он стал именоваться Чарлстоном с тех пор, как его присоединили после Американской революции; он построен на полуострове между реками Эшли и Купер, воды которых сливаются в гавани, окруженной кольцом песчаных островов и старинных фортов. Смутно мне вспоминается тихий городок в пастельных тонах, с грациозными шпилями церквей, с домами с двойными двориками и садами, утопающими в тропических цветах. Я вспоминаю очень длинную, хотя довольно узкую магистраль…– Кинг-стрит.– …словно прорезанную ножом и проходящую прямо из северных предместий к Батарее. Но всегда, – просипел доктор Фелл, – этот скучный старый мозг снова и снова хочет пожужжать, словно муха, около тех островов в гавани. Позвольте мне задать вам вопрос-другой.– Да?– Остров Салливен и Форт-Молтри, разумеется, прославлены в песнях и историях. Равно как и Форт-Самтер. Где именно находится Форт-Самтер? Он печально известен – хрумпф! – печально известен тем, что двенадцатого апреля 1861 года конфедераты обстреляли Форт-Самтер, начав тем самым боевые действия между Севером и Югом. Но как они обстреляли его? С корабля?– Нет, магистр. Из другого форта.– Другого форта?– Да. Из Форт-Джонсона, на восточной оконечности острова Джеймс, на расстоянии меньше двух миль. В Форт-Самтер можно добраться по воде; маленький пароходик совершает туда экскурсии каждый день.– А другие острова?– К ним ко всем ведут мосты. Нельзя лишь посетить развалины Форт-Джонсона – на этой оконечности острова Джеймс построили военно-морскую исследовательскую станцию. Но Мэйнард-Холл находится совсем рядом, недалеко от Форт-Джонсон-роуд. Вы видите, куда это ведет нас, доктор Фелл? Это ведет нас прямиком к Мэйнардам, их друзьям и нашему собственному весьма незавидному положению. Давайте наконец-то обсудим этот предмет.– Ага! Лучше обсудим.– Я не буду вдаваться в историю Мэйнардов. Мистер Мэйнард сам может рассказать нам гораздо больше, чем я узнал, копаясь в библиотеках. Во всяком случае, именно сегодняшняя ситуация, похоже, не слишком приятна.– А какова же сегодняшняя ситуация, мой дорогой друг? – прогудел доктор Фелл. – Мэйнард написал, что намеревается собрать то, что он называет маленькой домашней вечеринкой. Но она должна была начаться почти двенадцать дней назад, третьего мая. Наверняка компания давно разъехалась.– Ничего подобного! Они все еще там.– Архонты афинские! Кто все еще там?– Генри Мэйнард, его дочь (ее мать умерла вскоре после рождения Мэдж), моя Камилла, бывший газетный издатель по фамилии Крэндалл и пара неоперившихся юристов, северянин и южанин: соответственно Риптон Хиллборо и Янси Бил. Двое других не живут в доме, но часто приезжают в гости; это молодой медик Марк Шелдон и моложавая женщина Валери Хьюрет, которая вышла замуж за потомка старой гугенотской семьи и овдовела три или четыре года назад. Вечеринка продолжается.– Откуда вы это знаете?– От Камиллы, Ее письма регулярны, хотя и холодны.– И вы говорите о не очень приятной ситуации? В чем, собственно, неприятность?– Скажем, в тревоге и смятении. В том, что остается неясным. Камилла загадочна, так же загадочна, как и Генри Мэйнард, настолько загадочна, что я не могу быть уверен ни в одном проклятом факте! Хотя Камилла явно расстроена. Что-то довольно сенсационное произошло ночью в прошлую пятницу, седьмого, когда мистер Мэйнард уезжал по делам в Ричмонд. Вплоть до этого момента, кажется, сам он был очень печален и молчалив. Когда в субботу утром он вернулся, это был другой человек, сердечный и склонный пошутить. Гости собирались разъехаться на уик-энд; он даже слышать об этом не захотел и уговорил всех задержаться. Камилла расстроена, и это меня очень беспокоит. Но это все, что я могу вам рассказать. – Алан неожиданно раскипятился. Хотя он обычно вел машину не спуская глаз с дороги, теперь он обернулся и пытливо посмотрел на своего спутника. – Что вы думаете о Генри Мэйнарде? Внешне он выглядит чопорным, но готов поспорить, что он вовсе не чопорен. За этим фасадом чувствуется взрывная личность.– Соглашаюсь без борьбы, – хмыкнул доктор Фелл.– Насколько хорошо вы знаете его, магистр?– Я встречался с ним только один раз. А вы?– Я видел Мэйнарда всего три раза, и к тому же два года назад, когда заходил к ним в Голиафе в Коннектикуте. У него имеется дочь по имени Мэдж.– Ага, я знаю. Ну и?..– Мэдж буквально излучает сексуальную привлекательность, – сказал Алан. Как у покойной Габи Делис, у нее глаза, которые вскроют раковину устрицы на расстоянии шестидесяти шагов. Мэдж и не догадывается об этом; для нее это так же естественно, как дышать, и она никогда не отдает себе полного отчета в том, какой эффект производит на любого мужчину на расстоянии нескольких ярдов. Я мог бы и сам увлечься ей, вот почему и ходил туда три раза, если бы не встретил Камиллу, и… и…– И что? – требовательно спросил доктор Фелл, который теперь выглядел огорченным. – Простите любопытство старой калоши, откуда такое нежелание говорить о леди? Неужели вы просто увлеклись? Вы влюблены в нее?– Да, кроме тех моментов, когда готов ее убить. Или, если быть более точным, когда она готова убить меня.– Готова вас убить, неужели? Это наверняка благоприятный знак, разрази меня гром!– Нет, это безнадежно! Камилла отличается от других женщин.– Каким же образом она от них отличается?– Не анатомически, черт возьми! Если говорить о чисто сексуальной привлекательности, на мой взгляд, она даст сто очков вперед Мэдж Мэйнард, да и любой другой женщине в мире.– Тогда в чем же, в конце концов, заключается природа ее отличия? Пропади все пропадом! Могу я добиться от вас более внятного объяснения?Алан задумался.– Это не тот предмет, – сказал он, – по поводу которого мы можем столкнуться лбами. Камилла математик, а математика – то, что мне более всего ненавистно. По политическим воззрениям она либерал, озабоченный вопросами социального обеспечения; я же реакционный консерватор, которому на все это глубоко наплевать. У нее весьма продвинутые взгляды в отношении литературы и искусства; я же не вижу никакой заслуги в издевательстве над английским языком или в порче холстов под воздействием ночных кошмаров. Лучшее, чего мы с ней можем достичь, – это вооруженное перемирие. Подождите, сами все увидите!– Вы уверены – хрупмф! – вы уверены, что хорошо ее понимаете? Например, вы упоминали о своих значительно менее чем прохладных чувствах к ней.– Нет, Камилле это было бы неинтересно. – И Алан снова разозлился. – Но я хотел бы знать, что происходит в Мэйнард-Холле! Если призрак старого пирата все еще сторожит кое-кого, чтобы раскроить ему голову тупой стороной томагавка!..Казалось, будто он выплеснул ведро холодной воды в лицо своего спутника.– Одну минуточку! – захлебнулся доктор Фелл, задыхаясь и хватая ртом воздух. – Не могли бы вы повторить еще раз, пожалуйста? Если призрак старого пирата все еще сторожит кое-кого, чтобы ЧТО?..– Это лишь легенда, магистр. Правда, основанная на факте, но все остальное – только слухи и сплетни; все остальное в тумане.– В тумане или в лунном свете, мой мальчик, давайте послушаем!Алан сосредоточился на дороге.– Первого Мэйнарда, получившего землю от лордов-владетелей провинции Каролина (в 1685 году, насколько я помню), звали Ричардом. Имена Ричард, Генри и Люк повторяются в роду до нынешнего времени.Уже немолодой человек, наш первый Ричард, похоже, был в известном смысле сорвиголовой. Он купил пятьсот акров на северном берегу острова Джеймс, потом женился, завел семью и осел, занявшись выращиванием риса и хлопка. А потом началась его жестокая вражда с Большим Натом Скином.Натаниэль Скин, хотя и достойного происхождения и образования, был самым отъявленным головорезом со всклокоченной бородой. Он плавал с пиратами и жил у индейцев; впрочем, никто не мог доказать первого, а последним он даже хвастался. Он жил тогда в каменной хижине рядом с болотом на южном берегу острова, неподалеку от места, где сейчас находится пляж Каприз. Нам неизвестно, за что он возненавидел Ричарда Мэйнарда и угрожал (цитирую) «выпустить из него кишки». Впрочем, Ричард отвечал ему тем же самым.Джозеф Мортон, губернатор колонии Чарлз-Таун, искал повода избавиться от Скина. Годы шли, повод нашелся. У Большого Ната было две жены-индианки, по существу просто рабыни, закон же запрещал рабство для индейцев. В один из дней 1692 года губернатор Мортон отправил своего военного помощника, капитана Уэринга, передать Скину документы о высылке и выставить его вон. Капитан Уэринг перебрался с материка на остров в маленькой лодке, но не знал, где ему найти Скина. Ричард Мэйнард вызвался его проводить.Они скакали по едва видневшейся тропинке – единственной островной дороге в то время. Не успели они спешиться, как Большой Нат Скин выскочил из дома с оружием в руках. Не обращая внимания на губернаторского офицера, он направил весь свой яд на старого врага. Швырнув оружие к ногам Ричарда, он пробурчал что-то, прозвучавшее как вызов, который ни один Мэйнард не смог бы не принять, и разразился проклятьями.На тех одиноких песках вблизи болота, должно быть, была исполнена настоящая боевая пляска. Он дрались по-индейски, на ножах и томагавках, нож в правой руке, а томагавк – в левой.У Ричарда Мэйнарда, хорошего фехтовальщика, непривычного к такой мясницкой работе, была либо большая скорость, либо большая удача. Не обладая особой щепетильностью, он не возражал против ножей. Но расколоть череп человека с помощью томагавка казалось ему проклятым варварством. Отразив первые удары Скина, он словно потерял голову и ринулся в бой.Томагавк, как вам известно, представляет собой всего лишь маленький топорик с плоской поверхностью, без головки на стороне, противоположной острию. Даже тупой конец был смертоносен. Скин снова ринулся, пытаясь ударить ножом вверх, целясь в живот своему противнику. Когда томагавк повернулся в его руке, тупым концом внутрь, Ричард сильно стукнул по правой стороне головы Скина. Тот не смог парировать удар рукой, вооруженной ножом; он лишился чувств, а пока падал, Ричард заколол его в сердце.Большого Ната похоронили на краю болота, там, где он упал. Капитан Уэринг был свидетелем всей сцены; так называемый «суд» над Ричардом Мэйнардом имел мало общего с правосудием. Присяжные освободили его чуть ли не с радостью и уж совершенно определенно поблагодарили за то, что Скина похоронили по христианскому обряду. До сих пор рассказ этот был абсолютно правдив, он подтверждается записями; вы можете увидеть их, с подписью и печатью. Но потом, доктор Фелл… потом…Доктор Фелл, до сих пор сосредоточенно внимавший рассказу, скосив глаза, на этом месте не выдержал.– С образцовым терпением, – проговорил он, – я выслушал рассказ об этом вполне сносном примере сенсационализма. И с большой радостью продолжу слушать. До сих пор, однако, я не заметил никакой загадки, которая не позволяла бы кому-либо спать по ночам.– Ричард Мэйнард, говорят, не спал по ночам.– Да?..– Снова пронеслись года, – продолжал Алан. – Очевидно, от Большого Ната Скина не осталось и следа. Его хижина развалилась, жены его возвратились в свое племя тускарора. За исключением наплыва переселенцев, остров Джеймс мало изменился. Зато постепенно менялся Ричард Мэйнард.Никогда и не обладавший добродушием, он стал таким мрачным и нервным, что его дети боялись и приближаться к отцу. Любому, кто готов был его выслушать, он жаловался, будто что-то или кто-то повсюду следует за ним по пятам. Он подпрыгивал до потолка, если дверь внезапно отворялась; он боялся сумерек и не выносил ночь.В один из дней 1698 года он вновь поскакал на другую сторону острова. Никто не знал, зачем он туда поехал. Его лошадь той ночью вернулась, он нет. На рассвете его тело нашли в болоте в нескольких сотнях ярдов к северу от могилы Большого Ната. Правая сторона его головы была пробита, причем не режущим лезвием, а словно несколькими ударами тупого конца томагавка. На мягкой грязной земле вокруг отыскались его собственные следы, только его следы. Какого бы то ни было оружия не нашли.Такова эта история, доктор Фелл. Делайте с ней что хотите. Я приношу извинения за подобные глупости. Но и живой Натаниэль Скин ни для кого не был подходящей компанией, а уж мертвый…Доктор Фелл плотно зажмурил глаза и втянул в себя воздух.– Стоп! – прогудел он. – Я думаю о том, что услышал… Разве не послужила продолжением этой истории другая, очень похожая, случившаяся около ста лет назад?– Если вы имеете в виду коммодора Люка Мэйнарда в 1867 году, то у нас почти так же мало свидетельств и о нем.– Почти так же мало свидетельств? Архонты афинские! Ведь наверняка уже существовали газеты?– О да. Но…– Но – что?– Коммодор Люк Мэйнард, мрачный сорвиголова и убежденный конфедерат, командовал одним из тех южных рейдеров, которые причинили такой урон торговле Федерации. Каждый слышал о боевых кораблях конфедератов «Флорида» и «Алабама». Люк Мэйнард командовал боевым кораблем конфедератов «Пальметто», так же, как и другие, построенным в Англии и оснащенным пушками в порту вдали от берегов Британии. В конечном итоге с ним разобрался боевой корабль федералистов «Понтиак», с гораздо большим тоннажем и огневой мощью; два корабля потопили друг друга во время схватки неподалеку от Ямайки в 1864 году. Люк Мэйнард оставался на своем посту, когда корабль пошел ко дну, но его подобрала лодка сторонников Конфедерации из Порт-Рояля.Если он не погиб под пушками врага, то вполне мог бы умереть на дуэли после войны. С флагштока около Мэйнард-Холла был спущен флаг со звездами и полосами. Федеральные войска оккупировали тогдашнюю цитадель на Марион-сквер; на каждом углу было полно проклятых янки, а коммодор Мэйнард не отличался уравновешенностью. Однако и от пули он тоже не погиб.Как-то ночью в апреле 1867 года он прогуливался по берегу вниз, на запад. Его тело нашли при отливе следующим утром. Хотя он лежал выше верхней границы прилива, песок под ним был влажным на тридцать футов во всех направлениях.Правая сторона головы разбита, никаких следов, кроме его собственных, и никакого оружия!Я говорил, что газеты принесли мало пользы. Они все еще хранятся в подвале библиотеки Городского колледжа Чарлстона. Но можно понять, почему от них не много толку. Конфедерация пережила четыре года террора, включая мягкий марш Шермана от Атланты к морю, а потом по обеим Каролинам. Конфедерация была сыта событиями по горло. Газетные отчеты о смерти коммодора Мэйнарда настолько сдержанны, что из них трудно понять, что именно произошло. Правда, газеты упоминают, что на песке на небольшом расстоянии от тела, в двенадцати или пятнадцати дюймах от его головы и на десять дюймов выше ее, лежал маленький клубок водорослей. Но это вряд ли поможет…– Водорослей! – внезапно прогудел доктор Фелл. – О Бахус! О моя древняя шляпа! Вы сказали «водорослей»?– Да. Их часто находят на берегу, знаете ли.– Ага, разумеется! Я опять заблудился в своих мыслях. – Доктор Фелл заморгал, глядя на проносящийся мимо пейзаж. – Кстати, где мы сейчас?– Проехали Колумбию и стомилевую отметку. Через час с небольшим…До конца поездки они мало о чем говорили. Сосредоточенно скосив глаза, доктор Фелл размышлял о чем-то, положив руки на палку. Алан курил сигарету за сигаретой, а перед его мысленным взором стояла Камилла. Он видел каштановые волосы, сияющее лицо, темно-голубые глаза, которые почти никогда не встречались с ним взглядом.Через четверть часа после полудня они оказались в деловом индустриальном районе к северу от центра Чарлстона. Алан сделал правый поворот, влившись в непрерывный поток машин.– Это Кинг-стрит, – сказал он, – очень длинная магистраль, о которой вы упоминали. Теперь еще минут десять или около того, чтобы преодолеть эти светофоры. Когда загорается зеленый, нужно быть по крайней мере вторым, иначе красный снова загорится, прежде чем успеешь проскочить.Нам придется рыскать по всему городу в поисках отеля?– Нет. Вы скоро увидите его с правой стороны, на углу Кэлхаун-стрит напротив Марион-сквер. Ищите большое здание из красного кирпича с въездом на стоянку.– Как я уже неоднократно намекал, – сказал он десять минут спустя, Генри Мэйнард в состоянии рассказать о своей семейной истории гораздо больше, чем можно почерпнуть из документов. – И снова беспокойная нотка прозвучала в его голосе. – Ничего очень страшного сейчас происходить не может, иначе мы бы уже услышали об этом! Там все в порядке! Здесь мы поворачиваем…– Ну, – заметил доктор Фелл, – кажется, кто-то вас приветствует. Молодая леди…Сердце Алана подпрыгнуло. Он подъехал к окрашенному в белый цвет шлагбауму поперек въезда на открытую автостоянку. Левой рукой он нажал посеребренную кнопку на механической кассе, контролирующей въезд и выезд. Механизм зазвенел, выдавая пробитый бумажный билетик, шлагбаум поднялся, и их машина тронулась.
1 2 3 4 5