Только подумайте – голубое! А знаете ли вы, что такого неба нет ни на одной планете, кроме нашей? Все дело в необычных свойствах атмосферы. Случайность, причудливая игра космических сил. Что такое наш мир? Всего лишь один из миллионов возможных. Представьте хомяка, запертого в клетке на прилавке зоомагазина в окружении зеленых хамелеонов, бешено тараторящих попугаев, мелькающих радужных рыбок в огромных аквариумах… Разве тут не сойдешь с ума? Странное силовое поле, не дающее убежать, холодные глаза неведомых гигантов, наблюдающие сверху, и их огромные хищные лапы, готовые в любой момент схватить тебя и унести бог знает куда. Чудовищное сочетание: клаустрофобия, паранойя и сознание полной беззащитности. Наверное, и Лора чувствовала примерно то же самое в кипящем водовороте нашего мира, где нищенские гетто соседствуют с пышными особняками, наркопритоны – с храмами, белые кварталы – с китайскими, негритянскими и арабскими. Чертовски странная планета, если подумать. А может, и я сам… может, и моя привычная картина мира начала разъезжаться по швам от осознания возможности чужой цивилизации, построенной на совсем других принципах? Иногда, слушая Лору, я чувствовал себя так, словно во мне что-то сломалось и его уже не починить. Все то главное, во что я верил, дало трещину. Психический надлом? Или… она все-таки наконец убедила меня? И лишь один очевидный вопрос не приходил мне в голову: а может, это просто любовь?
10
По иронии судьбы, одним из моих последних контактов с реальным миром, прежде чем я с головой нырнул в неизведанное, была традиционная костюмированная вечеринка на Хэллоуин, на которую собирались мои однокашники и те, кто в разное время работал в нашем дурдоме – закрытой лечебнице для невменяемых преступников. Мало-помалу туда стали приводить жен, мужей и просто друзей, но в основном из года в год мелькали одни и те же лица, хоть и в меняющихся костюмах: всевозможные ангелы, моряки, ниндзя, редко что-нибудь пооригинальнее, например, «космическая шлюха» – нечто непонятное, обмотанное фольгой и увешанное побрякушками. Однажды кто-то пришел «сам по себе», то есть без костюма. Совсем. Весьма эротично и даже с неким смыслом в духе постмодернизма. Я в тот раз нарядился пророком Моисеем. В зале гремела музыка – странная смесь примитивной юношеской сентиментальности и оркестрового хаоса, нанизанных на оглушающий ритм ударных. Как ни странно, она казалась вполне подходящей для всей этой маскарадной путаницы. Среди новичков мне бросилась в глаза миниатюрная женщина с очень бледным лицом, в перчатках с металлическими заклепками и сильно обтягивающем черном кожаном платье – настоящая садо-мазо-красотка. Пожимая мне руку, она улыбнулась, и мы очень мило поболтали ни о чем, почувствовав явную симпатию друг к другу. И позже ее высокий резковатый голос слышался то тут, то там, словно танцующая мелодия флейты на фоне жужжания толпы, взрывов смеха и звяканья стаканов, доставляя мне какое-то странное удовольствие. Но вот костюм… костюм, пожалуй, был уж слишком вызывающим на мой вкус.
– Ну, Эдриен дает! – произнес кто-то.
– Тихоня, а так оделась…
– И как вошла в роль!
– А она что, в жизни не такая? – улыбнулся я. – А я уж думал, что нашел свою мечту…
– Ого! Доктор, кажется, снова в форме! – расхохотался мой коллега.
– Она слишком скромная для тебя, Джон, – заметил другой. – На работе из нее слова не вытянешь.
– Она врач? – поинтересовался я.
– Санитарка.
– Да ну? А с кем пришла?
– Одна, – подмигнул приятель. – Как и ты.
Весь вечер я то и дело поглядывал в сторону таинственной красотки, и мой интерес все возрастал. У нее в руке постоянно было засахаренное яблоко – может быть, деталь ее образа? Просто в голове не укладывалось, что эта девушка день заднем меняет больным судна, перестилает постели и толкает по коридорам тележки с грязным бельем. Совсем не тот уровень.
После выступления фокусника и положенных аплодисментов я вдруг вновь услышал ее голос – приглушенный и очень взволнованный. Он доносился из кухни. Я не раздумывая кинулся туда. Какой-то толстяк, одетый клоуном, прижал мою незнакомку к холодильнику и что-то жарко ей шептал.
– Рой, ты пьян! – отмахнулась она шутливо.
– Ну же, один разок с клоуном можно, – настаивал он. Она бросила взгляд через его плечо, и мне стало ясно, что нужна помощь. Облокотившись на холодильник, я обратился к толстяку:
– Мне нужен лед.
Он перевел на меня взгляд и долго смотрел в упор. Краска стекала струйками с его жирного лица, шарик на носу покрылся каплями пота.
– Погоди, – выговорил он и снова повернулся к Эдриен.
– Но мне нужно выпить!
На этот раз клоун повернул голову так быстро, словно хотел сделать полный оборот. Потом лениво смерил меня взглядом с ног до головы.
– Ну так иди и выпей. Я протянул ему руку.
– Джон Доннелли. Отличный у тебя костюм.
– Вали отсюда, Мойше, – ухмыльнулся он.
– Слушай, друг, – вздохнул я. – Хочешь кофе? Тебе как, с молоком?
К этому времени Эдриен уже удалось выскользнуть из-под его руки. Он шагнул ко мне, мрачно сдвинув нарисованные брови и распространяя густой аромат виски.
– Я тебе не друг.
– Ну вот и подружимся! Меня зовут Джон, а ты Рой…
Он оскалился и выбросил вперед свой огромный кулак. Я пригнулся, но недостаточно быстро, и удар пришелся повыше уха. Перед глазами заплясали звезды, пол угрожающе приблизился.
– Ты все понял, друг? – лениво протянул толстяк, возвышаясь надо мной как башня.
Я лежал и тупо рассматривал огромные клоунские башмаки.
– Черт побери…
Мой противник презрительно хмыкнул и повернулся назад. Между полосатыми мешковатыми штанинами виднелась фигура Эдриен. Внезапно ее нога мелькнула в воздухе… и клоун тяжело осел на колени, судорожно зажав руками промежность. Издав низкий рев, похожий на удар огромного барабана, он упал ничком.
– Ненавижу клоунов, – фыркнула Эдриен, переступая через неподвижное тело.
Тут прибежал хозяин дома, начал извиняться, поднялась общая суматоха. Я с трудом сел, услышал шум воды из-под крана, потом ощутил резкий холод – Эдриен прижимала к моему виску мокрое полотенце с завернутыми кубиками льда. Сдерживаясь, чтобы не стонать, я разглядывал ее полуобнаженную грудь, снова удивляясь молочной белизне кожи.
– Извини, что втянула тебя. Он просто скотина.
– Я так и понял.
Эдриен отняла полотенце от виска – оно было красным.
– Ого! – Приглядевшись, она сжала пальцами кожу у меня над ухом.
– Черт… – Я зашипел от боли.
– Извини. Этот ублюдок тебя поранил.
– Сильно? – выдавил я сквозь сжатые зубы.
Она снова пригляделась и озабоченно поцокала языком.
– Похоже, без швов не обойтись, сладенький мой. Вот до чего доводят ковбойские игры, думал я, поднимаясь с помощью Эдриен на ноги. Однако «сладенький» звучало совсем даже неплохо. Крепко взяв меня под руку, девушка повела меня по коридору.
– Куда мы теперь? – спросил я.
– В больницу. Вот держи. – Она сунула мне в руку пакет со льдом и стала оборачивать его свежим полотенцем.
– Да ладно, не надо… – запротестовал я.
– У тебя переключение скоростей автоматическое? – не слушая, перебила она.
– В машине? Нет, ручное, а что? – удивился я.
– Если ты не каскадер, то не сможешь прикладывать лед и вести машину одновременно.
– Вообще-то да… Знаешь что, вызови мне такси.
– Ну уж, глупости! Это ведь все из-за меня, так что давай ключи.
В очереди в травмпункт мы выглядели великолепно: пророк Моисей и женщина-змея. Сидели и болтали – в основном почему-то о регулировании рождаемости. Странный способ ухаживать, подумал я, но… в конце концов – она же работает в больнице, почему бы и нет. Потом мне сделали рентген и отвели в кабинет, где выбрили волосы на виске и наложили швы. По пути домой голова у меня раскапывалась. Эдриен приняла приглашение зайти, приготовила мне порцию виски со льдом, дала таблетку аспирина и заботливо уложила спать.
Среди ночи я вдруг открыл глаза – или мне это только приснилось… Невыключенный телевизор монотонно шумел, отбрасывая на стены голубоватое сияние и подчеркивая резкие очертания предметов. Или шум был от чьей-то дождевальной установки на улице? Эдриен лежала на кушетке в углу. Она спустила свое кожаное платье до пояса и делала что-то странное со своим телом. Я не мог повернуть голову и видел кушетку лишь краем глаза, с трудом всматриваясь сквозь голубоватую дымку, но мог бы поклясться, что тонкие длинные пальцы странной девушки, похожие на когти, щипали и мяли ее собственную грудь. Сначала это даже возбуждало меня, но потом она потянула груди за соски и стала вытягивать их кверху будто резиновые… Выше, еще выше – пока они не стали похожи на два сложенных зонтика. Тогда я наконец понял, что вижу сон, и с облегчением закрыл глаза.
Утром, когда я, шатаясь и протирая глаза, побрел на запах кофе, то увидел за кухонным столом Эдриен, с аппетитом поедающую шоколадное мороженое.
– Вот он и встал, – улыбнулась она.
Чувствовал я себя прескверно, над ухом под кожей был словно вшит теннисный мяч. Глотнув кофе и подняв взгляд на часы, я убито простонал:
– Черт побери, опоздал! Надо позвонить в клинику.
– Ты все время чертыхаешься, – заметила моя гостья.
– Тебя это беспокоит? – спросил я, вовремя подавив раздраженное «ну и что».
– Просто кажется лишним. Не вижу смысла. Подобная сверхъестественная щепетильность никак не вязалась с ее вчерашним образом.
– Не рановато ли для мороженого?
– Тебя это беспокоит? – передразнила Эдриен.
Теперь еще и профессиональное клише. Нет, мне положительно надо следить за своим языком. В воздухе повисло отчуждение. Сейчас начнем перебрасываться колкостями, как поднадоевшие друг другу супруги.
– Спасибо, что выручила, – поспешил улыбнуться я.
– Взаимно, – кивнула она, глядя в сторону и слизывая с губ шоколад.
– Судя по тому, как ты вырубила того клоуна, моя помощь была не очень-то и нужна.
– Это меня санитары научили – как наводить порядок в палате, предупреждать драки и все такое.
– Зачем тогда было звать меня? – спросил я, удивляясь своему внезапному раздражению.
– Его надо было отвлечь, – пожала она плечами.
– Ну что ж, рад оказаться полезным, – буркнул я. Эдриен бросила на меня ледяной взгляд.
– Я уже извинилась. – Она поднялась из-за стола, одним махом слизнула весь остаток мороженого и швырнула палочку в мусорное ведро.
Провожая ее к двери, я попытался загладить вину.
– Эдриен, давай позавтракаем вместе! – Она открыла дверь и обернулась.
– Потом как-нибудь.
– Ты спешишь?
– Сегодня ночная смена, нужно выспаться.
– Давай я подвезу тебя до твоей машины, – предложил я.
– Клоун еще вчера ее подогнал. Очень извинялся.
На лестнице стояла миссис Джордан – в халате и с утренней газетой в руке. Интересно, что она подумала, увидев своего соседа с забинтованной головой, провожающего зловещую дамочку в черной коже.
– Так что? – спросил я вслед.
– Позвони мне, – помахала рукой Эдриен.
Я подождал, пока она отъедет, и повернулся, чтобы войти в дом. Миссис Джордан все еще стояла и внимательно меня разглядывала.
– Что с вами, Джон?
– Производственная травма, – пробормотал я, нагибаясь за своей газетой.
11
Недели через две раздался телефонный звонок.
– Господи Иисусе, Джонни, куда ты пропал?
– Хоган?
– Да что с тобой такое творится? Бросил Нэнси, голову где-то разбил, никому ничего не говоришь…
Имелось в виду, конечно, «не говоришь мне».
– Я как раз собирался. У меня с телефоном что-то творится.
И в самом деле с телефоном творилось неладное: на линии все время слышались какие-то щелчки, местные звонки проходили через один, а иногда разговор вообще прерывался без всякой видимой причины. Удобная отговорка, но на этот раз я был честен.
– С телефоном? – удивился он. – Да что, черт возьми, могло с ним случиться?
– Не знаю толком. Так или иначе с Нэнси все ясно. Ты же сам знаешь – у нас с ней к этому шло. Я говорил тебе на похоронах, что мы уже несколько месяцев не притрагивались друг к другу.
– Понял. Выходит, ты мне что-то рассказываешь, только когда кто-нибудь умрет?
Я задумчиво почесал в затылке.
– Кто тебе сказал про мою голову?
– Не важно! – огрызнулся он. – Ну ладно… твоя секретарша. Я ее просто завалил письмами.
Все письма лежали передо мной на столе: стопка зеленоватых листков с пометкой «Хоган». Я почувствовал себя последним паршивцем. Брат все-таки, и я его единственный родственник, мог бы и пообщаться хоть раз в месяц, и помочь чем-нибудь… Однако я пока не чувствовал себя в силах нести еще и эту ношу.
– Ты ведь понимаешь, мне тоже тяжело после смерти матери, – продолжал он. – Но нельзя же так просто взять и забросить детей и работу. Что бы сказал на это отец?
– Хоган, успокойся. Во-первых, у меня детей нет. Во-вторых, мать тут вообще ни при чем. – Тут я немного погрешил против истины. – В-третьих… – А что в-третьих? Отца уже нет в живых?
– И что? – нетерпеливо спросил он.
– Ну… ты меня понимаешь.
– Нет! Потому и звоню.
– Все в порядке, брат. Это самое главное. – Он помолчал.
– Джонни, у нас есть важное дело. Надо разобрать мамин комод…
– Что?
– Ее вещи. Я долго откладывал, потому что не мог себя заставить смотреть на фотографии и все прочее. Мы с тобой, конечно, очень заняты, но без твоей помощи мне просто никак. Я даже не решился выставить дом на продажу.
– Ну и правильно! Надо только отключить воду и электричество.
– Не будем спешить, – возразил он. – Свет пока нужен.
Свет нужен? Интересно.
– Хоган, тебе действительно не стоит всем заниматься самому.
– Я справлюсь…
– Давай я займусь агентством недвижимости, а ты возьмешь на себя коммунальщиков и мебель.
Брат мой очень редко повышал голос, но тут он заорал так, что я вздрогнул.
– Да черт побери, Джон, говорю же, что справлюсь! – Это прозвучало как-то странно, будто он делал дыхательные упражнения.
– Хоган! С тобой все в порядке?
Он снова помолчал, потом ответил упавшим голосом:
– Более-менее… Только знаешь, я иногда… прямо во время сделки начинаю плакать. Чувствую себя полным идиотом. Плачу и плачу – все время, Джонни.
– Я понимаю. Тебе очень больно.
– Так и Энджи говорит. Думаешь, это нормально?
– Конечно.
– Я тут подумал, что, может быть, я… ну, ты понимаешь.
– Да нет, что ты!
Я не стал говорить ему, как сам реагирую на смерть матери, потому что вел себя неправильно. Пытался вытеснить мысли о ней из своего сознания, а когда они все-таки прорывались, попросту напивался. Знал, что это глупо, что все равно когда-нибудь придется пережить и прочувствовать все это, но ничего не мог с собой поделать – просто был еще не готов.
Хоган несколько раз глубоко вздохнул.
– Я раньше понятия не имел, что так может быть. Так больно. Во всем теле отдается, я как побитый.
– Поболит, конечно, так и должно быть. – сказал я авторитетно, сам чувствуя фальшь своих слов. – Поплачешь, и пройдет. Нужно время. Тебе что-нибудь помогает?
Он немного подумал.
– Секс.
– Правда? – Только бы он не пустился в подробности.
– И еще… ты только не смейся. Когда мы закрываем салон, я иду в демонстрационный зал и сажусь в машину. Там темно, никто меня не видит. Сижу, слушаю радио, наслаждаюсь запахом. Новые машины – они особенные… в них так спокойно.
– Знаешь, братец, по-моему, ты неплохо справляешься, – улыбнулся я.
– Стараюсь. Еще я часто вижу ее во сне. Что это может значить?
– Ну… наверное, тебе ее просто не хватает, – предположил я.
– Да, конечно, но она все время повторяет одни и те же слова.
– Что именно?
– Говорит: «Я хочу еще внуков…»
Повесив трубку, я надолго задумался. Лора тогда сказала, что сны – это дверь. Меня и раньше часто занимал вопрос: почему мы привыкли так легкомысленно относиться к снам? Только ли оттого, что видим их слишком часто и перестали обращать внимание на свойственную им таинственность? Или же стараемся лишний раз отгородиться от тревожащих напоминаний о том, что не поддается нашему контролю, отвернуться от двери, ведущей в темные и опасные глубины? У меня возникает ощущение, что сны в нашей культуре окружены неким заговором молчания, ибо как психолог я знаю, насколько сильна незримая тирания потаенного, невысказанного, подсознательного. Поэтому рассказы Лоры об особом отношении к снам этих ее холоков сразу меня заинтриговали.
– Лицо Сьюки… и еще комнаты снов, их я тоже хорошо помню. Они в форме купола, таких всего несколько тысяч. Стены зеленые с желтоватым оттенком и шероховатые вроде акульей кожи. Когда на них смотришь, кажутся гладкими, даже блестят, а потрогаешь – грубые, как наждак, можно пораниться. И мокрые. Там ведь все под водой, только вода больше похожа на желе. В такой комнате всегда полная тишина, делать нечего, можно только спать и смотреть сны. Устраиваешься где угодно: на полу, на стене, хоть на потолке – и спишь, спишь… Думаю, первые годы я вообще не знала, что там есть что-то еще, за стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
10
По иронии судьбы, одним из моих последних контактов с реальным миром, прежде чем я с головой нырнул в неизведанное, была традиционная костюмированная вечеринка на Хэллоуин, на которую собирались мои однокашники и те, кто в разное время работал в нашем дурдоме – закрытой лечебнице для невменяемых преступников. Мало-помалу туда стали приводить жен, мужей и просто друзей, но в основном из года в год мелькали одни и те же лица, хоть и в меняющихся костюмах: всевозможные ангелы, моряки, ниндзя, редко что-нибудь пооригинальнее, например, «космическая шлюха» – нечто непонятное, обмотанное фольгой и увешанное побрякушками. Однажды кто-то пришел «сам по себе», то есть без костюма. Совсем. Весьма эротично и даже с неким смыслом в духе постмодернизма. Я в тот раз нарядился пророком Моисеем. В зале гремела музыка – странная смесь примитивной юношеской сентиментальности и оркестрового хаоса, нанизанных на оглушающий ритм ударных. Как ни странно, она казалась вполне подходящей для всей этой маскарадной путаницы. Среди новичков мне бросилась в глаза миниатюрная женщина с очень бледным лицом, в перчатках с металлическими заклепками и сильно обтягивающем черном кожаном платье – настоящая садо-мазо-красотка. Пожимая мне руку, она улыбнулась, и мы очень мило поболтали ни о чем, почувствовав явную симпатию друг к другу. И позже ее высокий резковатый голос слышался то тут, то там, словно танцующая мелодия флейты на фоне жужжания толпы, взрывов смеха и звяканья стаканов, доставляя мне какое-то странное удовольствие. Но вот костюм… костюм, пожалуй, был уж слишком вызывающим на мой вкус.
– Ну, Эдриен дает! – произнес кто-то.
– Тихоня, а так оделась…
– И как вошла в роль!
– А она что, в жизни не такая? – улыбнулся я. – А я уж думал, что нашел свою мечту…
– Ого! Доктор, кажется, снова в форме! – расхохотался мой коллега.
– Она слишком скромная для тебя, Джон, – заметил другой. – На работе из нее слова не вытянешь.
– Она врач? – поинтересовался я.
– Санитарка.
– Да ну? А с кем пришла?
– Одна, – подмигнул приятель. – Как и ты.
Весь вечер я то и дело поглядывал в сторону таинственной красотки, и мой интерес все возрастал. У нее в руке постоянно было засахаренное яблоко – может быть, деталь ее образа? Просто в голове не укладывалось, что эта девушка день заднем меняет больным судна, перестилает постели и толкает по коридорам тележки с грязным бельем. Совсем не тот уровень.
После выступления фокусника и положенных аплодисментов я вдруг вновь услышал ее голос – приглушенный и очень взволнованный. Он доносился из кухни. Я не раздумывая кинулся туда. Какой-то толстяк, одетый клоуном, прижал мою незнакомку к холодильнику и что-то жарко ей шептал.
– Рой, ты пьян! – отмахнулась она шутливо.
– Ну же, один разок с клоуном можно, – настаивал он. Она бросила взгляд через его плечо, и мне стало ясно, что нужна помощь. Облокотившись на холодильник, я обратился к толстяку:
– Мне нужен лед.
Он перевел на меня взгляд и долго смотрел в упор. Краска стекала струйками с его жирного лица, шарик на носу покрылся каплями пота.
– Погоди, – выговорил он и снова повернулся к Эдриен.
– Но мне нужно выпить!
На этот раз клоун повернул голову так быстро, словно хотел сделать полный оборот. Потом лениво смерил меня взглядом с ног до головы.
– Ну так иди и выпей. Я протянул ему руку.
– Джон Доннелли. Отличный у тебя костюм.
– Вали отсюда, Мойше, – ухмыльнулся он.
– Слушай, друг, – вздохнул я. – Хочешь кофе? Тебе как, с молоком?
К этому времени Эдриен уже удалось выскользнуть из-под его руки. Он шагнул ко мне, мрачно сдвинув нарисованные брови и распространяя густой аромат виски.
– Я тебе не друг.
– Ну вот и подружимся! Меня зовут Джон, а ты Рой…
Он оскалился и выбросил вперед свой огромный кулак. Я пригнулся, но недостаточно быстро, и удар пришелся повыше уха. Перед глазами заплясали звезды, пол угрожающе приблизился.
– Ты все понял, друг? – лениво протянул толстяк, возвышаясь надо мной как башня.
Я лежал и тупо рассматривал огромные клоунские башмаки.
– Черт побери…
Мой противник презрительно хмыкнул и повернулся назад. Между полосатыми мешковатыми штанинами виднелась фигура Эдриен. Внезапно ее нога мелькнула в воздухе… и клоун тяжело осел на колени, судорожно зажав руками промежность. Издав низкий рев, похожий на удар огромного барабана, он упал ничком.
– Ненавижу клоунов, – фыркнула Эдриен, переступая через неподвижное тело.
Тут прибежал хозяин дома, начал извиняться, поднялась общая суматоха. Я с трудом сел, услышал шум воды из-под крана, потом ощутил резкий холод – Эдриен прижимала к моему виску мокрое полотенце с завернутыми кубиками льда. Сдерживаясь, чтобы не стонать, я разглядывал ее полуобнаженную грудь, снова удивляясь молочной белизне кожи.
– Извини, что втянула тебя. Он просто скотина.
– Я так и понял.
Эдриен отняла полотенце от виска – оно было красным.
– Ого! – Приглядевшись, она сжала пальцами кожу у меня над ухом.
– Черт… – Я зашипел от боли.
– Извини. Этот ублюдок тебя поранил.
– Сильно? – выдавил я сквозь сжатые зубы.
Она снова пригляделась и озабоченно поцокала языком.
– Похоже, без швов не обойтись, сладенький мой. Вот до чего доводят ковбойские игры, думал я, поднимаясь с помощью Эдриен на ноги. Однако «сладенький» звучало совсем даже неплохо. Крепко взяв меня под руку, девушка повела меня по коридору.
– Куда мы теперь? – спросил я.
– В больницу. Вот держи. – Она сунула мне в руку пакет со льдом и стала оборачивать его свежим полотенцем.
– Да ладно, не надо… – запротестовал я.
– У тебя переключение скоростей автоматическое? – не слушая, перебила она.
– В машине? Нет, ручное, а что? – удивился я.
– Если ты не каскадер, то не сможешь прикладывать лед и вести машину одновременно.
– Вообще-то да… Знаешь что, вызови мне такси.
– Ну уж, глупости! Это ведь все из-за меня, так что давай ключи.
В очереди в травмпункт мы выглядели великолепно: пророк Моисей и женщина-змея. Сидели и болтали – в основном почему-то о регулировании рождаемости. Странный способ ухаживать, подумал я, но… в конце концов – она же работает в больнице, почему бы и нет. Потом мне сделали рентген и отвели в кабинет, где выбрили волосы на виске и наложили швы. По пути домой голова у меня раскапывалась. Эдриен приняла приглашение зайти, приготовила мне порцию виски со льдом, дала таблетку аспирина и заботливо уложила спать.
Среди ночи я вдруг открыл глаза – или мне это только приснилось… Невыключенный телевизор монотонно шумел, отбрасывая на стены голубоватое сияние и подчеркивая резкие очертания предметов. Или шум был от чьей-то дождевальной установки на улице? Эдриен лежала на кушетке в углу. Она спустила свое кожаное платье до пояса и делала что-то странное со своим телом. Я не мог повернуть голову и видел кушетку лишь краем глаза, с трудом всматриваясь сквозь голубоватую дымку, но мог бы поклясться, что тонкие длинные пальцы странной девушки, похожие на когти, щипали и мяли ее собственную грудь. Сначала это даже возбуждало меня, но потом она потянула груди за соски и стала вытягивать их кверху будто резиновые… Выше, еще выше – пока они не стали похожи на два сложенных зонтика. Тогда я наконец понял, что вижу сон, и с облегчением закрыл глаза.
Утром, когда я, шатаясь и протирая глаза, побрел на запах кофе, то увидел за кухонным столом Эдриен, с аппетитом поедающую шоколадное мороженое.
– Вот он и встал, – улыбнулась она.
Чувствовал я себя прескверно, над ухом под кожей был словно вшит теннисный мяч. Глотнув кофе и подняв взгляд на часы, я убито простонал:
– Черт побери, опоздал! Надо позвонить в клинику.
– Ты все время чертыхаешься, – заметила моя гостья.
– Тебя это беспокоит? – спросил я, вовремя подавив раздраженное «ну и что».
– Просто кажется лишним. Не вижу смысла. Подобная сверхъестественная щепетильность никак не вязалась с ее вчерашним образом.
– Не рановато ли для мороженого?
– Тебя это беспокоит? – передразнила Эдриен.
Теперь еще и профессиональное клише. Нет, мне положительно надо следить за своим языком. В воздухе повисло отчуждение. Сейчас начнем перебрасываться колкостями, как поднадоевшие друг другу супруги.
– Спасибо, что выручила, – поспешил улыбнуться я.
– Взаимно, – кивнула она, глядя в сторону и слизывая с губ шоколад.
– Судя по тому, как ты вырубила того клоуна, моя помощь была не очень-то и нужна.
– Это меня санитары научили – как наводить порядок в палате, предупреждать драки и все такое.
– Зачем тогда было звать меня? – спросил я, удивляясь своему внезапному раздражению.
– Его надо было отвлечь, – пожала она плечами.
– Ну что ж, рад оказаться полезным, – буркнул я. Эдриен бросила на меня ледяной взгляд.
– Я уже извинилась. – Она поднялась из-за стола, одним махом слизнула весь остаток мороженого и швырнула палочку в мусорное ведро.
Провожая ее к двери, я попытался загладить вину.
– Эдриен, давай позавтракаем вместе! – Она открыла дверь и обернулась.
– Потом как-нибудь.
– Ты спешишь?
– Сегодня ночная смена, нужно выспаться.
– Давай я подвезу тебя до твоей машины, – предложил я.
– Клоун еще вчера ее подогнал. Очень извинялся.
На лестнице стояла миссис Джордан – в халате и с утренней газетой в руке. Интересно, что она подумала, увидев своего соседа с забинтованной головой, провожающего зловещую дамочку в черной коже.
– Так что? – спросил я вслед.
– Позвони мне, – помахала рукой Эдриен.
Я подождал, пока она отъедет, и повернулся, чтобы войти в дом. Миссис Джордан все еще стояла и внимательно меня разглядывала.
– Что с вами, Джон?
– Производственная травма, – пробормотал я, нагибаясь за своей газетой.
11
Недели через две раздался телефонный звонок.
– Господи Иисусе, Джонни, куда ты пропал?
– Хоган?
– Да что с тобой такое творится? Бросил Нэнси, голову где-то разбил, никому ничего не говоришь…
Имелось в виду, конечно, «не говоришь мне».
– Я как раз собирался. У меня с телефоном что-то творится.
И в самом деле с телефоном творилось неладное: на линии все время слышались какие-то щелчки, местные звонки проходили через один, а иногда разговор вообще прерывался без всякой видимой причины. Удобная отговорка, но на этот раз я был честен.
– С телефоном? – удивился он. – Да что, черт возьми, могло с ним случиться?
– Не знаю толком. Так или иначе с Нэнси все ясно. Ты же сам знаешь – у нас с ней к этому шло. Я говорил тебе на похоронах, что мы уже несколько месяцев не притрагивались друг к другу.
– Понял. Выходит, ты мне что-то рассказываешь, только когда кто-нибудь умрет?
Я задумчиво почесал в затылке.
– Кто тебе сказал про мою голову?
– Не важно! – огрызнулся он. – Ну ладно… твоя секретарша. Я ее просто завалил письмами.
Все письма лежали передо мной на столе: стопка зеленоватых листков с пометкой «Хоган». Я почувствовал себя последним паршивцем. Брат все-таки, и я его единственный родственник, мог бы и пообщаться хоть раз в месяц, и помочь чем-нибудь… Однако я пока не чувствовал себя в силах нести еще и эту ношу.
– Ты ведь понимаешь, мне тоже тяжело после смерти матери, – продолжал он. – Но нельзя же так просто взять и забросить детей и работу. Что бы сказал на это отец?
– Хоган, успокойся. Во-первых, у меня детей нет. Во-вторых, мать тут вообще ни при чем. – Тут я немного погрешил против истины. – В-третьих… – А что в-третьих? Отца уже нет в живых?
– И что? – нетерпеливо спросил он.
– Ну… ты меня понимаешь.
– Нет! Потому и звоню.
– Все в порядке, брат. Это самое главное. – Он помолчал.
– Джонни, у нас есть важное дело. Надо разобрать мамин комод…
– Что?
– Ее вещи. Я долго откладывал, потому что не мог себя заставить смотреть на фотографии и все прочее. Мы с тобой, конечно, очень заняты, но без твоей помощи мне просто никак. Я даже не решился выставить дом на продажу.
– Ну и правильно! Надо только отключить воду и электричество.
– Не будем спешить, – возразил он. – Свет пока нужен.
Свет нужен? Интересно.
– Хоган, тебе действительно не стоит всем заниматься самому.
– Я справлюсь…
– Давай я займусь агентством недвижимости, а ты возьмешь на себя коммунальщиков и мебель.
Брат мой очень редко повышал голос, но тут он заорал так, что я вздрогнул.
– Да черт побери, Джон, говорю же, что справлюсь! – Это прозвучало как-то странно, будто он делал дыхательные упражнения.
– Хоган! С тобой все в порядке?
Он снова помолчал, потом ответил упавшим голосом:
– Более-менее… Только знаешь, я иногда… прямо во время сделки начинаю плакать. Чувствую себя полным идиотом. Плачу и плачу – все время, Джонни.
– Я понимаю. Тебе очень больно.
– Так и Энджи говорит. Думаешь, это нормально?
– Конечно.
– Я тут подумал, что, может быть, я… ну, ты понимаешь.
– Да нет, что ты!
Я не стал говорить ему, как сам реагирую на смерть матери, потому что вел себя неправильно. Пытался вытеснить мысли о ней из своего сознания, а когда они все-таки прорывались, попросту напивался. Знал, что это глупо, что все равно когда-нибудь придется пережить и прочувствовать все это, но ничего не мог с собой поделать – просто был еще не готов.
Хоган несколько раз глубоко вздохнул.
– Я раньше понятия не имел, что так может быть. Так больно. Во всем теле отдается, я как побитый.
– Поболит, конечно, так и должно быть. – сказал я авторитетно, сам чувствуя фальшь своих слов. – Поплачешь, и пройдет. Нужно время. Тебе что-нибудь помогает?
Он немного подумал.
– Секс.
– Правда? – Только бы он не пустился в подробности.
– И еще… ты только не смейся. Когда мы закрываем салон, я иду в демонстрационный зал и сажусь в машину. Там темно, никто меня не видит. Сижу, слушаю радио, наслаждаюсь запахом. Новые машины – они особенные… в них так спокойно.
– Знаешь, братец, по-моему, ты неплохо справляешься, – улыбнулся я.
– Стараюсь. Еще я часто вижу ее во сне. Что это может значить?
– Ну… наверное, тебе ее просто не хватает, – предположил я.
– Да, конечно, но она все время повторяет одни и те же слова.
– Что именно?
– Говорит: «Я хочу еще внуков…»
Повесив трубку, я надолго задумался. Лора тогда сказала, что сны – это дверь. Меня и раньше часто занимал вопрос: почему мы привыкли так легкомысленно относиться к снам? Только ли оттого, что видим их слишком часто и перестали обращать внимание на свойственную им таинственность? Или же стараемся лишний раз отгородиться от тревожащих напоминаний о том, что не поддается нашему контролю, отвернуться от двери, ведущей в темные и опасные глубины? У меня возникает ощущение, что сны в нашей культуре окружены неким заговором молчания, ибо как психолог я знаю, насколько сильна незримая тирания потаенного, невысказанного, подсознательного. Поэтому рассказы Лоры об особом отношении к снам этих ее холоков сразу меня заинтриговали.
– Лицо Сьюки… и еще комнаты снов, их я тоже хорошо помню. Они в форме купола, таких всего несколько тысяч. Стены зеленые с желтоватым оттенком и шероховатые вроде акульей кожи. Когда на них смотришь, кажутся гладкими, даже блестят, а потрогаешь – грубые, как наждак, можно пораниться. И мокрые. Там ведь все под водой, только вода больше похожа на желе. В такой комнате всегда полная тишина, делать нечего, можно только спать и смотреть сны. Устраиваешься где угодно: на полу, на стене, хоть на потолке – и спишь, спишь… Думаю, первые годы я вообще не знала, что там есть что-то еще, за стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31