— Да нет.
Худощавый парень с золотистыми волосами до плеч замахнулся клюшкой и послал мячик высоко в небеса. Чем-то он напоминал юношу эпохи Возрождения. Казалось, будто его, нарисованного на холсте, оживили с помощью магии и переодели в современные шмотки — светлые брюки и желтую тенниску с короткими рукавами.
— Расскажи мне про них.
— Денис Воротынцев, восемнадцать лет. Учится в Англии, сейчас на каникулах. Единственный из них, кто по-настоящему умеет играть в теннис и гольф, остальные, считай, дурака валяют. К сверстницам относится флегматично, спиртного не потребляет — только минералку и натуральные соки.
— Человек из светлого будущего.
— До такого будущего я, надеюсь, не доживу.
— Давай тогда про минусы.
— Да у них у всех минусы одинаковые. Стеб без конца и края. Презрение ко всем и вся.
— На то они и «золотая молодежь».
— Понимаю, но от этого не легче.
— А девочка в голубом со стройными ножками?
— Маша Прилукская, стерва не дай бог. И фамилии, черт бы их побрал, не такие, как у всех.
— Маша постарше будет.
— Заканчивает МГИМО. Сразу пойдет в МИД, там папаша заведует целым сектором. Цинична до беспредела, нас считала паршивой обслугой. Мимо меня несколько раз прошла голышом. Чего стесняться, я ведь холуй, недочеловек.
— А ты не слишком серьезно их воспринимаешь?
— Попробуй по-другому, если ты сутками рядом. Лучше сделать себе обрезание и работать среди моджахедов, притворяться мусульманином хоть целый год.
С шутками и смешками компания добралась до места падения мячика, откуда Денис пульнул им еще раз. До бывшего и нового руководителя «службы охраны» донеслись аплодисменты.
— Давай дальше. Кто у нас второй молодой человек?
— У этого, по крайней мере, есть одна нормальная человеческая слабость. Азартен до беспредела.
Без конца заключает пари, время от времени пытается затащить компанию в казино или бильярдную.
Или на квартиру, где богатенькие Буратино сражаются в преферанс.
— Преф все-таки не рулетка. Если «классику» считать азартной игрой, тогда и шахматы тоже.
— Не игра ведь важна, а игрок.
— Согласен. Везучий он или нет?
— Везучий, собака. Его уже не во все казино пускают.
— Чем этот товарищ занимается в свободное от игр время?
— Выперли из института. Отец добился, восстановили. Через полгода не выдержали и выперли снова. Прямо на занятиях играл под бабки. Отбирали колоду — он кости из кармана доставал. Отсаживали от него всех — он играл сам с собой.
— О нем, ты, похоже, больше знаешь.
— Потому что любитель хвастаться. Если заведется, слова никому вставить не дает.
— Зовут как?
— Мирон Митрохин. К нам он, правда, не приставал со своими пари, считал, что сотрудникам расплачиваться нечем.
Глеб перевел взгляд на стриженую рыжеволосую девушку в черной майке и бриджах: ухватив клюшку, как автомат, она направила ее на Мирона.
— Лена Ричи. Это не фамилия, а прозвище. Фанатка Гая Ричи, ее подкалывают, будто она его вторая, заочная жена после Мадонны. Знает наизусть «Карты, деньги, два ствола», цитирует к месту и не к месту.
— Где учится?
— Тоже в МГИМО, пойдет по стопам отца и всей родни по отцовской линии. В свободное время рисует комиксы… Ну и последняя — Вероника. Они все помешаны на модном и стильном барахле, но эта дура особенно. Ни о чем другом не в состоянии говорить — только о шмотках, косметике, мобильниках, тачках. Закончила юрфак, член гильдии адвокатов. Но никто ей пока даже самого сраного дела не доверил.
Вероника как раз общалась по сотовому и держалась особняком. На зеленой подстриженной траве поля для гольфа она смотрелась самым ярким пятном в своем красном брючном костюме.
Посторонних игроков и зрителей здесь не было. Компания заплатила за два часа исключительного пользования.
— Но ведь они же не целые сутки проводят вместе. Как вы обходились втроем?
Переведя взгляд на собеседника, Сиверов не мог не почувствовать резкий контраст с «великолепной пятеркой». Дешевая и не слишком свежая тенниска, сумрачно-сосредоточенный взгляд и тускловатые белки глаз — признак усталости от непрерывного напряжения. С другой стороны, Михалыч выглядел плотным, жилистым, земным созданием по сравнению с компанией, нарисованной на траве акварельными красками. Может быть, при ближайшем рассмотрении в них тоже проступит материальное начало?
— Да они не могут друг без друга, — ответил Глебу предшественник. — Начало учебного года их, конечно, разводит. А сейчас, во время каникул, они целыми днями вместе. Одни не учатся, у других нет работы. «Дольче вита», одним словом.
— Странно, что они в Москве. Им бы сейчас полагалось валяться где-нибудь на средиземноморском пляже.
— Они и собирались туда. Родители не пустили. Сочли, что здесь больше возможностей обеспечить их безопасность. Часть времени компания торчит за городом, там у родителей Дениса коттедж со всеми прибамбасами. Однажды наш бывший сослуживец пытался проникнуть туда среди ночи.
— Пытался проникнуть? — удивился Слепой. — И никто при этом не пострадал?
— У него, как я убедился, своеобразный кодекс чести. Не хочет стрелять в бывших коллег.
— Черт возьми, я готов прослезиться.
Слепой все больше убеждался — такого задания у него еще не было. До сих пор он был скорее киллером на государственной службе, чем телохранителем. Всегда действовал против врагов, не брезгующих ничем, и никогда еще не имел подобного рода противника.
— А вы, значит, тоже…
— Мы стреляли, как положено. Только ведь он знает наши методы работы от и до. Смог уйти живым и невредимым.
— Как молодежь перенесла стрельбу?
— Для них это все как приключение, как кино.
Они вообще не чувствуют реальности выстрелов, ни разу не видели, как свинец вышибает мозги.
— Никто не испугался? Даже девчонки не закатили истерику?
— Скоро сам убедишься, как они к этому относятся.
Михалыч снял шапочку с козырьком и провел рукой по волосам ото лба к затылку. Он выглядел безмерно уставшим и подавленным. Слепой знал, что ждать гораздо тяжелей, чем действовать самому. И его самого будет тяготить работа охранника, цепного пса на привязи.
— Так тебя за случай в коттедже решили убрать?
— Тому случаю уже неделя исполнилась. Скорей за вчерашнее. Вчера я не выдержал, выложил Прилукской все, что о ней думаю. Достала уже, — Михалыч провел ребром ладони сперва под подбородком, потом над головой. — С одной стороны, я рад, что избавился. С другой… Противно, что на первую же ее претензию с такой готовностью отреагировали.
«Великолепная пятерка» лишний раз убедилась, что мы действительно холуи, заменить нас даже проще, чем затребовать другого официанта.
Шапочку с козырьком он не стал подбирать, он в ней больше не нуждался.
— Какую с тебя требовали отчетность?
— Насчет этого пожаловаться не могу, особо не грузили. Писать заставляли по минимуму.
— Для Филиппыча?
— Работа здесь под началом подполковника Звонарева.
— Нормальный мужик?
— Я так и не понял. Слишком редко контачили. Он не придирался по пустякам. Но много о чем умалчивал.
— Может, не по своей инициативе?
Предшественник пожал плечами. Ему явно хотелось поскорей убраться с поля. Хоть он и сам спровоцировал свое увольнение, все равно этот факт останется пятном в его послужном списке.
На двух открытых легких электромобильчиках компания молодежи поехала к водной преграде, обозначенной красными колышками. Где-то там упал после очередного удара мяч. Слышались громкие, с небрежным шиком произносимые термины: питч, слайс, богги.
Слепой уже внутренне взял на себя ответственность за молодых людей. Двое сотрудников справа и слева от корта побежали трусцой за компанией. Глеб тоже двинулся небыстрым, но широким шагом. Предшественник вынужден был следовать рядом с ним — он не получил пока позволения отправляться восвояси.
— Знаешь, на сколько тянет все это удовольствие — в смысле, поле? Мощение, озеленение, альпинарий, водопад, искусственные водоемы. Трава с длиной ворса два миллиметра, чтобы условия качения мяча приближались к натуральному грину…
— Даром ты время не терял. Набрался по части гольфа.
— Спортивный комментарий, по крайней мере, вести могу… Сорок пять штук «уев» здесь вбухано.
Не так уж много по московским меркам.
Глава 3
Операцией «Оазис» руководил Коломийцев, сотрудник ФСБ, уже три года работавший под «крышей» российского посольства в Дохе. Прибыв на арендованную посольством дачу, Олег Веденеев и Володя Пашутинский рассказали ему о последней примерке.
— Со стоянкой все в порядке, — улыбался Владимир. — Ни полиции поблизости, ни камер наблюдения. Один только джигит лет восемнадцати квитанции выписывает.
«Джигит», «пастух» — подобные определения вызывали у Веденеева кратковременную зубную боль. Сколько раз он уже сталкивался с некомпетентностью таких «деятелей», свысока поглядывающих вокруг.
— Как поступим, если машина втиснется в щель? — спросил старший.
Заранее было решено, что взятый напрокат минивэн припаркуется бок о бок с яндарбиевским внедорожником. Но водитель «Тойоты-Лэндкрузера» мог поставить машину на свободное место между двумя занятыми. Ближайшие места в соседнем ряду тоже могли занять — ведь желательно было выдержать минутную паузу и подъезжать на минивэне уже после отхода Зелимхана и его спутников от стоянки.
— В худшем варианте нас будут разделять машины две, не больше. Я беру ключи, лезу озабоченный под минивэн. Как только Олег дает добро, я уже под «Лэндкрузером», — без запинки произнес Пашутинский.
— Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно, — задумчиво пробормотал Коломийцев.
— Именно так.
— За три года я насмотрелся, как здесь машинами пользуются. Если в Европе никто сам не заглядывает под капот, то здесь тем более.
Прямиком на СТО — своим ходом или на эвакуаторе. А уж ложиться на землю, как наши мужики привыкли… На вас моментом обратят внимание.
— Можно надеть одинаковые комбинезоны, — предложил Веденеев. — Тогда Володя будет смотреться убедительнее.
— Комбинезоны само собой, — кивнул старший.
Олег готов был поручиться, что Коломийцев даже не думал о спецодежде. Он терпеть не мог начальников, которые выискивали недостатки в работе подчиненных, а все дельные предложения принимали как само собой разумеющееся. "Успокойся, — сказал он себе. — Ты сегодня слишком раздражен.
Коломийцев не лучше и не хуже других. Просто у него есть дипломатический паспорт, а у вас с Володей обычные с визой".
— Придумаем название фирмы и нанесем по трафарету на оба комбинезона. Еще и на транспорт в придачу. Загнать в какой-нибудь тупик, взять распылитель и за минуту пустить надпись по борту. Смываемой краской, чтобы не было вопросов при возврате «колес».
«Вот это дельная мысль, — отметил Олег. — Надпись всегда отвлекает от номера. Даже если после взрыва соседство минивэна с „Лэндкрузером“ покажется кому-то подозрительным, полиция потратит день-другой на поиски мнимой фирмы».
Еще один вопрос: что потом делать с минивэном, взятым напрокат по подложным документам? Сейчас он стоит среди тысяч других машин на огромной крытой стоянке в пять наземных этажей и три подземных. Лучше всего после взрыва загнать его туда же.
Ни в коем случае не оставлять на открытой стоянке, там минивэн быстрей обнаружат, если кто-нибудь из свидетелей-зевак все-таки заметит и сообщит номера. На крытой стоянке данные машин не вбиваются в компьютер. При въезде на четвертушке разграфленной розовой бумаги проставляют от руки время и прижимают ее «дворниками» к лобовому стеклу. При выезде считают срок и выбирают чек к оплате.
— Сколько пробудете возле мечети?
«Сколько ни скажем, он обязательно скорректирует время», — подумал Олег.
— Думаю, четверть часа хватит, — прикинул Пашутинский.
Старший перевел взгляд на Веденеева.
— По пятницам наш герой молится в два раза дольше обычного. Можно еще поторчать, — ответил Олег.
По плану операции он должен был все это время оставаться на водительском месте. Пашутинский подвесит взрывное устройство к днищу «Лэндкрузера» и отправится в магазинчик, где купит хурму — большую открытую коробку. У возможных зевак, не знающих куда деть глаза, не должно возникнуть вопросов: кого ждут в минивэне эти двое, почему уехали, не дождавшись. Выход человека к магазинчику и возвращение с хурмой объяснит все сразу: приезд, ожидание и отъезд.
Хронометраж уже провели. Неспешный путь к магазинчику — три с половиной минуты. Осмотреть товар, поторговаться и расплатиться — от пяти до десяти минут. Возвращение к минивэну с полной коробкой — еще пять.
— Сколько влезает в такую коробку? — спросил старший.
— Килограмм двадцать — двадцать пять.
— С грузом человек идет быстрее, чем с пустыми руками. С пустыми руками идешь в свое удовольствие, с грузом хочется побыстрее дойти.
Веденеев оценил крепкую фигуру напарника.
Специалист-взрывотехник походил скорее на десантника. Это было еще одним минусом кандидатуры Пашутинского — минусом, почему-то не принятым во внимание в Москве. Здесь, на Аравийском полуострове, народ щупловатый, узкоплечий, здесь «шкафы» всегда бросаются в глаза.
— Для Володи двадцать кило не вес. Он может забыть о нем и по-прежнему глазеть по сторонам.
— В самом деле, — кивнул Коломийцев. — Пусть возьмет две коробки, тогда он будет выглядеть убедительнее. Дважды по две.
— Чья жена в посольстве собралась варенье варить? — недовольно осведомился Пашутинский.
Коломийцев жизнерадостно рассмеялся. От долгого пребывания в посольстве под дипломатическим прикрытием он стал похож на настоящего дипломата. Запах дорогого мужского одеколона, нежнейшая белая сорочка и отбеленные зубы, стильный галстук и перьевая авторучка с золотистым колпачком. Отутюженные брюки и черные туфли с тонкими черными шнурками, завязанными двумя совершенно одинаковыми узлами.
Веденеев сам любил аккуратность, но его аккуратность не стоила таких денег. Сейчас он по «легенде» считался водилой и просто обязан был выглядеть соответствующе. На ногах сандалии, на запястье недорогие часы на металлическом браслете. Мятые брюки, мятая майка. Володя Пашутинский выглядел примерно так же, но в отличие от напарника чувствовал себя в своей шкуре.
— По времени получаем, — старший стал суммировать на калькуляторе. — Минута на работу, от силы две. Три минуты до лавки, семь минут на все дела с продавцом. Две минуты донести до машины первую партию хурмы. Еще три туда плюс две обратно. Итого девятнадцать минут плюс-минус одна.
* * *
На следующий день, в четверг, Пашутинскому выдали билеты на рейсовый катер до Абу-Даби и на «Боинг» из Абу-Даби в Берлин. В последний момент в Москве приняли решение, что безопаснее вылетать не из Катара, а из Объединенных Арабских Эмиратов. Благо, большой задержки не будет — по морю до Абу-Даби всего ничего. Еще в ФСБ решили, что Пашутинский с Веденеевым не должны улетать вместе в первую же ночь после убийства. Пусть вначале полетит один, а другой — в воскресенье.
Перед тем как заснуть в четверг на посольской даче, они обсуждали последние новости. Володя завидовал, что напарник еще остается.
— Повар здесь классный, бассейн тоже. Что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость? Я вообще не люблю резко рвать когти — неуютно себя чувствуешь. Кажется, будто кто-то дышит тебе в затылок.
— А я бы лучше улетел, чем торчать здесь лишние два дня, — заметил Веденеев. — Сейчас нас здесь более или менее терпят: как-никак по делу в командировку прибыли. А завтра, когда вернусь, я уже буду чувствовать себя лишним. Я, знаешь, человек мнительный. Не очень люблю пользоваться бесплатными благами.
— Наплюй на всех. Господи! Эти дипломаты здесь только соблюдают этикет, больше ничем не занимаются. Неделю вместе со всеми будут притворно посыпать головы пеплом: как же это убили-замочили личного гостя эмира? Разве сравнится наша работа с их? Да они нам должны лично прислуживать, включая посла и его жену.
— Во-первых, никто, кроме Коломийцева, не посвящен в дело.
— Ничего, завтра догадаются. Дураков здесь нет. Требуй внимания, пользуйся всеми благами.
Плавай, отъедайся, загорай. На это лето в Москве дохлый прогноз — не больно загоришь.
— Купил что-нибудь своим?
— С этими купишь. Как узнали, что я лечу, всучили дерьма на полный чемодан. Я уже открытым текстом первому секретарю сказал: хорош борзеть!
А он все равно прикинулся, что не понял. Одно слово, дипломат.
— Ладно. Надо отоспаться.
Оба умолкли на узких кроватях под мерное гудение кондиционера. Веденеев лежал с открытыми глазами и думал о собственной мнительности. Для сотрудника ФСБ это палка о двух концах. Мнительность может спасти тебя от верной смерти, мнительность может и погубить.
Нужно позволять ей нашептывать все что угодно. Если затыкать уши, она будет громко кричать.
1 2 3 4 5