— Неужели? — сказал Холмс, удивленно подняв брови. — Ах да. Насколько я понимаю, вы печатаете на машинке. Об этом говорит складка на бархатном костюме чуть выше запястья, там, где рука упирается о стол. Стало быть, вы знакомы с лордом Хоувом?
— Нет, я никогда даже не видела его, хотя мне приходится много печатать на машинке в его лондонском доме на Парк-лэйн. Такая незначительная служащая, как я…
— Н-да, это еще печальнее! Однако надо сделать все, что мы можем. Уотсон, у вас есть какие-нибудь возражения против того, чтобы выйти на улицу в такую бурную ночь?
— Никаких, — сказал я, весьма удивленный. — Но зачем?
— Все из-за этой проклятой кушетки, мой друг! И раз уж я прикован к ней, как к больничной койке, вам придется стать моими глазами. Мистер Бэкстер, мне совестно тревожить ваш ревматизм, но, может быть, вы проводите доктора Уотсона в зал ужасов? Он там пробудет недолго. Благодарю вас, отлично.
— Что я там буду делать? — спросил я.
— Возьмите в верхнем ящике моего письменного стола конверты.
— А потом?
— Подсчитайте, пожалуйста, число карт в руках каждой из восковых фигур. Затем, точно в том же порядке, в котором они располагаются слева направо, вложите каждую подборку в отдельные конверты и надпишите их. То же самое проделайте с картами на столе и принесите их сюда как можно быстрее.
— Сэр… — начал взволнованно старик.
— Нет, нет, мистер Бэкстер, я предпочел бы ничего не говорить сейчас. У меня только рабочая гипотеза, но, мне кажется, с ней связана одна почти непреодолимая трудность. — Холмс нахмурился. — Нам очень важно выяснить, что за игра — во всех смыслах этого слова — идет в музее восковых фигур.
Вместе с Самюэлем Бэкстером и его внучкой я двинулся в путь сквозь дождь и темноту. Через десять минут, несмотря на протесты мисс Бэкстер, мы втроем уже стояли в зале ужасов перед сценой, изображавшей игру в карты.
Роберт Парснип, довольно симпатичный юноша, явно плененный чарами Элеоноры Бэкстер, зажег газ. В запыленных шарах светильников заплясали голубоватые языки пламени, бросая скудный свет на зловещие восковые фигуры. В их неподвижности было что-то от спокойствия пауков, подстерегающих добычу. Они, казалось, ждали, когда пришелец отвернется, чтобы протянуть к нему руки.
Музей мадам Топин слишком хорошо известен, описывать его нет нужды. Должен сознаться, что «История одного преступления» произвела на меня тягостное впечатление. Фигуры в париках с короткими шпагами восемнадцатого столетия были совсем как живые. Если бы я действительно грешил пристрастием к азартным играм, в котором обвинил меня Холмс, это зрелище вполне могло бы потревожить мою совесть.
Впечатление усилилось, когда мы, пригнувшись, пробрались под железную загородку и подошли к двум игрокам.
— Нелли, не смей трогать карты! — прикрикнул м-р Бекстер. В своих владениях он был гораздо более резок и вспыльчив. — Взгляните-ка туда, сэр! — обратился он ко мне. — В руках старика — одна, две.., девять карт. А молодой джентльмен держит шестнадцать.
— Прислушайтесь! — шепнула девушка. — Кажется, наверху кто-то ходит?
— Да брось ты, Нелли, это Боб Парснип. Больше некому.
— Как вы и говорили, карты лежат в беспорядке на столе, — заметил я.
— Ноне все. Часть колоды — та, что перед вашим «молодым джентльменом», — вообще не тронута. Около его локтя лежит двенадцать карт.
— Около старого злодея девятнадцать. Чудная игра, сэр!
Я согласился с ним. Испытывая непонятное омерзение от прикосновения к восковым пальцам, я взял карты, вложил их в конверты, потом собрал карты со стола, пометил конверты и, не мешкая, двинулся к выходу из зловещего подвала. Несмотря на испуганные протесты сторожа, я отправил его вместе с внучкой домой на случайно подвернувшемся кэбе, кучер которого только что уложил какого-то безнадежно пьяного пассажира у дверей его дома.
Я с облегчением вернулся в уютную теплоту гостиной моего друга и с огорчением увидел, что Холмс встал с кушетки. Он стоял у письменного стола, опираясь на костыль, и внимательно изучал раскрытый атлас.
— Ну, хватит, Уотсон! — прервал он мои протесты. — Вы принесли конверты? Хорошо.
Дайте их мне.
Благодарю вас. В руке старшего из игроков, который сидит, повернувшись спиной, было девять карт. Так?
— Холмс, это поразительно! Откуда вы это узнали?
— Логика, мой дорогой. Теперь давайте взглянем на них.
— Погодите минутку, — сказал я твердо. — Вы уже говорили мне про костыль, но где вы раздобыли его так быстро? К тому же костыль какой-то необычный. Он, наверное, сделай из какого-то легкого металла…
— Так это же мой костыль. — Ваш?
— Да. Он сделан из алюминия. Это память об одной давнишней истории. Я как-то говорил вам о нем, но вы забыли. А теперь давайте забудем о костыле и займемся картами. Прекрасно, прекрасно!
Разложи я передним все сокровища Голконды, Холмс не пришел бы в больший восторг. Он даже развеселился, когда я рассказал ему обо всем, что видел и слышал.
— Что, вы все «еще не понимаете? Тогда возьмите эти девять карт, Уотсон. Кладите их На стол по порядку и называйте каждую.
— Валет бубен, — начал я, раскладывая карты рядом с лампой, — семерка червей, туз треф. Боже праведный, Холмс!
— Значит, вы что-то заметили?
— Да. Тут два туза треф, один за другим!
— Я же говорил, что это прекрасно. Но вы положили только четыре карты. Продолжайте.
— Двойка пик, — сказал я, — десятка червей. Смотрите, Холмс! Третий туз треф и еще два бубновых валета!
— Какой же вывод следует из этого?
— Холмс, пожалуй, я понял. Музей мадам Топин славится искусством изображения подлинной жизни. Восковой старик — отпетый игрок, обманывающий молодого человека. В этой сцене тонко показано, что он выигрывает, передергивая карты.
— Не так уж тонко, я бы сказал. Даже такой закоренелый игрок, как вы, Уотсон, конечно, чувствовал бы себя не очень ловко, если бы ему пришлось сбрасывать карты, имея в руке три бубновых валета и три трефовых туза.
— Вы правы. Холмс.
— Это еще не все. Если вы пересчитаете все карты — те, которые были в руках игроков, и те, что лежали на столе, — вы заметите, что их пятьдесят шесть. На четыре карты больше, чем должно быть в одной колоде.
— Какой смысл во всем этом?
Холмс взял атлас и нетерпеливо раскрыл его.
— В устье Темзы, — прочел он, — на острове…
— Холмс, я вас спрашиваю, как объяснить всю эту историю с восковыми картежниками?
— Это и есть ответ.
У меня очень покладистый характер. Но, когда Холмс вместо пояснений начал выпроваживать меня наверх в мою старую комнату, я энергично запротестовал. Но мой друг был неумолим. Я тщетно ломал голову над загадкой. Однако в конце концов сон меня поборол.
Когда я спустился к завтраку, было почти одиннадцать часов. Шерлок Холмс уже позавтракал и сидел на кушетке, непринужденно беседуя с мисс Элеонорой.
Однако, когда я было потянулся к звонку, чтобы попросить принести яичницу с беконом, он остановил меня суровым взглядом.
— Мисс Бэкстер, — сказал Холмс, — хотя кое-какие возражения против моей гипотезы все еще остаются в силе, пришло время сказать вам нечто исключительно важное. Что за черт!..
Дверь в комнату внезапно открылась. Если говорить точнее, она с треском распахнулась от удара ноги. Но это была, по-видимому, шутка вошедшего: он громко расхохотался.
На пороге стоял дородный краснолицый джентльмен в лоснящейся шляпе, дорогом фраке, умышленно не застегнутом, чтобы были видны бриллианты на цепочке часов и пламенеющий рубин на галстуке.
Он был пониже ростом, чем Холмс, но гораздо шире и тяжелее его. Честно говоря, его фигура не очень отличалась от моей. Незнакомец снова громко захохотал, его хитрые маленькие глаза блеснули, когда он поднял кожаный мешок и потряс им.
— Так вот ты где, приятель! — гаркнул он. — Ты из Скотленд-Ярда, верно? Тысяча золотых соверенов, и все твои, только попроси.
Шерлок Холмс, несмотря на изумление, сохранял полнейшее спокойствие.
— Сэр Жервас Дарлингтон, я полагаю?
Не обращая ни малейшего внимания ни на мисс Бэкстер, ни на меня, посетитель пересек комнату и потряс мешком с монетами под носом Холмса.
— Это я, мистер сыщик! — сказал он. — Видел, как ты дрался вчера. Ты можешь лучше, но все равно годишься. Когда-нибудь тотализатор в боксе узаконят. А пока джентльмену приходится устраивать небольшую симпатичную потасовку тайком. Впрочем, подожди минуточку.
Внезапно он легко, как кошка, несмотря на свой вес, подошел к окну и внимательно посмотрел вниз на улицу.
— Этот старый Филеас Белч, будь он проклят! Приставил ко мне человека, и тот ходит за мной по пятам несколько месяцев. И двух проклятых лакеев, одного за другим, чтобы они тайком вскрывали мои письма. Я даже сломал одному из них спину… — Сэр Жервас снова оглушительно захохотал. — Все это ерунда!
Холмс, казалось, изменился в лице, но через мгновение, когда сэр Жервас, отвернувшись от окна, швырнул на кушетку мешок с деньгами, он снова был холоден и невозмутим.
— Держи денежки, скотленд-ярдовец. У меня их хватает. Теперь слушай. Через три месяца мы устроим тебе матч с Джемом Гарликом — Бристольским сокрушителем. Подведешь — шкуру спущу. Потрафишь — буду тебе покровительствовать. Если на ринг выйдет неизвестный парень вроде тебя, я могу сделать ставки восемь к одному.
— Насколько я понимаю, сэр Жервас, — сказал Холмс, — вы хотите, чтобы я дрался на ринге, как профессиональный боксер?
— Ты разве не скотленд-ярдовец? Понимаешь английский язык?
— Когда говорят на нем, то понимаю.
— Это что, шутка? Так вот это — тоже!
Тяжелый кулак со свистом описал дугу, которая прошла — как это и было задумано — в дюйме от носа моего друга. Холмс даже не моргнул глазом. Сэр Жервас снова затрясся от смеха.
— Следи за своими манерами, мистер сыщик, когда говоришь с джентльменом. Я мог бы сложить тебя вдвое, даже если бы у тебя не болела нога, будь я проклят!
Мисс Элеонора Бэкстер, побледнев, сдавленно крикнула и, казалось, хотела вжаться в стену.
— Сэр Жервас! — вступился я. — Будьте добры воздержаться от оскорбительных выражений в присутствии дамы.
Наш гость мгновенно повернулся и нагло смерил меня взглядом с головы до ног. — Это кто? Уотсон? Костоправ?
Он подошел ко мне.
— Ты понимаешь что-нибудь в боксе?
— Нет, — сказал я. — То есть немного.
— Тогда смотри, как бы тебе не преподали урок, — отрезал сэр Жервас и захохотал снова. — Дама? Какая дама?
При виде мисс Бэкстер он, казалось, несколько смутился, но затем воззрился на нее как заправский сердцеед.
— Не дама, костоправ. А очаровательная малютка, будь я проклят.
— Сэр Жервас, — сказал я, — вы предупреждены в последний раз.
— Подождите, Уотсон, — послышался спокойный голос Шерлока Холмса. — Вы должны простить сэра Жерваса Дарлингтона. Он, наверное, еще не оправился после посещения музея восковых фигур мадам Топин. Ведь это было всего три дня назад.
В наступившей тишине можно было услышать потрескивание угля в камине. Но наш гость был не из пугливых.
— Ты, я вижу, заправский скотленд-ярдовец! — усмехнулся он. — Кто тебе сказал, что я был у мадам Топин три дня назад?
— Никто. Но это ясно следует из фактов, которыми я располагаю. Такой визит выглядел вполне невинно, не так ли? Он не мог вызвать подозрения у тех, кто следил за вами. Например, у человека, нанятого известным любителем спорта сэром Филеасом Белчем. А он не хочет, чтобы вам удалось выиграть еще одно состояние, снова получив тайную информацию, как это произошло на дерби в прошлом году.
— Меня это не интересует!
— Неужели? А я уверен, что при ваших спортивных наклонностях вы должны интересоваться картами.
— Картами?
— Игральными картами, — невозмутимо пояснил Холмс, вынув несколько карт из кармана халата и развернув их веером. — Вот этими девятью картами.
— Что все это значит, черт возьми?
— Очень существенно, сэр Жервас, что случайный посетитель зала ужасов, проходя мимо сцены карточной игры, может увидеть карты в руке одной из восковых фигур. Для этого достаточно одного, вполне невинного взгляда.
Однажды ночью с этими картами была проделана странная манипуляция. Карты в руке «молодого джентльмена» остались нетронутыми. Об этом говорит пыль, которая их покрывает. Кто-то вынул несколько карт из руки так называемого «старого злодея», бросил их под стол, а потом добавил четыре карты не менее чем из двух новых колод. Для чего же это было сделано?. Нет, дело не в том, что кто-то захотел подшутить, создать видимость азартной игры восковых фигур. Если бы автор проделки думал об этом, он передвинул бы и бутафорские монеты. Но монеты остались на месте. Ответ прост и очевиден. В английском алфавите двадцать шесть букв. Если двадцать шесть умножить на два, получится пятьдесят два. Это — число карт в колоде. Если каждой букве будет соответствовать какая-нибудь карта, то нетрудно составить крайне несложный шифр… Сэр Дарлингтон засмеялся пронзительным металлическим смехом.
— Шифр, — Презрительно повторил он, трогая красной рукой рубин на своем галстуке. — Что это такое, о чем болтает этот дурак?
— Который, однако, можно легко раскрыть, — продолжал Холмс, — если послание, состоящее всего из девяти букв, содержит двойное «е» или двойное «с». Давайте предположим, что бубновый валет обозначает букву «с», а туз треф — букву «е».
— Холмс, — прервал я своего друга. — Может быть, это интуиция. Но не логика! Почему вы считаете, что в сообщении должны быть эти буквы?
— Потому что я уже знаю само сообщение. Вы сами сказали.
— Я?
— Да, вы, Уотсон. Если эти карты обозначают буквы, которые я назвал, мы имеем двойное «е» в первой половине слова и двойное «с» на конце. Как мы видим, слово должно начинаться с буквы «с», а перед двойным «с» в конце есть еще одно «е». Не требуется особой хитрости, чтобы получить слово «Скеернесс».
— Но какое, черт возьми, отношение имеет «Скеернесс»… — начал я.
— Если говорить о географии, вы найдете его в устье Темзы, — прервал меня Холмс. — Но, кроме того, как вы сказали мне, это — имя лошади лорда Хоува. Эта лошадь заявлена для участия в скачках на приз, хотя, по вашим словам, на нее особенно не рассчитывают. Но если эту лошадь вы тренировали в глубочайшей тайне, как другого неожиданного победителя, вроде Леди Бенгала…
— .
То любой игрок, — досказал я, — который смог бы выведать тайну и поставил бы на эту лошадь, сорвал бы колоссальный куш!
Шерлок Холмс протянул вперед руку с веером из карт.
— Милая мисс Элеонора Бэкстер, — воскликнул он с печальной суровостью в голосе, — зачем вы позволили сэру Жервасу Дарлингтону уговорить себя? Ваш дедушка будет очень огорчен, если узнает, что вы воспользовались музеем восковых фигур, чтобы оставить это послание и сообщить сэру Жервасу Дарлингтону то, что он хотел узнать, даже не разговаривая с ним, не посылая ему письма и оставаясь вдали от него.
Еле держась на ногах, запинаясь, мисс Бэкстер пробормотала что-то в ответ.
— Нет, нет! — сказал Холмс мягко. — Это не годится. Ведь я узнал о вашем знакомстве с сэром Жервасом через несколько минут после того, как вы пришли ко мне вчера вечером.
— Мистер Холмс, вы не могли знать этого!
— И все-таки это правда. Видите этот маленький стол слева? Когда вы пришли ко мне, на столе не было ничего, кроме листка бумаги, украшенного довольно живописным гербом сэра Жерваса Дарлингтона.
— О Боже, помоги мне! — воскликнула несчастная молодая женщина.
— Вы вели себя довольно странно. Пристально смотрели на стол, как будто увидели что-то знакомое. Когда вы почувствовали на себе мой взгляд, вы вздрогнули и покраснели. С помощью, казалось бы, случайных замечаний я выяснил, что вы работаете у лорда Хоува, владельца Скеернесса.
— Нет, нет, нет!
— Вам было нетрудно вложить новые карты вместо тех, которые держала восковая фигура. Как сказал ваш дедушка, в зале есть боковая дверь, которая плохо закрывается. Вы могли тайком заменить карты ночью перед тем, как зашли за дедушкой в обычное время, чтобы проводить его утром домой. Вы могли бы вовремя уничтожить улики, если бы дедушка в первую ночь сразу рассказал вам о необычном происшествии в музее. Но он сказал вам об этом лишь на следующую ночь, когда там, кроме него, находился и Роберт Парснил и вы не могли остаться там в одиночестве. И вовсе не удивительно, что вы запротестовали, когда дедушка захотел повидаться со мной. Позднее, как об этом без всякого заднего умысла рассказал мне доктор Уотсон, вы пытались выхватить карты из руки восковой фигуры и разбросать их.
— Холмс, — воскликнул я, — прекратите эту пытку! Настоящий виновник не мисс Бэкстер, а этот негодяй, который стоит и смеется над нами!
— Поверьте мне, мисс Бэкстер, я не стал бы огорчать вас, — сказал Холмс. — Я не сомневаюсь, что вы случайно узнали о Ске-ернессе. Спортивные тузы разговаривают, не остерегаясь, когда они слышат лишь безобидное стрекотание пишущей машинки в соседней комнате.
1 2 3