Eri con me...», – ностальгически неслось над площадью.
– До середины 70-х годов вокруг собора проходила действующая трамвайная линия.
Словно в подтверждение его слов из асфальта показались две рельсовые нити, как будто вышедшие из ниоткуда. Бондарь и компания продолжали идти вдоль них. Серая громада собора плыла с левой стороны.
– Официальная версия ее закрытия, – продолжал Бондарь, прикуривая от дорогой позолоченной зажигалки и окутывая себя кружевными клубами ароматного дыма, – якобы сильная вибрация от прохождения трамваев, которая вредила этому памятнику архитектуры.
– Похоже на правду, – вставил Стас.
– Еще бы... Но есть и «неофициальное мнение» на этот счет, о нераспространении которого кто-то очень тщательно заботится.
– Неужели снова «рельсовая аномалия»? – спросил Юра.
– Вполне возможно. Однако, никто пока толком не объяснил, что же здесь произошло, и почему трамвайную линию закатывали в асфальт в режиме повышенной срочности. Но в приватных беседах это событие часто привязывают к особенностям данного места. Говорят, особенности эти чаще всего проявляются во дни Сошествия Луча.
Бондарь замолчал, попыхивая трубкой. Из-за шпиля собора неожиданно выплыла спелая луна, и мертвые рельсы, огибающие собор, таинственно заблестели в ее ртутном свете. За очередным поворотом они ушли в асфальт так же внезапно, как появились из него несколько минут назад. Никто не нарушал возникшего молчания.
– Пойдемте, друзья, ужинать, – задумчиво сказал Бондарь. – Завтра нам предстоит увидеть нечто не менее потрясающее.
На выходе из метро, над лестницей, выводящей из подземки на Piazza Duomo
– Соборную площадь Милана, виднелось призрачное кружево Кафедрального Собора. Тамара сделала шаг назад:
– Обратите внимание, какой красивый ракурс.
– Я торчу-у... – вдохновенно заявил Вовка.
– Это совершенно естественно и нормально, – изрек Бондарь, – ведь у одного из архитекторов этого собора была фамилия Торчелло, так что... – Бондарь развел руками и усмехнулся.
Компания, смеясь, поднялась по лестнице, и залитый утренним солнцем собор встал перед ними во всем своем великолепии.
– Эпоха Висконтов... – продолжал просвещать Бондарь.
– Третья четверть четырнадцатого века... – в тон ему сказал Стас.
Тамара прыснула от смеха, а Бондарь уважительно покосился на Стаса.
– Историку стыдно не знать подобных вещей, – сказал Стас.
– Где уж нам уж... – улыбнулась Тамара – Как выпускнице филологического факультета мне остается только добавить, что Марк Твен назвал это сооружение «поэмой в мраморе».
– А строился этот собор целых четыреста семьдесят три года... – вдруг заявил Вовка. Все ошалело повернулись в его сторону. Вовка сначала стоял с задумчивым лицом, но через несколько секунд не выдержал и заулыбался. Достав из-за спины русскоязычный путеводитель по Италии, открытый как раз на разделе «Duomo di Milano» – «Миланский Кафедральный Собор», он демонстративно повертел им в руках. – Главное – знать, где смотреть.
Компания расхохоталась.
– Нет, мне определенно повезло с компаньонами, – заявил Бондарь, снова набивая любимую трубку. Казалось, что для него этот процесс важнее самого курения.
– Ну, пойдемте же, – Вовка нетерпеливо потянул Стаса за руку, и компания направилась к собору.
Площадь перед собором была полна голубей. Тысячи птиц, сытых, откормленных, словно куры, громко воркуя, садились на руки туристов, протягивающих им крошки хлеба и продающиеся здесь же кукурузные зерна.
Собор казался совершенно нереальным в своем великолепии. Множество игольчатых шпилей венчались фигурками незнакомых святых. Частые водосточные желоба и трубы были оформлены в виде химер, грозно разевающих пасти. Юра подумал, что во время дождя эти странные существа, изрыгающие потоки воды, наверняка, выглядят впечатляюще.
– Григорий Ефимович, – спросил Юра, – я все никак не могу понять: Миланский собор – второй по размерам христианский храм в мире после Собора Святого Петра в Риме. По значимости, получается, тоже. Почему же в его постройке использована языческая символика? Все эти знаки зодиака, химеры...
– Более того, – добавил Бондарь, – в Италии почти в каждом крупном соборе существуют традиции, я бы сказал, «талисманного» характера. Обратите внимание на входные ворота.
Все посмотрели на огромные бронзовые врата, закрывающие вход в собор. На них были отлито множество барельефов с библейскими сценами. В полутора метрах от земли было изображено Святое Семейство. Некоторые бронзовые фигурки этого барельефа были отполированы до блеска частыми прикосновениями.
– Видите? – указал Бондарь на эти светлые пятна на темной бронзе. – Считается, что прикосновения к этим фигуркам приносит удачу.
– Что-то похожее можно наблюдать в Москве, на станции «Площадь революции», – с улыбкой заявил Стас, – там стараниями гостей столицы до блеска отполированы морды собак у бронзовых пограничников и клювы петухов у колхозниц.
– Стас, до чего же ты циничен! Ведь у этих традиций совершенно разная природа... – попыталась возразить Тамара.
– Все-все... Молчу, только ногами не бейте! – Стас шутливо замахал руками.
– Григорий Ефимович, но Вы не ответили на мой вопрос... – Юра был настойчив.
Бондарь усмехнулся, достал карманные часы, но, почему-то, не взглянув на них, вновь положил в карман.
– Ну... если бы я все знал... – он развел руками, явно уклоняясь от прямого ответа. Юра тихо разозлился. Как журналист он привык к подобным фокусам, но Бондарь регулярно увиливал от ответов на самые важные вопросы.
– Если ты будешь дуться и делать такое напряженное лицо, – проворковала Юре на ушко Тамара, нежно погладив ладонью между лопаток, – то к концу нашего путешествия станешь похожим во-он на ту химеру.
Юра поднял глаза. Химера была противной. Он передернул плечами – нежное поглаживание дало себя знать приятными мурашками по всему телу. С правой стороны в воротах была устроена дверь, через которую путешественники вошли в полутемную прохладу собора.
Изнутри собор казался еще более огромным, нежели снаружи. В этот час он был почему-то практически безлюден – десяток разрозненных туристов, пара-тройка молящихся. Вдоль длинных рядов скамеек прошли несколько священников в темных сутанах.
После залитой солнцем площади интерьер собора выглядел темным. Смутные очертания готических сводов вздымались высоко вверх и терялись в сероватой полутьме. Четыре ряда широких колонн образовывали иллюзию коридора, который резко устремлялся вперед и разбивался где-то вдалеке тысячами мозаичных осколков витража огромной пятиугольной апсиды. Перед апсидой находился необъятных размеров алтарь. Справа и слева от алтаря – два мощных органа, украшенные цветным мрамором и резьбой по дереву.
Собор был настолько огромен, что одним взглядом его невозможно было охватить полностью. Стас встал возле входной двери и попытался подключить воображение. Через минуту он понял, что какая-то часть собора все равно остается вне восприятия.
– Даже странно... – задумчиво проговорила Тамара, – такой светлый снаружи... и такой темный внутри...
– А у людей это сплошь и рядом, – совершенно не к месту сказал Стас, – и это даже не странно.
Тамара покосилась на Стаса, но ничего не ответила.
– Под алтарем помещается подземная церковь и крипта, – тихо сказал Бондарь.
– А вот и то, что было упомянуто в документе.
В нескольких метрах от входа слева направо проходила линия, выложенная темным мрамором. Через равные промежутки ее покрывали мозаичные изображения знаков зодиака с латинскими подписями.
– Кан-цер... – прочитал Вовка. – Это «Рак», да?
– Рак, рак... – ответил Стас.
– А мой «Водолей» будет... – Юра прошелся вдоль линии, – «Акуа-ри-ус»...
– Мы увидим Сошествие Луча? – спросила Тамара.
– Надеюсь, – ответил Бондарь, – сегодня 23 августа, солнце как раз входит в знак Девы. Луч должен сойти вон через то окно. – Он указал рукой на правую часть теряющегося в полумраке потолка.
– Святой отец, – обратился Бондарь к проходящему мимо священнику, крепкому мужчине лет пятидесяти, – как нам увидеть отца Марка?
– К сожалению, это невозможно, – ответил святой отец. – Два дня назад он уехал в Рим на семинар, и вернется только в начале следующей недели.
– Какая жалость, – немного сник Бондарь.
– Может, я смогу Вам чем-нибудь помочь?
– Право не знаю... я хотел поговорить с отцом Марком... Ну что же... Значит, в другой раз... Да. И вот еще что, – оживился Бондарь, как будто что-то вспомнил, – ожидается ли сегодня Сошествие Луча на Зодиакальный Путь?
Священник внимательно посмотрел на Бондаря.
– Мои комплименты, – с достоинством произнес он, – Вы прекрасно осведомлены в том, как называли это явление в эпоху Висконтов, и называют до сих пор в некоторых тайных монашеских орденах.
– Благодарю Вас... – сдержанно ответил Бондарь, – и все-таки? Мы ради этого специально приехали из Москвы.
Глаза священника удивленно округлились.
– Из Москвы – это замечательно! – священник вдруг широко, по-доброму, улыбнулся и протянул руку, – падре Антонио.
– Очень приятно. Григорий, – Бондарь крепко пожал сильную сухую ладонь.
– К сожалению, мне придется Вас огорчить. Судя по рассчитанным на компьютере таблицам поправок, вон они висят, на том стенде у южной стены, Сошествие Луча в фазу Девы в этом году произойдет на три дня позже. Это связано со многими астрономическими факторами...
– Что он говорит? – театральным шепотом спросил Вовка.
– Простите, друзья мои, я забылся, – спохватился Бондарь. – Отец Антонио сказал, что Сошествие Луча на знак Девы произойдет только через три дня.
– Но ведь завтра мы уедем из Милана... – огорчилась Тамара.
– Синьорина, как мне хотелось бы вам помочь... – сокрушенно развел руками падре, – Сегодня можно увидеть только то, как луч на короткое время появится в промежутке между Львом и Девой. – Бондарь добросовестно исполнял роль переводчика. – Конечно, это не совсем то – когда луч попадает на изображение созвездий, их мозаика начинает играть неповторимыми оттенками. Искусственное освещение не дает такого эффекта, да и глупо было бы его использовать.
– Неинтересно... – ляпнул Вовка. Бондарь машинально перевел.
– Не скажи, сын мой, – улыбнулся падре Антонио. – По древнему преданию, эта полоска мрамора, инкрустированная знаками зодиака, символизирует некий Абсолютный Путь, ведущий сквозь Время и Мироздание. Надо только попытаться понять, что переход луча от одного зодиакального изображения к другому – это некий аллегорический Мост из нашего времени в будущее. Переходное время. И пусть будущее у тебя будет прекрасным и играет разными оттенками, подобно этим древним изображениям в полу, когда на них сходит луч солнца.
– Спасибо... – улыбнулся Вовка.
– Увы, это будет уже без нас, – вздохнула Тамара.
– Григорио, мне очень хотелось бы немного утешить Ваших друзей, – обратился к Бондарю падре Антонио, – поэтому я предлагаю вам совершить небольшую экскурсию на крышу Собора. Если позволите, я буду вашим гидом. Буду рад провести четверть часа в столь просвещенной компании.
Замшелая лестница с завидным упорством наматывала на невидимый центр винтовые ступени.
– Этот подъем – не для туристов, – негромко говорил падре под аккомпанемент перевода Бондаря. – Туристов мы поднимаем на лифте или водим по лестнице в южной стене. А это, так сказать, путь для избранных.
Вид с крыши собора захватил дух. Вся компания гостей восхищенно вздохнула. Падре сдержанно улыбался.
Стас и Тамара немного побродили между шпилей, скульптур святых и архангелов, вспоминая классические кадры из фильма «Рокко и его братья». Нашли то место, где неотразимый Ален Делон объяснялся с темпераментной Анни Жирардо. Бондарь оживленно обсуждал что-то с падре Антонио. Юра усиленно всматривался в пейзаж, словно пытался вобрать его в себя как губка. Вовка понемногу начинал скучать.
Внезапно Юра почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно оглянулся. С желтоватого каменного свода на него смотрела химера – чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона. Мраморные когти монстра сжимали карниз, все туловище было устремлено вперед. На Юру. Юра поежился от неприятного чувства – что-то похожее он испытал пятнадцать лет назад, когда заведующий маминой лабораторией показал пришедшему навестить маму десятилетнему Юре платяную вошь под микроскопом. Безобразное существо, увеличенное мощнейшей цейссовской оптикой до невероятных размеров, потом несколько месяцев преследовало Юру в ночных кошмарах.
Выражение морды химеры что-то неуловимо напоминало Юре. Чье-то лицо. Юра никак не мог вспомнить – чье именно?
– А... з-зачем они здесь? – тихим голосом спросил Юра, подойдя к священнику и Бондарю.
– Химеры? Они пришли в христианское искусство в средние века, но прижились только в Европе, – ответил падре Антонио. – Корни их ведут в древнегреческую мифологию. В «Илиаде» Гомера сказано, что это «порождение Тифона и Ехидны». Иногда ими изображают несбывшуюся мечту.
– В католическом искусстве это всего лишь декоративный мотив... – добавил Бондарь.
Услышанное не добавило ясности Юре в его попытке что-то вспомнить. Отойдя в сторону, он еще раз взглянул на простирающийся перед ним Милан и понял, что настроение безнадежно испорчено.
– Друзья, пора спускаться, – сказал Бондарь, и все двинулись к неприметной дверце, через которую выходили.
Падре Антонио замыкал процессию. Спускаясь, Юра решил посчитать витки лестницы. Где-то на тридцать четвертом повороте его пронзила мысль, от которой он пошатнулся и, чтобы не потерять равновесие, схватился за холодную шершавую стену. Он вдруг ясно вспомнил, что выражение хищной морды химеры непостижимым образом напоминало кроткое лицо нищенки из перехода, напугавшей его в тот проклятый день, когда он, полный авантюрных надежд, спешил в библиотеку. С каждым новым оборотом лестницы в голове возникала одна и та же фраза: «Не стоит открывать дверь, когда не знаешь, куда она тебя приведет... Не стоит открывать дверь, когда не знаешь, куда она тебя приведет... Не стоит открывать...», – совсем как заезженная пластинка на бабушкином патефоне.
Перед выходом из собора все по очереди пожали руку падре Антонио и вынырнули из бронзовой двери в солнечный день.
– Классный падре! – констатировал Вовка.
– Прямо Святой Антоний! – с уважением сказал Стас.
Юра молчал. Последняя догадка не давала ему покоя. Бондарь тоже шел молча. Выпятив вперед нижнюю губу, он в задумчивости скользил глазами по площади.
В день, когда луч одинокий Светила Осенней Предвестницы лик озарит,
В полдень, к подножию Башни Капризной Вновь будет явлен ковчег неотпетый Силы Неясной... – вдруг сказал Бондарь куда-то в пустоту.
– Нострадамус? – после небольшой паузы спросил Стас.
– Нет, – ответил Бондарь, – это Карло Паччини, один из братьев ордена Сальваторов. Пятнадцатый век. Он мало кому известен в наше время, но его пророчества будут посерьезней стишков Нострадамуса. За что, в свое время, брат Карло и снискал проблемы с инквизицией...
– И что это значит: луч, ковчег? Предвестница какая-то...
– А Бог его знает, – выдохнул Бондарь. – Так, припомнилось. Очевидно, атмосферой храма навеяло. Готика, латынь...
– Дева! – вдруг сказал Юра.
– Что «Дева»? – спросил Стас.
– Я вспомнил. Вика, наша редактор, которая мою статью выпускала, она одно время увлекалась астрологией, карты друзьям строила. Наш Главный по гороскопу – Дева. Как-то раз она ему сказала, что его знак в древности называли «Осенней предвестницей» – она открывает начало осени, хотя сама еще находится в конце лета.
– М-да... – сказал Бондарь. – Дело осталось за малым – узнать, где находится эта самая Капризная Башня. И тогда мы имели бы шанс взглянуть на... ковчег неотпетый Силы Неясной... Хотя бы узнали что это. Ну что же, друзья, пришло время откушать отлич-ную пиццу. Идемте, я знаю одно местечко, достойное вашего внимания. Кстати, как вы относитесь к хорошему красному вину?
– Потребительски, – ответил Стас.
Компания, смеясь, пересекла площадь и пошла по одной из неприметных улочек. Вовка сглотнул слюну, чувствуя в воздухе запах обещанной пиццы. Она непременно должна быть очень вкусной. Ведь если Бондарь что-то хочет показать, значит, это действительно «нечто»...
На одном из домов по правую сторону улочки висела яркая светящаяся афиша уже успевшего набить оскомину «Титаника», идущего в кинотеатре за углом: Леонардо Дикаприо нежно обнимает Кейт Уинслет на фоне огромных дымящих труб парохода-легенды. Взгляды путешественников невольно задержались на этом красивом кадре.
– Все-таки, Кейт Уинслет здорово похожа на Мадонну, – заметил Стас
– Ага... – скептически улыбнулась Тамара, – Как Фаина Раневская на Лайзу Минелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– До середины 70-х годов вокруг собора проходила действующая трамвайная линия.
Словно в подтверждение его слов из асфальта показались две рельсовые нити, как будто вышедшие из ниоткуда. Бондарь и компания продолжали идти вдоль них. Серая громада собора плыла с левой стороны.
– Официальная версия ее закрытия, – продолжал Бондарь, прикуривая от дорогой позолоченной зажигалки и окутывая себя кружевными клубами ароматного дыма, – якобы сильная вибрация от прохождения трамваев, которая вредила этому памятнику архитектуры.
– Похоже на правду, – вставил Стас.
– Еще бы... Но есть и «неофициальное мнение» на этот счет, о нераспространении которого кто-то очень тщательно заботится.
– Неужели снова «рельсовая аномалия»? – спросил Юра.
– Вполне возможно. Однако, никто пока толком не объяснил, что же здесь произошло, и почему трамвайную линию закатывали в асфальт в режиме повышенной срочности. Но в приватных беседах это событие часто привязывают к особенностям данного места. Говорят, особенности эти чаще всего проявляются во дни Сошествия Луча.
Бондарь замолчал, попыхивая трубкой. Из-за шпиля собора неожиданно выплыла спелая луна, и мертвые рельсы, огибающие собор, таинственно заблестели в ее ртутном свете. За очередным поворотом они ушли в асфальт так же внезапно, как появились из него несколько минут назад. Никто не нарушал возникшего молчания.
– Пойдемте, друзья, ужинать, – задумчиво сказал Бондарь. – Завтра нам предстоит увидеть нечто не менее потрясающее.
На выходе из метро, над лестницей, выводящей из подземки на Piazza Duomo
– Соборную площадь Милана, виднелось призрачное кружево Кафедрального Собора. Тамара сделала шаг назад:
– Обратите внимание, какой красивый ракурс.
– Я торчу-у... – вдохновенно заявил Вовка.
– Это совершенно естественно и нормально, – изрек Бондарь, – ведь у одного из архитекторов этого собора была фамилия Торчелло, так что... – Бондарь развел руками и усмехнулся.
Компания, смеясь, поднялась по лестнице, и залитый утренним солнцем собор встал перед ними во всем своем великолепии.
– Эпоха Висконтов... – продолжал просвещать Бондарь.
– Третья четверть четырнадцатого века... – в тон ему сказал Стас.
Тамара прыснула от смеха, а Бондарь уважительно покосился на Стаса.
– Историку стыдно не знать подобных вещей, – сказал Стас.
– Где уж нам уж... – улыбнулась Тамара – Как выпускнице филологического факультета мне остается только добавить, что Марк Твен назвал это сооружение «поэмой в мраморе».
– А строился этот собор целых четыреста семьдесят три года... – вдруг заявил Вовка. Все ошалело повернулись в его сторону. Вовка сначала стоял с задумчивым лицом, но через несколько секунд не выдержал и заулыбался. Достав из-за спины русскоязычный путеводитель по Италии, открытый как раз на разделе «Duomo di Milano» – «Миланский Кафедральный Собор», он демонстративно повертел им в руках. – Главное – знать, где смотреть.
Компания расхохоталась.
– Нет, мне определенно повезло с компаньонами, – заявил Бондарь, снова набивая любимую трубку. Казалось, что для него этот процесс важнее самого курения.
– Ну, пойдемте же, – Вовка нетерпеливо потянул Стаса за руку, и компания направилась к собору.
Площадь перед собором была полна голубей. Тысячи птиц, сытых, откормленных, словно куры, громко воркуя, садились на руки туристов, протягивающих им крошки хлеба и продающиеся здесь же кукурузные зерна.
Собор казался совершенно нереальным в своем великолепии. Множество игольчатых шпилей венчались фигурками незнакомых святых. Частые водосточные желоба и трубы были оформлены в виде химер, грозно разевающих пасти. Юра подумал, что во время дождя эти странные существа, изрыгающие потоки воды, наверняка, выглядят впечатляюще.
– Григорий Ефимович, – спросил Юра, – я все никак не могу понять: Миланский собор – второй по размерам христианский храм в мире после Собора Святого Петра в Риме. По значимости, получается, тоже. Почему же в его постройке использована языческая символика? Все эти знаки зодиака, химеры...
– Более того, – добавил Бондарь, – в Италии почти в каждом крупном соборе существуют традиции, я бы сказал, «талисманного» характера. Обратите внимание на входные ворота.
Все посмотрели на огромные бронзовые врата, закрывающие вход в собор. На них были отлито множество барельефов с библейскими сценами. В полутора метрах от земли было изображено Святое Семейство. Некоторые бронзовые фигурки этого барельефа были отполированы до блеска частыми прикосновениями.
– Видите? – указал Бондарь на эти светлые пятна на темной бронзе. – Считается, что прикосновения к этим фигуркам приносит удачу.
– Что-то похожее можно наблюдать в Москве, на станции «Площадь революции», – с улыбкой заявил Стас, – там стараниями гостей столицы до блеска отполированы морды собак у бронзовых пограничников и клювы петухов у колхозниц.
– Стас, до чего же ты циничен! Ведь у этих традиций совершенно разная природа... – попыталась возразить Тамара.
– Все-все... Молчу, только ногами не бейте! – Стас шутливо замахал руками.
– Григорий Ефимович, но Вы не ответили на мой вопрос... – Юра был настойчив.
Бондарь усмехнулся, достал карманные часы, но, почему-то, не взглянув на них, вновь положил в карман.
– Ну... если бы я все знал... – он развел руками, явно уклоняясь от прямого ответа. Юра тихо разозлился. Как журналист он привык к подобным фокусам, но Бондарь регулярно увиливал от ответов на самые важные вопросы.
– Если ты будешь дуться и делать такое напряженное лицо, – проворковала Юре на ушко Тамара, нежно погладив ладонью между лопаток, – то к концу нашего путешествия станешь похожим во-он на ту химеру.
Юра поднял глаза. Химера была противной. Он передернул плечами – нежное поглаживание дало себя знать приятными мурашками по всему телу. С правой стороны в воротах была устроена дверь, через которую путешественники вошли в полутемную прохладу собора.
Изнутри собор казался еще более огромным, нежели снаружи. В этот час он был почему-то практически безлюден – десяток разрозненных туристов, пара-тройка молящихся. Вдоль длинных рядов скамеек прошли несколько священников в темных сутанах.
После залитой солнцем площади интерьер собора выглядел темным. Смутные очертания готических сводов вздымались высоко вверх и терялись в сероватой полутьме. Четыре ряда широких колонн образовывали иллюзию коридора, который резко устремлялся вперед и разбивался где-то вдалеке тысячами мозаичных осколков витража огромной пятиугольной апсиды. Перед апсидой находился необъятных размеров алтарь. Справа и слева от алтаря – два мощных органа, украшенные цветным мрамором и резьбой по дереву.
Собор был настолько огромен, что одним взглядом его невозможно было охватить полностью. Стас встал возле входной двери и попытался подключить воображение. Через минуту он понял, что какая-то часть собора все равно остается вне восприятия.
– Даже странно... – задумчиво проговорила Тамара, – такой светлый снаружи... и такой темный внутри...
– А у людей это сплошь и рядом, – совершенно не к месту сказал Стас, – и это даже не странно.
Тамара покосилась на Стаса, но ничего не ответила.
– Под алтарем помещается подземная церковь и крипта, – тихо сказал Бондарь.
– А вот и то, что было упомянуто в документе.
В нескольких метрах от входа слева направо проходила линия, выложенная темным мрамором. Через равные промежутки ее покрывали мозаичные изображения знаков зодиака с латинскими подписями.
– Кан-цер... – прочитал Вовка. – Это «Рак», да?
– Рак, рак... – ответил Стас.
– А мой «Водолей» будет... – Юра прошелся вдоль линии, – «Акуа-ри-ус»...
– Мы увидим Сошествие Луча? – спросила Тамара.
– Надеюсь, – ответил Бондарь, – сегодня 23 августа, солнце как раз входит в знак Девы. Луч должен сойти вон через то окно. – Он указал рукой на правую часть теряющегося в полумраке потолка.
– Святой отец, – обратился Бондарь к проходящему мимо священнику, крепкому мужчине лет пятидесяти, – как нам увидеть отца Марка?
– К сожалению, это невозможно, – ответил святой отец. – Два дня назад он уехал в Рим на семинар, и вернется только в начале следующей недели.
– Какая жалость, – немного сник Бондарь.
– Может, я смогу Вам чем-нибудь помочь?
– Право не знаю... я хотел поговорить с отцом Марком... Ну что же... Значит, в другой раз... Да. И вот еще что, – оживился Бондарь, как будто что-то вспомнил, – ожидается ли сегодня Сошествие Луча на Зодиакальный Путь?
Священник внимательно посмотрел на Бондаря.
– Мои комплименты, – с достоинством произнес он, – Вы прекрасно осведомлены в том, как называли это явление в эпоху Висконтов, и называют до сих пор в некоторых тайных монашеских орденах.
– Благодарю Вас... – сдержанно ответил Бондарь, – и все-таки? Мы ради этого специально приехали из Москвы.
Глаза священника удивленно округлились.
– Из Москвы – это замечательно! – священник вдруг широко, по-доброму, улыбнулся и протянул руку, – падре Антонио.
– Очень приятно. Григорий, – Бондарь крепко пожал сильную сухую ладонь.
– К сожалению, мне придется Вас огорчить. Судя по рассчитанным на компьютере таблицам поправок, вон они висят, на том стенде у южной стены, Сошествие Луча в фазу Девы в этом году произойдет на три дня позже. Это связано со многими астрономическими факторами...
– Что он говорит? – театральным шепотом спросил Вовка.
– Простите, друзья мои, я забылся, – спохватился Бондарь. – Отец Антонио сказал, что Сошествие Луча на знак Девы произойдет только через три дня.
– Но ведь завтра мы уедем из Милана... – огорчилась Тамара.
– Синьорина, как мне хотелось бы вам помочь... – сокрушенно развел руками падре, – Сегодня можно увидеть только то, как луч на короткое время появится в промежутке между Львом и Девой. – Бондарь добросовестно исполнял роль переводчика. – Конечно, это не совсем то – когда луч попадает на изображение созвездий, их мозаика начинает играть неповторимыми оттенками. Искусственное освещение не дает такого эффекта, да и глупо было бы его использовать.
– Неинтересно... – ляпнул Вовка. Бондарь машинально перевел.
– Не скажи, сын мой, – улыбнулся падре Антонио. – По древнему преданию, эта полоска мрамора, инкрустированная знаками зодиака, символизирует некий Абсолютный Путь, ведущий сквозь Время и Мироздание. Надо только попытаться понять, что переход луча от одного зодиакального изображения к другому – это некий аллегорический Мост из нашего времени в будущее. Переходное время. И пусть будущее у тебя будет прекрасным и играет разными оттенками, подобно этим древним изображениям в полу, когда на них сходит луч солнца.
– Спасибо... – улыбнулся Вовка.
– Увы, это будет уже без нас, – вздохнула Тамара.
– Григорио, мне очень хотелось бы немного утешить Ваших друзей, – обратился к Бондарю падре Антонио, – поэтому я предлагаю вам совершить небольшую экскурсию на крышу Собора. Если позволите, я буду вашим гидом. Буду рад провести четверть часа в столь просвещенной компании.
Замшелая лестница с завидным упорством наматывала на невидимый центр винтовые ступени.
– Этот подъем – не для туристов, – негромко говорил падре под аккомпанемент перевода Бондаря. – Туристов мы поднимаем на лифте или водим по лестнице в южной стене. А это, так сказать, путь для избранных.
Вид с крыши собора захватил дух. Вся компания гостей восхищенно вздохнула. Падре сдержанно улыбался.
Стас и Тамара немного побродили между шпилей, скульптур святых и архангелов, вспоминая классические кадры из фильма «Рокко и его братья». Нашли то место, где неотразимый Ален Делон объяснялся с темпераментной Анни Жирардо. Бондарь оживленно обсуждал что-то с падре Антонио. Юра усиленно всматривался в пейзаж, словно пытался вобрать его в себя как губка. Вовка понемногу начинал скучать.
Внезапно Юра почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно оглянулся. С желтоватого каменного свода на него смотрела химера – чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона. Мраморные когти монстра сжимали карниз, все туловище было устремлено вперед. На Юру. Юра поежился от неприятного чувства – что-то похожее он испытал пятнадцать лет назад, когда заведующий маминой лабораторией показал пришедшему навестить маму десятилетнему Юре платяную вошь под микроскопом. Безобразное существо, увеличенное мощнейшей цейссовской оптикой до невероятных размеров, потом несколько месяцев преследовало Юру в ночных кошмарах.
Выражение морды химеры что-то неуловимо напоминало Юре. Чье-то лицо. Юра никак не мог вспомнить – чье именно?
– А... з-зачем они здесь? – тихим голосом спросил Юра, подойдя к священнику и Бондарю.
– Химеры? Они пришли в христианское искусство в средние века, но прижились только в Европе, – ответил падре Антонио. – Корни их ведут в древнегреческую мифологию. В «Илиаде» Гомера сказано, что это «порождение Тифона и Ехидны». Иногда ими изображают несбывшуюся мечту.
– В католическом искусстве это всего лишь декоративный мотив... – добавил Бондарь.
Услышанное не добавило ясности Юре в его попытке что-то вспомнить. Отойдя в сторону, он еще раз взглянул на простирающийся перед ним Милан и понял, что настроение безнадежно испорчено.
– Друзья, пора спускаться, – сказал Бондарь, и все двинулись к неприметной дверце, через которую выходили.
Падре Антонио замыкал процессию. Спускаясь, Юра решил посчитать витки лестницы. Где-то на тридцать четвертом повороте его пронзила мысль, от которой он пошатнулся и, чтобы не потерять равновесие, схватился за холодную шершавую стену. Он вдруг ясно вспомнил, что выражение хищной морды химеры непостижимым образом напоминало кроткое лицо нищенки из перехода, напугавшей его в тот проклятый день, когда он, полный авантюрных надежд, спешил в библиотеку. С каждым новым оборотом лестницы в голове возникала одна и та же фраза: «Не стоит открывать дверь, когда не знаешь, куда она тебя приведет... Не стоит открывать дверь, когда не знаешь, куда она тебя приведет... Не стоит открывать...», – совсем как заезженная пластинка на бабушкином патефоне.
Перед выходом из собора все по очереди пожали руку падре Антонио и вынырнули из бронзовой двери в солнечный день.
– Классный падре! – констатировал Вовка.
– Прямо Святой Антоний! – с уважением сказал Стас.
Юра молчал. Последняя догадка не давала ему покоя. Бондарь тоже шел молча. Выпятив вперед нижнюю губу, он в задумчивости скользил глазами по площади.
В день, когда луч одинокий Светила Осенней Предвестницы лик озарит,
В полдень, к подножию Башни Капризной Вновь будет явлен ковчег неотпетый Силы Неясной... – вдруг сказал Бондарь куда-то в пустоту.
– Нострадамус? – после небольшой паузы спросил Стас.
– Нет, – ответил Бондарь, – это Карло Паччини, один из братьев ордена Сальваторов. Пятнадцатый век. Он мало кому известен в наше время, но его пророчества будут посерьезней стишков Нострадамуса. За что, в свое время, брат Карло и снискал проблемы с инквизицией...
– И что это значит: луч, ковчег? Предвестница какая-то...
– А Бог его знает, – выдохнул Бондарь. – Так, припомнилось. Очевидно, атмосферой храма навеяло. Готика, латынь...
– Дева! – вдруг сказал Юра.
– Что «Дева»? – спросил Стас.
– Я вспомнил. Вика, наша редактор, которая мою статью выпускала, она одно время увлекалась астрологией, карты друзьям строила. Наш Главный по гороскопу – Дева. Как-то раз она ему сказала, что его знак в древности называли «Осенней предвестницей» – она открывает начало осени, хотя сама еще находится в конце лета.
– М-да... – сказал Бондарь. – Дело осталось за малым – узнать, где находится эта самая Капризная Башня. И тогда мы имели бы шанс взглянуть на... ковчег неотпетый Силы Неясной... Хотя бы узнали что это. Ну что же, друзья, пришло время откушать отлич-ную пиццу. Идемте, я знаю одно местечко, достойное вашего внимания. Кстати, как вы относитесь к хорошему красному вину?
– Потребительски, – ответил Стас.
Компания, смеясь, пересекла площадь и пошла по одной из неприметных улочек. Вовка сглотнул слюну, чувствуя в воздухе запах обещанной пиццы. Она непременно должна быть очень вкусной. Ведь если Бондарь что-то хочет показать, значит, это действительно «нечто»...
На одном из домов по правую сторону улочки висела яркая светящаяся афиша уже успевшего набить оскомину «Титаника», идущего в кинотеатре за углом: Леонардо Дикаприо нежно обнимает Кейт Уинслет на фоне огромных дымящих труб парохода-легенды. Взгляды путешественников невольно задержались на этом красивом кадре.
– Все-таки, Кейт Уинслет здорово похожа на Мадонну, – заметил Стас
– Ага... – скептически улыбнулась Тамара, – Как Фаина Раневская на Лайзу Минелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25