.. За вами бы вся армия гонялась! Так что
тебе повезло, тебе выпала неслыханная честь подержаться за стремя самого
Ланселота, а ты... эх, лопух!.. Ладно, с доспехами понятно. Лопай, чем
кормят, одевай, что дают. Что не так, на тебе подгоним.
А что с оружием? Я наслышан про твой летающий молот...
- Если бы летающий, - возразил я. - А то швырять приходится изо всей силы!
У меня уже суставы в плече, как у ревматика.
- Но возвращается прямо в руку? Не забудь зайти с ним в церковь. Святые
отцы должны прочесть над ним молитвы... А что, кроме молота? Все-таки
молот, понимаешь, вспомогательное. Им дерутся только простолюдины, а у
рыцарей оно так, на всякий случай...
- Гм... да... мля, - промямлил я, не понимая, острит так или не знает, что
мне до рыцарства, как ему до баронства, - у меня еще и меч...
Я скосил глаз, рукоять меча словно бы даже всползла по спине, только бы я
ее заметил. Кузнец отступил на шаг, когда я потащил из ножен эту
сверкающую льдом полосу удивительной стали. Впервые на его суровом
обожженном лице проступило нечто вроде уважения.
- Парень, - сказал он наконец, - тебе несказанно повезло.
Меч блистал грозно, легкий и настолько тонкий, что сердце вздрагивало в
страхе: не переломился бы, как тонкая льдинка под собственным весом.
Я повертел его перед собой, впечатление легкости обманчиво, меч достаточно
тяжел, чтобы рубить, как боевым топором, а лезвие настолько острое, что
перышко распадается на две половинки.
Кузнец правильно понял страдальческое выражение на моей морде.
- Не выщербится, - заверил он. - И не согнется. Гномы эти мечи делают
тысячи лет. Эти штуки даже не ржавеют. Эх, повезло тебе, парень!
Я с сомнением оглядел железо на лавке.
- Да?
- Повезло, повезло, - повторил кузнец. - Доспехи которые делаю для
благородных, конечно, получше твоих, но их можно заказать оружейникам и
здесь. Если золота хватит, конечно. Это дорогая штука! Хорошие доспехи
делают не один месяц. А вот такой меч только у гномов... Давай помогу
надеть! Тебе, я слышал, дарована честь присутствовать на аудиенции у его
величества?
- Я тоже слышал, - ответил я. - А доспехи - это вроде обязательного
черного костюма и галстука? Теперь понятно, откуда это пошло.
Без посторонней помощи я никогда бы в жизни не влез в это железо. Просто
не сумел бы. Нелепое, тяжелое, из низкосортной стали... да какой там
стали, это сыродутное железо, ненамного прочнее медных или бронзовых лат,
а непрочность компенсируется толщиной, что в свою очередь сказывается на
весе. Кузнец прилаживал то одну железку, то другую, стягивал ремнями,
укреплял хоккейные щитки на голени, а потом еще и со стороны лытки,
защелкнул, и вот мои ноги полностью в железе, только для ступней, к
счастью, нашлось свободное место.
Когда я ощутил, что намертво закован в эту башню из железа, кузнец
отступил от меня, сказал бодро:
- Готово!
Я сделал нетвердый шаг, повернулся, но примерочные зеркала не
предусмотрены стандартами средневековых оружейных. Вес ощутимо давит на
плечи, сковывает движения. Кузнец опоясал меня широким ремнем, где слева
подвесил молот, а через плечо перекинул новенькую перевязь. Я скосил
глаза, рукоять длинного меча с готовностью высунулась из-за левого плеча.
- Не знаю, - сказал я зло, - смогу ли в этом драться.
Кузнец снова отступил, обошел со всех сторон, подергал, постучал по железу.
- Слушай, парень, - сказал он наконец, - я знаю слишком мало рыцарей, на
которых доспехи сидели бы так... хорошо.
- Я не рыцарь.
- Тем более, - сказал он значительно.
- Я мог бы одеться и проще.
- Тебе оказана великая честь, - сказал он строго. - Ты предстанешь перед
королем!.. А если твои сюзерены велели тебе дать доспехи, то благодари,
дурень, а не вороти нос.
- Ладно, - ответил я смиренно. - Доспехи так доспехи.
Крыша королевского дворца блестела под утренним солнцем, но стены и двор
еще оставались в густой тени, остатке ночи. Крыша вся в ржавых пятнах, что
вовсе не ржавчина, а следы огня из пастей летающих тварей. Кое-где сорвана
черепица, а зубчатый парапет проломлен в трех местах. Стены и вовсе в
следах от ударов раскаленных камней из катапульт, от огромных стрел. Видны
пятна несмываемой сажи, что въелась уже и в сами камни.
Перед закрытыми воротами, как водится везде, десяток просителей. На меня
оглянулись, но никто, понятно, не посторонился. Я уже изготовился
остановиться у двери и ждать, ибо для человека моего мира ждать - дело
привычное. Ждем на остановках общественного транспорта, ждем у светофоров,
ждем открытия магазинов, ждем, ждем... Это здесь не надо мучиться выбором:
ждать автобуса или топать пешком...
Грохот копыт заставил быстро обернуться. В мою сторону несся рыцарь в
полных доспехах. Копье держал острием вверх, но опустить и нацелить мне
под ребра - дело секунды. Громадный конь высекал искры из-под всех
четырех, из ноздрей вырывается пар, похожий на дым.
В трех шагах от меня рыцарь бросил поводья, копье со звоном полетело на
землю. Рыцарь соскочил довольно проворно, подбежал и пал на одно колено.
- Мой господин, наконец-то вы прибыли! Я с недоумением смотрел в
розовощекое юношеское лицо, на длинные белокурые локоны, что так красиво
падают на плечи...
- А-а-а, - вырвалось у меня, - так вы этот... как его...
- Конт Сигизмунд, - напомнил он трепещущим от счастья голосом.
- Ага, - сказал я, - это вы тогда...
- Да, - воскликнул он счастливо, - это меня вы удостоили поединком! Я был
выбит вами из седла одним ударом. Я все выполнил, здесь, в Зорре, уже
вторую неделю, а вчера услыхал, что вернулись герои с мощами святого
Тертуллиана. Увидев вас, я понял, какую важную миссию вы выполняли, и
понял еще, каким дерзким и самонадеянным щенком я был!
С той стороны площади показались блестящие фигуры. Ланзерота я узнал
сразу... то есть теперь уже Ланселота... неужели в самом деле того самого
легендарного, лучшего рыцаря христианского мира? А вот Бернард, Рудольф и
Асмер в таких новеньких доспехах, что если бы не шлемы в руках, то сразу и
не признаешь. Рудольфа я отличил только по коренастой фигуре, что поперек
себя шире, да огненно-красной скирде на плечах, где в самой середке
поблескивают глаза и торчит кончик носа. Рот тонет в окладистой бороде
веником, уши затерялись в красных космах, а сверху вообще такое, что я
буду смотреть с великим интересом, как он все это сумеет запихнуть под
шлем. Да еще с забралом.
- Да бросьте, - сказал я торопливо. - Каждый выполняет свои обязанности...
И, это... встаньте же, конт.
Он поднялся, но все равно смотрел на меня снизу вверх сияющими глазами,
только что не визжал и не падал на землю кверху лапами.
- Господин, - сказал он преданно, - располагайте мною!.. Я - ваш вассал, я
пойду за вами всюду...
Бернард прогрохотал подкованными сапогами прямо ко мне, это ж у него я на
подхвате оруженосцем, по-. тому и торчу здесь, не рыцарям же ждать меня,
простолюдина. На ходу метнул удивленный взгляд на молодого рыцаря, явно
видел, как тот поднимается с колен.
- Ого, - громыхнул он густым мощным голосом, что сразу напомнил мне
далекие раскаты грома, - Дик, да ты смотришься неплохо.
Ланзерот... гм... Ланселот скользнул по мне безразличным взглядом. Его
золотые кудри красиво падали на металлические плечи, крупные холодные
глаза смотрели без выражения, а массивная нижняя челюсть снова вызвала у
меня желание садануть по ней бронированным кулаком. Нет, уже ногой. Жаль,
восточными единоборствами я не занимался, а связывать великого и
непобедимого Ланселота и укладывать мне под ноги вряд ли станут.
Конт Сигизмунд посмотрел на всех исподлобья, что-то они недостаточно
почтительно обращаются с его господином и сюзереном, но смолчал, раз уж я
молчу.
- Дик, - сказал и Рудольф, - ты просто вылитый рыцарь!
Сказал и осекся. Ланселот нахмурился, его красивое надменное лицо стало
злым, а плотно сжатые губы вовсе слились в тонкую линию, как защелки
стального капкана.
- Где священник? - спросил он, ни к кому не обращаясь. - Он что же,
полагает, что...
- Простите, ваша милость, - прервал Рудольф, - вон бежит, запыхался!
Сигизмунд отошел к своему коню. Я показал ему мимикой, что не до него, у
меня и здесь особое задание, не надо меня рассекречивать. Его брови
полезли вверх, челюсть отвисла. Потом спохватился, влез на коня, уже с
седла отвесил мне низкий поклон и повернул коня обратно.
Асмер смолчал, хотя все заметил, только подмигнул мне украдкой. Он тоже в
полных доспехах, но и в железе ухитряется выглядеть компьютерным
спецэффектом что может менять облик, двигаться с любой скоростью,
перетекать из одного состояния в другое. Только у него из-за плеча
выглядывает рог лука, а меч на поясе выглядит намного короче, чем у других.
Священник в самом деле запыхался, на бледных худых щеках выступили красные
пятна. Лысина покрылась мелкими капельками пота, неопрятные седые волосы
по бокам торчат, как перья большой осетровой рыбы. Узкое, как лезвие
топора, лицо все такое же злое, а когда его острые глаза зацепились за
меня, он вообще показался мне жутким, как буревестник революции.
- Меня задержал его преосвященство, - сказал он быстро. Метнул на меня
неприязненный взгляд. - Его интересовало кое-что о нашем... походе.
Ланселот кивнул, Бернард не двинул даже бровью, Асмер сказал живо:
- Не думал, что его преосвященство чем-то еще интересуется в этой жизни...
Пойдемте?
Ланселот стукнул в ворота. Из сторожевой башенки высунулись головы в
шлемах. С их высоты даже рыцари и не рыцари вовсе, а так, удобные мишени
для арбалетов. Никто ничего не спросил, створки ворот пошли в стороны. Мы
вошли в зал, просторный, обставленный со спартанской простотой. В этом
зале, явно предбаннике, сидели и прохаживались группками рыцари и знатные
люди в ожидании приема.
Ланселот двинулся вперед прямо через центр, ни на кого не глядя, взгляд
высокомерно поверх голов, что с его ростом нетрудно; за ним огромный и
нечеловечески могучий Бернард, ведущий свой род от горных великанов;
Рудольф - только я знаю его тайну; Асмер, в чьем роду есть и кровь эльфов;
а мы с отцом Совнаролом, антагонисты, вынужденно топаем в арьергарде бок о
бок.
Перед ними расступались не только знатные граждане. Рыцари тоже
почтительно кланялись, провожали взглядами. Я слышал, как называлось имя и
титулы Ланселота, перечислялись победы Бернарда, даже на меня пало жадное
и отчаянное внимание.. Отметили мой рост, могучую фигуру, слышно было, как
говорят о странном мече, о молоте на поясе, даже о сапогах, хотя сапоги уж
точно самые обыкновенные...
Мне было стыдно и неловко, потому что эти люди на грани полного
изнеможения, истощены, их дух ослаб, им нужна надежда, но хватит ли
надежды и воодушевления, вызванного мощами святого Тертуллиана? Не хочу,
чтобы на меня смотрели вот так... как смотрят! Я не герой, ибо герой - это
прежде всего состояние духа, а не тело акселерата, каких пруд пруди. Там,
у себя в Москве, я считался самым обыкновенным, даже рост что ни на есть
средний, а здесь хоть команду баскетболистов организовывай...
Дверь в тронный зал была широка, дубовые доски украшены орнаментом, но
спартанская простота чувствовалась и здесь, строители явно заботились о
прочности больше, чем о красотах. С той стороны двери голоса, что дивно. Я
полагал, что там только небольшой зал с троном, а на троне - король. Ну, в
лучшем случае, справа - шут с бубенцами, слева - мудрец. Или наоборот,
слева - шут, которого слушают в охотку все, справа - мудрец, которого не
слушает никто.
Стражи скрестили перед нами копья. Один сказал торопливо:
- Его величество принимает баронов. Ланселот вскинул бровь. Нижняя челюсть
поехала вперед, в глазах появился недобрый прищур.
- Ну и что? - спросил он холодно. - Мы не собираемся мешать их разговору.
Страж сказал еще просительнее:
- Сэр Ланселот, мы все преклоняемся перед вашими подвигами! Но его
величество просили подождать. У них важный разговор...
Ланселот сказал брезгливым голосом:
- И достаточно неприятный, как догадываюсь. Но вряд ли бароны спрашивали
позволения пройти через эту дверь.
Он выпрямился, холодный и надменный настолько, что я даже восхитился этой
смесью наглости и высокомерия. Копье отлетело от небрежного взмаха
рыцарской длани, страж едва не улетел вместе с ним. Ланселот пнул дверь
ногой, створки распахнулись.


Глава 2


Яркий радостный свет ударил по глазам. Мы с Совнаролом двинулись вслед за
Бернардом, Рудольфом и Асмером. Ланселот остановился на два шага впереди,
правая рука все еще на рукояти меча, шлем картинно на согнутой левой,
глаза бесстрастно охватывают всю картину. Створки за спиной поспешно
захлопнулись.
Сотни больших свечей заливали зал ярким светом. На стенах в медных чашах
расплескивали огонь светильники, мне даже показалось, что в зале
натуральный электрический свет, настолько все ярко и светло. Из высоких
витражных окон падал свет утреннего солнца. Преломляясь в цветных стеклах,
он обретал радостные, пурпурные и оранжевые оттенки, и весь зал показался
мне залитым солнечным светом полудня.
Я засмотрелся на огромный массивный трон с очень высокой спинкой. Сам трон
- на особом постаменте, застеленном красным сукном, высокая спинка
кресла-трона защищает от ударов ножом в спину, а с боков своими телами
закрывают, хотя и невольно, двое в креслах пониже, поскромнее и с простыми
резными спинками. Справа - ослепительно красивая женщина, я видел ее в
день прибытия во дворе... королева Шартреза, а по другую сторону -
громадный воин с суровым лицом, правая сторона которого исчерчена шрамами,
брови - каменные уступы, глаза недоверчивые. - Этого тоже видел: Беольдр,
двоюродный брат короля, Щит и меч, лучший полководец, храбрый и жестокий
воин, который, как здесь водится, первым в бой, последним из боя...
Асмер зыркал по сторонам, он тоже, как и я, искал глазами принцессу,
все-таки плоть и кровь короля Шарлегайла, она ближе королю, чем Беольдр, и
тем более новая королева, но все три кресла заняты, а четвертого нет.
В трех шагах перед королем стоят трое, и я сразу понял, что мы все,
включая Ланселота и принцессу, всего лишь одна из новостей дня, но даже не
новость недели. И что эти трое намного важнее, чем даже принцесса,
собственная дочь.
Их важность ощутил даже я, от всех троих струилась властность, сила, как
сила характеров, так и мышц. Но только один из них гигант, то есть почти
мне вровень, остальные двое ему разве что до плеча. Однако я всеми фибрами
и нейронами чувствовал их свирепость и неукротимость в битвах, жестокость
и целеустремленность, нежелание отступать и умение добиваться цели. Да,
это все еще тот мир, когда во главе те, кто мечом ли, коварством или
как-то иначе, но сам завоевал себе баронство, и сам правит им, не
передоверяя управляющим, не погрязая в неге, роскоши, утехах.
Король из-под опущенных вроде бы в усталости век внимательно рассматривал
всех троих. Гигант - понятно, этот добился земель мечом, мечом и правит,
второй - крепко сбитый невысокий мужчина средних лет - выглядел ветераном
многих битв, но уже не солдат. Этот правит не силой своего меча, а видом
своих мечей - у него наверняка неплохая армия, пусть маленькая, но
вымуштрованная и хорошо вооруженная. Третий смотрелся чересчур безобидным,
прямо мотылек, даже волосы красиво завил, а одежда роскошная до
неприличия. Но если он - владетельный барон, то за этим кроется сила, и
только сила. Никакое право пока что не действует, если оно не подкреплено
силой. Впрочем, разве так только в этом мире?
Нарочно или нет, но трон стоял так, что узкий косой луч падал через
простое окно прямо на сиденье и на короля, заливая все золотистым светом.
Все медные или золотые бляшки на троне блестели, как и все металлические
застежки и заклепки на одежде короля, но сильнее всех, просто нестерпимо
ярко блистала золотая корона и в ней - драгоценные камни.
Король восседал гордо, надменно, огромный, все еще могучий, хотя седой до
последнего волоска, лицо изрезано не столько шрамами, сколько морщинами. Я
сразу представил его в молодости огромным мускулистым Шварценеггером, что
с мечом в руке отвоевал эти земли, силой заставил подневольных крестьян
выстроить замок, обнести высокой крепостной стеной, а потом позволил
выжившим плодиться и размножаться, крепкой рукой ограждая их от набегов
соседей. Постепенно забылись его жестокость, свирепость, казни, остался
суровый, но справедливый правитель, что печется о благе простого народа...
Да и как не печься, подумал я. Это же то стадо, с которого стрижешь
шерсть, получаешь молоко и мясо.
1 2 3 4 5 6 7 8