– В ванной был, – соврал Рублев.– Что, сам мне позвонить не мог?– А разве со мной может что-нибудь случиться?– С тобой – нет. Разве что женишься.– Знаешь, Андрюха, теперь я тебе поверил, что они в самом деле дерьмо ложками жрут.И друзья рассмеялись. Подберезский – радостно, довольный, что его опасения оказались вымыслом, а Комбат, озабоченно разглядывая вконец испорченную ножом куртку – ни зашить, ни склеить.А тем временем трое, нападавших на него азиатов, переговаривались во дворе дома проповедника, приехали они туда на такси, вызвав ремонтников, которым предстояло забрать «вольво».– Скажем боссу, что все сделали как надо.– Лучше правду сказать.– Тогда место потеряем, неудачников ни он, ни Учитель не любят.– Дело говоришь.– Но и мужику тому я спускать не собираюсь.– Я узнаю, где он живет, по номеру машины.У нас свои люди и в ГАИ работают. Тогда и подготовимся к встрече с ним. * * * Бритоголовый невысокий мужчина в белых одеждах, поверх которых с шеи стекали нитки разноцветных бус, сидел на мягких пестрых подушках посреди огромной комнаты с зашторенными окнами. Время от времени его голова дергалась и тогда он отводил правую руку в сторону, брал с блюда засахаренную вишню и долго жевал ее, как жвачку. А затем сплевывал косточки прямо на пол, стараясь попасть ими в одно место. Непонятно по какой причине, но мужчина решил нарушить однообразие своих движений.Его правая рука, короткие пальцы которой были украшены многочисленными перстнями с дорогими яркими камнями, скользнула не вправо, к блюду, а под подушку – маленькую, шелковую, с золотой бахромой. Из-под подушки был извлечен пульт дистанционного управления.Мужчина что-то пробормотал, – то ли заклинание, то ли молитву, а может, ругательство. Его толстые губы, перепачканные жеваной вишней, облепленные сахаром, зашевелились. Толстый палец вдавил одну кнопку, затем вторую. Экран гигантского телевизора вспыхнул: вначале появился электронный снег, затем он исчез, уступив место таблице настройки.– Ну же, – сказал мужчина, ни к кому конкретно не обращаясь.И на экране появилось лицо вождя секты «АУМ синреке», одутловатое, с растрепанной бородой. Казалось, что Осахара смотрит прямо на мужчину, сидящего на тугих подушках.– Ну и что ты мне скажешь? – сорвалось с губ хозяина дома.И словно в ответ заговорил Осахара, но вызвавший его из небытия не стал слушать:– Да надоел ты мне уже со своими идиотскими пророчествами. И вообще, ты – баран. Зря ты меня не послушал. Ты настоящий олух, и теперь многие из твоих людей ушли ко мне. Я с ними сделаю то, к чему ты только стремился. А ты посидишь в тюрьме.Мужчина, сидевший на подушках, смотрел эту кассету в сотый раз. Она была специально смонтирована для него. В ней были представлены моменты взлета Осахары, его выступления. Имелись фрагменты выступлений на стадионах, в огромных залах, а иногда проповеди и пророчества сделанные прямо на камеру, глаза в глаза со зрителем.Кадры с самим Осахарой, с его проповедями, сменялись кадрами из зала суда, где был отображен процесс над лидером ортодоксальной секты, обвинявшемся в терроризме.– Так тебе и надо! Ничего не можешь сделать по-настоящему. Малая кровь не впечатляет, а не судят лишь победителей. Удар должен быть сильным – один удар и все в шоке. И не зарин надо было распылять, конечно же, не зарин… Но ничего, ничего, – мужчина погрозил кулаком изображению Осахары, а затем указательным пальцем. – Вот я сделаю то, чего ты боялся. Зараза будет распространяться, как наше учение: один, охваченный верой, приводит за собой троих. А те трое – девятерых. Один зараженный уведет с собой сотни. И вот тогда наступит конец света.При любом конце света важно, чтобы имелись избранные, те кто спасется. Апокалипсис не надо обещать, как это делал ты, его надо приближать всеми силами, понял? Понял меня? – как заклинание, твердил, раскачиваясь из стороны в сторону, мужчина в белых одеждах.Затем он вскочил на ноги, схватил золотой колокольчик с витым шнурком и кисточкой на конце и трижды взмахнул им над головой. Одна из штор колыхнулась, появился высокий широкоплечий мужчина, бритоголовый, с опущенной головой.– Слушаю тебя, – едва слышно произнес он.– Ну, что там у нас? Люди в Москву отправились? Что генерал Пивоваров, не согласен действовать с нами заодно или как?– Согласен, Учитель. Он обещал передать еще документы, мы их получим на днях. Наш человек уже в Москве, я сам завез его в аэропорт, а из Москвы он мне позвонил.– Он один? – спросил тот, кого называли «Учителем».– За ним приставлены еще трое, но он о них не знает.– Сколько у него с собой денег?Мужчина назвал сумму. Учитель покачал головой, но из этого движения было непонятно, удовлетворен он или огорчен. Маска безразличия почти постоянно присутствовала на его лице. Он одушевлялся лишь тогда, когда смотрел телевизор, когда смотрел кадры с взрывами ядерных бомб, с землетрясениями, наводнениями и всевозможными катастрофами, которые в последние несколько лет так часто сотрясали мир.Эти кадры, как правило, приводили его в прекрасное настроение. Он возбуждался, хлопал в ладоши, раскачивался и беспрестанно поглощал сладости. Под белыми одеждами, под тонкой шелковой тканью колыхалось обрюзгшее жирное тело. И уж совсем не к месту смотрелся большой крест-распятие на толстой цепи, украшенный драгоценными камнями.Странная смесь буддизма, средневекового христианства и современной цивилизации царила в огромном особняке за высоким бетонным забором. А за забором расстилался прибайкальский лес.– Когда он должен сообщить о результатах?– Он уже сообщил, Учитель. Он получил бумаги и три ампулы. Генерал нас не обманул.– Но мы ему и заплатили немало.– Он нам еще понадобится? – спросил слуга у своего хозяина.– Я отдам распоряжения, когда решу что с ним делать.– Может, было бы лучше его сразу…– Нет, не надо, – решения здесь принимаю я и только я. А после того, как все произойдет, я окажусь над всеми.– Да, да, Учитель, так оно и будет, – абсолютно убежденно произнес слуга, так и не поднимая глаз от узоров ковра.Было странно видеть в этом огромном сильном мужчине такую почти детскую покорность.– Ну подойди ко мне, – произнес Учитель.Мужчина опустился на колени и пополз. Когда он оказался рядом со своим повелителем, тот плюнул себе на пальцы и вытер их о бритую макушку коленопреклоненного. При этом брезгливо поморщился.Мужчина распластался.– Ладно, иди. Будешь нужен – позову. Я тебя благословляю, ты мой верный ученик. Ты один из избранных.– Я рад, Учитель.Встав на четвереньки, охранник попятился. Он был похож на огромного пса. Единственное, чего он не делал, так это не рычал и не лизал босые ноги с наманикюренными, ухоженными ногтями Учителя.– Вот что, я решил, – выплевывая слова так, как прежде выплевывал вишневые косточки, проговорил Учитель. – Связного уберете, как только получите документы и ампулы.– Понял, – вновь ударившись лбом о мягкий ковер, тихо ответил слуга.– Люди прибывают? – задал вопрос Учитель.– Построено еще пять новых домов и закончен первый барак.– Это хорошо, – глядя на белую стену и погасший экран телевизора, сказал Учитель. – Да, кстати, что сделали с двумя непокорными?– Один сам разбил голову о стену, а насчет второго наглеца ждем распоряжений, – не вставая с колен, сказал слуга.– Я сам хочу с ними поговорить, я сам спущусь в подвал.– Слушаюсь, все будет исполнено.– А теперь иди, – тяжелая штора колыхнулась, дверь за ней бесшумно открылась и закрылась.Учитель остался один. Никто бы без звона колокольчика не решился потревожить его покой.Учитель раздумывает, Учитель общается с всевышним, сыном которого он себя называет. Он думает о спасении своих людей и входить к нему нельзя – это строжайше запрещено. Даже если земля начнет проваливаться, если реки потекут вспять, а капли дождя зависнут в воздухе, а затем полетят от земли к облакам, все равно никто не посмеет войти и потревожить размышления Учителя.Уже около шести тысяч приверженцев нового учения и его, Учителя, насчитывалось в России и триста из них жили неподалеку. И все эти люди работали, не покладая рук, на возведении новых домов для переселенцев из городов и деревень, которые, продавая все свое имущество, отдавая его секте, ехали сюда в Прибайкалье, в «святую землю», чтобы быть как можно ближе к своему Учителю, к тому, кто обещал им спасение и вечную жизнь в обмен на все, что они имели.А всем остальным он предсказывает геенну огненную и бесконечные мучения. Спасутся лишь те, кто окажется рядом с Учителем, лишь те, кто будут верны ему. Уцелеет лишь одна святая земля Прибайкалья, а все остальное погибнет.И день конца света и начала новой жизни Учитель знал. Иногда вознося вверх руки над собравшейся толпой, он называл точную дату. И все цепенели, как мыши перед удавом, а затем начинали возносить хвалу своему наставнику, тому, кто их спасет. А Учитель распинался, рассказывая об ужасах, которые обрушатся на землю, населенную безбожниками и заблуждающимися, а затем многозначительно добавлял:– И это будет только начало, предвестие которого вы уже созерцаете ныне.Да, были случаи, когда кто-то из его приверженцев разочаровывался в учении и пытался покинуть деревню, в которых жили приверженцы новой веры. Расправа с такими людьми была ужасной. Собирались все и каждый должен был ударить палкой непокорного. Иногда экзекуция продолжалась целую ночь, но в конце концов, пытавшегося бежать забивали до смерти.И тогда Учитель говорил:– Ну, теперь вы еще больше укрепились в своей вере. Работать, работать и молиться.Люди Учителя спали по пять-шесть часов в сутки. Мяса они не ели, питаясь лишь тем, что вырастили на огородах. Все время они посвящали молитвам и работе. Молитвы были коллективные, как и исповеди. Никто и никогда не должен был оставаться в одиночестве, все присматривали друг за другом, блюдя чистоту веры. Все эти ухищрения придумал Учитель, вернее, он взял из каждой религии то, что ему подходило. А о том, что Учитель даже не очень грамотный человек, его ученики и последователи даже не имели возможности и времени задуматься.Любая фраза, брошенная Учителем, приобретала многозначительность. Он умел говорить так, что ему верили. Если он видел на дороге камень, то мог глубокомысленно заметить:– Этот камень – это кусок неба.А потом остановиться, плюнуть себе на палец и оставить мокрый след на гладком сером булыжнике. И этот камень становился частью учения, перекочевывал в строящийся храм, ложился в фундамент или в стену. И все, видевшие ритуал, проникновенно шептали:– Сам Учитель благословил этот камень.И каждый норовил прикоснуться к нему, провести по камню ладонью или поцеловать.Если на небе светило солнце, Учитель говорил:– И тучи закроют солнце.Затем, как водится, молчал. И действительно, тучи закрывали солнце. И трудно было понять, то ли это по велению Учителя происходят небесные явления, то ли они происходят сами по себе.Но одурманенным сектантам во всем виделось могущество Учителя, его бесконечная, безмерная власть.И если бы он сказал: «Убейте самих себя», скорее всего, его люди покорно обрекли бы себя на мученическую смерть во имя вечного спасения.Но пока еще до этого не доходило, ведь у Учителя имелись собственные планы, о которых он не говорил своей пастве, но к реализации которых уже приступил. Частью этих планов было создание новых деревень в Прибайкалье, где он расположил свою резиденцию, вербовка новых сторонников, раздача денег, благословений, продажа своей крови в маленьких флакончиках, продажа .своего дыхания, запаянного в ампулы, и кусочки бумаги, к которым прикасались руки Учителя. Эти бумажки должны были хранить людей, оберегать их от болезней, дурного глаза и всего плохого.Все эти бумажки, флаконы, ампулы стоили больших денег, так же, как и кассеты, на которых Учитель предсказывал конец света, зазывал под знамена веры. И никому даже в голову не могло прийти, что маленьких флакончиков с кровью Учителя продано столько, что кровью можно заполнить небольшой бассейн размерами три на три метра. Каждый из тех, кто имел флакончик, думал, что лишь у него есть капля крови великого человека, нового пророка, нового Учителя.Посидев еще полчаса на подушках, Учитель вновь схватил колокольчик и на этот раз дважды взмахнул им над головой. И уже не тот, а совсем другой человек вошел в большую комнату с зашторенными окнами. Он также держал голову склоненной.– Привезли аппаратуру?– Да, уже привезли, Учитель. Она собрана.– Все прислали наши люди из Японии?– Да, все, Учитель.– Проверили? – спросил он таким тоном, словно был специалистом в биологии.– Да, проверили, Учитель. Доктор Фудзимото лично все опробовал.– Фудзимото? – пробормотал Учитель. Ему не нравилось это имя, и несмотря на то, что он сам принадлежал к желтой расе, японцев не любил, хотя ему и приходилось с ними сотрудничать.– Когда все будет закончено, Фудзимото надо убрать. Он слишком много знает.– Возникнут сложности. Ведь он оказал нам большую помощь, ведь это благодаря ему основан российско-японский университет. Только его и знают в Совете безопасности.– Мне все равно. Найдем еще тысячи таких же, деньги сделают свое дело. Кятати, поступили деньги?– Да, поступили.– Все поступили или нет?– Есть задержки.– Скажи нашим людям, пусть разберутся с должниками. И пусть разберутся так, чтобы никому больше не повадно было задерживать обещанное. Все, кто не с нами – против нас. И все они будут уничтожены, не обретя спасения. Ты меня понял?– Да-да, Учитель, – и мужчина рухнул на колени.Учитель плюнул на пальцы и щепотью прикоснулся к лысой голове.– – Где начальник моей охраны? – спросил он.– Внизу, Учитель.– Скажи, что я скоро спущусь.– Да, Учитель, – мужчина исчез.Учитель подошел к стене и нажал кнопку. Панель отъехала, и он вошел в ярко освещенную кабину небольшого лифта, которая плавно опустила его в подвал. Начальник охраны уже ждал на площадке, отгороженной от помещения толстой решеткой и стеклянной стеной.– Где непокорный? – спросил Учитель.Здесь, внизу, уже не было маскарада, все выглядело по-настоящему. Мужчины были одеты в камуфляжную форму, вооружены. Но повиновались они Учителю так, как и все остальные.Створки стеклянной стены бесшумно разъехались. Начальник охраны открыл решетку, и Учитель в сандалиях на босую ногу двинулся по длинному коридору, освещенному тусклыми лампочками, забранными в проволочные абажуры. Даже запах говорил о том, что здесь тюрьма и камеры пыток, что именно здесь расправляются с непокорными, с теми, кто засомневался в правдивости учения. Слова Учителя о геенне огненной имели под собой основу. Именно здесь таился конец света, конец жизни для очень многих.Деревянные сандалии стучали о бетонный пол, гулкое эхо разносилось по лишенному мебели пространству. Учителю доставляло удовольствие видеть как умирают люди. Но лицо его при этом оставалось бесстрастным и спокойным – так, словно бы он наблюдал за падением листьев с дерева, а не за тем, как жизнь уходит из человека.Одну сторону коридора занимали камеры.В них находились те, кто совершил маленький проступок, а сейчас был вынужден искупать свою вину. За железной дверью, которая распахнулась бесшумно, находилась камера пыток. Именно туда направлялся Учитель, он хотел увидеть, как будет приведен в исполнение приговор, вынесенный им единолично. Вернее, Учитель не сказал ни слова, лишь кивнул, когда доложили его помощники о такой дерзости, как высказанное вслух сомнение в верности учения и его нужности.Юноша лет семнадцати с бледным исхудавшим лицом был прикован прямо к стене. Он висел на цепях, чуть касаясь пола кончиками пальцев ног.Когда железная дверь открылась, голова юноши шевельнулась и веки тяжело поднялись. Он увидел перед собой Учителя, такого недосягаемого раньше и такого близкого теперь. После долгой тишины он даже услышал его дыхание.– Оставьте нас, – Учитель взмахнул рукой.Тут же охрана исчезла за железной дверью.Учитель даже не обернулся проверить все ли вышли, он знал, его никто не посмеет ослушаться.Он опустился на корточки и снизу вверх посмотрел на прикованного к стене. Он сидел на корточках так, как заключенные сидят у костра на лесоповале.– Так ты не веришь, что грядет конец света? – с присвистом произнес Учитель.Юноша отрицательно качнул головой.– Ну что ж, напрасно. А почему?– Не верю, – выдавил из себя юноша, и его тело начало дрожать.– И ты не хочешь отречься от своих слов, не хочешь обрести вечное спасение вместе со мной, вместе со всеми нами?Юноша молчал. Его губы кривились, по лицу, по тем судорогам, которые искажали черты, было понятно, что он пребывает в крайне нервном напряжении, истощенный пытками, одиночеством и жаждой.– Хочешь, я тебя благословлю? – сказал Учитель, глядя снизу вверх, пытаясь заглянуть прямо в сузившиеся от боли и ужаса зрачки своему ученику.
1 2 3 4 5 6