А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сан-Иэр вел себя как мальчишка и заслуживает смерти!— Сан-Иэр? Вы Сан-Иэр?! — изумился я.Я много слышал об этом славном вестмене, но мне ни разу не доводилось встречать его, так как он избегал общества прочих людей, считая их недостойными своей дружбы. Он никогда не охотился в компании, путешествовал в одиночку, о нем рассказывали самые невероятные истории. Много лет назад индейцы племени навахо лишили его ушей, и с тех пор все забыли его настоящее имя, дав ему кличку, странным образом составленную из двух слов, относящихся к разным языкам: Сан-Иэр, то есть «Безухий» От французского sans (без) и английского ear (ухо).

.— Вы действительно Сан-Иэр? — продолжал бормотать я, не в силах прийти в себя от удивления.Он не удостоил меня ответом, а только проворчал с видом обреченного, для которого главное — сохранить не жизнь, а доброе имя:— Что вы привязались к моему имени? Если оно вам не нравится, считайте, что я его не называл, если оно вам по душе — сделайте милость, уберегите его от позора.Я подошел к нему и развязал руки.— Вот ваше оружие, — сказал я, подавая ему нож и ружье. — Вы можете беспрепятственно уйти отсюда когда и куда пожелаете.— Вы шутите? Разве я могу простить вам мое поражение? Ведь все скажут, что какой-то гринхорн победил Сан-Иэра. Добро бы взял надо мной верх кто-нибудь из известных на Диком Западе людей, например, Виннету, Длинный Галлер, охотник Олд Файерхэнд или сам Олд Шеттерхэнд, тогда другое дело, стыдиться было бы нечего…Мне стало жаль старого вестмена: мой удар поразил его в самое сердце. Теперь следовало утешить его и подсластить пилюлю, тем более что его уважали и даже побаивались как белые, так и краснокожие жители прерии.— Неужели вы в самом деле думаете, что гринхорну удалось бы одолеть вас? — начал я, все еще не открывая своего имени.— А кто вы такой, как не гринхорн? — огрызнулся он. — По вас не скажешь, что вы знакомы с прерией накоротке. Костюм у вас с иголочки, оружие блестит, словно вы собрались на маскарад. Игрушка, а не оружие!— Это очень хорошая игрушка, мистер Сан-Иэр! Сейчас вы сами в этом убедитесь. Смотрите!Я поднял с земли камешек величиной с двухдолларовую монету, швырнул его вверх, а когда он завис в воздухе там, где сила броска уравновешивается земным тяготением, вскинул штуцер и выстрелил. На землю брызгами посыпались осколки.Сотни раз я упражнял руку и глаз, чтобы добиться такого мастерства в стрельбе. В сущности, это было не так и сложно. Но маленький вестмен был поражен.— Боже! Вот это выстрел! У вас всегда так получается?— Девятнадцать раз из двадцати.— Вы лучший стрелок в прерии! Как мне вас называть?— Олд Шеттерхэнд.— Не может быть! Олд Шеттерхэнд, судя по рассказам, значительно старше вас, иначе его не назвали бы Стариной Шеттерхэндом.— Вы забыли, что слово «олд» не всегда говорит о возрасте.— Конечно, вы правы, но… Извините меня за некоторое сомнение, сэр, но Олд Шеттерхэнд как-то попал в лапы медведя-гризли, так что у него… то есть у вас, сэр, должны быть шрамы на спине и на боках…Я расстегнул куртку и рубаху.— Тысяча чертей! Здорово вам досталось! Небось все ребра светились, как у скелета!— Почти. Это случилось на берегах Ред-Ривер. Я провалялся две недели с жуткой раной рядом с тушей медведя и уповал уже только на Бога, когда меня нашел Виннету, вождь апачей.— Виннету? В таком случае вы действительно Олд Шеттерхэнд! Но это еще хуже! Теперь вы подумаете, что Сан-Иэр — круглый дурак!— Ну что вы! Вас ввел в заблуждение мой костюм, и вы приняли меня за гринхорна, иначе я не смог бы застигнуть вас врасплох.— Не утешайте меня! Я ведь был готов к отпору, но вот ведь незадача, лишь убедился на себе, что силой вас Бог не обидел. Что вам я, когда вам ничего не стоит справиться и с медведем… К тому же мне совсем не стыдно, что меня скрутил, как мальчишку, сам Олд Шеттерхэнд. Позвольте теперь представиться, сэр. Мое настоящее имя — Сэмюэль Гаверфилд. Зовите меня просто Сэм.— А меня друзья называют Чарли. Вот вам моя рука.— С удовольствием пожму ее, сэр. Старый Сэм не протягивает пятерню каждому встречному, но вам… Моя рука к вашим услугам. Только, ради Бога, не покалечьте ее, она мне еще понадобится.— Не беспокойтесь, Сэм, я буду осторожен. Надеюсь, ваша рука еще не раз пригодится мне, собственно, как и моя — вам. Но позвольте еще раз спросить вас: откуда и куда вы направляетесь? Может быть, теперь вы ответите мне?— Прошу прощения, что сразу не удовлетворил ваше любопытство. Вы действительно имели право спрашивать меня. Я еду из Канады, где провел несколько месяцев в обществе лесорубов, а теперь, вот ведь незадача, направляюсь в Техас, а оттуда — в Мексику, где, как говорят, развелось так много всякой сволочи, что просто сердце радуется. Если люди не врут, там на каждом шагу можно получить удар ножом или ни за что ни про что заработать пулю в лоб. О чем еще можно мечтать?— А я собрался в Техас, а оттуда — в Калифорнию. Но, поскольку мне все равно, каким путем туда добираться, могу завернуть и в Мексику, тем более что, как вы утверждаете, там сейчас весело. Разрешите составить вам компанию?— Странный вопрос, сэр! Ну конечно, буду только рад. Ведь вы уже побывали на юге, а именно такой спутник мне и нужен. Но… простите, сэр, за излишнее любопытство, вы и в самом деле пишете книги?— Да, пишу.— Гм-м! Если сам Олд Шеттерхэнд ударился в писание книг, значит, это не совсем то, что я думал. Однако, скажу вам откровенно, я скорее предпочел бы попасть к медведю в берлогу, чем взять в руки перо и обмакнуть его в чернильницу. За всю свою жизнь я не сумел вывести на бумаге ни единого слова. Но давайте вернемся к нашим делам: объясните мне, откуда здесь взялись индейцы. Я узнал сиу-оглала, а с ними надо держать ухо востро.Я рассказал ему историю нашего маленького отряда. Сэм внимательно выслушал меня и, покачивая в раздумье головой, произнес:— Вот ведь незадача, задерживаться нам здесь не стоит. Вчера днем я наткнулся на следы отряда в шестьдесят верховых. Столько краснокожих — не шутка. Наверняка эти четверо были из их компании и выехали на разведку. Вы когда-нибудь бывали в этих местах?— Нет.— Милях в тридцати к западу можно найти воду. Мне кажется, индейцы направятся туда, чтобы напоить лошадей. Поэтому, если мы не жаждем встретиться с ними, нам лучше повернуть на юг. Если тронуться в путь немедленно, то к вечеру можно добраться до Западной железной дороги.— Я готов ехать. Но сначала лучше спрятать тела убитых индейцев.— Ни в коем случае! — запротестовал Сэм. — Мы оставим их здесь, на виду, но прежде я отрежу им уши, чтобы краснокожие знали, чьих это рук дело.Он сам оттащил все четыре трупа на вершину холма и уложил их в ряд.— Вот так, — сказал он, доставая нож и принимаясь за «работу». — Они их увидят и сразу догадаются, что здесь побывал Сан-Иэр. Вы не поверите, как это жутко, когда зимой до смерти хочется, чтобы у тебя замерзли уши, а мерзнуть-то нечему. Однажды, только однажды я сплоховал и попал в плен к краснокожим. Я защищался изо всех сил, убил нескольких, а одному отхватил томагавком ухо. Чтобы унизить меня, они, прежде чем поставить к столбу пыток, отрезали мне уши. Но ночью Сэм Гаверфилд неожиданно исчез и теперь платит им той же монетой. Посмотрите сюда.Он протянул мне ружье, и я увидел, что его приклад был сплошь усеян насечками, каждая из которых означала убитого краснокожего. Делая новые, Сэм показал пальцем:— Это все индейцы. А вон те восемь, что повыше, — белые. Когда-нибудь я расскажу вам о них. К ним непременно надо будет добавить еще двоих — отца и сына. Таких негодяев свет не видывал. Когда я до них наконец доберусь, можно и умирать.Его глаза заблестели от влаги, а на лице появилось выражение горечи и скорби. Я догадался, что в сердце старого охотника живет боль и что он, возможно, ушел в эти пустынные места, гонимый скорбью и жаждой мести.Тем временем Сан-Иэр перезарядил ружье. Это была одна из тех допотопных хлопушек, какие нередко встречаются в прерии. Деревянная ложа давно потеряла первоначальную форму, на стволе толстым слоем лежала ржавчина. Никто, кроме хозяина, не смог бы попасть из него даже в бизона с двух шагов, но в опытных руках эта рухлядь превращалась в смертоносное оружие.— Тони! — позвал Сан-Иэр.Лошадь, пасшаяся в сотне футов от нас, бросила щипать травку и подошла к хозяину, встав так, что тому оставалось только вскочить в седло.— Сэм, у вас чудесная лошадь, хотя на первый взгляд за нее и доллар отдать жалко. Но теперь я понимаю, что вы не расстанетесь с ней и за тысячу.— Еще чего! Ни за миллион! Что мне деньги?! Я знаю в Скалистых горах такие места, где золото можно грести лопатой, и, если когда-нибудь повстречаю человека, которого полюбит мое старое сердце, я покажу ему дорогу туда. Нет, за деньги я не отдам мою Тони.Подтягивая подпругу, он любовно трепал лошадь по шее.— Мы с ней неразлучны. Тот, кого теперь зовут Сан-Иэр, когда-то был совсем другим человеком, счастливым и жизнерадостным. У него была жена, за которую он был готов, не задумываясь, отдать жизнь, и сын, за которого он отдал бы и десять тысяч жизней. У него была ферма и был дом. Когда он выезжал в город, то запрягал в коляску свою лучшую лошадь по кличке Тони. Ее жеребенка он тоже назвал Тони. Ведь почему бы и нет, правда?— Конечно, — ответил я, глубоко тронутый внезапно открывшейся мне ребячьей откровенностью Сэма.— Но потом явились бандиты, шайка из десяти человек. Они сожгли мою ферму, убили жену и ребенка пристрелили лошадь, которая не потерпела в седле чужака. Уцелел только жеребенок, и то потому, что случайно оказался на пастбище вдали от дома. Вернувшись домой с охоты, я нашел пепелище. Что еще я могу рассказать вам? Восьмерых из шайки я уложил из моего ружья, но двое сбежали, и с тех пор я гоняюсь за ними по всей стране, и в конце концов я до них доберусь, так как человек, на чей след однажды напал Сан-Иэр, никогда и нигде от него не скроется, даже среди монголов. Именно поэтому я и направляюсь в Мексику и Техас. Вот так молодой, жизнерадостный фермер превратился в старого бродягу, который шатается по лесам и прериям, думая только о мести, а жеребенок стал похож на облезлую козу. Но до сих пор оба они не пали духом и надеются пережить еще не одно приключение, пока не просвистит смертельная стрела или пуля, пока не обрушится на одного из них последний удар томагавка. А тот из двоих, кто останется жив, — неважно, человек или животное, — умрет от тоски и горечи.Сан-Иэр отвернулся от меня, чтобы скрыть блеснувшую в глазах слезу, и вспрыгнул в седло.— Я многое могу порассказать о былой жизни, Чарли, но обычно я молчу. Вы первый, перед кем я открылся, хотя мы раньше никогда не встречались и ничто нас не связывает. Наверное, вы будете и последним. Думаю, вы слышали обо мне немало, да и ваше имя повторяют у каждого костра в прерии, поэтому мне хотелось доказать вам, что я не считаю вас чужаком. Будьте же любезны, забудьте о том, что вам удалось застигнуть старика Гаверфилда врасплох. А я со своей стороны постараюсь больше не посрамить имя Сан-Иэра и сделаю все, что в моих силах, хотя их у меня и не так много, как у вас, сэр.Пока мы беседовали, я успел снять путы с моего скакуна и тоже сел в седло. Хотя Сан-Иэр и говорил, что мы направимся на юг, он вдруг повернул коня на запад да еще прихватил с собой копья убитых им индейцев. Такое поведение показалось мне странным но я, ни о чем не спрашивая, молча следовал за ним уверенный, что вестмен все обдумал. Старик напоминал мне Сэма Хокенса, такого же старого, высохшего и неистощимого на уловки.Так и не обменявшись ни словом, мы удалились на значительное расстояние от холма, где разыгралась недавняя схватка, когда маленький вестмен остановился, воткнул одно копье в землю, словно желая указать возможным преследователям, в каком направлении мы скрылись. Затем он достал из переметной сумы восемь кусков толстой ткани, четыре из них вручив мне.— Чарли, спешьтесь и обмойте копыта вашего коня этим тряпьем, — сказал он. — На траве не останется следов, и краснокожие подумают, что у нас выросли крылья и мы улетели, ха-ха-ха! Теперь вы повернете на юг и поедете к железной дороге. Ждите меня там. Тем временем я пристрою остальные копья и нагоню вас. Если вдруг мы разминемся, днем условным знаком будет крик стервятника, а ночью — вой койота.Мы разъехались, и несколько минут спустя я потерял вестмена из виду. Тряпье на копытах мешало мустангу, он недовольно взбрыкивал, но я не торопился освобождать его от обузы и только через пять миль, когда окончательно убедился, что следов за мной не остается, «разул» коня.Теперь мустанг бежал ходкой размашистой рысью. Прерия становилась ровнее, холмы исчезли, навстречу стали попадаться кусты орешника и боярышника. Солнце уже склонялось к закату, когда впереди показалась прямая линия, пересекающая равнину с востока на запад.Неужели это и есть железная дорога, о которой говорил Сан-Иэр?Я пришпорил коня и поскакал туда. Действительно, вскоре я уже стал различать железнодорожную насыпь высотой в человеческий рост и блестящие рельсы на ней. Мною овладело странное чувство: я не то чтобы растрогался, нет, мне стало грустно. Читатель, наверное, меня поймет. Впервые за несколько месяцев я снова соприкоснулся с цивилизованным миром. Стоило дождаться поезда, остановить его, сесть в вагон — и уже через сутки я был бы в городе где-нибудь на Востоке, среди людей, одетых в приличное платье…Отогнав от себя непрошеные мысли, я стреножил лошадь, а сам пошел за хворостом для костра. Прямо у насыпи стоял засохший куст, которого вполне хватило бы на то, чтобы вскипятить кофе на ужин. Я вытащил нож, чтобы срезать его целиком, наклонился и вдруг с удивлением обнаружил лежащий у корневища молоток. Я смотрел на него как на чудо, невесть как попавшее в эти дикие края. Молоток был как новенький — без малейшего пятнышка ржавчины, поблескивающий в лучах заходящего солнца. В моей голове родились смутные подозрения. Молоток не мог быть забыт здесь строителями: уже через день от росы на нем появилась бы ржавчина. Значит, не далее как сегодня утром в этих местах побывал человек…Конечно, здесь мог пройти путевой обходчик, но такие люди не забывают свои инструменты под кустом.Я медленно и осторожно прошелся по насыпи, но не нашел никаких следов. Тогда я взобрался на железнодорожное полотно, но и там мои поиски завершились ничем. И только по ту сторону насыпи мое внимание привлек маленький кустик редкой в тех краях пахучей травы, на котором еще сохранился отпечаток человеческой ступни. Примятые стебельки уже успели подняться, однако лепестки мелких желтых цветков осыпались. След был от мокасин, так как каблуки на сапогах белых оставляют более глубокие отпечатки. Неужели здесь прошли индейцы? Но зачем индейцам понадобился молоток? К тому же ведь и многие белые в прерии носят индейские мокасины!Поскольку я не мог сразу ответить на все свои вопросы, необходимо было все осмотреть как можно тщательнее. Я не забывал ни на мгновение, что сиу-оглала рыщут в окрестностях в поисках новых скальпов и добычи. Враг мог скрываться за каждым кустом. С револьвером на изготовку я крался от куста к кусту, но ничего нового так и не обнаружил. Обратно я возвращался по другой стороне насыпи, но и там все мои старания не увенчались успехом.Мустанг безмятежно щипал траву и не выказывал беспокойства — верный признак того, что по меньшей мере поблизости от нас не было ни одной живой души. Однако сомнения и подозрения, разбуженные странной находкой, продолжали мучить меня, и я решил не оставлять поисков. Проходя по насыпи, я вдруг услышал легкий шелест осыпающегося песка и быстро оглянулся, ожидая увидеть крадущихся за мной краснокожих. Но за спиной у меня никого не было, хотя песок и в самом деле медленно струился по склону всего в двух шагах от меня. Может, кто-то недавно раскапывал там насыпь?Я по локоть погрузил руки в песок, а когда вытащил их, с ужасом заметил, что они обагрены кровью. Внимательно осмотрев место, я понял, что песком засыпали огромную лужу крови.Здесь произошло убийство. Это было совершенно ясно, так как кровь животного никто не стал бы скрывать столь тщательно. Немного выше на траве едва виднелась длинная полоса, словно кто-то тащил тело.Кровь еще не успела впитаться в землю, а следы были оставлены не более часа назад. Я удвоил внимание и подолгу всматривался в заросли, прежде чем отважиться перебраться от одного куста к другому.Преодолев таким образом метров двести, я добрался до особенно густых зарослей. Мне показалось, что там, в чаще колючих веток, лежит человек. Это мог быть как убитый, так и убийца.Зачем я подвергал себя опасности? Чего было проще подождать Сэма и продолжить путешествие вместе с ним, выбросив напрочь из головы драму, разыгравшуюся у железной дороги. Однако читатель должен знать, что, если вестмен хочет сохранить жизнь и скальп, он обязан предугадать действия врага и ожидать нападения в любую минуту.
1 2 3 4 5 6 7