Генерал выслушал внимательнее, чем он сам недавно слушал своих подчиненных.
– Значит, все сходится – и чемоданчик и взрывчатка? – Мясистой ладонью Ершинский массировал затылок. У него была гипертония и периодически мучили головные боли. – Только где же эта бомба лежала столько лет? И почему объявилась именно сейчас?
Фокин пожал плечами, как недавно Дьячко.
– Будем выяснять.
– Выясняйте... Как супруга?
– Адекватно ситуации, – не очень вежливо ответил майор.
– Ну да, ну да... А у меня сейчас был Атаманов... Он же из бывших наших... Спрашивал, может, помощь нужна. Финансовая или другая... Нам бы хорошо ремонт сделать, компьютеров подкупить, может, машину новую... Но если он крепко у тебя на крючке сидит, то лучше держаться на дистанции. А если нет, дело другое – пусть спонсирует!
Ершинский смотрел испытующе, он вроде советовался, хотя по сути это был никакой не совет, а завуалированная подсказка. Очень тонко завуалированная. Запиши кто сейчас разговор – не придерешься.
– Пусть побережет деньги. Пригодятся на передачу в камеру, – угрюмо проговорил Фокин. Он не любил, когда из него делают явного дурака. Ершинский это знал и действовал всегда неявно, щадил самолюбие. Психолог!
– А вот это ты зря! Он и так пожаловался, что ты его перед референтом унизил...
В сознании Фокина будто молния полыхнула. Вот что послужило спусковым крючком Наташкиной драмы! Вот в чем состоит его наглость, вот за что ему преподан наглядный урок!
– Что с тобой? – как сквозь вату, донесся голос генерала. – Ты белый как мел!
– Голова закружилась.
– Это плохо. Возьми отпуск, посиди дома, отдохни, за женой поухаживай.
В столь напряженный момент начальник может проявить трогательную заботу только в одном случае: когда хочет развалить дело. Сейчас Фокин отчетливо понял: Атаманова ему не отдадут. Под самыми законными и благопристойными предлогами.
– Спасибо, уже все прошло.
В коридоре он встретил Чуйкова.
– Ну, как документы? Действительно взрывные? Тот махнул рукой.
– А что толку? Начальство головами крутило, крутило, а потом говорит: сейчас этому нельзя давать ход. Политический момент не подходящий. Так что зря мы шкурами рисковали! Достать всех этих гадов у нас руки коротки!
Фокин скрипнул зубами. Если бы он пришел домой раньше и встретил Наташу у подъезда... Тогда в больнице бы лежала не она, а напавшие на нее ублюдки. В больнице? Нет, скорей всего в морге... Ну что ж, ладно! Он принял решение.
Вернувшись к себе, Фокин запер дверь кабинета и отпер сейф. Достал куракинский перстень и заготовленные постановления на криминалистическую и химико-токсикологические экспертизы. Постановления разорвал на мелкие клочки и сунул в карман, потом порылся в столе, нашел предметные стеклышки, выдавил на одно светло-желтую капельку из перстня, накрыл другой. Капелька размазалась и стала почти бесцветной.
Одевшись, он вышел на улицу, позвонил из таксофона, потом подъехал ко Второму мединституту и передал стеклышки ожидавшему на углу человеку.
– До вечера сделаешь?
– Как получится. Но постараюсь. Подъезжай часов в восемь.
Попрощавшись с собеседником, майор отправился на ближайший вещевой рынок.
– Турецкий золото! Падхады, налитай!
Сразу за воротами переминался с ноги на ногу старый цыган в потертой дубленке. На груди у него болтался кусок картона, обтянутый черным бархатом, в прорезях сверкали отполированные латунные перстни-печатки.
– А вот кому дешево, гражданины. Очин дешево и красиво. Подходи, не пожалеешь, – бормотал он скучным замерзшим голосом, косясь на застывшего перед ним майора Фокина.
– Пусть не савсем золото, пусть пазалота... Того не интересовал цыган. Он долго и внимательно разглядывал фальшивые побрякушки, перекатывая во рту неприкуренную сигарету. Его огромный плечистый силуэт, заслоняющий полнеба, его квадратная челюсть и странная сосредоточенность во взгляде рождали у продавца «драгоценностями» смутное беспокойство.
– А вот очин дешево, очин. Харош товар, лыцензия есть, очин красивый... Майор молчал.
– Все очин чесный. Я ни гаварю, что золото. Дажи пазалота ни гаварю.
Фокин наконец ткнул пальцем в один из перстней.
– Покажи мне вот эту железку, старик.
– А? Какой?.. А-а, это очин хароший вещь, очин! Цыган, засуетившись, отстегнул перстень от картонки и подал его майору. Наверное, этот «вещь» был самым простым и непритязательным из всех: плоская квадратная печатка с грубыми вензелями, дешевый блеск искусственной позолоты.
– Годится, – кивнул Фокин. – Сколько? Вернувшись к себе, майор снова заперся в кабинете, заварил кофе, нервно прошелся из угла в угол – каких-то три шага, тесновата клетка. Положил на стол купленный перстень. Открыл уродливый крашеный сейф, сохранившийся, наверное, еще со времен НКВД, достал вещдок № 16, положил рядом. Похоже...
А что написано в протоколе осмотра? Он нашел нужную папку. Так, так, так... Вот: «...вещ. док. №16: перстень-печатка из желтого металла, проба не обнаружена, диаметр 2,5 см (прибл.), плоскость „печати“ имеет рельефные узоры...»
Что ж, описание равно подходит к обоим перстням. Теперь посмотреть фотографии... Ни одного крупного плана, а на общих планах подмену практически невозможно отличить.
Фокин больше не раздумывал. Он спрятал цыганский перстень в сейф, а настоящий надел на палец. Перстень как влитой сидел на третьей фаланге, поворачивался и снимался без особых проблем. Его покойный хозяин тоже был не из мелких и руку имел тяжелую.
Фокин сжал пальцы в кулак, представив перед собой рожи тех, кто терзал Наташу. Раз, два, три! Мощные удары спрессовали воздух, но не достигли цели.
– Руки коротки, говоришь? – запоздало возразил он Чуйкову. – Мы их удлиним!
Майор перевел дух, снял перстень. Порылся в ящиках стола, нашел коробку со скрепками, высыпал скрепки на стол и аккуратно положил внутрь «печатку». Коробку спрятал в пальто. Допил холодный кофе. Все, состав преступления исполнен полностью. Должностной подлог. Но по сравнению с тем, что он собирался сделать, это выглядело невинным правонарушением.
* * *
В восемь вечера у входа в лабораторный корпус Второго мединститута остановился прохожий внушительной комплекции. Рабочий день давно кончился, корпус опустел; через толстую стеклянную дверь можно было видеть островок электрического света в холле – там за конторским столом сидел вахтер, погруженный в чтение детектива.
Прохожий глянул на часы, пожевал фильтр незажженной сигареты и выплюнул ее на снег. Налево от входа к гранитной стене прилепился таксофон, испещренный сине-зелено-оранжевыми фломастерными надписями. Прохожий снял трубку и набрал номер.
– Викентий? Это Фокин. Я уже на месте. Ага, жду. Закончив разговор, майор Фокин повесил трубку и сунул в рот очередную сигарету, но зажигать не стал, прошелся взад-вперед, загребая большими ступнями снег. С тех пор, как его жена оказалась в Склифосовке, лицо Фокина несколько осунулось, под глазами обозначились синие круги – вчера вечером завалился Чуйков с бутылкой, сегодня с самого утра голова гудит, как трансформаторная будка. Мощный квадратный подбородок майора украшал след от пореза бритвой.
Со стороны входа послышался шум. Фокин оглянулся. Вахтер с фонариком в руке снимал перекладину с обратной стороны стеклянной двери. За ним стоял невысокий худощавый мужчина с «дипломатом» в руке.
– Привет, Сергей.
Мужчина с улыбкой протянул Фокину ладонь. Тот осторожно пожал ее своей лапищей, словно боясь ненароком покалечить.
– Привет, Викентий, – сказал Фокин. – Ты тут один сидел?
– Конечно. – Мужчина пожал плечами и оглянулся на всякий случай. Он был на голову ниже майора. – А кто тут еще должен быть?
– Блондинка, – буркнул майор. – Или брюнетка. Какая-нибудь ассистентка с арбузной грудью. Или ты хочешь сказать, что сидишь там допоздна, занимаясь только своими мышами?
Викентий вежливо рассмеялся.
– Среди мышей тоже бывают блондинки и брюнетки, – сказал он. – И очень даже симпатичные...
– А как они переносят мое угощение?
– Дохнут. Двум я добавил микродозы в корм, двум ввел щприцем. Все четыре сдохли через 2-3 часа. Фокин наконец закурил.
– Ну и?
– И я выкинул их в контейнер, – сказал Викентий.
– Ты молодец, Кентюша, – сказал Фокин, двигая квадратной челюстью. – Из-за чего они сдохли – можешь сказать?
– Тромбоз, закупорка сосудов. Фокин кивнул, пробормотал: «Ага».
– Это вещество способствует постепенному увеличению числа тромбоцитов, – продолжал Викентий. – Они скапливаются в сосудах, мешая току крови. Кровь сгущается. Потом происходит закупорка сердечных сосудов. И – смерть. До самой последней минуты мои мыши были в превосходном расположении духа и ничем не отличались от остальных.
– Следы вещества в тканях остаются?
– Нет... Вскрытие дает картину естественной смерти. Викентий заметно помрачнел, но Фокин не обратил на это внимания.
– Теперь скажи мне: а если ввести вещество... Ну, скажем – собаке. Взрослой овчарке. Через какое время она погибнет?
Викентий задумался.
– Сутки, может, чуть больше, – сказал он наконец. – Все зависит от массы тела.
– А если масса восемьдесят – восемьдесят пять килограммов?
– Где ты видел таких овчарок? – Викентий пронзительно взглянул майору в глаза. Но тот остался невозмутимым.
– Вполне обычный вес для кавказских овчарок. И для азиатов тоже.
– Ну... Трое суток, плюс-минус... Семьдесят два часа... Точнее никто не скажет. Но ты точно говоришь о собаках? – Беспокойство Викентия стало явным. – Ну а о чем же?! – искренне удивился Фокин. – Хотя все равно это государственная тайна. Ну да тебя предупреждать не надо.
Старый товарищ кивнул. Кроме школьной дружбы, их связывали и другие, сугубо конфиденциальные отношения. И Викентий хорошо знал правила игры.
Расставаться на надорванной ноте Фокин не хотел. Он быстро огляделся, увидел перечеркнутую ветвями лип яркую вывеску бара.
– Не хочешь пропустить по стаканчику? За школьную дружбу? А, Кентоша?
Тот покачал головой. Он был явно выбит из колеи.
– Я тороплюсь.
Фокин внимательно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но передумал и просто протянул свою огромную лапищу.
– Тогда давай пять. – Майор снова осторожно обозначил рукопожатие. – Ты мне помог. Если будет надо, и я тебе помогу. Как всегда.
Викентий повернулся и молча пошел к автобусной остановке. Фокин развернулся в другую сторону. Перед ним снова возникло лицо разыскиваемого брюнета. Жить тому оставалось совсем недолго.
Глава 3
ОБРЕЧЕННЫЙ БРЮНЕТ
Контрабасист, улыбаясь, срывал пальцами сочные низкие звуки, которые отдавались где-то в области диафрагмы, а может, и глубже. Ударник сидел в тени, его не было видно – только серебристый взмах щеток и огонек сигареты, закрепленной на микрофонной стойке.
Девушка с заурядным лицом и фигурой топ-модели пела негромким выразительным голосом. Про жаркую летнюю ночь и бессонницу, про «Кадиллак», застывший на обочине 56-го шоссе, про длинные девичьи ноги и про то, что прячется где-то в области диафрагмы, а иногда и глубже, и не дает покоя.
В зале полутемно, круглые столики застелены белыми
Крахмальными скатертями, приглушенный свет настольных ламп пробивается сквозь зеленые шляпки светящихся абажуров.
Беззаботная публика, в основном зрелые мужчины и молодые женщины. Единый стиль одежды отсутствует. Костюмы и галстуки, строгие вечерние туалеты соседствуют с джинсами и свитерами, повседневными платьями, откровенно мятыми брюками и небрежно расстегнутыми на груди фланелевыми рубахами. Общей, пожалуй, является атмосфера уверенности и богатства. Даже несвежие рубашки и небритые физиономии будто осыпаны невидимой золотой пыльцой. Много мобильных телефонов. Несмотря на рамку металлодетектора при входе, под пиджаками и куртками наверняка найдутся несколько пистолетов.
Бесшумные, как тени, официанты сноровисто разносят копченого угря, свежие устрицы, запеченные лягушачьи лапки, жареных голубей и другие изысканные деликатесы. Омары в подсвеченном аквариуме обреченно переползают с места на место, ворочая глазами, похожими на застывшие в полете капли черной смолы. Дразнящий запах дубовых углей. Толстое меню в солидном кожаном переплете.
– Устрицы здесь не самые лучшие, – со знанием дела сказала Маша, небрежно пролистывая страницы. – Я хочу фоа гра и омара. В «Аркадии» изумительно готовят фоа гра.
Такая осведомленность неприятно кольнула душу Макса. Она была здесь не раз и не два, швейцар поздоровался с ней как с хорошей знакомой, и охранник улыбнулся приветливей, чем обычной посетительнице. С кем она ходила сюда? Уж точно не с подругами в обеденный перерыв...
Проворный мальчик в белой рубашке, черной бабочке и табличкой с именем на левом нагрудном кармане принес аперитив: джин с тоником Маше и «Белую лошадь» со льдом и лимоном – Максу.
– Разрешите принять заказ, господа? – деликатно осведомился он у Макса.
Тот отложил свое меню, в котором мало что понимал. Даже цены – двух– и трехзначные цифры без обозначения единицы расчетов – ни о чем ему не говорили. «Сок апельсиновый свежевыжатый – 5». Пять – чего? Рублей? Учитывая ресторанные наценки, вряд ли... Долларов? Но это можно с ума сойти!
– Дама распорядится.
Мальчик почтительно наклонился к Маше.
– Значит, так, Виктор, мне фоа гра, омара, фруктовый коктейль и кофе.
– Омар гриль?
– Нет. Вареный сочней.
Покрутив бокал со светло-желтой жидкостью, чтобы лед зазвенел о стенки, Макс отхлебнул виски. Официанта действительно звали Виктор, но он мог поклясться, что Маша не поднимала глаза на его табличку.
– А что для господина?
– Карпаччо из скампий, фрикассе из омара и... Да, медальоны из оленины. На десерт земляничный торт и тоже кофе.
– Что желаете пить?
Зеленоватый свет лампы делал лицо Маши загадочным и незнакомым, многозначительно блестели глаза. Таинственная красавица. Именно такой она и снилась Максу в Тиходонске, где он шесть лет влачил жалкое существование забитого работяги Сергея Лапина и спал на худом матрасе в убогой квартирке на Богатяновке. А под досками пола ночи напролет скреблись мыши.
– Бутылку белого мозельского, – сказал Макс. Это тоже пришло из тех давних снов, где были чужеземные города и такие вот рестораны. Из его прошлой жизни.
– Может быть, шампанского? – вслух размышляла Маша. – «Дом Периньон» или «Вдова Клико»?
Макс пожал плечами. Он знал, что бутылка французского шампанского вытягивает на несколько сот долларов. А у него в кармане было всего-навсего восемьсот, причем не на сегодняшний вечер, а на всю оставшуюся жизнь.
– Ладно, сегодня будем пить мозельское, – решила девушка.
Официант почтительно кивнул. Он ничего не записывал и, очевидно, полностью полагался на свою память.
– Выберете сами?
Виктор показал глазами на аквариум. Омары как будто застыли в ужасе, ожидая – кому будет вынесен смертный приговор.
– Нет, – Макс покачал головой. – Увольте.
– Я выберу, – сказала Маша. – Обязательно. Через минуту самый крупный экземпляр был извлечен из аквариума и отправился на кухню в мельхиоровом ведерке.
– Тебе здесь нравится? – спросила Маша.
– Да, – сказал Макс. – Я не знал, что у нас появились такие рестораны. Все очень солидно.
– У них всегда порядок. Видел, на входе охранник с пистолетом?
– Это газовый. А ты часто здесь бываешь?
– Газовый? – удивилась Маша. – Как ты определил?
– На рукоятке нет кольца для страховочного ремня. И самого ремня нет. И запасной обоймы.
– Ты здорово разбираешься, – с явным удивлением отметила Маша.
На ней облегающее вечернее платье: синие молнии на черном. При каждом движении молнии вспыхивают в темной ночи, серебряные нити дождя оживают, бушует веселая июльская гроза. Макс хорошо знал тело, которое спрятано под этой тканью, линию бедер, и форму пупка, и припухшие соски... Но она умело ушла от ответа на прямой и очень простой вопрос.
Виктор принес закуски. Фоа гра оказалась слабо прожаренной гусиной печенью, политой малиновым сиропом. А перед Максом поставил большую пустую тарелку с горсткой шинкованной капусты посередине и полужидким коричневым ободком вдоль края.
– Осторожно, тарелка горячая, – предупредил он. Макс недоуменно попробовал капусту. Капуста как капуста... Коричневый ободок оказался острой приправой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Оперативный псевдоним - 2. Подставная фигура'
1 2 3 4 5 6 7
– Значит, все сходится – и чемоданчик и взрывчатка? – Мясистой ладонью Ершинский массировал затылок. У него была гипертония и периодически мучили головные боли. – Только где же эта бомба лежала столько лет? И почему объявилась именно сейчас?
Фокин пожал плечами, как недавно Дьячко.
– Будем выяснять.
– Выясняйте... Как супруга?
– Адекватно ситуации, – не очень вежливо ответил майор.
– Ну да, ну да... А у меня сейчас был Атаманов... Он же из бывших наших... Спрашивал, может, помощь нужна. Финансовая или другая... Нам бы хорошо ремонт сделать, компьютеров подкупить, может, машину новую... Но если он крепко у тебя на крючке сидит, то лучше держаться на дистанции. А если нет, дело другое – пусть спонсирует!
Ершинский смотрел испытующе, он вроде советовался, хотя по сути это был никакой не совет, а завуалированная подсказка. Очень тонко завуалированная. Запиши кто сейчас разговор – не придерешься.
– Пусть побережет деньги. Пригодятся на передачу в камеру, – угрюмо проговорил Фокин. Он не любил, когда из него делают явного дурака. Ершинский это знал и действовал всегда неявно, щадил самолюбие. Психолог!
– А вот это ты зря! Он и так пожаловался, что ты его перед референтом унизил...
В сознании Фокина будто молния полыхнула. Вот что послужило спусковым крючком Наташкиной драмы! Вот в чем состоит его наглость, вот за что ему преподан наглядный урок!
– Что с тобой? – как сквозь вату, донесся голос генерала. – Ты белый как мел!
– Голова закружилась.
– Это плохо. Возьми отпуск, посиди дома, отдохни, за женой поухаживай.
В столь напряженный момент начальник может проявить трогательную заботу только в одном случае: когда хочет развалить дело. Сейчас Фокин отчетливо понял: Атаманова ему не отдадут. Под самыми законными и благопристойными предлогами.
– Спасибо, уже все прошло.
В коридоре он встретил Чуйкова.
– Ну, как документы? Действительно взрывные? Тот махнул рукой.
– А что толку? Начальство головами крутило, крутило, а потом говорит: сейчас этому нельзя давать ход. Политический момент не подходящий. Так что зря мы шкурами рисковали! Достать всех этих гадов у нас руки коротки!
Фокин скрипнул зубами. Если бы он пришел домой раньше и встретил Наташу у подъезда... Тогда в больнице бы лежала не она, а напавшие на нее ублюдки. В больнице? Нет, скорей всего в морге... Ну что ж, ладно! Он принял решение.
Вернувшись к себе, Фокин запер дверь кабинета и отпер сейф. Достал куракинский перстень и заготовленные постановления на криминалистическую и химико-токсикологические экспертизы. Постановления разорвал на мелкие клочки и сунул в карман, потом порылся в столе, нашел предметные стеклышки, выдавил на одно светло-желтую капельку из перстня, накрыл другой. Капелька размазалась и стала почти бесцветной.
Одевшись, он вышел на улицу, позвонил из таксофона, потом подъехал ко Второму мединституту и передал стеклышки ожидавшему на углу человеку.
– До вечера сделаешь?
– Как получится. Но постараюсь. Подъезжай часов в восемь.
Попрощавшись с собеседником, майор отправился на ближайший вещевой рынок.
– Турецкий золото! Падхады, налитай!
Сразу за воротами переминался с ноги на ногу старый цыган в потертой дубленке. На груди у него болтался кусок картона, обтянутый черным бархатом, в прорезях сверкали отполированные латунные перстни-печатки.
– А вот кому дешево, гражданины. Очин дешево и красиво. Подходи, не пожалеешь, – бормотал он скучным замерзшим голосом, косясь на застывшего перед ним майора Фокина.
– Пусть не савсем золото, пусть пазалота... Того не интересовал цыган. Он долго и внимательно разглядывал фальшивые побрякушки, перекатывая во рту неприкуренную сигарету. Его огромный плечистый силуэт, заслоняющий полнеба, его квадратная челюсть и странная сосредоточенность во взгляде рождали у продавца «драгоценностями» смутное беспокойство.
– А вот очин дешево, очин. Харош товар, лыцензия есть, очин красивый... Майор молчал.
– Все очин чесный. Я ни гаварю, что золото. Дажи пазалота ни гаварю.
Фокин наконец ткнул пальцем в один из перстней.
– Покажи мне вот эту железку, старик.
– А? Какой?.. А-а, это очин хароший вещь, очин! Цыган, засуетившись, отстегнул перстень от картонки и подал его майору. Наверное, этот «вещь» был самым простым и непритязательным из всех: плоская квадратная печатка с грубыми вензелями, дешевый блеск искусственной позолоты.
– Годится, – кивнул Фокин. – Сколько? Вернувшись к себе, майор снова заперся в кабинете, заварил кофе, нервно прошелся из угла в угол – каких-то три шага, тесновата клетка. Положил на стол купленный перстень. Открыл уродливый крашеный сейф, сохранившийся, наверное, еще со времен НКВД, достал вещдок № 16, положил рядом. Похоже...
А что написано в протоколе осмотра? Он нашел нужную папку. Так, так, так... Вот: «...вещ. док. №16: перстень-печатка из желтого металла, проба не обнаружена, диаметр 2,5 см (прибл.), плоскость „печати“ имеет рельефные узоры...»
Что ж, описание равно подходит к обоим перстням. Теперь посмотреть фотографии... Ни одного крупного плана, а на общих планах подмену практически невозможно отличить.
Фокин больше не раздумывал. Он спрятал цыганский перстень в сейф, а настоящий надел на палец. Перстень как влитой сидел на третьей фаланге, поворачивался и снимался без особых проблем. Его покойный хозяин тоже был не из мелких и руку имел тяжелую.
Фокин сжал пальцы в кулак, представив перед собой рожи тех, кто терзал Наташу. Раз, два, три! Мощные удары спрессовали воздух, но не достигли цели.
– Руки коротки, говоришь? – запоздало возразил он Чуйкову. – Мы их удлиним!
Майор перевел дух, снял перстень. Порылся в ящиках стола, нашел коробку со скрепками, высыпал скрепки на стол и аккуратно положил внутрь «печатку». Коробку спрятал в пальто. Допил холодный кофе. Все, состав преступления исполнен полностью. Должностной подлог. Но по сравнению с тем, что он собирался сделать, это выглядело невинным правонарушением.
* * *
В восемь вечера у входа в лабораторный корпус Второго мединститута остановился прохожий внушительной комплекции. Рабочий день давно кончился, корпус опустел; через толстую стеклянную дверь можно было видеть островок электрического света в холле – там за конторским столом сидел вахтер, погруженный в чтение детектива.
Прохожий глянул на часы, пожевал фильтр незажженной сигареты и выплюнул ее на снег. Налево от входа к гранитной стене прилепился таксофон, испещренный сине-зелено-оранжевыми фломастерными надписями. Прохожий снял трубку и набрал номер.
– Викентий? Это Фокин. Я уже на месте. Ага, жду. Закончив разговор, майор Фокин повесил трубку и сунул в рот очередную сигарету, но зажигать не стал, прошелся взад-вперед, загребая большими ступнями снег. С тех пор, как его жена оказалась в Склифосовке, лицо Фокина несколько осунулось, под глазами обозначились синие круги – вчера вечером завалился Чуйков с бутылкой, сегодня с самого утра голова гудит, как трансформаторная будка. Мощный квадратный подбородок майора украшал след от пореза бритвой.
Со стороны входа послышался шум. Фокин оглянулся. Вахтер с фонариком в руке снимал перекладину с обратной стороны стеклянной двери. За ним стоял невысокий худощавый мужчина с «дипломатом» в руке.
– Привет, Сергей.
Мужчина с улыбкой протянул Фокину ладонь. Тот осторожно пожал ее своей лапищей, словно боясь ненароком покалечить.
– Привет, Викентий, – сказал Фокин. – Ты тут один сидел?
– Конечно. – Мужчина пожал плечами и оглянулся на всякий случай. Он был на голову ниже майора. – А кто тут еще должен быть?
– Блондинка, – буркнул майор. – Или брюнетка. Какая-нибудь ассистентка с арбузной грудью. Или ты хочешь сказать, что сидишь там допоздна, занимаясь только своими мышами?
Викентий вежливо рассмеялся.
– Среди мышей тоже бывают блондинки и брюнетки, – сказал он. – И очень даже симпатичные...
– А как они переносят мое угощение?
– Дохнут. Двум я добавил микродозы в корм, двум ввел щприцем. Все четыре сдохли через 2-3 часа. Фокин наконец закурил.
– Ну и?
– И я выкинул их в контейнер, – сказал Викентий.
– Ты молодец, Кентюша, – сказал Фокин, двигая квадратной челюстью. – Из-за чего они сдохли – можешь сказать?
– Тромбоз, закупорка сосудов. Фокин кивнул, пробормотал: «Ага».
– Это вещество способствует постепенному увеличению числа тромбоцитов, – продолжал Викентий. – Они скапливаются в сосудах, мешая току крови. Кровь сгущается. Потом происходит закупорка сердечных сосудов. И – смерть. До самой последней минуты мои мыши были в превосходном расположении духа и ничем не отличались от остальных.
– Следы вещества в тканях остаются?
– Нет... Вскрытие дает картину естественной смерти. Викентий заметно помрачнел, но Фокин не обратил на это внимания.
– Теперь скажи мне: а если ввести вещество... Ну, скажем – собаке. Взрослой овчарке. Через какое время она погибнет?
Викентий задумался.
– Сутки, может, чуть больше, – сказал он наконец. – Все зависит от массы тела.
– А если масса восемьдесят – восемьдесят пять килограммов?
– Где ты видел таких овчарок? – Викентий пронзительно взглянул майору в глаза. Но тот остался невозмутимым.
– Вполне обычный вес для кавказских овчарок. И для азиатов тоже.
– Ну... Трое суток, плюс-минус... Семьдесят два часа... Точнее никто не скажет. Но ты точно говоришь о собаках? – Беспокойство Викентия стало явным. – Ну а о чем же?! – искренне удивился Фокин. – Хотя все равно это государственная тайна. Ну да тебя предупреждать не надо.
Старый товарищ кивнул. Кроме школьной дружбы, их связывали и другие, сугубо конфиденциальные отношения. И Викентий хорошо знал правила игры.
Расставаться на надорванной ноте Фокин не хотел. Он быстро огляделся, увидел перечеркнутую ветвями лип яркую вывеску бара.
– Не хочешь пропустить по стаканчику? За школьную дружбу? А, Кентоша?
Тот покачал головой. Он был явно выбит из колеи.
– Я тороплюсь.
Фокин внимательно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но передумал и просто протянул свою огромную лапищу.
– Тогда давай пять. – Майор снова осторожно обозначил рукопожатие. – Ты мне помог. Если будет надо, и я тебе помогу. Как всегда.
Викентий повернулся и молча пошел к автобусной остановке. Фокин развернулся в другую сторону. Перед ним снова возникло лицо разыскиваемого брюнета. Жить тому оставалось совсем недолго.
Глава 3
ОБРЕЧЕННЫЙ БРЮНЕТ
Контрабасист, улыбаясь, срывал пальцами сочные низкие звуки, которые отдавались где-то в области диафрагмы, а может, и глубже. Ударник сидел в тени, его не было видно – только серебристый взмах щеток и огонек сигареты, закрепленной на микрофонной стойке.
Девушка с заурядным лицом и фигурой топ-модели пела негромким выразительным голосом. Про жаркую летнюю ночь и бессонницу, про «Кадиллак», застывший на обочине 56-го шоссе, про длинные девичьи ноги и про то, что прячется где-то в области диафрагмы, а иногда и глубже, и не дает покоя.
В зале полутемно, круглые столики застелены белыми
Крахмальными скатертями, приглушенный свет настольных ламп пробивается сквозь зеленые шляпки светящихся абажуров.
Беззаботная публика, в основном зрелые мужчины и молодые женщины. Единый стиль одежды отсутствует. Костюмы и галстуки, строгие вечерние туалеты соседствуют с джинсами и свитерами, повседневными платьями, откровенно мятыми брюками и небрежно расстегнутыми на груди фланелевыми рубахами. Общей, пожалуй, является атмосфера уверенности и богатства. Даже несвежие рубашки и небритые физиономии будто осыпаны невидимой золотой пыльцой. Много мобильных телефонов. Несмотря на рамку металлодетектора при входе, под пиджаками и куртками наверняка найдутся несколько пистолетов.
Бесшумные, как тени, официанты сноровисто разносят копченого угря, свежие устрицы, запеченные лягушачьи лапки, жареных голубей и другие изысканные деликатесы. Омары в подсвеченном аквариуме обреченно переползают с места на место, ворочая глазами, похожими на застывшие в полете капли черной смолы. Дразнящий запах дубовых углей. Толстое меню в солидном кожаном переплете.
– Устрицы здесь не самые лучшие, – со знанием дела сказала Маша, небрежно пролистывая страницы. – Я хочу фоа гра и омара. В «Аркадии» изумительно готовят фоа гра.
Такая осведомленность неприятно кольнула душу Макса. Она была здесь не раз и не два, швейцар поздоровался с ней как с хорошей знакомой, и охранник улыбнулся приветливей, чем обычной посетительнице. С кем она ходила сюда? Уж точно не с подругами в обеденный перерыв...
Проворный мальчик в белой рубашке, черной бабочке и табличкой с именем на левом нагрудном кармане принес аперитив: джин с тоником Маше и «Белую лошадь» со льдом и лимоном – Максу.
– Разрешите принять заказ, господа? – деликатно осведомился он у Макса.
Тот отложил свое меню, в котором мало что понимал. Даже цены – двух– и трехзначные цифры без обозначения единицы расчетов – ни о чем ему не говорили. «Сок апельсиновый свежевыжатый – 5». Пять – чего? Рублей? Учитывая ресторанные наценки, вряд ли... Долларов? Но это можно с ума сойти!
– Дама распорядится.
Мальчик почтительно наклонился к Маше.
– Значит, так, Виктор, мне фоа гра, омара, фруктовый коктейль и кофе.
– Омар гриль?
– Нет. Вареный сочней.
Покрутив бокал со светло-желтой жидкостью, чтобы лед зазвенел о стенки, Макс отхлебнул виски. Официанта действительно звали Виктор, но он мог поклясться, что Маша не поднимала глаза на его табличку.
– А что для господина?
– Карпаччо из скампий, фрикассе из омара и... Да, медальоны из оленины. На десерт земляничный торт и тоже кофе.
– Что желаете пить?
Зеленоватый свет лампы делал лицо Маши загадочным и незнакомым, многозначительно блестели глаза. Таинственная красавица. Именно такой она и снилась Максу в Тиходонске, где он шесть лет влачил жалкое существование забитого работяги Сергея Лапина и спал на худом матрасе в убогой квартирке на Богатяновке. А под досками пола ночи напролет скреблись мыши.
– Бутылку белого мозельского, – сказал Макс. Это тоже пришло из тех давних снов, где были чужеземные города и такие вот рестораны. Из его прошлой жизни.
– Может быть, шампанского? – вслух размышляла Маша. – «Дом Периньон» или «Вдова Клико»?
Макс пожал плечами. Он знал, что бутылка французского шампанского вытягивает на несколько сот долларов. А у него в кармане было всего-навсего восемьсот, причем не на сегодняшний вечер, а на всю оставшуюся жизнь.
– Ладно, сегодня будем пить мозельское, – решила девушка.
Официант почтительно кивнул. Он ничего не записывал и, очевидно, полностью полагался на свою память.
– Выберете сами?
Виктор показал глазами на аквариум. Омары как будто застыли в ужасе, ожидая – кому будет вынесен смертный приговор.
– Нет, – Макс покачал головой. – Увольте.
– Я выберу, – сказала Маша. – Обязательно. Через минуту самый крупный экземпляр был извлечен из аквариума и отправился на кухню в мельхиоровом ведерке.
– Тебе здесь нравится? – спросила Маша.
– Да, – сказал Макс. – Я не знал, что у нас появились такие рестораны. Все очень солидно.
– У них всегда порядок. Видел, на входе охранник с пистолетом?
– Это газовый. А ты часто здесь бываешь?
– Газовый? – удивилась Маша. – Как ты определил?
– На рукоятке нет кольца для страховочного ремня. И самого ремня нет. И запасной обоймы.
– Ты здорово разбираешься, – с явным удивлением отметила Маша.
На ней облегающее вечернее платье: синие молнии на черном. При каждом движении молнии вспыхивают в темной ночи, серебряные нити дождя оживают, бушует веселая июльская гроза. Макс хорошо знал тело, которое спрятано под этой тканью, линию бедер, и форму пупка, и припухшие соски... Но она умело ушла от ответа на прямой и очень простой вопрос.
Виктор принес закуски. Фоа гра оказалась слабо прожаренной гусиной печенью, политой малиновым сиропом. А перед Максом поставил большую пустую тарелку с горсткой шинкованной капусты посередине и полужидким коричневым ободком вдоль края.
– Осторожно, тарелка горячая, – предупредил он. Макс недоуменно попробовал капусту. Капуста как капуста... Коричневый ободок оказался острой приправой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Оперативный псевдоним - 2. Подставная фигура'
1 2 3 4 5 6 7