А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

фрименов же загоняли в классы свежеорганизованной Академии. Он даже успел между делом продиктовать целый трактат о новых взглядах на камуфляж.Эта бурная деятельность не затихала даже во время войны. Синельников пишет, как в октябре двести одиннадцатого года регулярно заезжавший к нему в пещеру маршал ни на минуту не прерывал своего коммерческо-технического совещания, которое вел по ноутбуку. Прихлебывая кофе, сваренное Алией или Аристархом, командующий одним глазом обязательно косил на монитор.— «Камов» просит по пятнадцать за штуку… хм… я больше склоняюсь к «Милю»… А это что? Так, высокомодульный карбон… «Чобхэм», активная защита… неплохо… Хм, откуда такая диковина? «Корд», по-моему, лучше… Тридцать девять миллиметров, плавающий ствол… Знаешь, Володя, с тех пор как появились все эти трансформеры и военную технику стало можно собирать как детский конструктор, воевать намного интереснее. Ага… булл-паповский «абакан»… занятно…
Не нахожу ничего удивительного в том, что разведка Стилгара долгое время не обращала никакого внимания на кромвелевские приготовления и зашевелилась лишь тогда, когда большая часть фортов и укреплений была уже закончена, а военная машина уверенно набирала обороты. Муад’Диб не придавал Южным Эмиратам никакого значения — эка невидаль, строптивое захолустье — и даже после доклада встревоженного Стилгара лишь отмахнулся: «Феллах хочет отгородиться от пустыни. Пошли два легиона, пусть пройдутся там как следует и притащат этого дурака сюда — послушаем его объяснения».Уже в этом, на первый взгляд, довольно легкомысленном заявлении императора чувствуется некоторая опасная, непонятная неопределенность. Что означает сей фортель? Два легиона — это, конечно, не армия, но это уже и не разведка, и даже не разведка боем. Муад’Диб словно начинает и не начинает войну, он как будто чего-то опасается и одновременно колеблется. Как понять — это мистическая прозорливость или политическая близорукость? Увы, логика Атридеса во многом так и осталась загадкой.Стилгар без особого восторга, но — в ту пору — и без особых сомнений выполняет императорский приказ. В ноябре двести девятого года два легиона пересекли Центральный Рифт и за ущельем Двойного Клюва разделились — один повернул прямо на юг, чтобы, по выражению императора, «пройтись» по горным селениям, второй — его вел сам Стилгар — продолжил движение на восток, то есть на Джайпур.Оба ушли недалеко. Собственно, что случилось с первым отрядом, так толком и не удалось узнать — из него вернулось не более сотни обгорелых изувеченных людей, от которых не добились никаких мало-мальски внятных объяснений. Стилгару повезло больше. Он увидел уходящие в небо и за горизонт стены джайпурского нагорья с ребрами пескоотбойников и черными зевами тоннелей — Абу Резуни никогда не держал в руках сказок Толкиена и слыхом не слыхал о Вратах Мордора, но размах сооружений оценил вполне — однако рассмотреть подробно ничего не успел, потому что прямо перед ним едва ли не из-под земли вдруг поднялись не то двести, не то черт знает сколько кромвелевских «Аллигаторов», со зловещей грацией свесивших перед полозьями ящики электронных пулеметов. Стилгар только и успел послать проклятие системе радиолокации — она была рассчитана на обнаружение бионических контуров орнитоптеров, а тупые железные вертолетные двигатели отказывалась видеть в упор. Слишком поздно главный императорский военачальник сообразил, что его совершенно элементарно одурачили. Оказавшийся среди голой пустыни без всякого прикрытия, в семь минут знаменитый Четырнадцатый Легион прекратил свое существование.Однако сам Стилгар практически не пострадал, отделавшись шоком и слабой контузией, и отнюдь не уронил славы великого воина. С дюжиной уцелевших федаинов он продолжил путь, еще раз прошел через Двойной Клюв — миновав сумрак его почти сомкнувшихся стен, шейх по достоинству оценил замысел врага, — после чего повернул не на север, как следовало ожидать, а на вулканический юг. Стилгар хотел видеть, насколько далеко зашли приготовления противника.И он увидел. Проклятая колоннада уходила едва ли не к полюсу, а за ней, в колышущемся мареве над красными скалами, громоздились башни воздвигаемых крепостей. Стилгар не был ни впечатлительным, ни суеверным человеком, но и ему стало не по себе, а религиозных фрименов охватил откровенный страх. Вечерело, красный свет заливал все вокруг, и стратег не мог отделаться от ощущения, что слышит какой-то гул, сродни шуму в ушах, и чувствует дрожь земли под ногами. Шерван, единственный уцелевший из его адъютантов, поднял руку, указывая на исчезающую вдали багряную, с глубокими черными тенями шеренгу рукотворных уступов, и сказал:— Хафизулла, это знамение. Он пришел, он здесь. Мы прогневили небо.— Кто? — хмуро спросил Стилгар.— Сам знаешь. Пришел срок, пророчество исполняется.— Дух Тамерлана.— Да, это ангел смерти Азраил. Хафизулла, дни Муад’Диба сочтены, и наши тоже. Ты видишь.Стилгар ничего не ответил и пошел прочь.Лишь поднявшись по отрогам плоскогорья Подкова, он вызвал помощь — и через сутки был в Арракине. Тут его поджидал новый, еще более неприятный сюрприз. Оказывается, пока нелегкая военная судьба носила его по горам и пустыням, у императора успел побывать эмиратский посол. Он валялся у Муад’Диба в ногах, бился лбом в ковры, говорил о несчастном недоразумении, о вечной преданности Феллаха, о том, что Пол Муад’Диб — величайший правитель всех времен и народов, о всегдашней готовности и пустынном братстве. И после строгого внушения, а затем — грозного напутствия посол был с миром отпущен, а печальный джайпурский инцидент предан забвению. Как раз тогда и был, кстати, подписан памятный договор о совместном финансировании спутниковой системы слежения «Соллекс», сыгравшей во время войны такую роковую роль.Стилгару стало нехорошо. Его дурачили второй раз. Неведомый воитель оказался еще и гениальным дипломатом, в совершенстве постигшим тайные изгибы натуры Муад’Диба. После пустыни он переиграл Империю и на полированных плитах арракинского Дворца приемов — Стилгар отлично понимал, что за право называться императором в каких-то отдаленных землях Пол отдаст еще не один легион.— Я должен поговорить с владыкой с глазу на глаз, — объявил шейх.Слово Стилгара все еще было преисполнено высшей властью, и их оставили наедине.— Узул, — начал военный министр, — мы потеряли более четырех тысяч человек. Там были те, кто когда-то вошел с тобой в Арракин. Узул, время переменилось. Я многое увидел. От Джайпура до Подковы идет стена, которая заберет тысячи жизней на войне. Эта стена стоит миллиарды и миллиарды. Это деньги парламента, и мне это не нравится, Узул. Стену построил серьезный человек. Возможно, самый серьезный из всех, кого мы видели. Говорят, это воскресший Тамерлан. Не знаю. Он создал базу на Двойном Клюве — хорошо замаскированную базу, и мы вошли туда, как маленькие дети — вот только вышли не все. Он дал нам уйти — он нас не боится. Двойного Клюва у нас больше нет, Узул, и Востока у нас тоже нет, потому что второй раз через Клюв мы уже не пройдем. Он сделал это, не потеряв ни единого солдата, даже не выведя за стены ни одной когорты. Нас запирают, Узул. Мы можем потерять Юг.— Как это — запирают?— Я видел песчаную башню. Ту самую, про которую говорил твой тесть, Льет. Он строит такие башни в пустыне.— Глупость, — нахмурился император. — Пустыня убьет их. Нам ничего не придется делать.— Ты забыл Льета. Они строят свои башни в Хаммаде, там, внизу, коллектор, он был сухим сто лет, а теперь он наполняется водой, может быть, он уже полон, у них наверняка есть карта водяных шахт, а у нас ее нет. Такая башня не пропустит никого на двадцать миль вокруг.— Что нам их башня.— Он построит не одну. И не две. Он построит их сотню, две сотни — сколько ему будет надо. Посмотри на карту. Через год вся Хаммада будет в его руках. Он подойдет к Подкове. У нас там ни одного гарнизона, ни одной заставы. Он выйдет на плоскогорье, где у нас тоже ни одного человека, и через три дня будет в Хорремшахе. Подойди к окну, Узул. Видишь там синеву между горами, в седловине? Знаешь, что это такое? Это и есть Хорремшах. Это ворота в Арракин. Сюда, где мы сейчас с тобой стоим.Пол отвернулся, отошел от окна и сел в кресло.— Ладно, хорошо, что ты предлагаешь?— Переговоры. На нас надвигается большая война. У нас больше нет поддержки ландсраата. У нас вообще ничего нет, кроме Гильдии, а цены на спайс падают. Падают каждый день.Обычно Муад’Диб не выносил подобных разговоров. Но в этот раз император сдержался.— Хорошо, — сказал он. — А если мы прямо сейчас нанесем удар? Не два легиона, а двенадцать? Или вообще всем, что у нас есть?— Я думал об этом, — ответил Стилгар и мысленно перевел дух — он ожидал худшего. — Это безумный риск. У нас нет авиации. Великие Дома не дадут нам ни крейсера, ни топтера. Транспортов у нас тоже нет, нет и пилотов. Кроме того, Феллах успел подготовиться. Я читал список их поставок — там сплошное горное оборудование. Они зарылись в землю, Узул, а их заводы прикрыты дисперсными полями. И доставили все это не корабли Гильдии. Ты понимаешь, что это значит. Нет, Узул, надо договариваться. Пока еще мы сильны, пока нас поддерживают Навигаторы — но дни Гильдии сочтены, и ты это знаешь, Узул. Как только цена спайса станет меньше пятисот солариев…— Нам конец, — насмешливо вставил император.— Нет, — спокойно возразил Стилгар, — мы сражались и при худшем раскладе. Но тогда любой сможет диктовать нам условия. Мы снова превратимся в партизан и контрабандистов. Время работает против нас. Откладывать нельзя. Пусть они забирают Юг — он и так у них — и дают нам пай в электронном производстве. Постараемся получить максимальные гарантии. Выхода у нас нет.Император ничего не ответил и вновь мрачно уставился на карту. Помолчав не менее двух минут, Муад’Диб, наконец, сказал:— Нет. Все переговоры бессмысленны. Сделаем иначе. Они укрепляют Хаммаду — мы укрепим Подкову. Там будет крепость — мы не пустим их на плоскогорья. Вот, смотри — с юга на восток и до самой Защитной Стены. Они хотят войны — будет им война.Стилгар с сомнением покачал головой:— Узул, такая стройка займет по крайней мере год. По крайней мере. Но есть ли у нас этот год? И скорее всего, именно этого они и ждут, мы проигрываем в любом случае…Но у Муад’Диба уже кончилось терпение:— Хватит. Я сказал.
Этот разговор, описанный Стилгаром в его мемуарах, в целом совпадает со стенограммой военного совета, состоявшегося на следующий день. Во время этого совета, решения которого были, естественно, уже предопределены, на Стилгара посыпались обвинения — как это часто бывало во все времена, дальновидность и преданность обозвали предательством. Начальника Генерального штаба коснулась тень опалы. Больше всех усердствовал Корба, кричавший, что Стилгар струсил, что им нечего бояться войны, они сильны как никогда, один смелый, решительный удар, они разобьют себе головы о наш броневой щит — и все в этом роде. Муад’Диб вычерчивал чудеса фортификации на голографическом макете Подковы и расписывал, какие небывалые хитрости он пустит в ход, чтобы уничтожить незваных гостей.Стилгар, несмотря ни на что, высказался даже еще жестче, чем накануне.— Нам навязывают эту войну, — сказал он. — Парламент отказывает нам в поддержке и дает деньги Эмиратам. Они хотят стравить нас, чтобы мы уничтожили друг друга. Нельзя начинать войну на навязанных условиях. Мы лезем в ловушку, устроенную ландсраатом и Сорока Домами. Это строительство отнимет наше время, наши силы, и ничего не решит.— Откуда это ты так хорошо знаешь планы Сорока Домов? — издевательски поинтересовался Корба.— Я хорошо знаю только одно, — равнодушно ответил Стилгар, — Враг подходит к нашим границам, а мы собираемся играть в детские игры.
Я так подробно остановился на этом эпизоде лишь потому, что в данном случае перед нами, несомненно, поворотный момент всей истории. В самом деле, почему император, имея тогда в своем распоряжении достаточно военной силы и политической власти, вдруг спустил соседям, которых считал подвластными, открытый вооруженный мятеж и откровенный сепаратизм? В свое время кара обрушивалась на непокорные головы за куда меньшие преступления, и Муад’Диб не считался ни с потерями, ни с расходами. Что, снова просчет неудачливого государственного деятеля? Снова Пол Атридес проглядел, не понял, поддался эмоциям?Нет. Думаю, что император Муад’Диб был весьма и весьма реалистично мыслящим политиком, умевшим далеко заглянуть в грядущие события, просто цели этой самой его политики находились очень далеко от той области, где мы склонны их искать, обвинять или оправдывать.Не более полутора лет отвели на правление Пола Атридеса лидеры парламента, и это с запасом, чтобы уж наверняка успеть принять нужные им законы и без лишних дрязг похоронить спайсовую эпоху. Муад’Диб продержался на императорском троне без малого двадцать лет — многие прославленные вожди и герои и близко не подходили к этому сроку. Но политическая мудрость Муад’Диба как раз и заключалась в безошибочном видении того пути, на котором он в любом случае сохранял для себя этот трон. Да, на этом пути он отрекался от всего, чему его учили и воспитывали, расплачивался головами друзей, жертвовал благосостоянием своего народа и самим этим народом, но, как и хотел, до последнего вздоха остался императором — когда уже не было ни Империи, ни царства, когда его прокляли подданные, а война погубила все, чему он должен был служить.История не терпит сослагательного наклонения, но жить без него не может. Если бы тогда, в ноябре двести девятого, Муад’Диб отдал приказ о превентивном ударе, он, несомненно, вынудил бы Кромвеля начать полномасштабную войну и стереть с лица земли Арракин вместе с безумным императором. Войска парламента вполне могли бы это сделать, но в планы маршала это не входило — Серебряному для его целей надо было выиграть время, и того же, как ни странно, более всего желал Муад’Диб, старавшийся любой ценой продлить собственное царствование. В первый, но не в последний раз противники мастерски подыграли друг другу, и вот этого-то как раз и не мог понять премудрый Стилгар. Впрочем, старый воин сделал свои, не менее любопытные выводы, но об этом рассказ чуть позже.
Укрепленный район Подковы, воздвигнутый усилиями императорских военных зодчих, вполне выдержал испытание временем, и ныне его бастионы, высящиеся среди горной пустыни, потрясают воображение туристов. Серьезные исследователи занимались им мало, поскольку война на Дюне всегда оставалась запретной темой, но те немногие, что уделили внимание этой архитектурной диковине, судя по имеющейся литературе, остались совершенно зачарованы как величественностью исполнения, так и полной необъяснимостью замысла.Действительно, на первый взгляд понять тут что-то довольно трудно. Если посмотреть на карту, то плоскогорья, поднятые над Западным Рифтом таинственными подземными силами, более всего напоминают три зубца на гребне исполинского дракона. Одно за другим они идут с севера на юг, все треугольной формы, все повышаются на юго-восток и понижаются к северу. Самый северный и высокий зубец — Арракинское нагорье, его вздыбленный над песками и собранный в складки край ответвляется от полярного высокогорья строго на юг, а затем под прямым углом сворачивает на запад, образуя ту самую Защитную Стену, что прикрывает от бурь столицу Арракин. Отроги Защитной Стены сбегают к Хорремшахской пустыне, которая переходит уже на самый большой зубец, плоскогорье Подковы — оно широким тупым клином врезается в песчаное море в направлении юго-востока, в откосах и обрывах Подковы затерялся Карамагский уступ, в расщелинах которого с бесчувственной Алией на плечах бежал Синельников. И наиболее скромное по размерам, ступенчато-расчлененное Бааль-Дахарское нагорье, развернуто к югу, куда протягиваются длинные пальцы прерывистых гряд.Полоса Муаддибовых фортов и бастионов протянулась невероятно длинной кишкой от южных предгорий Подковы до крайнего запада Арракинского нагорья — до самого Хорремшаха. Однако вся загадка ситуации в том, что эта новая Великая Стена в своем устремлении с юга на север проходит едва ли не в пятистах милях от стратегического рубежа — того самого скального обрыва, который и отделяет Подкову от Рифта, откуда и ожидалось нашествие кромвелевских армий. Выходила совершеннейшая чепуха: цепочка несокрушимых крепостей просто-напросто поделила пополам безлюдные каменистые нагорья, поскольку ни справа, ни слева от этих укреплений не было и не предвиделось ни врагов, ни друзей. Невольно возникает вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28