Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь.
Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово захотелось пить. Глянул на ребят - они облизывали пересохшие губы. Наверно, им тоже привиделась знойная пустыня.
- Сейчас бы глоточек воды, - тягуче проныл Горох, - ужасно пить хочется.
Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем.
И на ночевку мы остановились неудачно - ни реки, ни ручейка поблизости.
Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги.
- Эх вы, полярники! - сказал я и отпил глоток. - Эх вы, пустынники! сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг осушили флягу.
Настроение из мрачного стало солнечным.
- Хорошо верблюду, - подал голос Горох, - он может две недели без еды и воды прожить.
- Ученые скоро придумают, - вступил в разговор Генка, - чтобы и человек мог так долго без пищи обходиться.
- Значит, у человека будет два горба? - съязвил Горох.
- Не обязательно, - спокойно объяснил Генка. - Просто в пустыню или на льдину человек возьмет с собой особые таблетки. Проглотил одну, как будто кружку воды холодной выпил. Другую проглотил, как будто две котлетки съел.
- Не растравляй душу, - притворно застонал Горох.
- А третью таблетку проглотил, - подлил я масла в огонь, - как будто тарелку бульбы с кислым молоком уплел.
Колька надулся и больше не раскрывал рта, пока мы рассуждали о таблетках будущего. В конце концов мы так наговорились, словно сами попробовали эти таблетки и сейчас нам уже совсем не хотелось есть.
Легли в палатку в отличном настроении. Было довольно тесно, и мы стали толкать друг друга. Я оттеснил Семку к стенке палатки. Мой друг - парень здоровый, но где ему со мной тягаться. Семка затих на несколько секунд в своем углу, а потом внезапно набросился на меня и стал щекотать. А щекотка для меня - враг номер один.
Я дико взвыл, вскочил на ноги и свалил стойки, на которых держалась палатка. Палатка, конечно, рухнула. Погребенные заживо под брезентом, мы забарахтались, пытаясь найти выход.
Наконец, по одному, еле дыша, выползли на свободу. Как в такой кромешной тьме снова поставить палатку? Оказывается, выскочили и два боковых колышка.
Решили лечь прямо на палатку. Авось, дождя не будет, авось, не замерзнем. Положили под головы похудевшие рюкзаки и затихли. Потому что на нас с любопытством глядели звезды. Еще бы! На всей земле люди спят под крышами домов, а мы прямо на земле. Вот им и любопытно, а кто мы такие и что нам нужно.
- А может, вон на той звезде, видите, она на кончике ручки Малой Медведицы, - тихо произнес Генка, - может, там сейчас лежат четверо ребят и, как мы на них, глазеют на нас.
- И одного из них зовут Генка, - подхватил я.
- А другого - Валерка, - в тон мне сказал Генка.
- А третьего - Семка! - радостно закричал Горох.
- А четвертого - Горох! - заорал Семка.
- А четвертого - Колька, - спокойно поправил Семку Горох, - потому что на Малой Медведице горох не растет, там таблетками питаются.
Мы захохотали.
- И лежат эти ребята на своей звезде, - продолжал Генка, - и думают о нас. Им очень хочется, чтобы мы приехали к ним в гости.
- А что? - как ни в чем не бывало сказал я. - И приедем. В это лето не обещаем, нам надо еще до Зеленого добраться. А вот на будущий год обязательно навестим. Оседлаем велосипеды - и по Млечному Пути напрямик до Малой Медведицы.
Перед тем как захрапеть, я успел одним глазом заметить, что звезды глядят на нас уже с восхищением, а одним ухом услышать, как шуршат шины наших велосипедов по Млечному Пути.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
В КОТОРОЙ МЫ РАЗБЕГАЕМСЯ
К утру звезды погасли, и на их месте снова появилось солнце. Первым делом оно разбудило меня. Я попробовал подняться, но ничего из этого не вышло. Ныла поясница.
Кряхтя и проклиная все на свете, я кое-как встал и начал разминку. Прямой, как столб, я пробежался взад-вперед по полянке. Потом взялся за приседания. Присел и ойкнул. Снова присел и снова ойкнул. И когда в сотый раз присел и уже не ойкнул, понял, что снова стал человеком.
- Подъем! - закричал я, хватая ребят за ноги.
Друзья с ужасными стонами подымались на карачки и ползали по земле, не в силах встать на ноги.
- Где твоя деревня? Где твой дом родной? - вопрошал я Гороха, когда с горем пополам ребята из обезьян превратились в человеков и увязали на багажниках рюкзаки. - Куда ехать, попросту говоря, если ты не понимаешь стихами?
Колька уныло почесал затылок и махнул неопределенно рукой:
- Прямо.
Мы с трудом вскарабкались на наших двухколесных коней и покатили с горочки вниз. Сосны и березки стали убегать в стороны, освобождая пространство бревенчатым домам со стеклянными верандами.
- Вот моя деревня! Вот мой дом родной! - орал во все горло Горох. - А что я говорил - надо прямо ехать.
Чего только в жизни не бывает! Сидели усталые, голодные и не знали, что в двух шагах деревня, где и студеная вода и аппетитная бульбочка с кислым молочком.
У дома бабушки Горох затормозил, прислонил велосипед к забору и устремился по асфальтированной дорожке к крыльцу, бормоча на ходу:
- Вот моя деревня! Вот мой дом родной!
Мы тоже поставили велосипеды у забора, а сами уселись в теньке.
- Засада! - поднял нас на ноги отчаянный крик Кольки Гороха. - Тикай, ребята!
Мы лихорадочно схватили велосипеды, но было поздно. По дорожке прямо на нас бежали, крича и размахивая руками, наши мамы. Мы опустили головы и сдались в плен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как нас встретили мамы и какие теплые слова они нам сказали, вы и сами прекрасно знаете. Не один раз, наверное, в таких переделках бывали.
Бульбочку с кислым молоком мы все-таки попробовали, а потом, погрузившись вместе с мамами и велосипедами в электричку, отправились домой.
Про засаду я уже рассказал, а теперь про военный совет в Семкиной квартире.
Мы сидели тихо, как мыши. И даже еще тише.
Мы не сводили глаз с двери, ведущей в соседнюю комнату. Там заседал военный совет из четырех мам. Сперва в военном совете был один папа Семкин. Но его вскоре выставили. Семкин папа, когда появился в нашей комнате, был очень похож на Семку. Он так же, как Семка, вертел головой, а его щеки были малиновыми, будто помидоры.
- Попробовал за вас вступиться, - вздохнул Семкин папа. - Да где там! Он махнул рукой и ушел.
Скоро нам надоело сидеть тихо и ничего не делать. Семка с Генкой уселись за шахматы, а мы с Горохом стали браться на руку. Левой я его положил, а правой - он меня. И когда мы пошли по второму кругу, дверь из соседней комнаты распахнулась, и перед нашим взором предстал военный совет. Мамины лица не предвещали ничего хорошего. Они были, как у скульптур, то есть каменные.
Мы неловко вскочили, шахматы грохнулись на пол, и черные и белые фигуры покатились по желтым брусочкам паркета.
Мамы некоторое время грозно оглядывали нас, а мы потупили очи. Мол, видите, как мы раскаиваемся и переживаем.
Начала Генкина мама.
- Мы решили, - громко произнесла она, - что вместе вам быть нельзя. Лето только начинается, и вы еще сумеете натворить таких дел, от которых у нас не раз и не два разорвется сердце.
Генкина мама шумно втянула в себя воздух и продолжала:
- Так вот, завтра утром Сема летит к Черному морю. Коля уезжает к бабушке в деревню. Тоже завтра. А Валерик и Гена через несколько дней отправятся в пионерский лагерь. Опять-таки не вместе. Понятно?
Мы кивнули. Приговор мы выслушали молча. Только нетерпеливый Семка хотел было что-то сказать, но я дернул его за куртку, и он промолчал. Приговор был суров. Честно говоря, мы такого не ожидали. Ну, думали, заставят нас пару дней послоняться дома, а потом выпустят на свободу.
- Что же вы молчите? - спросила моя мама.
Ребята покосились на меня. Я сделал шаг вперед.
- Нам все понятно, но мы просим полчаса, чтобы в последний раз вместе пройтись по улице. Всего полчаса нам нужно, чтобы проститься. Это наше последнее желание.
У каменных мам в глазах заблестели слезинки, и они смилостивились.
Топоча по лестнице, мы побежали на улицу. На город наползали сумерки. У них был цвет фиолетовых чернил. Мы ковыляли по асфальту. Еще давала себя знать вчерашняя гонка. Мы молчали, потому что не хотелось вспоминать о приговоре. Какой толк говорить, если мам не переспоришь и все будет, как они решили. Уж лучше поболтать о чем-нибудь более приятном, ведь у нас всего полчаса, тридцать минут, тысяча восемьсот секунд.
- Ребята, - начал я, - а помните, как Семка застыл с открытым ртом? Он подумал, наверное, что лягушку глотает.
- Я думал, что Кольку змея ужалила, так он заорал, - поддал жару Семка.
- А помните, - разошелся и Горох, - как мы ползали утром на карачках, никак подняться не могли.
И пошло, и поехало. Оказывается, у нас было удивительно веселое путешествие. Оказывается, мы не заблудились, не голодали, не сидели без воды, не устали, как черти. Оказывается, все так и было задумано.
- Ребята, смотрите - вода! - Я показал на тележку с газировкой.
Мы встали в хвост длинной очереди, и, когда, сполоснув стакан в фонтанчике брызг, тетенька вопросительно глянула на меня, я громко сказал:
- Четыре чистых!
Ах, как прекрасна чистая вода! Как здорово щекочут нос пузырьки газа! Мы в один миг выдули по стакану. Я поглядел на свою гвардию:
- Повторить?
Гвардия дружно закивала в знак согласия.
- Повторите, пожалуйста, - сказал я тетеньке.
Мы выпили по стакану, и потом еще по одному. Ах, вода, как нам не хватало тебя вчера и сегодня утром!
До самого дома мы не проронили ни слова. Когда очутились во дворе, будто сговорившись, подняли головы и посмотрели на звезды. А потом с тяжким вздохом уставились в пыльный асфальт нашего двора.
- Ребята, - проникновенно сказал я, - наше время истекло. Давайте прощаться.
Мы протянули друг другу руки.
- Куда бы мы ни попали и что бы с нами ни произошло, - торжественно произнес я, - давайте всегда помнить наше путешествие.
Мы крепко пожали друг другу руки.
- Пацаны, - взволнованно сказал Горох, - если лагерь будет рядом с Зеленым, заходите ко мне.
Мы с Генкой не ответили. Откуда нам знать, куда нас пошлют.
- Ребята, - тихо сказал Семка, - я буду вам письма писать.
Мы все посмотрели на Семку. Он даже не понимает, какой он счастливчик. Семка едет к Черному морю. Тому самому Черному морю, где светит такое солнце, которое в одну минуту любого сделает черным, как Черное море. И не просто едет, а летит. На самолете! На воздушном лайнере! А из нас никто еще не летал на самолете. Семке потрясающе повезло!
- На каком самолете ты летишь? - спросил я у Семки.
- На АН-10.
- Турбовинтовой! - Я восхищенно зацокал языком.
- Ну и что? - шмыгнул носом Семка.
Он прав, какое значение имеет название самолета, если Семка остается без друзей. И особенно без меня. Всегда были вместе, а тут на тебе - он летит на море, а я остаюсь на суше.
Над нами резко хлопнула, словно выстрелила, форточка.
- Сема, домой!
За первой форточкой - вторая:
- Геннадий, домой!
Потом и третья:
- Валерка, сколько тебе надо говорить!
И перекрывая все шумы, прилетело из дальнего конца двора:
- Колька, чтоб сию секунду был дома!
- Ребята! Воздушная тревога! По домам! - прошептал я.
Мы разбежались.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
В КОТОРОЙ СПЕРВА ПОЯВЛЯЕТСЯ,
А ПОТОМ ПРОПАДАЕТ ЛИШНИЙ ОТРЯД
- Коробухин? - Приземистая тетенька, у которой на носу сидели очки, а на голове торчала пилотка из газеты с крупными черными заголовками, впилась в меня цепким взглядом. Было такое ощущение, как будто меня схватили за шиворот. - Знаю такого. Слыхала.
- Очень приятно.
Я отвесил поклон и сверкнул зубами, которые до блеска вычистил утром под строгим наблюдением мамы. Лучи солнца, наверное, отразились в моих зубах, потому что я увидел, как солнечные зайчики забегали по лицам тетенек и дяденек, которые сидели за столами и записывали нас в пионерский лагерь.
Да, случилось то, что должно было случиться. Наша неразлучная четверка разлетелась в разные стороны. Где они, мои друзья? Неизвестно. Я знаю только, где я. Я прибыл в пионерский лагерь "Лесная сказка" и сейчас держу вступительные экзамены.
- Что же нам с тобой делать? - вздохнула тетенька, отмахиваясь от солнечных зайчиков, которых неутомимо испускали мои сверкающие зубы. - Ты лишний. Первый отряд полностью укомплектован.
- Тогда извините за беспокойство и до свидания, - вежливо сказал я и, подхватив чемоданчик, хотел было бежать.
- Погоди, - остановила меня тетенька. - Какой быстрый!
Тетенька из-под очков подмигнула лохматому парню, который сидел с ней за столом, и они засмеялись.
- А и вправду, что же делать, Капитолина Петровна? - спросил лохматый парень.
- Придумаем, Илья, - спокойно сказала Капитолина Петровна. - Жалко таких симпатичных ребят отпускать из нашего лагеря (это она про меня сказала). Вот что, Валерий, ты пока погуляй, посмотри наш лагерь, а мы посовещаемся.
Я подумал, что осмотреться мне и в самом деле не мешает. Надо же разведать, где я буду жить целый месяц.
Я обошел весь лагерь. Он мне понравился сразу. Наверное, и я ему понравился. В таком лагере я еще ни разу не был.
Собственно, это был не лагерь, а настоящий лес. У подножия высоких и толстенных - не обхватишь - сосен, словно грибы, прятались желтые, голубые, зеленые и красные домики.
А возле домиков знакомились друг с дружкой ребята. Интересно, с кем из них я буду в отряде? Конечно, лучше всего, если бы со мной рядом оказались мои друзья. Но такое может только присниться.
Пора было возвращаться к Капитолине Петровне.
- Валерий, - радостно, как старого знакомого, встретила она меня. - Ты зачислен в 9-й отряд. Понимаешь, к нам приехало очень много ребят твоего возраста. И мы вынуждены были создать такой, так сказать, лишний непредусмотренный отряд. В нем всего тринадцать ребят.
- Чертова дюжина! - присвистнул Илья.
- Это даже забавно, - улыбнулась Капитолина Петровна. - Так что, Валерий, направляйся в свой отряд. Там уже все ребята собрались.
- Вон на горочке желтый домик, - показал Илья, - там и будет обитать 9-й отряд.
Я быстрым шагом направился к отряду. Ага, вот он, наш домик. Желтый, как песочек на дорожке в парке. Место мне понравилось. В двух шагах от забора, а густые кусты надежно закрывали нас от всего лагеря.
Поблизости никакого отряда не оказалось. Может, он в домике? Я заглянул - никого. Задвинул под кровать у окошка свой чемоданчик и снова вышел на свежий воздух. Моя мама, когда провожала меня, наставляла, чтобы я больше дышал свежим воздухом, особенно сосновым. Свежий воздух повышает аппетит, а моя задача - поправиться. Вот посмотри, говорила мама, как выглядит Сема. Просто приятно на человека смотреть. И мама всучила мне Семкину фотографию как пример для подражания.
Я достал из заднего кармана блокнотик и вынул из него фото моего друга. На маленьком снимке виднелись одни Семкины щеки. Они были тугие, словно футбольные мячи. От разглядывания фото мне стало грустно. Что сейчас поделывает мой друг? Ныряет в Черном море или греет пузо на берегу?
Я растянулся на травке, а головой уперся в теплый, шершавый ствол сосны. Закинул ногу на ногу, и получилось, что лежу я как будто в мягком кресле. Между прочим, самое мягкое на земле - это земля. Я всегда удивляюсь, когда говорят, что все бока отлежали на земле. Не понимаю. Земля гораздо мягче всяких кресел и тахт... Кстати, как будет слово "тахта" в родительном падеже множественного числа? Что-то голова не соображает. Вообще, надо, чтобы на каникулах голова отдыхала.
Так я лежал и глядел, как лениво ползут по небу облака, словно это не облака, а школьники, бредущие на урок после бурной переменки.
Сигнал горна заставил меня подняться с належанного места. Возле других домиков торопливо строились ребята, а возле нашего по-прежнему была тишь да гладь, да каникулярная благодать.
И тут мое внимание привлек высокий, широкоплечий парень с беленьким чубчиком над загорелым лбом. Он появился у нашего домика и, сложив руки рупором, воззвал:
- 9-й отряд, сюда! Сюда, 9-й отряд!
Но что-то я не заметил, чтобы кто-нибудь бежал сломя голову на его трубный зов. Не заметил я, чтобы кто-нибудь просто бежал или даже шел к нему.
- Ну и чудеса, - присвистнул я, - лишний отряд пропал.
Когда я ленивой походкой подошел к здоровяку, тот был в состоянии бочки с порохом, готовой взлететь на воздух от одной искры.
- Здравствуйте, - сказал я.
- Тебе чего? - недовольно буркнул здоровяк.
- А меня в 9-й отряд записали, - добродушно улыбнулся я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11