Томас и глазом не моргнул, и только туристы провожали ее взглядом Это же Манхэттен.
Была знойная июльская пятница, и в спертом воздухе нью-йоркских улиц-каньонов не чувствовалось ни малейшего дуновения. Когда солнце скроется за башней Флэтайрон-билдинг, длинные прохладные тени расползутся по тротуарам и протянут пальцы поперек самой улицы.
А пока что от солнечного света не было спасения.
Потом его затмил силуэт, женская фигура.
– Надеюсь, ты не очень долго ждешь.
Томас поморгал, заставляя глаза сфокусироваться. Силуэт превратился в его агента, Франческу Кавалларо. Привлекательная, она, несмотря на свою миниатюрность, обладала неукротимой решительностью, а уверенная манера держаться придавала ей куда более внушительный вид, чем можно было рассчитывать при ее размерах.
Томас всегда считал ее женщиной с огоньком. Это в ней понравилось ему с самого начала. И сослужило им обоим неплохую службу.
– Не-а, я решил без тебя не заказывать, – признался Томас. – Но я знаю, что буду есть. Здесь превосходная джамбалайя, ты непременно должна ее попробовать.
– Вообще-то я хотела рыбу, – сказала Франческа. – Если у них есть сом по каджунски, я беру.
– Может быть, тебе повезет, – сказал он, когда она взяла меню. Потом, секунду спустя, добавил: – Мне не хотелось бы тебя подгонять, но у нас не очень много времени. Мне нужно забрать Натана из сада.
Голубые глаза Франчески одарили его ласковым взглядом поверх меню. У нее были длинные волосы, выкрашенные в почти естественный рыжий цвет, и голубые глаза, напоминавшие Томасу стеклянный шарик, который у него был в детстве; он был всего один, и Томас потерял его в ту весну, когда ему исполнилось семь. Но до сих пор его помнил.
– Кстати, как ты с этим разобрался?
– Пока вроде все получается, – ответил Томас – Я делаю все свои дела на неделе, а выходные провожу с Натаном. Предел мечтаний, учитывая то, как мы с Эмили нынче ладим. Или, вернее сказать, не ладим.
Этот ответ, судя по всему, удовлетворил Франческу, поскольку она лениво огляделась по сторонам в поисках официантки.
– Как продвигается книга? Как там ее?
– «Полет в Обманный лес», – напомнил он ей. – Там Ворчун и Султанчик наконец-то возвращаются домой.
При этих словах Франческа просияла.
– Боже, Ти-Джей, – сказала она. – Ребятишки вот уже года три как этого ждут, да? Ты заработаешь на ней уйму денег.
– Мы, – поправил ее Томас, ероша густые заросли своих коротких темных волос. – Мы заработаем на этом кучу денег. И пожалуйста, Фрэнки, не называй меня Ти-Джей. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
– Прости, – неискренне извинилась она.
Подошла официантка, и Томас, взглянув на ее значок, понял, что забыл ее имя. Менее чем за пять минут оно полностью испарилось у него из головы. Он пожурил себя, посетовал на дырявую человеческую память и заказал свою джамбалайю.
– Еще пива? – спросила официантка.
– На этот раз просто колу, – попросил он. – С лаймом.
Пока Франческа делала заказ, Томас чуть поерзал на своем стуле, таком же рахитичном, как и столик. На Томасе были чистые голубые джинсы и новые кроссовки, добротная рубашка с короткими рукавами и тремя пуговками на вороте. Ему было удобно. Всякий раз, когда его начинали одолевать опасения, что он исписался, утратил запал, суть своей работы, Томас напоминал себе, как ему повезло.
Это был не самый худший способ заработать себе на жизнь. И потом, он же создал Обманный лес, который полюбился детям во всем мире. Плохо ли?
Вообще говоря, по этому поводу он испытывал смешанные чувства. Он зарабатывал приличные деньги, пользовался определенной известностью и был владельцем имущества, которое определенно переживет его самого, а то и его детей тоже. Но чем популярнее становился «Обманный лес», чем на большее количество языков его переводили, чем больше товаров производилось под этой маркой, тем меньше он принадлежал Томасу. Тем меньше в нем оставалось от его детища.
Взять хотя бы Ворчуна и Султанчика. Когда в «Прощании с Обманным лесом» он убирал их со сцены, то думал, что они больше на ней не появятся. Ему хотелось посвятить время более детальной проработке каких-нибудь других персонажей. Но реакция детей и их родителей – не говоря уж о представителях кино– и телестудий, заинтересованных в его книгах, – оказалась столь резкой, что он практически вынужден был вернуть их обратно.
Книги изменились и еще кое в чем. Центральный персонаж всего цикла «Обманный лес», Мальчик, всегда был неким, шести– или семилетним сорванцом, исследующим небольшой лесок за домом, который в его воображении таил в себе фантастические миры и был населен удивительными существами, как дружелюбными, так и не очень. Однако прежде всего Мальчик был всего лишь окном в Обманный лес для читателя.
Давным-давно Мальчика звали Томасом. Но несколько лет назад, когда Томас писал «В сердце Обманного леса», все переменилось. Мальчик вышел из дома через черный ход, и его мама, как всегда, попросила его не забираться слишком далеко. По тропке-царапке, окаймленной колючими кустами, он углубился в самое сердце Обманного леса, где в маленькой хижине Ворчуна в очаге всегда пылал огонь.
Как обычно, его уже поджидали приключения. Гризли Брауни пообещал помочь пугалу, Тыквану Горлянкину, осуществить самый последний из бесконечной череды хитрых планов, как отвадить братьев-воронов от кукурузного поля. Но Брауни был ленив, вечно зевал, и к середине утра задремал. Тыкванова кукуруза осталась без присмотра, и братья-вороны безнаказанно поживились несколькими дюжинами початков.
Когда появился Мальчик, все собрались за хижиной Ворчуна, неподалеку от поля, и спорили об ответственности Брауни, вернее, о его безответственности. Ну все, кроме Смычка – который еще не прилетел из своей пещеры, – и кое-кого из менее приятных обитателей Обманного леса.
Султанчик и Ворчун решительно заняли сторону Тыквана. Гиена, которую все звали Хохотуном и которая всегда говорила о себе в третьем лице, считала все происшедшее крайне забавным. Однако она разобиделась на Брауни, который, как он сказал, «мог не клевать носом не больше, чем Хохотун может не хохотать». Мистер Тилибом, хотя и не был самым сообразительным колокольчиком в Обманном лесу, тоже считал, что Брауни это не нарочно.
И все, разумеется, ждали, какой Мальчик вынесет приговор.
Пока он решал, Боб Долгозуб и Скалоголовый, пренеприятная парочка, воры и негодяи, которые при каждом удобном случае мутили воду, перебрались в домик Ворчуна и заявили, что он принадлежит им.
Когда Мальчик вынес решение, гласившее, что Брауни должен попытаться стать более сознательным и следующие несколько дней за свою провинность будет помогать Тыквану в поле, все собрались отправиться к Ворчуну на чай. Ворчун, несмотря на сварливый нрав, готовил отличный чай.
Но хижины Ворчуна больше не было. На ее месте, хотя оно и выглядело в точности так же, возвышалось явно новехонькое жилище, принадлежащее Бобу Долгозубу и Скалоголовому. Затем последовала череда до смешного неудачных попыток отыскать старый домик Ворчуна или завладеть этим, «новым».
После чего, разумеется, с подачи Мальчика его друзья раскинули мозгами и одержали победу, убедив злодеев, что они на самом деле заняли не тот домик.
Именно тогда все и произошло.
Во время написания этой сцены Томас понял: впервые за более чем десять лет он не знает, что Мальчик скажет дальше. Значит, Мальчик перестал быть Томасом Рэнделлом. И Томас не знал, кто он. Может, Натан? Может, вообще больше никто?
Никто. Вот что тревожило его больше всего. Если Мальчик – никто, несуществующее лицо, как может Томас хотя бы приблизиться к пониманию всего остального Обманного леса? Он продолжал писать, сочинять одно приключение за другим, исполнять обязательства по контрактам и оправдывать ожидания. Но чего-то не хватало. Даже если никто этого не замечал, Томас то чувствовал. Что-то жизненно важное ушло из Обманного леса навсегда.
Когда на него находили приступы мрачности, Томас гадал, не возраст ли причиной тому, что он отдаляется от своего детища. Неужели в конце концов произошло то, чего он поклялся не допускать? Неужели он вырос, позабыл, что значит быть ребенком?
Раньше он всегда знал дорогу в Обманный лес, как и всех тех, кто в нем обитал. Но теперь он стал просто гостем. Все равно что вернуться в родной город после двадцатилетнего отсутствия и обнаружить, что все изменилось.
У него разрывалось сердце.
Но жизнь продолжалась.
– Ну? – подстегнула его Франческа, и Томас поднял глаза и увидел, что она выжидательно смотрит на него.
– Прошу прощения? – отозвался он, потом тряхнул головой. – Н-да. Прости, Фрэнки. Просто у меня в последнее время слишком много всего вертится в голове. Быть отцом-одиночкой еще сложнее, чем отцом в полной семье.
– Ты замечательно справляешься, Томас, – заверила его Франческа.
Но это не слишком помогло. Она знала ровно столько, сколько он ей рассказывал, и никак не могла судить, хороший он отец или нет. Но он старался, и это не могло не иметь никакого значения.
– О чем ты говорила? – спросил он.
– Я просто полюбопытствовала, когда ты собираешься спросить меня о переговорах с «Диснеем», – пояснила она. – Ведь именно из-за этого мы и решили пообедать сегодня вместе, не так ли?
Томас поморщился.
– Боюсь спрашивать.
Франческа отхлебнула холодного чаю, который официантка каким-то образом ухитрилась принести, пока Томас витал в облаках. Она помолчала, сделала вдох, как будто тщательно и очень загодя строила несколько последующих предложений. Он никогда не понимал, действительно ли она так делает или это просто способ создать впечатление, будто она собирается с мыслями. Впрочем, это действовало. Он полагал, что все остальное не имеет значения.
– Они хотят дать добро на съемку мультсериала «Обманный лес», который будет идти по «Эй-би-си» в субботу утром два года, а с начала третьего сезона перенести его на дневное время по будням, – ответила она. – Я сказала, что ты не согласен, если Ворчуна будет озвучивать кто-то другой, кроме Нельсона де Кастро.
– А они?
– Сказали, что не могут позволить себе Нельсона, – призналась она. – Я и спорила, и про нашу аудиторию им втолковывала, и про опросы, и про пробные выпуски. Они стоят на своем. Хотят пригласить Билли Кэррола, он еще играл в этой новой комедии на канале «Фокс», как же она называлась?
Томас вздохнул, почесал затылок и снова вздохнул. Потом глотнул кока-колы.
– Томас! – подхлестнула его Франческа.
– «Дерьмо», вот как она называлась, Фрэнки, – вспылил он, и за несколькими столиками люди обернулись на него. – Тот малый недостаточно смешной, недостаточно желчный, недостаточно старый… Черт, да этот парень никогда раньше даже не занимался озвучкой!
Франческа ничего не сказала. Им принесли заказ, и Томас принялся лениво ковыряться в тарелке. В конце концов он с виноватым видом поднял на Франческу карие глаза. И снова взъерошил короткие темные волосы с начавшей пробиваться сединой на висках.
– Прости, – смиренно попросил он. – Просто, понимаешь, я не хотел выставлять Ворчуна на передний план. Черт побери, этот маленький стервец мне даже не нравится. Но когда я мысленно слышу его голос, это голос Нельсона де Кастро, понимаешь? Господи, я даже сам уже не понимаю, зачем все это делаю. Пора покончить с этим сюжетом.
– С тем, который ты сочинял одиннадцать лет, – с умеренным сарказмом в голосе заметила Франческа. – Я думала, ты любишь «Обманный лес».
Томас ничего не ответил, сделал еще глоток кока-колы. Он смотрел на толпу, наводняющую бар, болтающую, флиртующую, напивающуюся. Придя сюда, они отключились от своей работы. Во всяком случае, большинство из них. Но не от всякой работы можно отключиться. Мысли и идеи продолжают роиться в голове, сюжет требует придать ему живости и преследует тебя, куда бы ты ни пошел. В определенном смысле владельцы баров – счастливцы. Но он ни за что на свете не согласился бы поменяться с ними местами. Они даже не знают, чего лишены, что значит сочинять истории. Развлекать.
Это все, чего ему хотелось в жизни, – развлекать. В частности, развлекать детишек сказками об Обманном лесе, о месте, куда он всю жизнь уходил в своих снах.
Его взгляд переместился на окно, за которым тени уже дотянулись до тротуара.
– Они согласились на все остальное, чего мы просили? – осведомился Томас.
– И глазом не моргнули, – уверила его Франческа.
– А деньги?
– Не проблема, – подтвердила она.
Томас смотрел, как люди идут по улице, спеша вернуться с запоздалого обеда или направляясь на встречи на другой стороне улицы или на другом конце города. Он даже не глядел на Франческу, когда сказал:
– Заключай сделку.
Томас протянул руку к стакану, мгновение разглядывал карамельного цвета жидкость, кубики льда, мясистый ломтик лайма. Он взглянул в лицо своему разочарованию, напомнил себе о том, как ему повезло, и пошел дальше.
Поднеся стакан к губам, Томас устремил взгляд обратно, мимо стойки бара, за окно, где по улице шли несколько прохожих.
Один из них был гном в зеленой фетровой шляпе.
Стакан лязгнул о зубы и замер. Томас осторожно отставил его.
– Томас, что случилось? – с тревогой спросила Франческа.
Он уже стоял, отодвинув стул назад.
– Подожди секунду, ладно? – пробормотал Томас, чувствуя себя глупее некуда, но не в силах удержаться. – Я сейчас.
Он миновал стойку бара и прибавил шагу. Толкнул стеклянную дверь и встал, глядя на запад, крутя головой по сторонам в попытке разглядеть что-то в потоке людей. Он стоял поперек дороги и мешал людским волнам, колышущимся вокруг, поэтому и зашагал в том же направлении… в том направлении, куда скрылась его цель.
Ворчун.
Томас поднажал, начал обгонять людей и снова остановился на углу Бродвея. Опомнившись, чувствуя себя дурак дураком, он посмотрел на север и на юг, потом в последний раз глянул на запад. Карлика шутника, любителя носить зеленые фетровые шляпы, и след простыл.
Не то чтобы он и впрямь верил, будто видел Ворчуна, Одно время он посещал психиатра, но потому, что в среде творческих личностей это модно, а не потому, что у него было что-то не в порядке с головой. И все равно даже с одного мимолетного взгляда, брошенного на человека, который проходил мимо ресторана, он понял, что сходство поразительно. В этом мгновенном кадре и в этой зеленой фетровой шляпе, которая подразумевала, что остальные уже проиграли в сравнении, он показался Томасу куда более похожим на Ворчуна, чем все художественные изображения.
Честно говоря, в этом было что-то жутковатое.
Но по пути обратно в «Лайв Бэйт», к Франческе и ее недоуменным глазам, он начал полностью осознавать, какие возможности открылись перед ним в тот миг, когда он увидел проходящего мимо маленького человечка. Если не вышедший ростом пешеход с чувством юмора смог заставить человека, который придумал Ворчуна, взглянуть на него дважды…
– Меня только что осенило, – сказал он, снова берясь за стакан с кока-колой.
– Ты так это называешь? – спросила она насмешливо. – Я подумала, что ты увидел, как твою машину собираются отбуксировать на штрафную стоянку или еще что-нибудь в этом роде.
Томас улыбнулся, но в голове у него шла лихорадочная работа.
– Что ты скажешь о художественной экранизации, с актерами? – спросил он. – Почему мы ни разу по-настоящему не обсуждали эту возможность? Ну, то есть я знаю, что они скажут: «О, в „Иве“ гнома играл карлик, и она провалилась!» Но Ворчун – только один из персонажей.
Какой-то человек, поднимавшийся со своего сиденья за спиной у Томаса, задел его стул и даже не подумал извиниться. Томас едва взглянул на него, поглощенный собственными мыслями. Франческа раздумывала, глядя на Томаса поверх сложенных домиком ладоней.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, – первым начал он. – «Это слишком дорого». Но с современными компьютерными технологиями это будет стоить не так и много. Возможно, даже не дороже мультипликации.
– По «Винни-Пуху» не было снято ни одного фильма, – сказала наконец Франческа, позволив пряди густых рыжих волос упасть на левый глаз. Она не отвела ее. Слишком была сосредоточена.
– Неправда. Однажды сняли, но очень дешево и очень плохо. Никто не давал на это денег, но это потому, что герои «Винни-Пуха» – мягкие игрушки, а актеры только усиливают ощущение неправдоподобности, – возразил Томас – А у нас совсем другая история. Все герои Обманного леса состоят из плоти и крови. Это волшебный лес, но он при этом и настоящий.
Франческа отвела взгляд. Ее глаза бесцельно обводили ресторан. Томас знал ее слишком давно, и такое поведение означало – она хочет сказать ему что-то такое, что, по ее мнению, ему не понравится.
– Что? – спросил он. – Не понимаю, почему эта идея кажется тебе нежизнеспособной.
Прошло несколько секунд, прежде чем она снова взглянула ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Была знойная июльская пятница, и в спертом воздухе нью-йоркских улиц-каньонов не чувствовалось ни малейшего дуновения. Когда солнце скроется за башней Флэтайрон-билдинг, длинные прохладные тени расползутся по тротуарам и протянут пальцы поперек самой улицы.
А пока что от солнечного света не было спасения.
Потом его затмил силуэт, женская фигура.
– Надеюсь, ты не очень долго ждешь.
Томас поморгал, заставляя глаза сфокусироваться. Силуэт превратился в его агента, Франческу Кавалларо. Привлекательная, она, несмотря на свою миниатюрность, обладала неукротимой решительностью, а уверенная манера держаться придавала ей куда более внушительный вид, чем можно было рассчитывать при ее размерах.
Томас всегда считал ее женщиной с огоньком. Это в ней понравилось ему с самого начала. И сослужило им обоим неплохую службу.
– Не-а, я решил без тебя не заказывать, – признался Томас. – Но я знаю, что буду есть. Здесь превосходная джамбалайя, ты непременно должна ее попробовать.
– Вообще-то я хотела рыбу, – сказала Франческа. – Если у них есть сом по каджунски, я беру.
– Может быть, тебе повезет, – сказал он, когда она взяла меню. Потом, секунду спустя, добавил: – Мне не хотелось бы тебя подгонять, но у нас не очень много времени. Мне нужно забрать Натана из сада.
Голубые глаза Франчески одарили его ласковым взглядом поверх меню. У нее были длинные волосы, выкрашенные в почти естественный рыжий цвет, и голубые глаза, напоминавшие Томасу стеклянный шарик, который у него был в детстве; он был всего один, и Томас потерял его в ту весну, когда ему исполнилось семь. Но до сих пор его помнил.
– Кстати, как ты с этим разобрался?
– Пока вроде все получается, – ответил Томас – Я делаю все свои дела на неделе, а выходные провожу с Натаном. Предел мечтаний, учитывая то, как мы с Эмили нынче ладим. Или, вернее сказать, не ладим.
Этот ответ, судя по всему, удовлетворил Франческу, поскольку она лениво огляделась по сторонам в поисках официантки.
– Как продвигается книга? Как там ее?
– «Полет в Обманный лес», – напомнил он ей. – Там Ворчун и Султанчик наконец-то возвращаются домой.
При этих словах Франческа просияла.
– Боже, Ти-Джей, – сказала она. – Ребятишки вот уже года три как этого ждут, да? Ты заработаешь на ней уйму денег.
– Мы, – поправил ее Томас, ероша густые заросли своих коротких темных волос. – Мы заработаем на этом кучу денег. И пожалуйста, Фрэнки, не называй меня Ти-Джей. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
– Прости, – неискренне извинилась она.
Подошла официантка, и Томас, взглянув на ее значок, понял, что забыл ее имя. Менее чем за пять минут оно полностью испарилось у него из головы. Он пожурил себя, посетовал на дырявую человеческую память и заказал свою джамбалайю.
– Еще пива? – спросила официантка.
– На этот раз просто колу, – попросил он. – С лаймом.
Пока Франческа делала заказ, Томас чуть поерзал на своем стуле, таком же рахитичном, как и столик. На Томасе были чистые голубые джинсы и новые кроссовки, добротная рубашка с короткими рукавами и тремя пуговками на вороте. Ему было удобно. Всякий раз, когда его начинали одолевать опасения, что он исписался, утратил запал, суть своей работы, Томас напоминал себе, как ему повезло.
Это был не самый худший способ заработать себе на жизнь. И потом, он же создал Обманный лес, который полюбился детям во всем мире. Плохо ли?
Вообще говоря, по этому поводу он испытывал смешанные чувства. Он зарабатывал приличные деньги, пользовался определенной известностью и был владельцем имущества, которое определенно переживет его самого, а то и его детей тоже. Но чем популярнее становился «Обманный лес», чем на большее количество языков его переводили, чем больше товаров производилось под этой маркой, тем меньше он принадлежал Томасу. Тем меньше в нем оставалось от его детища.
Взять хотя бы Ворчуна и Султанчика. Когда в «Прощании с Обманным лесом» он убирал их со сцены, то думал, что они больше на ней не появятся. Ему хотелось посвятить время более детальной проработке каких-нибудь других персонажей. Но реакция детей и их родителей – не говоря уж о представителях кино– и телестудий, заинтересованных в его книгах, – оказалась столь резкой, что он практически вынужден был вернуть их обратно.
Книги изменились и еще кое в чем. Центральный персонаж всего цикла «Обманный лес», Мальчик, всегда был неким, шести– или семилетним сорванцом, исследующим небольшой лесок за домом, который в его воображении таил в себе фантастические миры и был населен удивительными существами, как дружелюбными, так и не очень. Однако прежде всего Мальчик был всего лишь окном в Обманный лес для читателя.
Давным-давно Мальчика звали Томасом. Но несколько лет назад, когда Томас писал «В сердце Обманного леса», все переменилось. Мальчик вышел из дома через черный ход, и его мама, как всегда, попросила его не забираться слишком далеко. По тропке-царапке, окаймленной колючими кустами, он углубился в самое сердце Обманного леса, где в маленькой хижине Ворчуна в очаге всегда пылал огонь.
Как обычно, его уже поджидали приключения. Гризли Брауни пообещал помочь пугалу, Тыквану Горлянкину, осуществить самый последний из бесконечной череды хитрых планов, как отвадить братьев-воронов от кукурузного поля. Но Брауни был ленив, вечно зевал, и к середине утра задремал. Тыкванова кукуруза осталась без присмотра, и братья-вороны безнаказанно поживились несколькими дюжинами початков.
Когда появился Мальчик, все собрались за хижиной Ворчуна, неподалеку от поля, и спорили об ответственности Брауни, вернее, о его безответственности. Ну все, кроме Смычка – который еще не прилетел из своей пещеры, – и кое-кого из менее приятных обитателей Обманного леса.
Султанчик и Ворчун решительно заняли сторону Тыквана. Гиена, которую все звали Хохотуном и которая всегда говорила о себе в третьем лице, считала все происшедшее крайне забавным. Однако она разобиделась на Брауни, который, как он сказал, «мог не клевать носом не больше, чем Хохотун может не хохотать». Мистер Тилибом, хотя и не был самым сообразительным колокольчиком в Обманном лесу, тоже считал, что Брауни это не нарочно.
И все, разумеется, ждали, какой Мальчик вынесет приговор.
Пока он решал, Боб Долгозуб и Скалоголовый, пренеприятная парочка, воры и негодяи, которые при каждом удобном случае мутили воду, перебрались в домик Ворчуна и заявили, что он принадлежит им.
Когда Мальчик вынес решение, гласившее, что Брауни должен попытаться стать более сознательным и следующие несколько дней за свою провинность будет помогать Тыквану в поле, все собрались отправиться к Ворчуну на чай. Ворчун, несмотря на сварливый нрав, готовил отличный чай.
Но хижины Ворчуна больше не было. На ее месте, хотя оно и выглядело в точности так же, возвышалось явно новехонькое жилище, принадлежащее Бобу Долгозубу и Скалоголовому. Затем последовала череда до смешного неудачных попыток отыскать старый домик Ворчуна или завладеть этим, «новым».
После чего, разумеется, с подачи Мальчика его друзья раскинули мозгами и одержали победу, убедив злодеев, что они на самом деле заняли не тот домик.
Именно тогда все и произошло.
Во время написания этой сцены Томас понял: впервые за более чем десять лет он не знает, что Мальчик скажет дальше. Значит, Мальчик перестал быть Томасом Рэнделлом. И Томас не знал, кто он. Может, Натан? Может, вообще больше никто?
Никто. Вот что тревожило его больше всего. Если Мальчик – никто, несуществующее лицо, как может Томас хотя бы приблизиться к пониманию всего остального Обманного леса? Он продолжал писать, сочинять одно приключение за другим, исполнять обязательства по контрактам и оправдывать ожидания. Но чего-то не хватало. Даже если никто этого не замечал, Томас то чувствовал. Что-то жизненно важное ушло из Обманного леса навсегда.
Когда на него находили приступы мрачности, Томас гадал, не возраст ли причиной тому, что он отдаляется от своего детища. Неужели в конце концов произошло то, чего он поклялся не допускать? Неужели он вырос, позабыл, что значит быть ребенком?
Раньше он всегда знал дорогу в Обманный лес, как и всех тех, кто в нем обитал. Но теперь он стал просто гостем. Все равно что вернуться в родной город после двадцатилетнего отсутствия и обнаружить, что все изменилось.
У него разрывалось сердце.
Но жизнь продолжалась.
– Ну? – подстегнула его Франческа, и Томас поднял глаза и увидел, что она выжидательно смотрит на него.
– Прошу прощения? – отозвался он, потом тряхнул головой. – Н-да. Прости, Фрэнки. Просто у меня в последнее время слишком много всего вертится в голове. Быть отцом-одиночкой еще сложнее, чем отцом в полной семье.
– Ты замечательно справляешься, Томас, – заверила его Франческа.
Но это не слишком помогло. Она знала ровно столько, сколько он ей рассказывал, и никак не могла судить, хороший он отец или нет. Но он старался, и это не могло не иметь никакого значения.
– О чем ты говорила? – спросил он.
– Я просто полюбопытствовала, когда ты собираешься спросить меня о переговорах с «Диснеем», – пояснила она. – Ведь именно из-за этого мы и решили пообедать сегодня вместе, не так ли?
Томас поморщился.
– Боюсь спрашивать.
Франческа отхлебнула холодного чаю, который официантка каким-то образом ухитрилась принести, пока Томас витал в облаках. Она помолчала, сделала вдох, как будто тщательно и очень загодя строила несколько последующих предложений. Он никогда не понимал, действительно ли она так делает или это просто способ создать впечатление, будто она собирается с мыслями. Впрочем, это действовало. Он полагал, что все остальное не имеет значения.
– Они хотят дать добро на съемку мультсериала «Обманный лес», который будет идти по «Эй-би-си» в субботу утром два года, а с начала третьего сезона перенести его на дневное время по будням, – ответила она. – Я сказала, что ты не согласен, если Ворчуна будет озвучивать кто-то другой, кроме Нельсона де Кастро.
– А они?
– Сказали, что не могут позволить себе Нельсона, – призналась она. – Я и спорила, и про нашу аудиторию им втолковывала, и про опросы, и про пробные выпуски. Они стоят на своем. Хотят пригласить Билли Кэррола, он еще играл в этой новой комедии на канале «Фокс», как же она называлась?
Томас вздохнул, почесал затылок и снова вздохнул. Потом глотнул кока-колы.
– Томас! – подхлестнула его Франческа.
– «Дерьмо», вот как она называлась, Фрэнки, – вспылил он, и за несколькими столиками люди обернулись на него. – Тот малый недостаточно смешной, недостаточно желчный, недостаточно старый… Черт, да этот парень никогда раньше даже не занимался озвучкой!
Франческа ничего не сказала. Им принесли заказ, и Томас принялся лениво ковыряться в тарелке. В конце концов он с виноватым видом поднял на Франческу карие глаза. И снова взъерошил короткие темные волосы с начавшей пробиваться сединой на висках.
– Прости, – смиренно попросил он. – Просто, понимаешь, я не хотел выставлять Ворчуна на передний план. Черт побери, этот маленький стервец мне даже не нравится. Но когда я мысленно слышу его голос, это голос Нельсона де Кастро, понимаешь? Господи, я даже сам уже не понимаю, зачем все это делаю. Пора покончить с этим сюжетом.
– С тем, который ты сочинял одиннадцать лет, – с умеренным сарказмом в голосе заметила Франческа. – Я думала, ты любишь «Обманный лес».
Томас ничего не ответил, сделал еще глоток кока-колы. Он смотрел на толпу, наводняющую бар, болтающую, флиртующую, напивающуюся. Придя сюда, они отключились от своей работы. Во всяком случае, большинство из них. Но не от всякой работы можно отключиться. Мысли и идеи продолжают роиться в голове, сюжет требует придать ему живости и преследует тебя, куда бы ты ни пошел. В определенном смысле владельцы баров – счастливцы. Но он ни за что на свете не согласился бы поменяться с ними местами. Они даже не знают, чего лишены, что значит сочинять истории. Развлекать.
Это все, чего ему хотелось в жизни, – развлекать. В частности, развлекать детишек сказками об Обманном лесе, о месте, куда он всю жизнь уходил в своих снах.
Его взгляд переместился на окно, за которым тени уже дотянулись до тротуара.
– Они согласились на все остальное, чего мы просили? – осведомился Томас.
– И глазом не моргнули, – уверила его Франческа.
– А деньги?
– Не проблема, – подтвердила она.
Томас смотрел, как люди идут по улице, спеша вернуться с запоздалого обеда или направляясь на встречи на другой стороне улицы или на другом конце города. Он даже не глядел на Франческу, когда сказал:
– Заключай сделку.
Томас протянул руку к стакану, мгновение разглядывал карамельного цвета жидкость, кубики льда, мясистый ломтик лайма. Он взглянул в лицо своему разочарованию, напомнил себе о том, как ему повезло, и пошел дальше.
Поднеся стакан к губам, Томас устремил взгляд обратно, мимо стойки бара, за окно, где по улице шли несколько прохожих.
Один из них был гном в зеленой фетровой шляпе.
Стакан лязгнул о зубы и замер. Томас осторожно отставил его.
– Томас, что случилось? – с тревогой спросила Франческа.
Он уже стоял, отодвинув стул назад.
– Подожди секунду, ладно? – пробормотал Томас, чувствуя себя глупее некуда, но не в силах удержаться. – Я сейчас.
Он миновал стойку бара и прибавил шагу. Толкнул стеклянную дверь и встал, глядя на запад, крутя головой по сторонам в попытке разглядеть что-то в потоке людей. Он стоял поперек дороги и мешал людским волнам, колышущимся вокруг, поэтому и зашагал в том же направлении… в том направлении, куда скрылась его цель.
Ворчун.
Томас поднажал, начал обгонять людей и снова остановился на углу Бродвея. Опомнившись, чувствуя себя дурак дураком, он посмотрел на север и на юг, потом в последний раз глянул на запад. Карлика шутника, любителя носить зеленые фетровые шляпы, и след простыл.
Не то чтобы он и впрямь верил, будто видел Ворчуна, Одно время он посещал психиатра, но потому, что в среде творческих личностей это модно, а не потому, что у него было что-то не в порядке с головой. И все равно даже с одного мимолетного взгляда, брошенного на человека, который проходил мимо ресторана, он понял, что сходство поразительно. В этом мгновенном кадре и в этой зеленой фетровой шляпе, которая подразумевала, что остальные уже проиграли в сравнении, он показался Томасу куда более похожим на Ворчуна, чем все художественные изображения.
Честно говоря, в этом было что-то жутковатое.
Но по пути обратно в «Лайв Бэйт», к Франческе и ее недоуменным глазам, он начал полностью осознавать, какие возможности открылись перед ним в тот миг, когда он увидел проходящего мимо маленького человечка. Если не вышедший ростом пешеход с чувством юмора смог заставить человека, который придумал Ворчуна, взглянуть на него дважды…
– Меня только что осенило, – сказал он, снова берясь за стакан с кока-колой.
– Ты так это называешь? – спросила она насмешливо. – Я подумала, что ты увидел, как твою машину собираются отбуксировать на штрафную стоянку или еще что-нибудь в этом роде.
Томас улыбнулся, но в голове у него шла лихорадочная работа.
– Что ты скажешь о художественной экранизации, с актерами? – спросил он. – Почему мы ни разу по-настоящему не обсуждали эту возможность? Ну, то есть я знаю, что они скажут: «О, в „Иве“ гнома играл карлик, и она провалилась!» Но Ворчун – только один из персонажей.
Какой-то человек, поднимавшийся со своего сиденья за спиной у Томаса, задел его стул и даже не подумал извиниться. Томас едва взглянул на него, поглощенный собственными мыслями. Франческа раздумывала, глядя на Томаса поверх сложенных домиком ладоней.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, – первым начал он. – «Это слишком дорого». Но с современными компьютерными технологиями это будет стоить не так и много. Возможно, даже не дороже мультипликации.
– По «Винни-Пуху» не было снято ни одного фильма, – сказала наконец Франческа, позволив пряди густых рыжих волос упасть на левый глаз. Она не отвела ее. Слишком была сосредоточена.
– Неправда. Однажды сняли, но очень дешево и очень плохо. Никто не давал на это денег, но это потому, что герои «Винни-Пуха» – мягкие игрушки, а актеры только усиливают ощущение неправдоподобности, – возразил Томас – А у нас совсем другая история. Все герои Обманного леса состоят из плоти и крови. Это волшебный лес, но он при этом и настоящий.
Франческа отвела взгляд. Ее глаза бесцельно обводили ресторан. Томас знал ее слишком давно, и такое поведение означало – она хочет сказать ему что-то такое, что, по ее мнению, ему не понравится.
– Что? – спросил он. – Не понимаю, почему эта идея кажется тебе нежизнеспособной.
Прошло несколько секунд, прежде чем она снова взглянула ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34