Он давно перестал носить джинсы с намалеванными на заднице глазами, но Ивану Алексеевичу иногда, совсем как встарь, хотелось взять этого олуха за ухо и отволочь к номенклатурному папаше.., вот только папаша его, бывший председатель горсовета Губанов, уже лет десять как лежал под тяжелой плитой черного мрамора в родном городе Ивана Алексеевича, так что вести Алексея Губанова было не к кому.Закончив бритье, Бородич вышел из ванной, выпил уже принесенный обслугой стакан свежего апельсинового сока, надел чистую рубашку, тщательно причесал свою все еще густую, лишь слегка тронутую сединой шевелюру и только после этого, распахнув окно, высунулся наружу.– Алексей, – позвал он, – поднимись, пожалуйста!Губанов обернулся, выпустил из рук талию худосочной дамочки, которой помогал целиться из револьвера, отобрал у нее “магнум” (Иван Алексеевич отметил, что дорогой зятек все-таки не до конца пропил мозги), сунул его под мышку, кивнул и направился к дому. Болтавшиеся по двору бездельники нестройным хором приветствовали хозяина. Иван Алексеевич в ответ ограничился коротким суховатым кивком, тем более, что Ирина даже не обернулась на его голос, продолжая беседовать с каким-то очкариком. В руке у дочери Иван Алексеевич увидел полный стакан и поспешно отвернулся, боясь дать волю своим чувствам в присутствии посторонних людей, половину которых он видел впервые.К тому времени, как Губанов поднялся на второй этаж, Иван Алексеевич уже успел перебраться в расположенный рядом со спальней кабинет и уселся за рабочий стол, тем самым давая понять, что разговор будет серьезным.Впрочем, его зять все-таки был очень неглуп и хорошо знал свое место, и, когда он наконец вошел в кабинет, Бородач с трудом скрыл удивление: Алексей выглядел совершенно трезвым и, к изумлению Бородича, оказался даже гладко выбритым. Вот разве что глаза у него были красноватыми не то с перепоя, не то от недосыпания.Иван Алексеевич жестом предложил зятю сесть и, когда тот уселся в стоявшее рядом с письменным столом кресло для посетителей, незаметно потянул носом, рассчитывая уловить запах перегара. Вместо кислой вони неусвоенного алкоголя ноздрей губернатора коснулось тонкое благоухание французского одеколона, и Бородич мысленно покачал головой: можно было подумать, что в курс обучения офицеров ФСБ входили практические занятия по волшебству и черной магии.– Как вам спалось, Иван Алексеевич? – поинтересовался Губанов, устраиваясь в кресле. – Гости вас не очень беспокоили?Бородич остро взглянул на него из-под насупленных бровей: парень сам лез на рожон, вызывая огонь на себя.Или он действительно дурак? Да нет, не похоже…– Именно о гостях я и хотел с тобой поговорить, – проворчал он. – Я, конечно, понимаю, что вы – люди молодые, а сегодня выходной, но должен тебе напомнить, что ты получаешь немалые деньги в качестве начальника моей охраны…Он внутренне поморщился от собственных слов. Возможно, не стоило брать так круто в лоб и обижать парня, но на церемонии и дипломатию сейчас не было ни времени, ни сил. Да и парню, кстати, уже без малого сорок лет. Надо же хоть немного соображать…Губанов ухмыльнулся своей фирменной ухмылкой, которая неизменно заставляла даже людей, хорошо его знавших, теряться в догадках: дурак он или только притворяется? – сел ровнее и вынул из нагрудного кармана своей светлой спортивной рубашки пачку “парламента”.– Вы позволите? – вежливо осведомился он и, дождавшись разрешающего кивка, преспокойно задымил, деликатно пуская дым в сторону.Некоторое время Бородич ждал, не скажет ли зять что-нибудь в свое оправдание, но тот продолжал пыхтеть своей заграничной соской, разглядывая его наглыми чекистскими глазами. “Черт, – подумал Иван Алексеевич, – как же это? Как это вышло, что в области у меня пусть относительный, но все-таки порядок, а в собственном доме творится черт знает что? Надо, надо было жениться на Нинке Ковровой. Сейчас бы этот умник стоял передо мной навытяжку и просил прощения…"– Я вижу, тебе нечего сказать, – проворчал он наконец с подчеркнутым неодобрением.– С чего вы взяли? – легко ответил Губанов и снова ухмыльнулся. – Я просто не хотел вас перебивать. – Он вдруг сделался серьезным, почти хмурым. – Видите ли, Иван Алексеевич, будь я только начальником вашей охраны, все было бы очень просто. Но я еще и муж вашей дочери, а эта должность, скажу я вам, требует, э.., некоторой гибкости. Думаете, мне не надоели эти пьяные рожи? Вторые сутки хожу вокруг них, как пастушья овчарка, и изображаю при этом бурное веселье.– Вот и разогнал бы, – сказал губернатор. – Как начальник охраны. А жену приструнил бы. Я в ваши семейные дела лезть не намерен, но жену, знаешь ли, надо держать в руках…– Ее довольно сложно держать в руках, и вам это отлично известно, – сказал Губанов. – Я не жалуюсь, а просто ввожу вас в курс дела. Если хотите знать мое мнение, то с ней нужно что-то делать. Она спивается на глазах и становится неуправляемой.Бородич снес очередной удар не моргнув глазом. В конце концов он позвал Губанова к себе именно для этого разговора, и то, что зять затеял его сам, было даже лучше. Личное отношение губернатора к майору Губанову в данном случае роли не играло или почти не играло: майор являлся членом губернаторской семьи, а дело здесь было именно семейное.– Ну, хорошо, – медленно сказал он. – Раз уж ты сам об этом заговорил… Тебе известна эта история с банком?Губанов кивнул:– Мне звонила Нина Константиновна и ввела меня в курс дела. Я помогаю ей уладить некоторые аспекты этого происшествия.– Вот как? Интересно, почему я ничего об этом не знаю? Что это за странная возня у меня за спиной?– Почему же именно возня? Нина Константиновна – ваше доверенное лицо, я – ваш начальник охраны… По-моему, нам сам бог велел оберегать вас от лишних волнений.– И именно поэтому у меня под окнами вторые сутки куролесит пьяная толпа, – саркастически вставил Иван Алексеевич.Губанов кивнул с самым серьезным видом.– Именно поэтому, – подтвердил он. – Кое-кто из этой толпы имеет самое непосредственное отношение к банку. За минувшие сутки я успел отснять массу интереснейших видеоматериалов, которые сделают этих людей гораздо более сговорчивыми. Компрене ву?– Однако, – удивленно сказал Бородич. – Это ты сам придумал или Коврова посоветовала? Впрочем, не отвечай, не надо. Не хочу я ничего про это знать… Но вообще-то вы молодцы. Ей-богу, молодцы!– Не торопитесь нас хвалить, – все с той же непривычной серьезностью сказал Губанов. – Банк – это семечки. Есть проблема посерьезнее…– О, господи, – вздохнул Бородич.– ..И она напрямую касается вас, – закончил начатую фразу Губанов.– Меня?! Впрочем, естественно. Моя дочь все-таки…– Совершенно верно, но дело не в этом. Точнее, не только в этом. Вот вы давеча сказали, что жену, мол, надо бы держать в руках. Видит бог, я пробовал. Уверяю вас, что у меня это получилось бы, не будь я начальником вашей охраны. Сложилось некоторое противоречие между моими служебными и семейными обязанностями…– Погоди, погоди, – перебил его губернатор. – Что за бред ты несешь? Ничего не понимаю. Какое еще противоречие?– Самое что ни на есть противоречивое. Последний раз, когда я вылил бутылку “Хенесси” в унитаз и сказал Ирине, чтобы она подумала о вас, если не хочет думать о себе, знаете, что она мне ответила? Что если я от нее не отстану, то она подумает о вас и расскажет всему свету о том, как вы убили ее мать.В кабинете наступила нехорошая тишина, в которой стали отчетливо слышны доносившиеся со двора звуки продолжавшегося веселья. Теперь там надрывался магнитофон, но Иван Алексеевич почти не слышал его из-за звона в ушах. Ощущение ватного бессилия и сосущей пустоты под диафрагмой, которого он не испытывал с того самого дня, когда погибла Галка, вернулось впервые за двадцать четыре года. Он чувствовал себя вмерзшим в ледяную глыбу и выставленным на всеобщее обозрение. Нужно было срочно что-то делать, но он не мог не только говорить, но и думать. В голове молотком стучала только одна мысль: бумеранг. Бумеранг сделал круг и вернулся. Круг получился очень большим, проклятая штуковина, бешено вертясь, летала черт знает где ровно двадцать четыре года, и не мудрено, что о ней все благополучно забыли. А она все-таки вернулась, когда никто этого не ожидал, и – между глаз…– ..проверить, – как сквозь вату донесся до него голос зятя.– Извини, – хрипло перебил его губернатор. – Я прослушал. Что ты говоришь?– Я говорю, что взял на себя смелость все проверить, – повторил Губанов. – Дело закрыто, вы признаны полностью невиновным. Явный несчастный случай, не вызывающий никаких сомнений.– Она не знает, что говорит, – пробормотал Иван Алексеевич. – Допилась до белой горячки, как…– Как ее мать, – закончил за него Губанов. – Похоже, что это наследственное. Вы должны извинить меня за бесцеремонность, но дело очень.., я бы сказал, скользкое. Скажите, ваша теща не пила?– Я ее никогда не видел, – безучастно ответил Иван Алексеевич, думая о своем. – Галка была сиротой и никогда не говорила о своих родителях.– Я навел справки, – сообщил Губанов. – Мать вашей первой жены скончалась от цирроза печени в сорок лет. За год до смерти ее выписали из ЛТП, и весь последний год она пила беспробудно.– О, господи, – повторил Бородич.– Но вернемся к нашей проблеме, – продолжал Губанов. – Перед законом вы чисты, но общественное мнение… Публика обожает скандалы, не говоря уже о газетчиках. Вас просто распнут, а это…– Ну да, – перебил его Бородич. – Повредит моему авторитету. Это я уже слышал. Что ты можешь предложить?Майор ФСБ Губанов внимательно посмотрел на своего тестя, губернатора Московской области Ивана Алексеевича Бородача, закурил еще одну сигарету и раздельно сказал:– Это будет зависеть от того, насколько серьезно вы воспринимаете ситуацию.Губернатор ответил ему не менее внимательным взглядом.– Иными словами, ты хочешь узнать, как далеко я согласен зайти, – без вопросительной интонации произнес он. – По-моему, выбор у меня невелик. Отправить ее на принудительное лечение можно только после решения суда, а это опять скандал. Добровольно лечиться она не станет. И, пожалуйста, не забудь о том, что она моя дочь.., и твоя жена, между прочим.– Изоляция, – после короткой паузы сказал Губанов.– Как ты себе это представляешь? Я не могу всю жизнь держать ее под замком ни в московской квартире, ни здесь, на даче. Обслуга станет трепать языками, да и вообще… А оставлять ее без присмотра просто нельзя.Губанов откашлялся в кулак и покачал головой.– По-моему, вы как-то превратно истолковываете мои слова, – сказал он. – Я люблю вашу дочь и желаю ей только добра. И именно ради ее блага я предлагаю временно поселить ее здесь, в загородном доме, под надежной охраной. Естественно, это не будет продолжаться вечно. Ее необходимо вылечить, причем как можно быстрее. Есть новейшие методы…– Кодирование, “торпеды”, – с нескрываемым презрением проворчал Иван Алексеевич. – Фуфло это все, и ты об этом знаешь не хуже меня. А потом какой-нибудь шарлатан станет давать объявления в газетах: “Я лечил дочь губернатора Бородича!” Это предложение никуда не годится.– А мое предложение заключается вовсе не в этом, – спокойно ответил Губанов. – Я много размышлял об этой проблеме. Нам нужен свой медицинский центр. Знаете, на американский лад: этакая смесь пятизвездочного отеля с супермодерновой клиникой. Конечно, придется вложить немалую сумму, но в постояльцах недостатка не будет. Думаете, у вас у одного такие проблемы? Все окупится за пару лет, а через пару лет областной бюджет начнет отгребать чистую прибыль. А если поставить во главе центра своего человека, да еще и компетентного в интересующей нас области, Ирину можно будет вылечить без лишнего шума и, что самое главное, эффективно, раз и навсегда. И ни к кому не надо обращаться, все можно сделать тихо, по-семейному..Некоторое время Бородич размышлял, задумчиво пощипывая нижнюю губу, а потом огорченно покачал головой.– Прожектер ты, Алексей, – сказал он. – Певец великих строек… У тебя что, совсем крыша поехала? Что мы с тобой во всем этом понимаем? Где его взять – своего человека, компетентного в данной области?– Есть такой человек, – снова демонстрируя свою крокодилью ухмылку, сказал майор Губанов. – Свой в доску и очень, очень компетентный. Если хотите, я вас сведу. Глава 3 В ординаторской психотерапевтического отделения, как всегда, было накурено, и две висевшие под потолком люминесцентные лампы смутно сияли сквозь никотиновый туман, как пара странных прямоугольных солнц, затянутых ядовитыми облаками. Они издавали высокое убаюкивающее жужжание, которое становилось слышным только в такие вот глухие ночные часы, когда даже самые беспокойные пациенты наконец умолкали, а за окном прекращалось унылое завывание пролетающих мимо троллейбусов.Доктор Маслов неодобрительно покосился на плавающий под потолком слоистый голубовато-серый туман, с неохотой встал с застеленной белой простыней кушетки и потянул за шнур, открывая фрамугу. Под мышкой у него был зажат покетбук в дешевой бумажной обложке, в зубах дымилась сигарета, а на переносице поблескивали очки без оправы.На вид доктору Маслову было около сорока лет. Он рано облысел, но недостаток волос на голове компенсировался густой пегой бородой, веником торчавшей вперед и в стороны, и запущенными, рыжими от никотина усами, которые вечно лезли ему то в рот, то в стакан со сметаной, до которой доктор был большим охотником. При росте в сто восемьдесят пять сантиметров доктор Маслов весил семьдесят два килограмма вместе с ботинками и ключами от квартиры, так что издали напоминал слегка искривленное бамбуковое удилище, смеха ради обряженное в мятый белый халат с пятнами от пролитого кофе и иных, не столь безобидных напитков. Говоря коротко, с виду он был точь-в-точь чокнутый профессор из комиксов, разве что немного помоложе, но глаза за линзами очков смотрели остро и испытующе, и даже бесцеремонные санитарки, насквозь провонявшиеся лизолом и портвейном, почтительно понижали голос, разговаривая с доктором Масловым.Обеспечив себе приток кислорода, доктор вернулся на кушетку и вынул из-под локтя потрепанную книжицу в броском черно-красном переплете. Это был нашумевший роман ужасов. Романы ужасов доктор Маслов любил даже больше, чем сметану, хотя и немного меньше, чем хороший коньяк.Дома у него было не меньше полуцентнера этой макулатуры, но, несмотря на свой богатый читательский опыт, доктор до сих пор сопереживал героям и пугался, как ребенок, получая от этого огромное удовольствие. Почитав минут десять, он начал время от времени с беспокойством поглядывать на открытую фрамугу, словно опасаясь, что туда может забраться какая-нибудь нечисть. Вампиры, как известно, обожают открытые окна и форточки, а книга, которую читал доктор Маслов, была как раз про вампиров.Продержавшись еще минут двадцать, он решительно встал, сунул книгу под мышку и со стуком захлопнул фрамугу, отлично понимая при этом, насколько смешным могло показаться его поведение стороннему наблюдателю.Несмотря на свое пристрастие к низкопробной литературе, Сергей Петрович Маслов был очень грамотным врачом и имел громадный опыт работы. Вздумай он поделиться этим опытом с любым из авторов столь любимых им романов ужасов, и его слушатель через десять минут убежал бы прочь с выпученными глазами, дико вопя от страха и на несколько метров опережая собственный крик.Но Сергей Петрович всегда ревностно хранил врачебную тайну и не видел в том, чем ему приходилось изо дня в день заниматься на протяжении почти двадцати лет, никакой мистики. Он был врачом и помогал больным – какая же тут мистика? А то, что некоторые пациенты и их родственники норовили назвать его волшебником, пусть остается на их совести.В свои тридцать восемь лет Сергей Петрович Маслов успел изрядно поколесить по свету, побывав и в экзотическом Тибете, и в гораздо более прозаической Дании, где знакомился с опытом тамошних медиков в области реабилитации наркоманов, и даже в Соединенных Штатах. Там он инкогнито поприсутствовал на нескольких собраниях Общества анонимных алкоголиков, где легко сошел за своего и откуда вынес стойкое убеждение, что все, чем они там занимаются – чушь собачья. Полгода назад начальство, очень любившее доктора Маслова за высокий профессионализм и полное отсутствие карьерных амбиций, в составе делегации российских медиков отправило его на Зеленый континент. Пока остальные члены делегации – в основном это были сытые чиновники из Минздрава, рассматривавшие эту поездку как бесплатный тур, – катались на монорельсе, пили в барах и дразнили кенгуру, доктор Маслов не терял времени даром. Красот Австралии он почти не заметил, потрясенный размахом и невиданной мощью тамошней индустрии здоровья.
1 2 3 4 5 6