Он огляделся, потом чуть пришпорил лошадь и совсем приблизился к Грину:
— Сколько, ты сказал, у тебя есть?
— Три тысячи. — Маска на его лице дрогнула, как будто он улыбнулся. — Президент банка обливался слезами.
— Над этим стоит подумать, — пробормотал Прюитт. — В любом случае, если этот тип решил выбраться отсюда, у него должны быть на то свои причины.
— Три тысячи причин, — презрительно сказал Грин.
Прюитт не ответил и опять пришпорил лошадь. Грин видел, как он удаляется, но не стал подзывать его. Грин знал, что он скоро вернется.
7
Должен был идти второй день пребывания Грина под палящим солнцем. Однако молодой человек сидел, развалясь в повозке, удалявшейся от плантации. И вот она уже довольно далеко.
Прюитт держал поводья. Он явно нервничал, кусал губы.
— Ты вполне уверен? — спросил он, беспокойно оглядывая краснеющую долину.
— Абсолютно, — холодно ответил Грин. — Я уже приехал, не так ли?
Прюитт скорчил гримасу, взъерошил волосы. Повозка продолжала катиться по равнине. Грин старался найти удобную позу, так как кисти его рук были прикованы к железной раме сиденья. Шапка, надвинутая на глаза, защищала их от солнца, но не от пыли.
Равнина была однообразной, казалось, на ней почти невозможно ориентироваться. Однако Грину это, видимо, удавалось. Он четко определял направление, говорил Прюитту, где свернуть. Они ехали уже несколько часов.
Прюитту стало невмоготу. Остановив повозку на пригорке, он стал осматривать унылый пейзаж. Затем повернулся к Грину, лица которого под шляпой не было видно. Прюитт был в ярости, пот выступил на его лице.
— Ты знаешь, куда мы едем, похоже, не лучше моего! — раздраженно бросил он, в душе надеясь, что ошибается.
Грин приподнял шляпу и оглядел равнину.
— Я никогда не грабил банка, — спокойно заявил он.
Прюитт не мог поверить. Он вытаращил глаза, каждый мускул на его лице дергался.
— Ты обманом заставил меня переться в такую даль!
От крика он побагровел. Ему не хотелось, чтобы Грин отвечал. С тремя тысячами долларов человек сам себе хозяин, можно вылезти из дерьма. Прюитту представился такой случай, и он не хотел проиграть. Но Грин, очевидно, забавлялся.
— Да, примерно так, — пробормотал каторжник.
Прюитт в ярости схватился за голову. Он с удовольствием убил бы Грина на месте.
— Ты мне скажешь, как отсюда выбираться! — закричал он.
— Конечно, — сказал Грин, — но только нам в разные стороны, тебе и мне.
— Ты веселишься! — зарычал Прюитт.
Ему хотелось плакать. Он вытащил заряженный револьвер и направил его в лицо Грину.
— Подожди чуток, — бесился он, — подожди чуток…
Ударом большого пальца он взвел курок. Но он находился слишком близко от Грина, и тот бросился на него. Револьвер выскользнул из глубоко оцарапанной руки Прюитта. Он попытался схватить его, но оружие упало на дно повозки. От удара хорошо смазанная пружина выпрямилась, собачка опустилась. Мощный выстрел разнесся по равнине. Прюитт издал изумленный рев, свалился с сиденья, не выпуская поводьев, и кувырнулся в пыль. Лошади дернули, обезумев от выстрела, и заржали. Прюитт судорожно натягивал поводья, чувствуя, что не может удержаться на ногах. Боль пришла почти сразу же, охватывая ногу и поднимаясь до горла. Прюитт корчился в пыли, закрыв глаза и кусая губы. Его лицо исказила гримаса.
Грин тем временем суетился в повозке. Ему удалось ногой пододвинуть к себе револьвер и схватить его. Его глаза сузились от ненависти. Он смотрел на корчившегося надсмотрщика, который держал ключ от наручников.
Прюитт действовал быстро. Он вытянул нож из кармана, разрезал кожу сапога, со звериным криком стащил его с ноги. От страха он икал. Пуля раздробила ему подъем ноги, мелкие кости и клочья мяса образовали кровавое месиво.
— Плохи дела, а?
Морщась от боли, Прюитт бросил яростный взгляд на Грина.
— Ну что ж. Но поводья-то держу я. Твоя пушка тебе не поможет.
— Ты изойдешь кровью до смерти, — заметил Грин.
— От одной-то раны в ногу? — усмехнулся Прюитт.
Грин вновь выпрямился на сиденье, удобно оперся, поместив заряженный «ремингтон» на бедре.
— Как угодно, — сказал он. — Это не моя нога…
Стиснув зубы, Прюитт оторвал полотнище от сомнительной чистоты рубахи и обмотал им раздробленную ногу. Кровь тут же пропитала полотно.
— Если ты снимешь мне наручники, — мягко сказал Грин, — будет лучше для нас обоих.
Прюитт не отвечал. Похожий на взбешенного ребенка, он пытался оторвать еще кусок от своей рубашки. Со стонами сменил повязку. Кровь продолжала течь, пунцовая, липкая.
— Ядро к щиколоткам, вот что тебе приделают, — бормотал Прюитт. — Красное ядро, слышишь? Ядро на ногу!
Он плакал. Грин всадил ему вторую пулю в ногу. Берцовая кость была раздроблена до колена и даже выше. Прюитт свалился в пыль. Грин ждал, сдвинув брови.
— Ты псих! — воскликнул Прюитт.
— Никто не прикует меня к ядру, жалкий ублюдок, — заявил Грин. — А сейчас ты откроешь наручники, или я займусь тобой как следует.
Прюитт не двигался. Грин снова зарядил «ремингтон» и спустил курок. Пуля подняла между ляжками надсмотрщика фонтанчик песка, хлестнувший его в пах. Он застонал.
— Как я могу знать, что ты не убьешь меня потом?
— Никак, — усмехнулся Грин.
Прюитт опустил голову и стиснул зубы. Он подполз к повозке и, поднявшись с помощью рук на здоровой ноге к Грину, открыл наручники. Отбросив их подальше, Грин поднялся и положил револьвер в карман своих штанов. Прюитт тяжело дышал, цепляясь за повозку, кровь из его ноги продолжала капать на землю.
Грин спустился с повозки, быстро выпряг одну из лошадей и сел верхом. Жестом показал надсмотрщику дорогу, по которой тот сможет вернуться. Прюитт покачал головой, давая понять, что вряд ли останется живым.
— А ты меня не обманываешь в очередной раз?
Грин пожал плечами:
— Зачем мне это?
Покуда Прюитт, испытывая неимоверные муки, устраивался на сиденье, его лошадь с каторжником уже неслась галопом. Прюитт смотрел им вслед, пытаясь разгадать, за какое преступление был осужден Грин. Должно быть, что-то серьезное.
8
У крутого склона, в который упиралось ущелье, примостилась бревенчатая хижина. Деревья и кустарник скрывали ее со всех сторон. В густой листве щебетали птицы.
Возле хижины отдохнувшая лошадь Грина щипала траву. Над деревьями поднималась струйка дыма от небольшого костерка. Возле него лежала полотняная сумка, а над огнем висел привязанный к ветке кролик. Его жир с шипением капал в огонь.
Из чащи с топором на плече вышел Грин, таща за собой только что срубленное длинное деревце. Выражение его лица говорило о душевном покое. Грин был чистым, кожа была гладкой и загорелой, волосы вились, а не свисали грязными лохмами. Судя по всему, неподалеку была вода, об этом говорила и сочная зелень пышной растительности.
Возле хижины молодой человек сбросил дерево и с явным удовольствием всадил в него топор. Его мускулы легко играли. Гибкой походкой он подошел к огню. Оглядев жарившегося кролика, он наклонился к полотняной сумке и, порывшись в ней, достал кожаные мешочки с солью и перцем. Однако они были почти пусты. Он их тщательно вытряс над кроликом, который постепенно покрывался румяной корочкой. Грин проглотил слюну, но решил не торопиться есть. Теперь он вновь стал хозяином своего времени. Он забыл Прюитта, удары хлыста, проклятые цепи и это чертово государство. Лежа у огня и блаженно потягиваясь в ожидании, пока мясо как следует поджарится, он думал о том, как бы подобраться поближе к цивилизации.
Отдохнув и наевшись досыта, Грин потушил костер. Затем распилил дерево на дрова и сложил их в аккуратную поленницу у стены хижины. Взяв седло, он вышел из дома, прикрыв за собой дверь. Замка на ней не было, его заменяло небольшое приспособление, состоявшее из шнурка и задвижки. Этот запор мог скорее противостоять сильному ветру и животным, чем людям. Ударом ноги его можно было легко разбить. Но люди сюда не доходили, по крайней мере цивилизованные.
Грин оседлал лошадь и поправил ремни. Порывшись в седельной кобуре, вытащил револьвер и проверил патроны барабана. Остался всего один. Грин сунул оружие за пояс и легонько натянул поводья. Лошадь пошла. Он углубился в чащу, направившись к выходу из ущелья. Прекрасная девственная природа создавала хорошее настроение. Грин был счастлив.
Он проехал несколько километров. Местность он знал давно, легко в ней ориентировался.
В долине раскинулся маленький городок. В верхней его части, возле довольно крутого склона, стоял грязно-серый барак, вроде салуна. Он был построен из деревянных бревен без единого гвоздя. Сооруженный еще перед войной, он хорошо выдержал испытание, но дерево начало гнить.
Грин приехал в городок запастись солью, перцем, боеприпасами. Сейчас он сидел за бараком, стреляя по пустым пивным бутылкам. В долине царило оживление — шла стройка, поднимались новые срубы. Дерево было еще сырым, полным соков, поэтому гвозди входили со скрипом, а срубы уже начинали кривиться.
Грин был увлечен своим занятием и не смотрел на долину. За его спиной хриплый старческий голос пел непристойную песенку. Из салуна показался человек лет семидесяти. Держался он прямо, хотя был пьян в стельку. Седые волосы падали ему на плечи, густая борода почти целиком закрывала лицо. Выделялись лишь глаза — голубые, блестящие, игривые. Перед собой он держал несколько бутылей с вином. Старик уселся возле Грина, но тот почти не обратил на это внимания. В то время как молодой человек пулями разбил несколько пустых бутылок, старик щелчком пальца откупорил полную и с удовольствием сделал долгий глоток. Потом вытер губы тыльной стороной руки и громко рыгнул.
— Очень рад тебя видеть, — сказал он Грину. — Раз ты все время хлопаешь бутылки, надо, чтобы кто-то их опустошал еще быстрей!
Грин улыбнулся.
— А что, тебе надоело?
Старик расхохотался, стукнув Грина по плечу. Зубов ему сильно не хватало, но смех не был противным.
— Черт возьми, нет! Но я побьюсь об заклад, что это надоест пивной компании «Миссури энд Грейт Вестерн»!
Он кивнул, продолжая беззвучно смеяться, опять выпил и рыгнул.
— Эта свинья директор, — усмехнулся он, — теперь достает меня, потому что я им написал, что индейцы растащили все их пиво.
Старик опустошил бутылку и бросил ее. Ударом пальца Грин взвел курок. Бутылка описала дугу, Грин спустил курок, и она разлетелась, не коснувшись земли. Старик откупорил другую и принялся за нее. Немного пива запузырилось на бородатом подбородке, он тряхнул головой и заявил:
— Придурок. Он все время называл их «аборигенами». Черт возьми!
Старик был пьян и продолжал напиваться. Прикончив бутыль, бросил. Грин выстрелил снизу, она разбилась. Посмеиваясь, старик уже открыл новую, а Грин перезарядил оружие. Молодой человек бросил взгляд в глубину долины. Лицо его ничего не выражало, но он внезапно разрядил свой револьвер, и шесть бутылей разлетелись на тысячу кусков под его пулями. Стрельба была очень быстрой и очень точной. Старик одобрительно зарычал, сделал новый глоток и бросил презрительный взгляд в долину.
— Они нам строят здесь чертову столицу! — злобно сказал он. — С пожарной колесницей, мэрией и даже начальником полиции с толстым задом!»
Он потряс головой. Грин заряжал по новой.
— По-моему, это ужасно, — заявил молодой человек.
— Конечно, ужасно! Они даже переменили название города.
Грин недоверчиво уставился на пьяного старика.
— Он теперь будет называться «Цветущие холмы»! — вздохнул старик. — Я не шучу. А, черт возьми…
Он оглядел долину. Внизу, посреди построек, веселые рабочие малевали большую вывеску, на которой уже выделялось слово «холмы». Старик тряхнул головой, икнул и зашелся хохотом. Грина тоже обуяло веселье. Понемногу они успокоились. Старик еле дышал от смеха.
— Старина, — нежно сказал Грин, — а не заехать ли нам к вдове, тебе и мне, и как следует поразвлечься?
Старик задумчиво оглядел себя ниже пояса, но смутила его не пыль, покрывавшая штаны.
— Я этим уж давненько не занимался, — вздохнул он. — Для меня это, как говорят, дело прошлое.
— Пойдем, пойдем, — весело сказал Грин. — Ты всегда сможешь дать мне совет.
Старик чуть не поперхнулся пивом. Плюнув себе под ноги, засмеялся, но смех его перешел в кашель.
— Грин, — икнул он, — ты мне нравишься. Но, бог мой, вдовы здесь больше нет… Они уехали!
— Уехали? — повторил Грин. — Все шлюхи?
— Все, бог ты мой, наши славные шлюхи. Провели два последних месяца в новенькой тюрьме, в то время как Малькольм Курле-ту, Чарли Бель Пиис и все эти негодяи…
Грин тряхнул головой. Казалось, он был подавлен и обеспокоен. Он отпил немного пива и вопросительно взглянул на старика. Тот отвернулся.
— Да, — нехотя сказал он, — и она тоже!..
Грин ничего не сказал, глаза его сузились. Он опустошил бутыль и со злостью бросил ее на травянистый склон.
— Ах, — вздохнул старик. — До чего же было хорошо, когда они были здесь. Все исчезло, уехало, умерло или умирает. Это все называется прогрессом.
Он весь обмяк, сгорбился. Похоже, что-то его угнетало: то ли пиво, то ли тяжелые мысли. Глаза увлажнились.
— Единственное, что, кажется, важно сейчас, — это сколько у тебя монет а кармане. Ты можешь спокойно сдохнуть, и на тебя обратят внимание только для того, чтобы посмотреть, нет ли у тебя чего продать.
Старик откупорил новую бутыль и передал ее Грину, который продолжал молчать.
— Грин, тебе лучше уехать. Право слово, даже сама твоя порода типа из долины проклята. Не знаю почему, но город расставляет сети для таких, как ты.
Лицо молодого человека напряглось, в глазах мелькнул холодок.
— Пошли со мной, — сказал он старику.
Тот покачал головой:
— Нет, месье! Я лучше останусь здесь сидеть и попивать пиво этого подлеца из Миссури, пока он не разорится или я не попаду в ад, вот так!
Грин улыбнулся грустно и даже с какой-то нежностью. Он растянулся на солнце, старик передал ему еще одну бутылку.
— Старина, — сказал Грин, — ты достоин лучшей участи.
Старик не ответил. Грин поднял бутыль на вытянутой руке и, медленно наклонив ее, закрыл глаза. Пиво полилось по его лицу.
9
Грин вошел в магазин, считавшийся самым главным в городе, и восхищенно присвистнул. Да, он здорово изменился, сейчас здесь было полно всякого товара: продукты, ткани, скобяные изделия и тому подобное. Однако молодого человека ничто из этого изобилия не привлекло, и он направился в глубину помещения, где был отдел огнестрельного оружия. Стойки для винтовок были покрыты пылью, в полутьме поблескивали длинные карабины. Грин осторожно взял «винчестер». Ему было приятно ощущать прохладный синеватый металл ствола, полированное дерево приклада.
— Вы хорошо стреляете, месье?
Голос был неприветливый. Грин увидел мальчонку лет десяти в коротких штанишках, нарядно одетого.
— Я никогда еще не видел человека, который бы хорошо стрелял! — сказал он с некоторым вызовом.
Грин улыбнулся, оглядывая магазин. Хозяин лавки, одетый с иголочки, с важным видом обслуживал молодую даму с сухой кожей и поджатыми губами. К своим бакалейным покупкам она добавила Библию.
— Три новых семейства только за эту неделю, месье Котч, — произнесла она, чуть разжимая свои тонкие губы. — Фактически девятнадцатые в нашей конгрегации. Мы надеялись…
Грин больше не слушал. Взгляд его вновь остановился на мальчишке. У того была извиняющаяся улыбка.
— Это мама, — объяснил он со вздохом.
Затем с завистью поглядел на «винчестер», и лицо его вновь оживилось.
— Вы уверены, что стреляете неважно?
Грин колебался, посмеиваясь, потом слегка отодвинул мальчишку.
— Гляди, парень!
Он подпрыгнул, сделал пируэт в воздухе и, нажимая на спусковой крючок винтовки, вскинутой к плечу, и быстро передергивая затвор, стал палить по воображаемым врагам. «Винчестер» щелкал вхолостую. Сидевший на полу у прилавка мальчишка широко открыл глаза.
Привлеченные шумом, продавец и клиентка обернулись и взглянули в глубину лавки.
— Это что, необходимо? — ядовито спросили поджатые губы.
Грин застыл:
— Может, и нет, но чертовски забавно.
Чопорное лицо сделалось еще высокомернее.
— Месье, — заявила дама, — ваши уста богохульствуют!
— А, дерьмо это все, — сказал ей Грин и направил на нее «винчестер». Дама с оскорбленным видом повернулась к нему спиной. Грин пожал плечами и прислонил оружие к прилавку. У него чуть было не испортилось хорошее настроение. Но тут он заметил в углу серые шапочки — маленькие, похожие на луковицы, смешные колпачки, которые носят на Восточном побережье. Грин схватил ту, что была сверху. Нацепив ее на голову, он посмотрелся в зеркало. Ему было весело.
Торговец забеспокоился, извинился перед покупательницей и подошел к Грину.
— Чем могу быть полезен? — спросил он раздраженным тоном.
Грин молчал. Он бросил шапочку на стол и стал рассматривать дорогие модные вещи, развешенные на плечиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10