А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Через месяц после этой сцены явился местный банкир и предъявил подписанный Клаасом вексель на десять тысяч франков. Когда Маргарита просила у банкира на день отсрочки, высказав сожаление, что ее не предупредили об этом платеже, он обратил ее внимание на то, что у торгового дома Проте и Шифревиль имеется еще девять векселей по десяти тысяч, сроком на каждый следующий месяц.
- Все ясно! - воскликнула Маргарита.- Час настал. Она послала за отцом и в огромном волнении ходила
по зале большими шагами, размышляя:
"Надо найти сто тысяч франков, или отец попадет в тюрьму!.. Что делать?"
Валтасар все не приходил. Устав его ждать, Маргарита поднялась в лабораторию. Она вошла и увидела отца среди огромной очень светлой комнаты, заставленной машинами и запылившимися стеклянными приборами; там и сям книги, на столах - разнообразнейшие химические вещества, все с этикетками и номерами. Беспорядок, характерный для вечно занятого ученого, грубо противоречил фламандским привычкам. Над этим множеством колб, реторт, металлов, кристалликов фантастической окраски, проб, подвешенных по стенам или сваленных на печь, царил Валтасар Клаас, без сюртука, с засученными, как у рабочего, рукавами и распахнутой грудью, на которой волосы так же поседели, как и на голове. Ужасающе пристально глаза его следили за пневматической машиной. Укрепленная над приемником двояковыпуклая стеклянная линза, наполненная спиртом, собирала солнечные лучи, падавшие сквозь круглое чердачное окно. Приемник стоял на особой подставке и соединялся проводами с огромной вольтовой дугой. Лемюлькинье, который передвигал подставку згой машины, установленной на подвижной оси так, чтобы линза всегда была перпендикулярна солнечным лучам, поднялся, весь черный от пыли, и сказал:
- Стойте, барышня, не подходите!
Поза Валтасара, казалось, преклонившего колени перед своей машиной, под падавшими прямо на него солнечными лучами, его поредевшие волосы, похожие на серебряные нити, его шишковатый череп, черты лица, напрягшиеся в сосредоточенном ожидании, необычность окружающих предметов, причудливые машины, выступавшие из темных углов обширного чердака,- все вместе поразило Маргариту, в испуге она решила: "Отец сошел с ума!"
Она подошла к нему и шепнула на ухо:
- Ушлите Лемюлькинье.
- Нет, нет, дитя мое, он мне нужен; я жду результатов одного превосходного опыта, который другим не приходил в голову. Вот уже три дня мы подкарауливаем луч солнца. Я располагаю возможностью подвергнуть металлы действию сконцентрированного солнечного света и электрического тока в пустом пространстве. Видишь ли, сейчас произойдет самое сильное воздействие, каким только может располагать химик, и один только я...
- Ах, папенька, чем превращать металл в газообразное состояние, лучше бы вы его сберегли, чтобы оплатить векселя...
- Постой, постой!
- Папенька, приходил господин Мерсктус: к четырем часам необходимо уплатить ему десять тысяч франков.
- Да, да, сию минуту. Я подписал какие-то бумажонки сроком на этот месяц, это правда. Я рассчитывал найти Абсолют. Бог мой, будь у меня июльское солнце, мой опыт уже удался бы.
Он схватился за волосы, сел в плохонькое камышовое кресло, и слезы навернулись у него на глаза.
- Верно, барин! - сказал Лемюлькинье.- Вес это из-за подлого солнца, слабо светит, нерадивый увалень!
И господин и слуга не обращали никакого внимания на Маргариту.
- Оставьте нас, Мюлькинье,- сказала она.
- Ах! Есть еще один опыт! - воскликнул Клаас.
- Папенька, забудьте об опытах,- сказала дочь, когда они остались вдвоем,- вам нужно заплатить сто тысяч франков, а у нас ни гроша... Бросьте свою лабораторию, дело идет о вашей чести. Что с вами будет, ведь вы попадете в тюрьму! Неужели вы оскверните свои седины и имя Клаасов позором банкротства? Я этого не допущу. У меня хватит сил, чтобы справиться с вашим безумием, Как было бы ужасно, если бы под конец жизни вы очутились без куска хлеба. Не закрывайте глаз на наше положение, образумьтесь же наконец!
- "Справиться с моим безумием"? - закричал Валтасар, выпрямляясь и пристальным, сверкающим взглядом окидывая дочь.- Безумием! - скрестив руки на груди, повторил он с таким величием, что Маргарита вздрогнула.- Ах, твоя мать так не сказала бы,- продолжал он,- она способна была постигнуть всю важность моих исканий, она изучала науку, чтобы понимать меня, знала, что я работаю ради человечества, а не из личного, корыстного расчета. Вижу, чувство любящей жены выше дочерней привязанности. Да, любовь прекраснейшее из чувств! "Образумиться"? - продолжал он, ударяя себя в грудь.- Разве я потерял разум? Разве я - не я? Мы бедны, моя дочь, ну что же, таково мое желание. Я ваш отец, повинуйтесь мне. Когда захочу, обогащу вас. Ваше богатство - та же нищета. А когда мне удастся разложить углерод, то я всю залу наполню алмазами, и это еще пустяк в сравнении с тем, чего я ищу. Можете подождать, ежели я извожусь в гигантских усилиях...
- Отец, у меня нет права требовать от вас отчета в четырех миллионах безрезультатно поглощенных этим чердаком. Не стану говорить о матери, которую вы убили. Будь у меня муж, я, конечно, любила бы его так, как вас любила маменька. Я всем пожертвовала бы ради него, как она все принесла вам в жертву. По ее приказанию, я всецело посвятила себя вам, я доказала это тем, что до сих пор не выхожу замуж, лишь бы избавить вас от опекунского отчета. Но оставим прошлое, подумаем о настоящем. Моими устами говорит необходимость, которую вы сами создали. Нужны деньги для уплаты по вашим векселям, понимаете? Взять у нас нечего, разве только портрет нашего предка Ван-Клааса. Я пришла сюда во имя матери, которая сама оказалась слишком слабой, чтобы защитить детей от отца, и мне завещала противиться вам, я пришла во имя братьев и сестры, пришла, отец, во имя всех Клаасов требовать, чтоб вы прекратили ваши опыты до тех пор, пока не составите себе состояния. Вы опираетесь на отцовские права, которые дают о себе знать только в том, что вы нас убиваете, а на моей стороне ваши предки и честь, их голоса громче, чем голос химии. Сначала семья, потом наука. Я слишком долго была покорной дочерью.
- А теперь хочешь стать палачом? - сказал он слабеющим голосом.
Маргарита убежала, чтобы не изменить взятой на себя роли, ей показалось, что к ней доносится голос матери: "Слишком ему не противоречь... Люби его".
- Славную штуку устроила барышня там, наверху! - сказал Лемюлькинье, сходя в кухню к завтраку.- Вот-вот поймали бы мы секрет, для этого нужно только чуточку июльского солнца. Ведь что за человек барин! Чудотворец, да и только! Чтобы открыть основу всего, нам недостает вот столечко,- сказал он Жозете, прикусив ноготь большого пальца зубом, который в народе называют лопаткой.- И вдруг, трах-трах! пришла вопить о каких-то дурацких векселях...
- Что же, заплатите по этим векселям из своего жалованья! - сказала Марта.
- А масла на хлеб нынче не будет? - обратился Лемюлькинье к Жозете.
- На какие деньги его купить прикажете? - язвительно ответила кухарка.Как же так, старое чудовище? Золото вы делаете в своей дьявольской кухне, а почему же маслица не делаете? Не так это трудно, продавали бы на базаре, закипел бы у вас котелок. А мы едим себе хлеб всухомятку. Обе барышни только хлеб с орехами и едят, а вас, значит, надо лучше кормить, чем господ? Барышня тратит на все хозяйство не больше ста франков в месяц. Только обед и готовим. Коли полакомиться захотелось, так ведь есть у вас там печи, где жемчуг жарите,- только об этом на базаре и говорят. Так вот, зажарьте себе там цыпленка!
Лемюлькинье взял хлеб и ушел.
- Чего-нибудь купит на свои деньги,- сказала Марта,- ну, и хорошо, по крайней мере немножко сэкономим. Уж и скуп, чудище несусветное!
- Взять его, что ли, измором? - спросила Жозета.- Уже целую неделю нигде пыли не сотрет, ни-ни, все за него делаю, а он вечно наверху: мог бы мне и заплатить, хоть бы селедками угостил: пускай только принесет, я уж у него возьму!
- Ах, барышня, слышно, плачет,- сказала Марта.- Не отец, а колдун, весь дом слопает и слова по-христиански не скажет. Право, колдун! В наших краях давно бы его живьем сожгли; а здесь не больше веруют, чем у мавров африканских.
Маргарита с трудом подавляла рыдания, проходя через галерею. Она дошла до своей комнаты, достала письмо матери и прочла следующее:
"Дитя мое, если богу будет угодно, твое сердце проникнется моими чувствами, когда ты станешь читать эти строки, последние, какие я напишу. Они полны любовью к моим детям, оставленным на произвол демона, противостоять которому я не умела. Раз ты читаешь это письмо, значит он отнял у вас хлеб насущный, как уничтожил мою жизнь и даже мою любовь. Тебе известно, дорогая, любила ли я твоего отца! Но, умирая, я уже не люблю его, как прежде,- ведь я против него замыслила кое-что, в чем при жизни не решилась бы признаться. Да, из глубины могилы подам я вам последнюю помощь в тот день, когда вы достигнете высшей степени несчастья. Итак, когда он доведет вас до нищеты, когда нужно будет спасать вашу честь, ты получишь у г-на де Солиса, если он будет в живых,- если же нет, у его племянника, милого нашего Эммануила,- около ста семидесяти тысяч франков, которые помогут вам прожить. Если его страсть неукротима, если дети для него не большая преграда, чем мое счастье, и не могут остановить его на преступном пути,- то покиньте отца, пока вы еще живы! Я не могла бросить его, не имела права. А ты, Маргарита, спасай семью. Прощаю тебе все, чтобы ты ни сделала для защиты Габриэля, Жана и Фелиции. Будь бодра, будь ангелом-хранителем Клаасов. Будь тверда, не смею сказать - будь безжалостна; но, чтобы поправить уже нанесенный ущерб, следует что-нибудь из этих денег сохранить, и ты должна так держать себя, точно нищета вас уже постигла; ничто не остановит этой яростной страсти, все у меня похитившей. Итак, дочь моя, во имя сердечных чувств стань бессердечной; если придется лгать отцу, твое притворство будет ко славе твоей; какими бы дурными ни казались твои поступки, они будут героическими, ты свершишь их ради защиты семьи. Так мне сказал добродетельный человек, г-н де Солис, а еще не было на свете более чистой и более чуткой совести, чем у него. Даже перед смертью я не нашла бы в себе силы сказать тебе все это. Однако всегда будь почтительной и доброй в жестокой борьбе! Сопротивляйся, обожая отца; отказывай мягко. Итак, суждены мне и после смерти еще неизведанные слезы и горести... Обними за меня милых деток, когда станешь их защищать. Бог и все святые да пребудут с тобой!
Жозефина".
К письму была приложена расписка обоих де Солисов, дяди и племянника, в которой они обязывались сумму, вверенную им г-жою Клаас, вручить тому из ее детей, кто эту расписку предъявит.
- Марта,- кликнула Маргарита дуэныо, немедленно явившуюся на зов.- Сходите к Эммануилу де Солису и попросите его прийти ко мне. Благородное, скромное создание! Он ничего мне не сказал, хоть разделял со мною все горести и печали...
Эммануил пришел раньше, чем вернулась Марта.
- У вас есть от меня секреты! - сказала она, показывая ему расписку.
Эммануил опустил голову.
- Маргарита, значит вы очень несчастны? - спросил он, и слезы навернулись ему на глаза.
- О да! Будьте мне опорой, ведь маменька вас назвала "милый наш Эммануил",- сказала она, показывая ему письмо и будучи не в силах преодолеть радость оттого, что ее выбор одобрен матерью.
- Вся жизнь моя принадлежит вам с того дня, как я увидал вас в галерее,- ответил он, плача от радости и печали,- но я не знал, не смел подумать, что вы примете когда-нибудь мою жизнь. Если вы знаете меня, то должны понять, что слово мое свято. Простите мне, что я так покорно выполнил волю вашей матери, судить об ее намерениях я не смел.
- Вы спасли нас! - воскликнула она и взяла его под руку, чтобы сойти в залу.
Узнав о происхождении суммы, которую хранил Эммануил, Маргарита рассказала ему, какая в доме нужда.
- Надо немедленно оплатить векселя,- заметил Эммануил.- Если они все в руках Мерсктуса, вы избавитесь от уплаты накладных расходов. Остальные семьдесят тысяч я вручу вам. Бедный мой дядя завещал мне такую же сумму в дукатах, нетрудно будет тайком перенести их сюда.
- Да,- сказала она,- принесите их ночью; когда отец уснет, мы вдвоем их спрячем. Если он узнает, что у меня есть деньги, он может отобрать их насильно! О! Эммануил, не доверять своему отцу...- сказала она, плача и прижимаясь лбом к сердцу молодого человека.
Это прелестное и скорбное движение, которым Маргарита искала у него покровительства, было первым выражением любви, постоянно окутанной меланхолией, постоянно заключенной в сфере печали. Но душа переполнилась, и случилось это под гнетом нищеты!
- Что делать? Как быть? Он ничего не видит, не заботится ни о нас, ни о себе. Не понимаю, как он еще жив на своем чердаке, ведь там такая жара.
- Чего ожидать от человека, который в любой момент восклицает, подобно Ричарду Третьему: "Полцарства за коня!" - сказал Эммануил. Он никогда не будет знать жалости, и вам следует стать такой же. Оплатите векселя, отдайте ему, если угодно, свое состояние; но состояние вашей сестры, ваших братьев ни вам, ни ему не принадлежит.
- Отдать мое состояние? - спросила она, пожимая руку Эммануилу и бросая на него пламенный взгляд.- Вы мне так советуете, вы, а ведь Пьеркен пускался на тысячу лживых уловок, только бы я сохранила свои богатства.
- Увы!- быть может, я эгоистичен на свой лад! - отвечал он.- Иногда мне хотелось бы, чтобы вы потеряли состояние, мне кажется, что вы были бы ближе ко мне; а иногда мне хочется, чтобы вы стали богаты, счастливы, и я считаю мелочной мысль о том, что людей может разделить ничтожное величие богатства.
- Дорогой мой! не будем говорить о нас...
- О нас! - повторил он в опьянении и, помолчав, прибавил: - Беда велика, но поправима.
- Поправим ее только мы, в семье Клаасов нет главы. Дойти до того, чтобы перестать быть отцом, мужчиной, не иметь никаких понятий о справедливом и несправедливом! Ведь он, такой великий, великодушный, честный, расточил вопреки закону имение детей, защитником которых он должен быть! В какую пропасть пал он? Боже мой! чего он ищет?
- К несчастью, дорогая Маргарита, если он виновен как глава семьи, то как ученый он прав; десятка два людей в Европе будут восхищаться им, тогда как остальные сочтут его сумасшедшим; но вы можете без всяких колебаний отказать ему в деньгах детей. Открытие всегда бывало случайностью. Если вашему отцу суждено натолкнуться на решение проблемы, он найдет его без всяких издержек и, может быть, уже отчаявшись найти.
- Счастлива бедная моя мать, что погибла при первой же схватке с наукой,- сказала Маргарита,- а то ей пришлось бы тысячу раз испытывать смертные муки, прежде чем умереть. Конца не будет этому поединку...
- Конец уже виден,- отвечал Эммануил.- Когда у вас ничего не останется, у господина Клааса не будет кредита, и он все прекратит.
- Пусть же прекращает нынче!- воскликнула Маргарита.- Мы без средств.
Де Солис пошел выкупить векселя и принес их Маргарите. Валтасар спустился вниз еще до обеда, вопреки своему обыкновению. В первый раз за два года дочь заметила на его лице признаки ужасной печали: он вновь стал отцом, разум изгнал науку; он посмотрел во двор, в сад и, уверившись, что, кроме него с дочерью, никого здесь нет, подошел к ней, грустный и добрый.
- Дитя мое,- заговорил он, пожимая ее руку с умилительной нежностью,прости старику отцу... Да, Маргарита, я виноват. Только ты права. Раз мне ничего не удается открыть, я просто жалкий человек! Я уйду отсюда... Не хочу видеть, как продают Ван-Клааса,- сказал он, показывая на портрет мученика.Он умер за свободу, я умру за науку, он - всеми чтимый, я ненавидимый...
- Ненавидимый, папенька? Нет,- сказала она, бросаясь ему на грудь,- все мы вас обожаем. Разве не так, Фелиция? - обратилась она ко входившей в эту минуту сестре.
- Что с вами, милый папенька? - сказала девочка, взяв его за руку.
- Я разорил вас...
- Э! - сказала Фелиция,- братья помогут нам разбогатеть. Жан всегда идет первым в классе.
- Вот, папенька,- продолжала Маргарита, прелестным и лукавым движением подводя Валтасара к камину, с которого она взяла какие-то бумаги, запрятанные под часами,- вот ваши векселя; но больше не подписывайте, платить будет нечем...
- Значит, у тебя есть деньги?! - шепнул Валтасар на ухо Маргарите, оправившись от изумления.
От таких слов дыхание остановилось у героической девушки, столько было неистового восторга, радости и надежды на лице отца, который оглядывал все вокруг, точно ища, где спрятано золото.
- Папенька,- сказала она скорбным голосом,- у меня ведь есть свое состояние.
- Отдай его мне! - воскликнул он, жадно протягивая руки.- Верну тебе его сторицею.
- Да, я вам отдам все, что у меня есть,- ответила Маргарита, приглядываясь к Валтасару, не понявшему, какой смысл придает дочь своим словам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24