А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но еще больше, чем волнения, Хоупа истерзало одиночество. Вечера он коротал в обществе ректора Уильямса и его супруги, с которыми не так давно свел знакомство.
В данный момент Хоуп изучал толстенный фолиант в красном кожаном переплете под названием «Полные Летописи Эвенмера». Эта книга служила дополнением к более тонкой «Истории Высокого Дома». Хоуп искал все упоминания об анархистах. Выяснилось, что в качестве организации Общество Анархистов существовало чуть меньше двухсот лет и в действительности произошло от Цайтгайстхаймской партии, которая имела значительный вес в течение более чем трех столетий. Хоуп, привыкший работать методично и скрупулезно, мало-помалу подбирался ко временам Войн за Желтую Комнату. Одолев общий очерк войн, он перевернул страницу и обнаружил между двумя следующими засохшего мертвого мотылька. На этих страницах излагался длинный список офицеров, воевавших на стороне анархистов. Хоуп стряхнул мотылька на пол и был уже готов продолжить чтение, когда в глаза ему бросилась фамилия, которую до этого мгновения закрывал злосчастный мотылек.
Сердце Хоупа часто забилось, щеки вспыхнули от волнения. Пару мгновений он даже дышать не мог. Затем, вне себя от ужаса, он захлопнул книгу, вскочил с кресла и поспешил в библиотеку. Он бежал так быстро, как только мог, хотя ноги у него от долгого сидения в кресле затекли.
На бегу распахнув настежь тяжелые двери, Хоуп промчался между доломитовыми колоннами и диванами и бросился к стеллажам. Через пять минут он обнаружил две ссылки, подтвердившие его худшие опасения.
К нему робко подошел мальчик-паж, заметивший, как дворецкий пробежал по прихожей.
– Могу ли я чем-то помочь вам, сэр?
– Помочь? – рассеянно отозвался Хоуп. – Не уверен, что теперь хоть кто-то может нам помочь! Мне нужно немедленно поговорить с капитаном Глисом. Позови самого быстроногого гонца. Дело чрезвычайной срочности! Нужно как можно скорее отправить войско по следам Чанта, Еноха и леди Андерсон. Нас предали.
Хоуп снова устремил взгляд на список офицеров-анархистов. На середине страницы, где перечислялся четвертый полк второй бригады, значился лейтенант Говард Макмертри.

ОБМАННЫЙ ДОМ

Лизбет бродила по серым залам серого дома. У ног ее клубился туман, в желтоватом свете ламп поблескивали звездочками головки репейника. На Лизбет было темно-синее бархатное платье с лифом, расшитым нитями цвета бронзы. Ее черные туфельки блестели, как мраморные. Тугие локоны щекотали шею. Лизбет была счастлива, потому что знала, как хороша собой, но никак не могла припомнить, когда же стала такой красоткой. Ее смущал и этот туман – она никогда не видела такого в этом доме, но решила, что волноваться из-за этого не стоит. Она шла, время от времени подпрыгивая, так ей было легко и радостно, а у ног ее скользили тени. На ходу Лизбет цитировала строчки из единственной прочитанной ею книги – «Грозового перевала»:
– «Вот погоди, ухвачу я тебя за эти хорошенькие кудряшки. Так потяну, что они сразу распрямяааааатся!»
Последнее слово Лизбет произнесла нараспев, вспомнив о том, как когда-то, давным-давно, Сара пела ей детские песенки.
Она подошла к белым застекленным двустворчатым дверям, забитым толстыми гвоздями, и тут же попыталась выдернуть гвозди. Поначалу гвозди не поддавались, но тут на глаза Лизбет попался гвоздодер, валявшийся на полу возле двери, и с его помощью она легко, один за другим, выдернула гвозди. Правда, при этом она все-таки поранила до крови руки.
Выдернув последний гвоздь, Лизбет распахнула двери настежь, и в лицо ей пахнуло чистым и сладостным ветром, растрепавшим ее кудри. Лизбет победно взметнула руки и уже была готова переступить порог и шагнуть под звездное небо. Но в этот миг из ночного мрака возникла фигура человека в балахоне с клобуком. Лица незнакомца разглядеть Лизбет не удалось, оно скрывалось во мраке. Девушка задрожала, хотя и не понимала, чего испугалась.
– Кто здесь? – крикнула она, и голос се пугающе глухо прозвучал в тумане. Незнакомец не ответил, он молча шагнул навстречу.
Лизбет подумала – уж не отец ли пришел за ней, чтобы увести ее отсюда. Она протянула руки к незнакомцу… но в комнату шагнул Картер Андерсон. Левая половина его лица была объята мраком, а правая скривилась в волчьем оскале, и глаз был налит хищной злобой. Он навис над Лизбет, готовый схватить ее. Она вскрикнула, развернулась и опрометью бросилась прочь по коридору, но он побежал следом, изрыгая проклятия. Лизбет с трудом опережала своего заклятого врага, но Дом она знала лучше, чем он. Однако в какой-то миг оказалось, что она не в силах больше бежать. Она словно пыталась пробиться сквозь толщу неподатливой воды, и каждый шаг давался ей с немыслимым трудом.
Картер без труда догнал ее и грубо схватил за руку.
– Ты пойдешь со мной, – прошипел он. – Пойдешь в еще более страшное место.
Она закричала, и кричала, и кричала, и ей казалось, что все ужасы мира обрушились на ее бедную голову.
А потом она проснулась.
Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться и стараясь уверить себя в том, что это был всего-навсего дурной сон, все тот же, что снился ей уже много-много раз. Ее сердце часто билось, но она знала, что это не живое сердце, а тот медальон, что когда-то дал ей Человек в Черном. Она все еще дрожала от страха.
– «К несчастью, я вскрикнула во сне, потому что увидела кошмар, – прошептала она еле слышно. – Простите меня за то, что потревожила вас».
Лизбет села на кровати. Никакого красивого платья, которое привиделось ей во сне, не было на ней, а были на ней серые, жалкие лохмотья. И волосы свисали прямыми прядями, они больше не вились, и она знала, что они никогда больше не будут виться. Тяжелой гривой они ниспадали до талии – спутанные, нечесаные. Анархисты не давали ей ни расчески, ни ножниц, и Лизбет приходилось обходиться собственной пятерней. Единственным утешением было то, что волосы чистые: она старательно мыла их в фонтане в своем саду. Это был ее протест, бунт против анархистов.
Она обвела взглядом комнату, где жила уже несколько лет. Тусклая лампа, покосившийся туалетный столик со сломанной ножкой, на полочке лежат ее нехитрые сокровища, матрасик на полу, слева обкусанный мышами… Как-то раз Лизбет приютила одну мышку, но потом Человек в Черном прознал про это и отнял у нее зверька. Даже туфель у Лизбет не было, кроме тех, в которых она попала к анархистам. Они давно стали ей малы, но она хранила их, завернув в промасленную тряпку, под лежанкой.
Всякий раз, очнувшись после страшного сна, она не могла понять, что ужаснее: ее страх или напоминание о том, какой она была когда-то, прежде чем Человек в Черном забрал ее сердце. Лизбет подтянула колени к груди и с тоской стала вспоминать красивую одежду. Она не плакала даже в самые страшные мгновения – плачут ведь только те, у кого есть душа, а у нее вместе с сердцем отняли и душу. И все-таки что-то болело у нее в груди. Что же это могло болеть, если там не было сердца?
Лизбет встала и подошла к своим сокровищам, одним из которых был затрепанный томик «Грозового перевала», взяла книгу и прижала к груди. Это была ее единственная книжка. Она не знала, зачем анархисты дали ей ее, но она всегда надежно ее прятала, чтобы не отобрали. Стоило Лизбет завидеть где-нибудь анархиста, она убегала – отчасти потому, что боялась их, а отчасти из-за того, что за годы одиночества стала нелюдима. Проходили целые месяцы – а она никого не видела, хотя порой издалека до нее доносились чьи-то голоса. Отсчет времени для нее сводился к тому, что четырежды в год ее призывал Человек в Черном. Его она боялась больше всех, но когда он говорил с ней, Лизбет слушала его, хотя он всегда произносил одни и те же слова: он говорил о том, что если она дерзнет покинуть этот дом, ее сдует ветром, потому что она станет невесомой, как дым, и все из-за того, что у нее нет души, что у нее отняты все чувства вместе с сердцем. А потом он пристегивал ее к своим страшным машинам, и тогда все тело Лизбет пронзали жуткие разряды, похожие на молнии. Эти разряды проходили сквозь нее и сквозь странный камень, лежавший на ониксовом столе. Пропуская через Лизбет разряды, Человек в Черном говорил о льде, стуже и бесконечной зиме, и тогда полость в ее груди, где когда-то было сердце, леденела и немела от холода. Еще он говорил о порядке, о гармонии, о красоте постоянства, и весь мир Лизбет начинала видеть в квадратах, ровных линиях и совершенном покое. Разряды не причиняли ей боли, но ее пугали гул, издаваемый странными машинами, и та страсть, какую вкладывал в свои речи Человек в Черном. Как часто она мечтала о том, чтобы этот камень куда-нибудь исчез и чтобы закончился этот жуткий ритуал.
Когда Человек в Черном призвал Лизбет в последний раз, камня на месте действительно не оказалось, и Человек в Черном задавал ей много вопросов о камне – как будто она могла знать, где он. Он говорил, что если камень не будет возвращен на место, произойдут ужасные события. И все же Лизбет радовалась тому, что камень пропал, хотя и понимала, что Человек в Черном не лжет – он вообще никогда не лгал. Он рассказывал ей, где найти еду, он грозил ей наказаниями за прегрешения. Он объяснял, как получилось, что этот дом, который был размером с небольшой особняк в ту пору, когда Лизбет оказалась здесь впервые, может превратиться в огромное здание. Лизбет всегда верила Человеку в Черном, она с нетерпением ждала каждой новой встречи с ним, хотя и боялась его. Другие анархисты с ней вообще не разговаривали – она думала, что им это запрещено. И еще иногда Человек в Черном давал Лизбет двенадцать коротких свечек, с которыми она могла делать что хотела, и время от времени – новое серое платье.
Лизбет выпрямилась. Ее длинные волосы зашуршали. Они по-прежнему оставались золотистыми, как в тот день, когда Даскин, приехавший в Иннмэн-Пик, склонил голову и сравнил цвет ее волос с цветом своих. Еще ни разу Лизбет не смотрела на свои волосы, чтобы не вспоминать об этом дне, и всякий раз, очнувшись от страшного сна, она первым делом думала о Даскине. Она думала о нем и тогда, когда выходила из комнаты и брела по длинным сумрачным коридорам, как тень среди теней, мимо мрачных дверей и узких бойниц в свой унылый садик, где она выращивала репьи и тернии, которыми порос уже весь дом. По саду бежал небольшой ручеек, и в те дни, когда у Лизбет был листок бумаги и бутылка с пробкой, она писала очередное письмо Даскину и бросала бутылку в ручей.
Вот и сегодня Лизбет направилась к двери, намереваясь отправить новое послание. Не так давно она нашла плоскую бутылку с пробкой, которую кто-то забыл в буфете в самой новой части дома. Но, открыв дверь, Лизбет в испуге вскрикнула. На пороге стоял остроносый анархист в шляпе, надвинутой на глаза.
– Что ему нужно? – забыв о том, что говорит вслух, прошептала Лизбет.
– Я пришел, чтобы отвести тебя, – отозвался анархист, – к Человеку в Черном.
Лизбет стало не по себе, но она довольно храбро ответила:
– Хорошо. Я пойду к нему. Веди.
Она всегда обращалась с приспешниками Человека в Черном так, словно повинуется им исключительно по собственному желанию. Ведь Человек в Черном сказал ей, что придет день, когда она станет принцессой. Пусть Лизбет мало верилось в то, что это и вправду так, но она хоть тем тешила себя, что порой играла эту роль.
Миновав несколько залов, они прошли в ту часть дома, которую Лизбет считала своей. Здесь стояло множество зловещих статуй и всегда горели красные лампы. Дверь, которая обычно была заперта, вела во Внутренние Покои. Анархист и Лизбет прошли по тусклому и унылому боковому коридору, пересекли анфиладу комнат, затем поднялись по изгибающейся под прямыми углами лестнице на второй этаж и там повернули по коридору налево. Наконец они оказались около тяжелой двустворчатой двери. Анархист отпер ее ключом. Комната за дверью предваряла святая святых Человека в Черном. Его покои разрослись, как и весь Дом, за годы жизни Лизбет.
Анархист провел ее по нескольким коридорам и комнатам в ту, где некогда Человек в Черном забрал ее сердце. Пульс Лизбет участился, когда она шагнула к ониксовому столу, стоявшему в центре комнаты. Одна-единственная газовая лампа была окружена маленьким кружком света. Лизбет с облегчением обнаружила, что камня на столе по-прежнему нет.
– Садись, – приказал анархист.
Лизбет села на один из девяти резных стульев, стоявших вокруг стола. Пальцы ее нервно забегали по холодным подлокотникам. Наконец из полумрака донесся знакомый низкий голос:
– Как поживает моя маленькая принцесса?
Над Лизбет склонилась зловещая фигура Человека в Черном.
– У меня все хорошо, благодарю вас, сэр, – ответила Лизбет.
– Тернии с каждым годом разрастаются, хотя я велел тебе прекратить выращивать их.
– У меня нет иного развлечения, – отозвалась Лизбет.
– Ты должна оставить это занятие. В Доме должен царить порядок. Хаос, возникающий из-за терний, мешает нам продвигаться вперед.
С самых первых дней жизни в этом Доме Лизбет с трудом удерживалась от смеха, когда ее вот так отчитывали. Она не поняла, как это произошло, но на этот раз не выдержала и рассмеялась.
Человек в Черном ударил ее кулаком по голове. От удара Лизбет упала со стула на пол. Она вскрикнула, но не расплакалась.
– Вот так. На сегодня хватит, – бесстрастно проговорил ее мучитель. – Я думал, что излечил тебя от смеха, но все же ты продолжаешь дерзко смотреть на меня. Когда же ты покоришься своей судьбе? И в этом Доме, и в грядущем мире будет царить Порядок. Ты будешь принцессой этого Порядка. Помни об этом.
Лицо Лизбет превратилось в непроницаемую маску. Она поднялась с пола.
– А-а-а, вот так-то лучше. Теперь мне почти нравится выражение твоего лица. И все же ты продолжаешь на что-то надеяться. Я вижу это в Доме вокруг меня, в твоих гадких терниях. Почему? Твоя жизнь – сплошные несчастья и горести. Все те, кого ты некогда любила, предали и забыли тебя. Похоже, в последнем ты сомневаешься, да? Ну так это я тебе докажу. Быть может, тогда ты откажешься от своих ребяческих надежд и поймешь, что мир следует изменить. Приготовься!
Зажглись фонари. Оказывается, все это время рядом с Человеком в Черном стояли другие анархисты. Лизбет пыталась разглядеть его лицо, но оно все время оставалось в тени. За его спиной открылась дверь, и в комнату провели три странных существа. Их фигуры представляли собой соединения геометрических тел, шаги были механическими. Лишь едва округлены были их щеки, плечи и глазные яблоки, а носы у всех троих были острыми, как птичьи клювы.
Первое существо сжимало в руке длинный черный ключ, составленный из квадратов и прямоугольников. На груди его красовалась эмблема в виде квадратных часов, но единственной цифрой на циферблате был ноль, стоящий на месте цифры «12». Черные волосы ниспадали на его плечи зигзагами.
Второй держал в руке овальной формы фонарь, свет от которого распространялся прямоугольными лучами, как будто проходил сквозь пылинки. На голове у него была высокая шляпа в форме коробки. Одет он был в черное, кое-где на его одежде белели строчки стихов.
Третье существо явно было женщиной, хотя все округлости ее фигуры превратились в острые углы. На голове ее возвышалась корона в виде пирамидки, руки не имели пальцев и заканчивались остриями.
– Что это такое? – дрожащим голосом спросила Лизбет.
– Новому дому нужны Фонарщик, Часовщик и Хозяйка. Это Енох, Чант и Сара, вызванные из Внутренних Покоев.
Лизбет охватил невыразимый страх. Она дрожала с головы до ног и чуть было не упала на колени.
– О да, мы изменили их, – сказал Человек в Черном. – Но они целы и невредимы. Правда, они имеют не настолько правильную геометрическую форму, как те воины, что стоят на равнине, но это лишнее доказательство того, что все идет как надо. Последуют другие изменения, и в конце концов в них будет больше человеческого, чем в тебе и даже во мне. На самом деле они уподобятся богам. Можешь поговорить с ними, если желаешь.
Лизбет поняла не все из того, о чем говорил Человек в Черном, но подошла поближе к женщине и прошептала:
– Сара? Это ты?
– Это… я, – ответило существо, кривя губы под немыслимыми углами.
– Тебе… больно?
– Мне… хорошо, – ответило существо. Голос смутно напоминал голос Сары, но к нему примешивался скрип несмазанных дверных петель.
Лизбет с трудом удерживалась от слез.
– Мне… хорошо, – повторило существо. – Я помню… летний день… когда ты, я и Картер… устроили пикник… под деревьями… как вы тогда… улыбались…
Как ни страдала Лизбет все эти годы, это оказалось выше ее сил. Анархисты смогли изуродовать единственного человека, которого она любила больше всех на свете! Лизбет все-таки не заплакала, но, содрогаясь, упала к ногам Сары.
– Я ненавижу тебя! – хрипло крикнула она Человеку в Черном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41