. Хотя в невесомости вес у меня
отсутствовал, но за счет момента движения удалось вонзить иглу глубоко в
плоть руки чужака. Я до отказа вдавила поршень шприца, затем медленно
приподняла голову и... увидела матроса, который, просунув голову в дверной
люк, с отвращением смотрел на меня. С места, где он стоял, получалось, что
я нахожусь под терадианином, прижавшись к нему.
Под его ледяным, полным презрения взглядом, я онемела. Я потихоньку
вытащила иглу из тела терадианина. Холодный осуждающий взгляд матроса
изменился. Теперь он глядел на меня с выражением, средним между ужасом и
обвинением.
Мне казалось, что время застыло, и прошли века, пока он торчал в
дверях, с лицом, вытянувшимся над тесным воротничком его черной кожаной
униформы. Затем, так и не сказав ни слова, он не торопясь убрал голову из
люка, диафрагма сжалась за ним, оставив меня наедине с тошнотворным
ощущением гадливости и почти истерической вины.
Я свернулась в клубок, продолжая сжимать иглу в высоко поднятой руке,
мои нервы не выдержали и я разрыдалась как последняя дурочка.
Я долго не могла совладать со своими нервами, и не успела даже
удостовериться, жив ли еще Хаалфордхен, когда раздался сигнал, означавший,
что наступило время приема пищи и обед послан по пневмопроводу в мою
каюту. Я апатично отодвинула дверцу в стене.
Все еще думая о том, какой же дурой я себя выставила, я перенесла
свой обед к гамаку и установила его в специальные гнезда. После этого,
взглянув на фигуру, безжизненно свисавшую на ремнях безопасности в
соседнем гамаке, я пожала плечами, оттолкнулась и снова отправилась по
воздуху через всю каюту, чтобы принести Хаалфордхену фосфоресцирующие
тюбики.
Негуманоид издал усталый звук, который я приняла за признание.
Чувствуя, что еще немного, и я сойду с ума, я закрепила рядом с ним тюбики
и вернулась к своему гамаку, чтобы заняться непростой проблемой приема
пищи в условиях невесомости.
Поев, я отправила тюбики обратно в желоб пневмопровода. Я прекрасно
понимала, что мне предстоит весь путь провести в каюте. На звездолетах
пространство ограничено до минимума. Здесь не предусмотрено помещений для
прогулок пассажиров, всюду теснота и оборудование, требующее
квалифицированного и осторожного обращения, а команда обычно слишком
занята, чтобы следить за томящимися бездельем туристами.
В аварийных ситуациях пассажир может вызвать члена команды, нажав
кнопку звонка. Но в остальном мы были предоставлены сами себе.
Я задержалась на полпути к гамаку Хаалфордхена. Его тюбики с пищей
казались нетронутыми, и я спросила его:
- Может, вы бы попробовали съесть что-нибудь?
Его бесстрастный голос стал совсем слабым и каким-то скрипучим, а
слова - невнятными. К тому же построение фраз стало неправильным, и к ним
примешивались слова его родного самарранского языка - он пытался
переложить дословно свои мысли на понятный мне язык.
- Сердечно благодарю вас, тхаккава Варгас-Мисс; но поздно.
Хаалфордхен-я погружаюсь в благодатное желание... - дальше шел поток
самарранских слов, а затем он произнес, как бы обращаясь к себе: -
Терадиане-мы умираем только на Самарре, и через немного времени
Хаалфордхен-я, знаю, умрет, и должен вернуться на родную планету. Саата.
Ожидать возвращения и умереть, терадиане-мы, когда близка смерть... -
опять последовала длинная фраза на его родном языке. Его "руки"
задергались. После негуманоид произнес странную фразу:
- Но я не живым вернусь, когда я могу остановиться-умереть. Очень
скоро Хаалфордхен-я покину, хотя Варгас-мисс хотели помочь, как бы сделал
свой. Простите тех ваших, которые не помогли. - Он помолчал, как бы
собираясь с силами и, издав странный хрюкающий звук, продолжал: -
Хаалфордхен-я дам Варгас-вам стоп-подарок в наследство, будет полезен.
Дряблое тело негуманоида внезапно сделалось жестким, напряглось. На
его глаза опустились роговые пластины. Я пыталась подплыть к нему поближе,
чтобы хоть как-то помочь ему. Но тело перестало слушаться меня.
Я ощутила внезапно ледяной холод, острый приступ дурноты сдавил мне
горло и я почувствовала болезненное прикосновение чужака к моему мозгу,
такое близкое, что все его ощущения передались мне, мое тело стало дряблым
и я забилась в конвульсиях глубокого гипнотического контакта. Волна тьмы,
почти осязаемая, накрыла мое сознание. Я пыталась крикнуть: "Остановись!
Не надо!" Панический ужас вошел в мой мозг с последним проблеском сознания
умиравшего.
"Вот почему люди правы - телепатия не должна вмешиваться..."
А затем широкая дверь, сотканная из мрака, раскрылась и сознание
вернулось ко мне.

Наверное, мрак поглотил мое сознание всего на пару мгновений, потому
что, придя в себя, я обнаружила, что по-прежнему беспомощно парю посреди
каюты и гляжу, серьезно и бесстрастно, на гамак с терадианином подо мною.
Что-то особенно ужасающее в расслабленности его тела заставило меня широко
раскрыть глаза.
К горлу подкатил комок, я опустилась ближе. Прежде мне не приходилось
видеть мертвого терадианина, но у меня на сей счет не было сомнений - он
умер. У меня началась истерика, я рванулась прочь от тела, начала
судорожно нажимать на аварийную кнопку, крича и рыдая...
Весь остаток пути меня накачивали успокаивающими лекарствами. Дважды,
смутно припоминалось мне, я приходила в себя и кричала что-то совершенно
бессмысленное. Мне делали уколы, и я снова погружалась в сон без
сновидений.
Ближе к завершению полета, когда мой мозг был еще затуманен, они дали
мне подписать бумагу, в которой я подтверждала, что ответственность за
смерть терадианина экипаж не несет.
Теперь все это не имело никакого смысла. Что-то ясное и ледяное в
моем мозгу, за туманной пеленой, сказало мне, что я должна делать все так,
как они того желали, чтобы не получить на свою голову серьезные
неприятности от земных властей. Тогда я даже не была озабочена этим,
полагая, что сказывается побочное действие препарата. Теперь мне известна
истина.
По прибытии на Самарру мне следовало покинуть "Весту" и пересесть на
транспорт, который бы держал курс в сторону Терры. Недомерок, капитан
"Весты", держал мою руку и упорно избегал моего взгляда, не сказав ни
слова о мертвом терадианине. У меня было ощущение - странное, но очень
четкое - что он касается меня так же осторожно и с опаской - как если бы
он прикасался к бомбе с часовым механизмом, которая может взорваться в
любое мгновение.
Я понимала, как страстно он желал поскорее переправить меня на
корабль, отправляющийся на Терру. Он предложил даже помочь мне
зарезервировать место на космолайнере, по номинальной стоимости, при этом
он откровенно лгал, утверждая, что у него есть долевой пай на этот
корабль. Я рассеянно выслушала его жалкую ложь и проигнорировала его
предложение. Я понимала, что он не хочет, чтобы я задерживалась на
Самарре.
Он был бы рад вообще избавиться от меня. Навсегда.

После завершения формальностей, необходимых для того, чтобы покинуть
зону посадки, я быстро пересекла космопорт и остановила терадианский
наземный экипаж. Водитель-терадианин с любопытством оглядел меня и своим
жужжащим голосом сообщил, что я бы могла нанять экипаж для землян, это на
противоположном углу. Удивительно, но я не сразу сообразила, как мне быть.
И в этот момент...
Внезапно до меня дошло. Терадианин затормозил вовсе не по ошибке. Он
был поражен не менее моего. Я села в его экипаж и он доставил меня к
странному кубической формы зданию, подобного которому я не могла видеть
раньше, но который теперь показался мне знакомым так же хорошо, как и
голубое небо Терры.
1 2 3