Муж схватился за сердце и за кошелек, Надежда же только растерянно хлопала глазами. Ей тут же всадили три болезненных укола и пихнули под капельницу. Покоя и там не было, потому что врач стояла над ней и грозила всевозможными осложнениями, а потом велела радоваться, поскольку нет пневмонии. Затем врач выписала лошадиную дозу антибиотиков и выдала Надежду мужу, велев через три дня явиться к отоларингологу на предмет гайморита.
За три дня Надежде малость полегчало, кашель не так мучил, и к отоларингологу она отправилась самостоятельно.
Доктор, симпатичный старичок с седыми кудряшками вокруг розовой лысины, увидев Надеждины анализы, пришел в неистовство и закричал что-то о немедленной операции, а то он ни за что не отвечает. Надежда твердо ответила: нет. Доктор вцепился в нее, запустил какую-то блестящую штуку в нос, долго крутил и щупал, наконец глубоко задумался, насупив седые брови.
И вот, когда Надежда уже прикидывала, чем бы стукнуть его по розовой лысине, чтобы сбежать из кабинета, доктор очнулся и сказал, что в самом крайнем случае можно попробовать обойтись без операции. Надежда Николаевна бурно обрадовалась, а доктор выписал еще антибиотиков, на этот раз доза была слоновьей.
Очевидно, антибиотики, кроме вредоносных бактерий, убили в организме Надежды и все полезные, а также уничтожили некоторые важные черты ее характера, как то: жизнелюбие, чувство юмора, целеустремленность, философское отношение к жизни, а также качество, которым Надежда особенно гордилась, – умение посмотреть на себя со стороны. Еще к положительным качествам Надежда причисляла неистребимое любопытство и интерес ко всяким криминальным загадкам, однако муж отчего-то качества эти считал вредными и старался их в Надежде истребить.
Но в данном случае он сильно обеспокоился, потому что по дому вместо его ласковой, домовитой и всем довольной жены бродило теперь непонятного вида существо с пустыми глазами и землистыми впалыми щеками.
Надежда Николаевна не спорила, не возражала и не сопротивлялась. На все увещевания мужа она молча кивала головой, послушно пила положенные витамины и ела с видимым усилием фрукты и всяческие деликатесы, что приносил расстроенный Сан Саныч. Все время пока муж работал, она проводила, бездумно щелкая пультом телевизора, либо же уныло пялилась в окно, где лил попеременно то дождь, то снег, от чего пейзаж, и так-то не слишком привлекательный, становился и вовсе паскудным.
Такое поведение было для Надежды совершенно нехарактерным, и Сан Саныч впал бы в настоящую панику, если бы не был таким энергичным и деятельным человеком. Он расстарался, поднял на ноги всех родных и знакомых, выслушал кучу полезных и не слишком полезных советов и наконец нашел нужного человека, который обещал достать ему удивительное швейцарское лекарство, которое может поднять человека на ноги за неделю.
Надежда про это знала, но забыла, она вообще в последнее время стала чрезвычайно рассеянна и невнимательна. Побродив по квартире, она бросила взгляд на часы и решила, что нужно попробовать поесть. Есть совершенно не хотелось, но еще больше не хотелось слушать увещевания и уговоры мужа.
Надежда разогрела на маленькой сковородочке две котлеты и порцию картофельного пюре и выложила их на тарелку. Понюхав котлеты, она поняла, что съесть их не в состоянии.
Кот подкрался, ступая мягко, но с достоинством. Достоинство весило без малого восемь килограммов, так что Надежда Николаевна услышала кота заранее, но сделала вид, что ничего не замечает.
Бейсик тяжело вспрыгнул на стул.
– Котлету будешь? – спросила Надежда.
«Ну, не знаю, я с чесноком не очень люблю…» – ответил кот выразительным взглядом.
– Заелся, – буркнула Надежда.
Кот устыдился и съел из ее рук полкотлеты. Надежда притворилась, будто с интересом рассматривает потолок, тогда зверь изловчился и схватил с тарелки вторую половину. Котяра был сытый и наглый, откормленный Сан Санычем до неприличных размеров.
Картофельное пюре по вкусу напоминало вату из старого матраца. Надежда с тоской поглядела на тарелку и спустила оставшуюся еду в унитаз. Кот отправился в комнату умываться. В последнее время он Надежду не слишком жаловал.
Надежда не стала мыть тарелку, чтобы представить мужу доказательство.
Прошло минут сорок, за окнами совсем стемнело. Явился муж – веселый и довольный, глаза его радостно блестели.
– Надя, я достал лекарство! – заговорил он с порога. – По части восстановления организма после антибиотиков оно творит настоящие чудеса! Нужно только пить его регулярно, три раза в день по столовой ложке!
По внешнему виду содержимое большой бутыли напоминало концентрированное удобрение для комнатных цветов – там еще на флаконе крупными буквами написано: «Беречь от детей и домашних животных».
– Надежда, не капризничай! – тут же рассердился муж, заметив ее гримасу. – Дело даже не в том, сколько оно стоит! Просто это действительно очень хорошее швейцарское лекарство! Пей! – Он сбегал на кухню за ложкой.
Надежда с тоской глядела на бурую жидкость в ложке и уже зажмурила глаза, подчиняясь, но тут у мужа очень своевременно зазвонил мобильный, и он побежал его искать в прихожую. Надежда перевела дух и открыла глаза. Противное лекарство никуда не делось и не стало менее противным. Надежда поднесла ложку ко рту, помотала головой, после чего, решительно и осторожно ступая, приблизилась к окну и вылила ложку в горшок с фикусом.
Фикус был нехорош. За долгую и темную зиму он потерял половину листьев и теперь уныло торчал из сухой земли, ни на что не надеясь и не ожидая от жизни ничего хорошего. Возможно, он заразился меланхолией от Надежды Николаевны, все живое в квартире, от кота до последнего цветочка, страдало от ее вопиющего равнодушия. Кот-то, понятное дело, черпал утешение в объятиях Сан Саныча, а на фикус у того сил уже не оставалось.
Надежда решила, что с фикусом покончено навсегда, и, глядя на мужа честными глазами, гордо предъявила ему пустую ложку. Ее похвалили и назвали умницей. Кот со шкафа все видел, но решил на этот раз промолчать.
Лена вошла в свою комнату, швырнула куртку на стол, тряхнула волосами и крикнула за перегородку:
– Александра, сделай мне бо-ольшую чашку кофе! С двойным сахаром!
Шурочка, тихая, как мышка, девушка, выполнявшая в редакции функции секретарши, официантки, стенографистки, сестры-хозяйки, а по совместительству – мальчика для битья и внештатного психоаналитика (то есть жилетки, в которую плакались после скандалов с начальством все сотрудники, независимо от пола и возраста), высунула нос из-за перегородки и испуганно пискнула:
– Лена, тебя Михалыч срочно требует к себе!
– Что у него – мобильного моего нет? – машинально огрызнулась Лена.
Огрызнулась зря, потому что главный редактор программы Игорь Михайлович, для всех сотрудников – Михалыч, жил так, как будто на дворе все еще стоит каменный век и не существует ни мобильной связи, ни компьютеров, ни Интернета. Все записи он вел от руки в одинаковых записных книжках – с разлинованными страницами, в черных переплетах из кожзаменителя, а для связи с сотрудниками, начальством и прочими нужными людьми он пользовался четырьмя допотопными настольными телефонами светло-бежевого цвета. Соединяла его с ними боевая секретарша предпенсионного возраста Галина Филаретовна. Это было дико для современного человека и вдвойне дико для руководителя телевизионной программы.
– Кипит и булькает! – добавила Шурочка страшным шепотом и подала Лене огромную чашку кофе. Крепкого, как дружеское рукопожатие, и сладкого, как утренний сон.
Лена благодарно кивнула, в два глотка осушила чашку и почувствовала себя способной к боям и свершениям.
Бросив мимолетный взгляд в зеркало, поправила волосы и помчалась на расправу.
Галина Филаретовна, увидев ее, неприязненно поджала губы. Плохой знак.
– Серебровская, – сообщила она в переговорное устройство и тут же глазами показала Лене на дверь кабинета.
Михалыч сидел за своим огромным столом, сжав кулаки и опустив голову к бумагам. Блестящая выпуклая лысина отражала свет ярких потолочных ламп. Лена остановилась в дверях и кашлянула, деликатно извещая начальника о своем присутствии.
– Кашляешь? – Михалыч поднял на нее взгляд. – Простудилась, что ли? Ты бы, Серебровская, больничный взяла!
Заботливая нота в голосе шефа не обманула Лену. Она знала его не первый год и прекрасно изучила. Такими мягкими оборотами он подготавливал почву для последующего наезда.
– Лучше бы ты, правда, больничный взяла, – пророкотал Михалыч, постепенно набирая обороты, – а то от твоего присутствия на работе ничего нет, кроме вреда!
– В чем дело, Игорь Михайлович? – осведомилась Лена, приблизившись к столу. – Чем конкретно вы недовольны?
– Я недоволен тем, что по твоей милости мы все можем остаться безработными! – загремел шеф хорошо поставленным басом. – Ты, может, на панель пойдешь, а мне чем прикажешь заниматься? Бутылки пустые по помойкам собирать?
– Выбирайте выражения! – попыталась Лена приструнить этого хама. – Вы не на вещевом рынке!
– Выбирать выражения? – ухватился он за ее слова. – А ты – ты выбирала выражения, когда брала интервью у Поздняковой?
«Вот откуда ветер дует! – сообразила Лена. – Вот из-за чего Михалыч так разбушевался!»
– Я репортер! – выпалила она. – Острый материал – это мой хлеб! У передачи будет отличный рейтинг…
– Рейтинг? – как эхо повторил Михалыч. – О каком рейтинге ты говоришь? Да нас вообще закроют! От программы не оставят камня на камне! Ты же знаешь, чья она жена!
Лена прекрасно знала, чья она жена.
Ольга Позднякова, железная женщина отечественного бизнеса, одна из богатейших женщин нашего города, была не только владелицей процветающей строительной компании, но еще и женой влиятельного чиновника федерального уровня. Фамилии у супругов были разные – из деловых соображений, даже жили они в разных городах: Позднякова – в Петербурге, ее могущественный муж – в Москве. Но в случае необходимости можно было ни секунды не сомневаться в высокой поддержке.
А потому Лена знала, на что идет, задавая Поздняковой острые вопросы о способе получения «пятна» под застройку в парковой зоне. Но она и не сомневалась, что руководство программы и канала поддержит ее…
Выходит, зря она так думала.
Михалыч замолчал, тяжело дыша, и снова опустил голову, наставив на Лену блестящую лысину. Потом достал из ящика стола пластиковый тюбик, вытряхнул на ладонь таблетку, положил под язык, поморщился и продолжил значительно тише:
– Мне звонил пресс-секретарь Поздняковой. Она собирается подавать на нас в суд. Ты понимаешь, что это значит?
Лена прекрасно понимала. Пока ее хлесткие репортажи обеспечивали программе высокий рейтинг, Михалыч помалкивал, приписывая лично себе все заслуги. И давал Лене карт-бланш. То есть полную свободу действий. Позволял искать острые темы, молча поощрял ее. И интервью с Ольгой Поздняковой он также молчаливо одобрил. Но как только на горизонте замаячили серьезные неприятности – ему, разумеется, понадобился козел отпущения. Понадобилась жертва. И этой жертвой он намерен сделать ее…
– Пиши заявление об увольнении по собственному желанию! – произнес он наконец, так и не подняв головы.
– Но вы прекрасно знаете, что содержание передачи соответствует действительности! Никакой суд…
– Пиши заявление! – рявкнул Михалыч. – И чтобы я тебя больше не видел!
Лена вылетела из кабинета красная, как вареный рак.
Михалыч часто орал на подчиненных, но то, что произошло сегодня, не объяснялось его обычным хамством. Это было самое настоящее предательство. Он отлично понимал, как тщательно и умело она подготовила разговор с Поздняковой, как старалась вывести ее на острую тему. И любой настоящий журналист на ее месте поступил бы точно так же…
– Лена, налить вам воды? – сочувственно проговорила Галина Филаретовна.
Это совсем плохой признак.
Галина проявляла сочувствие только к тем сотрудникам, на которых уже поставлен крест.
Ничего не ответив, Лена выбежала в коридор, закрыв лицо руками, пересекла его и влетела в дамскую комнату. Сердце бешено колотилось, в ушах шумело.
Лена пустила сильную струю холодной воды, плеснула себе на лицо, еще раз… хорошо бы подставить голову под ледяную струю, но что потом делать с волосами?
От холодной воды в голове немного прояснилось, красный туман перед глазами рассеялся. Лена перевела дыхание, взглянула на свое отражение в зеркале. Да, ничего себе! Лицо все в красных пятнах, косметика размазана… а ведь эта тушь считается водостойкой!
Она не успела закончить неутешительный осмотр, когда за спиной появился мужской силуэт.
– Эй, коллега, – процедила она, вымещая на этом человеке свое раздражение, – вы ошиблись дверью! Глаза протрите! Или у вас с головой не все в порядке?
Но мужчина ничего не ответил. Он на мгновение отвернулся, торопливо защелкнул входную дверь, в два шага приблизился к Лене и обхватил ее вокруг туловища.
– Что за… вы что, свихнулись… – начала она, пытаясь вырваться, но тут на ее голову натянули плотный полиэтиленовый пакет. Лена в ужасе забилась, задергалась, как пойманная рыба на прибрежном песке. Она и прежде тяжело дышала от перенесенного стресса, а сейчас воздуха вовсе не стало.
Сильные мужские руки не выпускали ее.
Сквозь полупрозрачную пленку Лена видела в зеркале собственное искаженное страданием лицо и рядом – лицо убийцы, спокойное, внимательное, словно наблюдающее за ее муками.
И еще – кажется, смутно знакомое…
Сердце гулко колотилось где-то не на положенном ему месте, перед глазами поплыл тусклый красный туман.
Сил на сопротивление не осталось. Она пробовала крикнуть, позвать на помощь, но для этого тоже нужен был воздух, а воздуха совершенно не было. Последний глоток его ушел на бесполезную попытку сопротивления. Лена широко раскрыла рот, пытаясь вдохнуть, но безжалостная пленка плотно облепила посиневшие губы. Она глухо захрипела и рухнула на холодный кафельный пол.
С утра Надежда занималась обычным делом – прыгала по телевизионным каналам. Попала на новости и выслушала сообщение о зверском убийстве известной тележурналистки Елены Серебровской. Надежда наморщила лоб, вспоминая, где она слышала эту фамилию. То есть слышала, конечно, и не раз, по телевизору, и видела репортажи, кстати, весьма хлесткие, на злобу дня…
Показали кусочки передач… Ну да, вот она сама – симпатичная молодая женщина, без всякого глянца – ни прически шикарной, ни туалетов немыслимых. Лицо серьезное, умное, голос приятный, а в остальном ничего лишнего – нет ни слишком белозубой улыбки, ни нарочитого загара зимой.
Задушили, можно сказать, прямо на рабочем месте, в туалете телестудии, надев на голову полиэтиленовый пакет. Страшное дело!
Надежда Николаевна зябко поежилась и переключила на другую программу. Там было все то же самое. И на другом канале тоже. Все сходились на том, что убийство заказное – Серебровская многим успела перейти дорогу.
Надежда зевнула и выключила телевизор.
«Однако странно, – думала она, потихоньку ковыляя на кухню, – теперь у нас каждый ребенок знает, как происходят заказные убийства. Вот Анну Политковскую убили в собственном подъезде выстрелом в упор. Убийца действовал в перчатках, бросил оружие рядом и убежал. Все по схеме, так они и делают. Никто его не видел, и никогда его не найдут. А тут средь бела дня, при всем честном народе… А если бы кто-то случайно вошел в туалет, когда он ее душил? Уж не знаю, как там у них на телевидении, а у нас на работе бабы вечно торчали в туалете – то причесаться, то поправить макияж, то чашку помыть, то петля на колготках спустилась, то еще что-нибудь… С другой стороны, я же не знаю, как жила эта Елена Серебровская, может быть, у нее подъезд и стоянка охраняемые. Тогда, конечно, было удобней ее на студии убить, там народу полно… Опять же и пакет тогда можно объяснить – все же какая-никакая охрана на входе присутствует, с оружием не пропустят, а с обычным пакетом – всегда пожалуйста, мало ли что, может, человек после работы на рынок наладился или еще куда…»
И на миг Надежду вдруг охватило знакомое чувство – легкое жжение в корнях волос. Именно так проявляло себя знаменитое Надеждино любопытство.
Надежда Николаевна всегда была женщиной деятельной и энергичной. Много лет она проработала инженером в научно-исследовательском институте, работой своей была довольна, поскольку окружали ее, за редким исключением, люди интеллигентные, с широким кругозором, а работа позволяла занять голову каким-нибудь важным техническим вопросом.
1 2 3 4