..Между параллелями древних, застроенных дряхлыми домишками улочек притаился небольшой, но уютный парк, в глубине которого стоял бывший особняк табачного фабриканта Асмолова, сменивший после революции много хозяев и ставший в конце концов детским домом номер семь областного отдела народного образования.Аллею высоченных тополей, оказывается, вырубили, новые поколения воспитанников уже не смогут на спор самоутверждаться: кто выше влезет... А особняк кажется не таким большим, как раньше, и очень ветхим, и гуляющие во дворе пацаны в одинаковых бесформенных куртках навевают тяжелые мысли о печальной сиротской доле...В газетах много писали о безобразиях в детских домах: воровстве, жестокости персонала и даже растлении воспитанников, но Сергей ничего такого не помнил. Дядя Леша приходил часто, примерно раз в неделю, и каждый раз спрашивал – не обижает ли кто, как кормят, как относятся воспитатели. Всегда заходил к директору и завучу, и те, похоже, его боялись. Сергей чувствовал ореол защищенности – если старшие пацаны затевали какую-нибудь гадость, стоило только пообещать: я дяде Леше расскажу, и они немедленно давали задний ход...В вестибюле гомонили дети, у двери сидела седая тетенька – вахтер.Лапин смотрел на нее, вспоминая, и не мог вспомнить, а она безошибочно распознала его взгляд и тоже всматривалась и тоже не узнавала.– Вы из нашенских?Сергей кивнул. У него почему-то перехватило горло.– Когда выпускались?– В семьдесят восьмом. – Голос был хриплым, он откашлялся и повторил уже тверже:– В семьдесят восьмом.Круглое лицо женщины оживилось. Она вовсе не была пожилой, как казалось на первый взгляд, просто много морщин и жизненная усталость.– Тогда я тебя должна знать. Как фамилия?– Лапин.– Лапин?! Сережа? – Женщина оживленно вскочила. – А я Тамара Ивановна, не вспоминаешь?Он медленно покачал головой. Каждый год выпускались от тридцати до сорока воспитанников, и то, что через девятнадцать лет эта битая жизнью женщина вспомнила его имя, казалось чрезвычайно странным.– Я медсестрой работала, потом кастеляншей, а при тебе уже на личных делах сидела... У меня еще коса была... Ну, вспомнил? Алексей Иванович ко мне всегда заглядывал, один раз втроем на катере катались!– Вспомнил! Сейчас вспомнил... – Волнение женщины передалось ему, и он отчетливо увидел ласковый осенний день, прогулочный катер и молодую смешливую девушку, которую отчаянно ревновал к дяде Леше и которая портила всю прогулку. Он надулся, и дядя Леша не мог понять почему, но не особо пытался это выяснить, так как все внимание уделял этой противной тетке.– Мария Петровна у себя, пойдем я тебя отведу. – Тамара Ивановна поймала за шиворот пробегающего мимо раскрасневшегося мальчишку:– Сядь на мое место, Петров, и никого без сменки не пропускай, я сейчас вернусь...Директрису он помнил, а может, это была ложная память, ибо, если строгая женщина сидит в кабинете директора в директорском кресле, то значит, она и есть Марья Петровна.– Это Сережа Лапин! – радостно крикнула с порога Тамара Ивановна, как будто привела долгожданного родственника или дорогого гостя. Сергей подумал, что вряд ли здесь так встречают каждого бывшего выпускника.– Лапин?! – вскинулась Мария Петровна. – Не может быть!Конечно, на улице он бы ее не узнал. Когда-то худенькая и юркая, похожая на птичку, с черными волосами, вечно стянутыми в пучок на затылке, сейчас она приобрела директорскую внешность: дородную фигуру, монументальную уверенность и властность осанки. Но сейчас директриса явно растерялась, как будто перед ней внезапно появился строгий ревизор.– Он это, Марь Петровна, он, – суматошно замахала руками бывшая девушка с косой.Растерявшаяся на миг женщина взяла себя в руки и вновь превратилась в директора государственного учреждения. Она поднялась, степенно обошла вокруг стола, со значительностью протянула руку.– Здравствуйте, Сергей Иванович! – Мелкие черты маскировались большими модными очками, волосы, как у многих руководящих дам, обесцвечены перекисью водорода, начесаны и покрыты лаком. – Какими судьбами? Решили проведать Тиходонск? Или специально к нам?Лапин удивился. Казалось, это происходит с кем-то другим, а он просто наблюдатель, сидящий внутри этого другого и выглядывающий наружу через чужие глазницы. Раньше такое странное чувство у него возникало нередко, но в последние годы почти не повторялось.– Почему так официально? – промямлил, он. – И откуда вы помните мое имя, а тем более отчество?Мария Петровна принужденно улыбнулась.– Ну как мы можем вас... тебя не помнить? Что случилось? Чему мы, так сказать, обязаны столь неожиданным приездом?– Да ничего не случилось... Я здесь уже почти пять лет... Просто не мог собраться...На самом деле ему никогда не приходило в голову пройтись по местам своего детства и юности. Сегодняшний порыв был неожиданным и нехарактерным для него, как, впрочем, и все остальное, произошедшее сегодня.– Пять лет? – Женщины переглянулись. – И чем же ты занимаешься?– Работал на заводе, где и раньше. Сегодня уволился.– На заводе? – Они вновь переглянулись. – Мы думали, ты работаешь там же, где Алексей Иванович.– А где работал Алексей Иванович?– Значит, на заводе... Это хорошо. У нас всякий труд почетен, – привычно перешла на казенные обороты Мария Петровна, но тут же почувствовала нелепость тона и осеклась.– А к нам по какому делу? – Директриса держалась скованно. Вчерашний Лапин не обратил бы на это внимания, но сегодняшний заметил и владеющее женщиной напряжение, и то, что она не верит ни одному его слову.– Не знаю, – честно ответил он. – Ноги сами привели.– Это хорошо, – сказала Мария Петровна и, чуть помедлив, добавила:– Садись, сейчас чаю выпьем, поговорим... Тамара, скажи там, чтобы принесли чаю с бутербродами...– Я не голоден, – поспешно сказал Лапин, который вдруг вспомнил, что гостей и проверяющих кормили всегда из детского пайка.– Тогда без бутербродов, – поправилась директор. И построжавшим голосом добавила:– А сама посиди на вахте, а то там такого натворят...Когда дверь закрылась, она нервно поправила очки, переложила с места на место толстую четырехцветную ручку. Неизвестно почему, ручка вдруг приковала внимание Лапина.– Надеюсь, к нам претензий нет? Мы сделали все, что положено, и выполнили все предписания...– Никаких претензий! Самые лучшие воспоминания. Когда сейчас читаешь про безобразия в детских домах, даже не верится... Видно, мне повезло...– Повезло? – саркастически переспросила Мария Петровна. – Действительно... Только не вам, а нашему дому. Детям. Персоналу. В частности, и мне.– Как это? – не понял Сергей.– Сейчас расскажу... – Директриса положила перед собой руки, сцепив пальцы замком, словно сдерживая внутреннюю дрожь. – Я пришла сюда в шестьдесят седьмом году после педучилища, методистом. Директором был Семен Иванович Легостаев, заслуженный учитель РСФСР, участник войны, вся грудь в орденах и медалях. К тому же районный активист – член райкома, райисполкома, непременный участник всяких конференций... В учреждении он установил собственный культ личности и диктатуру своих приближенных. Девочки постоянно жаловались, что завуч Кривулин лазит к ним в трусики, завхоз Болотин открыто разворовывал все что попадало под руку, детей били... Все жалобы глохли на районном уровне – авторитет Легостаева был непоколебим. Я по молодости ввязалась в борьбу за справедливость и оказалась на грани увольнения с волчьим билетом...Мария Петровна несколько раз глубоко вздохнула.– И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, создается авторитетная комиссия, которая подтверждает все факты злоупотреблений! Защитники Легостаева вмиг поджимают хвосты: проходит слух, что за всем этим стоит КГБ... И вот итог: Легостаев исключен из партии, снят с работы, Кривулин осужден на три года, Болотин на пять, еще несколько человек уволены. А меня вызывают в райком партии и предлагают должность директора. Обещают устроить в пединститут и оказать любую поддержку, но с одним условием: обеспечить в учреждении настоящий порядок. По закону и по совести. Так и сказали: пусть в городе будет один образцовый детдом, причем не снаружи, для проверяющих, а изнутри – для детей...Сергей почесал в затылке.– А что же такое случилось?– Сейчас, сейчас, – Мария Петровна покивала и подняла ладонь, давая понять, что переходит к самому интересному. – Сделали ремонт, «укрепили», как тогда принято было говорить, персонал, перетасовали «контингент» – умственно отсталых, детей с пороками развития, явных хулиганов разбросали по другим домам... А к нам прибыл...Директриса наклонила голову и поверх очков в упор взглянула на собеседника.– А к нам прибыл Сережа Лапин. Направление у него было выписано как у всех – областным отделом народного образования. Только обычно документы собираются в районе и проходят по инстанциям: город, область, а здесь исходящим явилось письмо, подписанное министром просвещения. Лично министром! Ни до этого, ни после я никогда не встречалась с такими фактами и никогда не слышала о них!– Вы хотите сказать, что все это из-за меня?!Мария Петровна пожала плечами.– Если из-за кого-то другого, то нам об этом другом ничего не известно. Только в твоем личном деле имелось письмо министра, только тебя курировал сотрудник КГБ, только на твой счет давались строгие инструкции и распоряжения.– Какие распоряжения? – В голове у Лапина звенело, он был ошарашен услышанным.– Постоянно наблюдать за тобой, личное дело хранить отдельно от остальных в моем сейфе и никому не показывать, если кто-то станет расспрашивать о тебе, немедленно звонить Алексею Ивановичу, он даже дал круглосуточный телефон...В голове звенело все сильнее. Лапин стиснул виски ладонями.– Этого не может быть! Просто не может быть? Я же всю жизнь был никем – серой лошадкой, обо мне никто и никогда не заботился, мне никогда и никто не помогал! Все, что вы рассказали, – просто сказка! И относится она к кому-то другому! Вы перепутали... Вы что-то перепутали...Мария Петровна сняла очки и принялась кружевным платочком протирать стекла. Руки ее чуть заметно дрожали.– Что тут путать. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, пятилетний мальчик, воспитанный, с хорошими манерами, только какой-то заторможенный – может, от смены обстановки... Потом это прошло. Да, еще тебе снились странные сны, во сне ты иногда разговаривал по-английски, потом это тоже прошло. Но у тебя были явные способности к языкам...Черт! Тонька тоже говорила, что он ночами говорит не по-русски. Особенно в первые месяцы после аварии... Йены...– Это все, что я знаю, – подвела итог Мария Петровна. – То, что видела собственными глазами. Все остальное – догадки и предположения, твоя история давала им благодатную почву – каких только сплетен не ходило...Но потом одну нянечку пришлось уволить за длинный язык, и болтовня поутихла...– Может, из-за родителей? – Он вскинул глаза.– Не знаю. Никаких сведений о родителях в личном деле не было. Ни одной буквы.– А можно мне посмотреть дело?– Дело? – Внимательный взгляд Марии Петровны был недоверчив и печален. – Дело забрали, как только ты поступил в техникум. Разве ты этого не знаешь?– Мария Петровна, честное слово, я ничего не знаю! – Для большей искренности он даже приложил руки к груди. – Я не знаю, за кого вы меня принимаете, я простой работяга, я всю жизнь тянул лямку, в последнее время вообще нищенствую!– Ты не похож на нищего.– Ах да, я сегодня уволился... Я поступаю в банк... Мне выдали аванс, нет, я получил деньги за старую работу и приоделся... И...Он вконец запутался. Звон в голове не проходил.– Нет, Сережа, ты очень непростой человек. Очень непростой! И я не хочу никаких неприятностей. Я не давала к ним никакого повода. Если меня использовали, как пешку в большой игре, то я не имею понятия о смысле этой игры. И не имею ни малейшего желания в нее вникать.– Ну как вас убедить...Машинально Лапин обшарил карманы нового костюма, нащупал и вынул свернутый отрезок экранированного кабеля, долго рассматривал и не мог понять, что это такое, потом извлек пачку денег, сверху лежали две стодолларовые бумажки, создавая впечатление, будто вся его наличность состоит из такой валюты, наконец достал потрепанную трудовую книжку и возбужденно шлепнул на стол, рядом с очками.– Посмотрите! Обязательно посмотрите! Вы сразу поймете, что я говорю правду! Это официальный документ...Мария Петровна усмехнулась, но все же пролистнула страницы.– Благодарность за рационализаторское предложение, грамота за добросовестный труд, награжден знаком «Ударник коммунистического труда»...Все правильно, молодец. Но чего вы хотите от меня?– Кто «вы»?– Не надо ловить меня на слове, оставь эти штучки... Чего ты хочешь от меня?– Ничего! Я просто зашел повидаться... Совершенно случайно...– Случайно? – Директриса протянула книжку обратно. – Что мне надо сделать? Уволиться? До пенсии еще три года, но я уволюсь... Уехать из города? У меня семья, дети, внуки... Но я уеду! Или... Или этого мало?Что случилось, почему вы взялись за меня через столько лет?!Голос у Марии Петровны дрожал, лицо покрылось красными пятнами, в глазах появились слезы. Она была явно напугана.– Успокойтесь, Мария Петровна, прошу вас, успокойтесь... Вам ничего не угрожает, и я не представляю для вас никакой опасности... Честное слово!Директриса зарыдала.– Я боялась допустить ошибку тогда, целых десять лет жила в напряжении, но потом все закончилось, прошло девятнадцать лет, я уже забыла и Алексея Ивановича, и тебя, я действительно все забыла! И вдруг приезжает этот человек из Москвы со своими расспросами, через полгода появляешься ты... Это случайности?! Или вы проверяете меня, чтобы решить, что со мной делать? Но никаких новых инструкций у меня нет! Ведь это раньше я должна была сообщать о проявленном к тебе интересе! Правильно ведь? Ты ушел от нас девятнадцать лет назад, разве я все еще в ответе за тебя? Я, конечно, поняла, что это проверка, и позвонила, но никакого Алексея Ивановича там уже нет, что я должна была делать дальше? Ну что?!Звон в голове прошел, осталось только немое дрожание, как в колоколе, когда язык уже остановлен.– Давно у вас эта ручка?– Что?!– Ах да... – Лапин потер виски. – Меня никто не мог искать! – твердо сказал он. – И из Москвы никто приезжать не мог!Директриса вытерла тем же платочком глаза, сдавила пальцами переносицу, останавливая слезы. Потом тяжело поднялась, отперла сейф, почти сразу отыскала то, что хотела, и протянула Лапину твердый глянцевый прямоугольник визитной карточки.«Бачурин Евгений Петрович», – прочел он ничего не говорящую ему фамилию. Ни должности, ни учреждения, только пять номеров телефона, возле каждого в скобочках дополнение: «служ.», «дом.», «деж.», «моб.», «факс».– Как видишь, это мне не приснилось, – сухо проговорила женщина. – Он сказал позвонить, если мне станет что-нибудь о тебе известно. Теперь ты пришел, и вы пронаблюдаете – позвоню я или нет. Так? И что потом? Как я должна поступать?Новый, сегодняшний, Лапин сунул карточку в карман.– Можете жить спокойно. Вас никто не испытывает. Я сам позвоню и узнаю, что он хочет. Кстати, у вас далеко телефон Алексея Ивановича?Мария Петровна порылась в настольном календаре, вырвала страницу с криво написанным номером. Лапин сунул ее вслед за карточкой.Дверь в кабинет распахнулась, девушка в белом халате внесла поднос с чайником, стаканами и вазочкой печенья.– Извините, что долго, пока нашли хороший чай и заварили как следует... – следом влетела Тамара Ивановна. – Не поить же гостя обычным брандахлыстом...Наткнувшись взглядом на заплаканное лицо начальницы, она осеклась.– Я там, внизу, если что, позвоните... – быстро проговорила Тамара Ивановна и исчезла. Девушка поставила поднос на приставной столик и тоже вышла. Лапину очень хотелось пить, но обстановка для чаепития была неподходящей.– Спасибо, я пойду... – Он поднялся, набросил дубленку. – А как фамилия Алексея Ивановича?Мария Петровна пожала плечами. Лицо у нее было совершенно опустошенным.– Впрочем, любая фамилия, как и имя-отчество, могут быть просто псевдонимами, – вслух подумал он. – Даже если они напечатаны на визитной карточке.– Для простого работяги вы неплохо разбираетесь в подобных вещах, – горько усмехнулась женщина. – И словарный запас побогаче, чем у заводского парня...– Почему-то пришло в голову, – невнятно пробормотал Лапин. – До свидания.– Не знаю, имела ли я право давать вам эти телефоны... Но ведь у меня нет абсолютно никаких инструкций. Как действовать, кого слушать... – мертвенным тоном сказала Мария Петровна. – Но передайте там, у себя, что я ничего не знаю и не представляю никакой опасности.– Давно у вас эта ручка? Я мог ее помнить?– Ты что, издеваешься?– До свидания, – повторил Сергей и вышел в широкий, со стертым паркетом коридор.Несколько кварталов Лапин шел на автопилоте, машинально переставляя ноги и пытаясь переварить неожиданную информацию.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Оперативный псевдоним - 1. Оперативный псевдоним'


1 2 3 4 5 6 7