— смеюсь я. — А тут пара трупов, и то не твоих.
— То когда было! Вспомнила бабка, як дивкой была, — притворно обижается Никита, — я, если хотите, вообще больше слова не скажу. Хоть о массовых расстрелах базарьте.
— Возвращаясь к расстрелам. Из-за чего убили-то, Саш?
— Да там чистый криминал. Ребята возили кэш сумками на одном и том же водителе. Ну, кто-то из них, видать, по пьяни и слил водиле. Тот и навёл. Утром обоих грохнули, когда они на работу выходили. Водила скрылся.
— Денег много ли? — участливо спрашивает Никитос.
— Взяли, по нашим прикидкам, штук триста. Глупо все как-то. И толковые ребята были, что обидно. Вот поеду завтра в Норильск с ментами разговаривать.
— Жалко… — говорю я, делая глоток вина.
— Кого?
— Бабки. Триста штук всё-таки, деньги.
— Какой же ты, Антоха, циник. Я думал, ты меня пожалеешь, что мне завтра болтаться внутренними линиями в Норильск. Тереть там с ментами. Три дня, а то и больше, коту под хвост, в нечеловеческих условиях Крайнего Севера.
— Ну и тебя, конечно. Хоть ты и не забесплатно едешь, я тебе сочувствую. Всё-таки друг. Ты, кстати, не хочешь из этого убийства политическое дело сделать? Ну, там… «городской голова, связанный с Кремлём, заказал убийство…»
— А у меня другого варианта и нет в голове. К Кремлю мэра привязывать за уши — слишком много чести, а то, что это он мочканул оппозицию, тему разыграем.
— Ну смотри. Тебе там, на месте, виднее.
— Давайте еду закажем, пожалуйста, — канючит Никита.
— «Давайте еду закажем», — передразнивает его Саша, — тебе худеть надо, брат, а ты все про еду.
— Во-во, — включаюсь я, — а то ты костюм купил импортный, в полоску, очки в дорогой оправе и думаешь, что сразу интеллигентным человеком стал. А ряха-то тебя выдаёт, Никита. Ох, выдаёт.
— Я в фитнес хожу, — угрюмо отвечает Никита, — и плавать ещё начал. Начну… с понедельника.
— Ты не о теле думай, Никитос, — хлопает его по плечу Саша, — интеллигент — это состояние души!
— Ладно, давайте действительно еду закажем, — примирительно говорю я, — а то мы так человека потеряем.
Пока официант принимает заказ, я успеваю ответить на три телефонных звонка (один из звонящих — Вадим, обещающий заехать) и довольно сильно лягнуть под столом Сашку, прошипев ему в ухо «хорош так быстро нажираться». Сашка обиженно отворачивается. Когда официант отходит, Никитос снова разливает водку.
— Я, кстати, в Норильске был. Два года… Ваще-то тяжко там. Люди в ежедневной жизни проявляют чудеса мужества и героизма. Без звезды и без картинок.
— Хорошая присказка, надо запомнить, — смеётся Саша.
— А то! С Никитосом надо больше общаться, он же кладезь народной мудрости, — говорю я.
— Ну, про «без звезды» понятно, — продолжает хохотать Саша, — а почему «без картинок»-то?
— А потому что рисоваться не перед кем. А «без звезды», кстати, тоже натурально. Баб очень мало, а симпатичных — так и вообще…
— А как же ты обходился-то? С твоей африканской страстью? — продолжает Саша. — Северным оленям, что ли, присовывал?
— Саша, ты мне друг, но, в натуре, прошу, есть вещи за гранью. — Никитос хмурится.
— Не, Саня, ты не шаришь. У Никиты же образование техническое. Он же у нас механик или кто там. Ну, соображал, наверное, с тракторами или вездеходами. Исходя из размеров выхлопной трубы транспорта. — Начав стебаться, я чувствую, что остановиться будет уже трудно.
— Картина в духе соцреализма. «Ударник верхом на тракторе». — Сказав это, Саша закрывает лицо салфеткой, и его смех переходит во всхлипывания.
Никита кладёт салфетку на стол, отворачивается от нас и говорит тихим голосом:
— Я с вами больше никуда не пойду, гадом буду.
— Ладно, Никит, не обижайся, мы же шутим. Расскажи нам дальше, про Север.
— Не буду я вам больше ничего рассказывать, — Никитос шмыгает носом, — бля, ну когда жрать-то дадут?
Тем временем приносят салаты. Никита резко набрасывается на своё блюдо, закидывая пищу в рот быстрыми, как сказали бы хоккейные комментаторы, «кистевыми бросками». Жуёт он тщательно, изредка обнажая мелкие зубы хищника. Сашка ест вяло, а у меня так вообще аппетита нет. Есть только желание напиться.
— А ты там на чьей стороне работаешь? — спрашивает Никита у Сашки.
— Мы там работаем против мэра. Один из серьёзных коммерсантов в городе наш клиент.
— А основной пункт для популизма — «северный завоз», или как там это называется? — включаюсь я.
— Ага. Именно. Завоз пока не распилили. Продукты купили через свои фирмы по завышенной стоимости, а по топливу ещё решения нет. Мэр блокирует сделки, которые наш клиент хочет через свои фирмы провести, а мы в местной прессе проводим компанию под знаком того, что мэр не способен готовить город к зимнему периоду.
— Ужас. Пока они будут решать, кто через себя сделки поведёт, начнётся сезон, судоходство встанет — и звездец. Отапливаться нечем, продуктов нет. Город голодать начнёт, гондоны. — Никита опрокидывает стакан и наливает себе ещё. — Ты представляешь, там дети маленькие, а молоко дефицит… Я когда там был, случилась у меня одна история…
— Слушайте, а зачем в блюда трюфели добавляют? — спрашиваю я, стараясь сменить тему.
— Для запаха. Ты на горячее шашлык возьмёшь? — поворачивается ко мне Сашка.
— Наверное, а ты?
— Дайте рассказать дальше, у меня как раз история про детей, — не унимается Никитос.
— Да и чёрт с ними. Я рыбу вообще-то хотел. Тут рыба хорошая?
— А вы знаете, какая на Севере рыба? — пытается заинтересовать нас Никитос.
— Какая? — спрашиваю я, смотря, как Никита набирает в лёгкие воздуха, чтобы начать своё увлекательное повествование.
— Короче, рыбалка там — загляденье…
Пока Никитос рассказывает о прелестях рыбалки «на Северах», я думаю о том, как развернутся события с терактом. Никита бодро жестикулирует, показывает руками размеры диковинных рыб, Сашка живо участвует в беседе, а я смотрю сквозь них в глубину ресторана. Посетителей нереально много. Они увлечённо болтают, пьют шампанское и вино. Вокруг «Шатра» даже ездит венецианская гондола, на которой полупьяные пятидесятилетние Ромео катают юных Джульетт с алчными глазами вампиров. Я думаю о том, что если бы позволил бюджет и фантазия — можно было бы рвануть один из дорогих ресторанов в центре города. Ничто так не радует массового зрителя и ничто так долго не обсуждается, как многочисленные смерти зажиточных членов социума.
— Мужики, — Никитос неожиданно встаёт. Видимо, тема рыбалки себя исчерпала, — я хочу выпить за вас!
— Да ладно, брось ты, — псевдосмущенно говорю я.
— Никитос, хорош ты, садись, — вторит мне Сашка.
— Не, в натуре, мужики, я хочу выпить за вас. Как вы всех развели — это высший класс. От всех пацанов… от моих партнёров то есть, вам уважуха. Теперь если у вас какие проблемы — мы всегда поможем. Если чего — обращайтесь.
Мы дружно чокаемся и опрокидываем рюмки.
— У нас, кстати, есть проблемка. — Я пронзительно смотрю на Сашку,
— Да, точно, — говорит Сашка, вытирая рот салфеткой.
— А в чём трудности? — интересуется Никита.
— Да двух человек надо убить, — простодушно бросает Сашка.
— Да что же это? — Никитос оглядывается по сторонам и говорит приглушённым голосом: — Да что же это ты говоришь, прости господи?
— Никита, нам реально мешают два человека, — говорю я, — очень мешают.
— Да… — Никитос снова опрокидывает рюмку, — дела у вас. А че за люди? Авторитеты? Пацаны? Или так просто, фраера? В бегах?
— Нет, в Москве сидят, на квартире.
— Не сбегут?
— Не должны.
— А… А то я помню, у меня случай был, ещё с покойным Пашей-гномом, земля ему пухом. Был у него конфликт один…
В течение минут тридцати Никитос рассказывает в деталях, чем занимался Паша-гном, чем занимался в то время сам Никита, как они первый раз встретились и на каких уважаемых людей кто работал. Меня всегда раздражала эта особенность криминальных элементов и приблатненных чуваков часами растирать свои былинные истории про то, кто чего «контролировал» в 90-х, кто с кем был «в хороших», кто «в плохих», а кто «в ровных», превращая все в этакий эпос типа «Старшей Эдды». Кто из криминальных богов скольких завалил, у кого с кем были конфликты и какую большую роль сыграл в решении этих конфликтов рассказчик. Как правило, сам рассказчик в то время был мелкой рыбой, но, за неимением свидетелей, спустя годы его вчерашний статус резко возрос.
Причём об убийствах рассказывается детально, с указанием их точного количества и описанием места «стрелки». И все это обязательно перемежается лицемерными «прости господи», «царствие ему небесное», «упокой его душу», «дай ему Бог» и т.д. Каким удивительным образом сочетается в голове Никитоса «они со стрелки ровно отъехали, оставив пятерых жмуров» с «Николай Угодник, батюшка», мне не очень понятно. Внимательно выслушав все тонкости и перипетии истории Паши-гнома, я возвращаюсь к своей проблеме:
— Никит, так как с нашей проблемой?
— Да, как же быть-то? — икает Сашка,
— Мужики, — Никита обнимает нас обоих за шеи и наклоняется к нам, — мужики, давайте завтра об этом. Сегодня такой день хороший. Встретились, выпиваем за успех делов наших. А завтра ты, Сашка, подъезжай ко мне в офис, там все и решим. Выпьем?
— Выпьем, — устало соглашаюсь я.
Приносят горячее. Минут пять все сосредоточенно жуют, потом Никитос откладывает приборы и говорит:
— Мужики, а я вот что хотел спросить. Всё, что вы с «Зевсом» разыграли, — это же чистая подстава, так?
— Так, — киваю я.
— Атофакве? — Саша вторит мне с набитым ртом.
— Чего? — не понимает Никитос.
— Я говорю «а то как же». — Саша наконец прожёвывает.
— Во, — Никита чуть пристукивает кулаком по столу, — давайте за это выпьем.
Мы с Сашкой непонимающе переглядываемся и поднимаем стаканы.
— Ну и дальше что? — спрашиваю я Никитоса. — Развивай тему.
— А дальше вот чего. Вся эта разводка наша попала в телевизор, на радио, в газеты. В общем, везде, правильно?
И я, и Епифанов предпочитаем не втягиваться в его монолог и просто киваем головами.
— Следовательно, раз вы наебали телевизор, то и телевизор, передав ваш фуфляк в эфир, наебал население. А значит, наебка-то круговая?
Мы жуём и киваем. Я понимаю, что Остапа понесло.
— Выпьем за это.
— Никитос, ты чего так быстро гонишь? — спрашивает Сашка.
— Да настроение у меня хорошее. Чего, нельзя, что ли?
Выпили. Я закурил, Сашка заказал себе ещё сока.
— У меня в связи с этим вопрос к вам, как к этим… му… ме…
— Медийщикам.
— Во. Точно. Так вот, у меня, блядь, вопрос: а вообще в телевизоре реальные события показывают или вообще все чистая подстава?
— Смотря что считать реальными событиями, Никита, — усмехаюсь я.
— А взять, к примеру, теракт сегодняшний?
— А фиг его знает… — Сашка покосился на меня.
— Да вряд ли, — я отрицательно качаю головой, — хотя… хотя, конечно, федералы могли сами взорвать.
— А для чего? — Никита вращает глазами. — Для чего они могли сами взорвать?
— Ну, для того, чтобы ужесточить внутреннюю политику в стране, или для того, чтобы отменить выборы, обвинив кандидата от оппозиции в связях с террористами, — вслух размышляю я.
В этот момент к нашему столу подходит Вадим, здоровается и садится рядом со мной.
— Это мой коллега, Вадим, — представляю я его, — с Сашей вы знакомы, а Никита — это наш большой друг. — Никитос косится на Вадима насторожённо. — Наш человек, — обращаюсь я к Никитосу, — занимается политтехнологиями на телевидении.
— Аааа, — мычит Никитос, — пьёшь?
— Нет, спасибо, я за рулём, — отвечает Вадим и ёрзает на стуле.
«Подссывает Никитку-то», — отмечаю я про себя.
— Ну, как хочешь, — Никитос снова разливает, — я вот чего хочу отметить. Телевизор смотреть, радио слушать невозможно стало. Везде одна политика. — Никита выпил, зачерпнул супа, подул на ложку и резким движением забросил её содержимое в рот. — Я вот всё-таки не пойму, бля, чего все кипешатся с этими выборами?
— То есть как? — я отрезал кусок сёмги и отложил приборы, — чего тебе не понятно-то?
— Да бля, — Никита доел суп и отставил тарелку — суп нереальный. Я в том смысле, что бабло палят зазря на предвыборные компроматы. Вся же эта движуха бабла стоит. Я беру в расчёт, сколько наша с вами комбинация стоила, и так умножаю это в размере страны. Я прикинул — это же бешеные бабки. Просто так берут и палят их.
— Почему же просто так? — не понимаю я. — Это же борьба за электорат. Чтобы ты, Никитос, посмотрел телевизор и пошёл на выборы голосовать за нужного кандидата.
— А кому он нужен-то, этот кандидат? Тебе? — он показывает пальцем на Сашку. — Или тебе? — обращается он ко мне, — или ему? — тычит он в Вадика. — Или вот… Слышь, ты! — кричит Никитос официанту, — иди сюда.
— Слушаю вас, — склоняется подошедший официант.
— Вот ответь мне, только честно, — Никитос достаёт из бумажника стодолларовую купюру и машет ею в воздухе, — честно только, понял, бля? А насвистишь — по глазам увижу и нос сломаю! — Официант нервно кивает. — Вот скажи, ты на выборы голосовать ходишь?
Халдей смотрит то на сто долларов, то на Никитоса, то на нас, соображая, как ему лучше ответить, чтобы остаться и с целым носом, и с бабками. В конце концов, он вспоминает, что отвечать просили честно, закрывает глаза и выдыхает:
— Не хожу.
— Вот! — кричит Никита так, что все соседи оборачиваются на нас, — вот, бля! На, бери, заслужил. — Никитос засовывает халдею в нагрудный карман сотку. — Понял, Антоха?
— Это ничего не доказывает, — отвечаю я.
— Да не всем же всё настолько по фигу, — вторит Сашка.
Вадим испуганно наблюдает за нами и молчит.
— Погоди, Никитос, даже если и допустить, что все население страны на выборы не ходит, что с этим надо делать? — говорю я.
— Да все просто, — Никита забросил в рот суши, — тут главное — как в хорошем боевике — спецэффекты и декорации. Главное — это понты, то есть картинка. В целом же народу всё равно, кто президент у нас, так?
— Ну, не совсем. — Я делаю глоток и чувствую, что начинаю пьянеть.
— Да ну нах! — машет рукой Никита. — Брось ты. Политтехнологи какие-то красивые схемы выстраивают, воюют друг с другом, а народу-то абсолютно до фени. Это раз. И народ очень сильно разбросан по территории страны и не связан друг с другом. Люди в Тюмени не знают, что происходит с людьми в Питере. Это два. Поэтому надо всей политической братве сесть, договориться, как в своё время славянские воры с пиковыми, к примеру. И все поделить.
— А населению как объяснить? — Сашка икает. — Так и сказать, мол, пошли вон, не мешайте нам наживать?
— Зачем говорить-то? Населению важна картинка большой и сильной страны. Вот поэтому надо бабки тратить не на рекламные ролики, предвыборные ток-шоу, агитационные концерты и гонорары «говорилкам», а на реальные вещи. На спецэффекты и декорации.
— Ну-ка, ну-ка, — я придвигаюсь к Никите, — это как?
— Построить заводы, фабрики, космодромы, фермерские хозяйства, школы, морские порты, аэропорты, огромные госпитали, города нового типа, выстроенные на налоги от нефтяного экспорта. Ненастоящее все, естественно, но, сука, — Никита стучит кулаком по столу, — денег, бля, не жалеть. Строить добротно и красиво, как в Голливуде. И потом, — Никита застывает с открытым ртом, теряя нить рассказа, — гонять все это по телевизору. Президент открывает новый морской порт в Новосибирске, председатель «Единой России» перерезает ленту на открытии нового аэропорта в Краснодаре. И вещать на страну с учётом регионов — тем, кто живёт в Краснодаре, показывать про Новосибирск. И наоборот. Люди же не знают, что творится за сотни километров от них. Будут думать: «Во, как же зашибись жить там-то… Не то что у нас». А глобальные вещи показывать одним потоком. Настроить декораций, как для «Девятой роты», и снять в них войнушку с грузинами какими-нибудь. — При этих словах я поймал заинтересованный взгляд Вадика, обращённый на Никитоса. — Выигранную войну на экране показали всей стране. Рейтинг патриотичности — хренакс и поднялся. Доверие президенту —
1 2 3 4