– Что же он сделал? – спросил маркиз.
– Он… пытался поцеловать меня. – Румянец прилил к ее щекам. – Это было ужасно! – продолжала она. – Отвратительно и… страшно! Он сказал, что будет преследовать меня, что мне от него не скрыться. Вот почему я и… обратилась к вам, – виновато закончила Линетта.
– Вы совершенно правильно поступили.
Маркиз видел, что она близка к слезам, и сделал знак официанту разлить шампанское, стоявшее на столе в ведерке со льдом.
– Я вполне понимаю, почему вы расстроились, – мягко сказал он. – Выпейте немного шампанского, вам будет лучше.
Линетта послушно поднесла бокал к губам. Подождав, пока девушка немного успокоится, маркиз продолжил:
– Когда мы с вами встретились на пароходе, вы имели представление о том, каким образом вы сможете зарабатывать на жизнь? Не могли же вы ожидать, что Мари-Эрнестина д'Антиньи, которая, как вы полагали, служила где-то в горничных, станет вас содержать?
– Разумеется, нет. Я думала, что смогу преподавать детям английский. – Линетта растерянно посмотрела на маркиза. – Но Бланш сказала, что ни одна женщина меня не возьмет. Она считает, что я слишком молода и слишком… хорошенькая.
Линетта почувствовала в этих словах неприличную самонадеянность и, залившись краской, опустила глаза. Темные ресницы легли тенью на ее нежные щеки.
– Это совершенно справедливо! – сухо заметил маркиз. – А больше вы ничего не умеете?
Линетта сделала беспомощный жест.
– Благодаря мадемуазель Антиньи я получила неплохое образование. Я много читала. Я умею шить… Боюсь, что это все.
Маркиз молчал, и Линетта взмолилась:
– Прошу вас, помогите мне принять правильное решение. Еще только сегодня утром я думала, как было бы чудесно, если бы я могла поговорить с вами и посоветоваться.
– Вас интересует мое мнение насчет карьеры, которую вам предложили Бланш д'Антиньи и Маргарита Белланже? – язвительно спросил Дарльстон.
– Они объяснили мне, что для мужчин это вроде второго брака, потому что первый во Франции всегда заключается по расчету, – продолжала Линетта. – Но уверена, что мама не одобрила бы это, хотя она сама была француженка.
– Скажу больше: она была бы категорически против! – решительно заявил маркиз.
– И я тоже так подумала! – облегченно сказала девушка. – Хотя Маргарита объяснила все так убедительно. Но что же мне тогда делать?
– Должно же что-нибудь найтись! – вырвалось у маркиза.
Он увидел, как тревожно и выжидающе Линетта смотрит на него, смутился и сказал:
– Дайте мне немного времени, чтобы все как следует обдумать. Предлагаю отложить обсуждение на потом. Расскажите мне лучше о ваших впечатлениях от Парижа. И знаете что? Когда допьете шампанское, предлагаю вам покататься немного. Не думаю, чтобы кто-нибудь уже показывал вам ночной Париж.
Глаза Линетты вспыхнули.
– С удовольствием! – воскликнула она. – И… Не сочтите за невоспитанность, но я не стану допивать шампанское. По правде говоря, оно мне не очень нравится.
– Тогда в путь! – улыбнулся маркиз.
Он поднял руку, и к их столику поспешил официант. Маркиз положил на стол несколько банкнот и попросил официанта распорядиться, чтобы швейцар нашел им экипаж.
– Пусть выберет коляску получше, – добавил он, – и с открытым верхом.
– Oui, monsieur, – ответил официант, и через несколько минут коляска стояла у подъезда.
– На площадь Согласия, – скомандовал маркиз кучеру, садясь рядом с Линеттой.
Девушка оглянулась, и маркиз обратил внимание на ее тонкий профиль с точеным подбородком, на модные завитки на затылке и крошечные букетики подснежников.
«Она – сама весна, – подумал он с нежностью. – Сколько должно пройти времени, прежде чем Париж развратит ее и она станет жесткой и алчной, как и все «бабочки»? Нет, этого не должно случиться!» – поклялся он себе.
Площадь Согласия была ярко освещена газовыми фонарями. В их свете Линетта увидела фонтаны, обелиск в центре и Елисейские Поля.
– Как красиво! – воскликнула девушка. – Никогда не видела ничего подобного!
– Париж лучше всего выглядит ночью, – заметил маркиз, – когда на улицах мало людей и экипажей.
Линетта улыбнулась. Удивительно, но в этот момент ей пришла та же мысль.
Маркиз приказал кучеру остановиться напротив фонтанов.
– Каштаны зацветают, – сказал маркиз. – Не хотите немного пройтись?
Она согласилась бы на все, что бы он ни предложил. Ее пугало только, что потом он отвезет ее домой, и волшебство кончится.
Когда мистер Воссен попытался поцеловать ее, она страшно испугалась и, лишь оказавшись рядом с маркизом, испытала неописуемое облегчение, уверенная, что он защитит и спасет ее.
Сидя рядом с ним, слыша его голос, зная, что он думает о ней, она чувствовала, как все ее заботы и тревоги улетают прочь. Она свободна и счастлива, и все это только потому, что он здесь!
«Мы должны погулять как можно дольше, – подумала она, выходя из коляски. – Я не могу вернуться на авеню Фридлянд, лежать без сна всю ночь напролет и терзаться мыслью, увижу ли я его когда-нибудь еще».
Неожиданно ей пришло в голову, что Бланш и мистер Бишоффсхайм могут рассердиться на нее за ее поведение с мистером Воссеном.
Бланш, конечно, сочтет ее испуг глупостью и ребячеством. И почему только она не сумела дать отпор его притязаниям каким-нибудь другим образом, не убегая от него!
Вспомнив о Воссене, Линетта живо представила его худое мертвенно-бледное лицо. Один его взгляд, когда он захотел ее обнять, вызвал у нее такой страх, что захотелось кричать.
Как и незнакомец в твидовом пальто на пароходе, он внушал ей омерзение и ужас.
Газовые фонари отбрасывали на тротуар золотистые круги света, и в их освещении бело-розовые цветы каштанов казались рождественскими свечами.
Линетта закинула голову, и маркиз поймал себя на том, что любуется совершенством ее шеи и профиля на фоне весенней зелени.
– Это место кажется мне заколдованным! – воскликнула девушка. – Впрочем, и весь Париж – это волшебный город.
– Почему вы так думаете? – улыбнулся маркиз.
– Потому что все говорят о нем, затаив дыхание, и почему-то всегда в женском роде. Про Лондон никто не скажет «она», но Париж неизменно так называют.
Маркиз засмеялся.
– Это правда, ведь это в настоящее время самая веселая, самая оживленная, самая экстравагантная столица в Европе.
– Но здесь немало и бедных людей!
– Откуда вы знаете?
– По дороге в театр я видела очень много нищих. Я спросила горничную, которая прислуживает мне в доме Бланш, сколько в среднем получают те, кому приходится трудом зарабатывать себе на жизнь, и оказалось, что очень и очень мало.
– А сколько именно? – спросил маркиз.
Его удивило, что Линетту интересовало положение парижской бедноты.
Ему-то было известно, что многие французы живут в очень тяжелых условиях, что за широкими Бульварами и великолепными особняками, построенными Хаусманном, находились полуразвалившиеся трущобы, еще более убогие и запущенные, чем те, что ему случалось видеть в Англии.
– Горничная сказала мне, – вымолвила Линетта своим кротким голосом, – что большинство женщин в Париже зарабатывает на жизнь шитьем. Я думала сначала, что и я сумею так зарабатывать, но мне далеко до француженок в этом искусстве.
– А сколько они зарабатывают? – повторил вопрос маркиз.
– Очень опытные и умелые могут заработать до пяти франков в день, но большинство получают два франка. – Она глубоко вздохнула. – Как они могут жить на два франка в день? Как это несправедливо, когда подумаешь, что платье от monsieur Борта стоит тысячу двести франков.
Маловероятно, подумал маркиз, чтобы Бланш И ей подобных волновало, сколько зарабатывают портнихи, шившие им платья. Все, что их интересует, – это чтобы при них был кто-то, кто платил бы по счетам.
Они прошлись еще немного.
– Вся проблема сейчас в вас, – сказал маркиз, взяв Линетту под руку. – Так что, прежде чем заботиться о бедных, вам не мешало бы подумать о себе.
– Я легко могу стать одной из них, – с грустью произнесла Линетта.
– Будем надеяться, что этого не произойдет, – ответил маркиз, вспомнив о Жаке Воссене.
Дарльстон с горечью подумал, как легко будет Линетте с помощью Бланш и Маргариты познакомиться с самыми богатыми и важными людьми в Париже. Молоденькая, свежая, чистая девочка не замедлит привлечь к себе внимание.
Маркиз вспомнил употребленное Линеттой выражение «вторая жена». Это звучало вполне правдоподобно. И в то же время вряд ли Линетта представляла себе, насколько непрочными и скоротечными оказывались такие союзы.
Конечно, бывали исключения. Бланш прожила со своим князем почти пять лет, но надо сказать, что все это время они пробыли в России.
Кора Перл несколько лет пользовалась покровительством герцога де Морни, но она изменяла ему. У нее даже было ожерелье – свидетельство побед ее непостоянного сердца – массивная золотая цепь с двенадцатью медальонами, в которых скрывались портреты. На крышке медальонов были выгравированы гербы родовитых семейств Франции.
Ожидает ли Линетту то же самое? Маркиз не мог вынести этой мысли.
«Я найду ей что-нибудь еще», – пообещал он себе.
– Я думаю, нам пора возвращаться, – сказал маркиз, когда они уже прошли порядочное расстояние.
«Он отвезет меня домой, – подумала Линетта, и сердце у нее сжалось. – Мне никогда больше не увидеть его!»
Чтобы оттянуть время, она ступила на траву, подошла к деревьям.
Стволы каштанов возвышались как часовые; все было тихо: птицы давно уснули.
Линетта шла все дальше и дальше, и маркиз следовал за ней.
– У меня такое чувство, будто мы за городом! – воскликнула она. – Какая прекрасная идея высадить так много деревьев в самом центре Парижа!
– Да, идея была удачной, – рассеянно отозвался маркиз, думая о чем-то своем.
Линетта сделала еще несколько шагов, остановилась и оглянулась.
Лунный свет упал на ее светлые волосы и белое платье, и маркизу показалось, что перед ним возникло какое-то неземное создание.
– О чем вы думаете? – спросила девушка, почувствовав, что маркиз не сводит глаз с ее лица.
– Я думал о вас.
Новая интонация в его голосе вызвала у Линетты легкую дрожь. Ни маркиз, ни Линетта не могли шевельнуться, они стояли неподвижно и не сводили друг с друга глаз.
– Что мне с вами делать, Линетта? – спросил наконец мужчина.
– Можно… можно мне… остаться с вами? – произнесла она едва слышно.
Так как маркиз по-прежнему оставался неподвижным, она сделала к нему шаг, другой… Ее движение было естественным, инстинктивным, как движение цветка, раскрывающегося навстречу солнцу, или маленького запуганного существа, ищущего спасения и защиты.
Не задумываясь, не отдавая себе отчета в своем поступке, мужчина принял ее в объятия.
– Я не боюсь, когда… вы со мной, – прошептала она.
И опять, совершенно непреднамеренно, повинуясь безотчетному порыву, Дарльстон прикоснулся губами к ее губам.
Губы девушки были мягкими и нежными, и в его прикосновении тоже была одна только нежность.
В этом поцелуе не было страсти, мужчина мог поцеловать так ребенка. Но когда губы их соединились, произошло что-то странное и удивительное.
Маркиз сильнее привлек к себе девушку, и поцелуй его стал более требовательным.
Для Линетты весь окружающий мир наполнился светом, она вся затрепетала, испытывая чудесное непередаваемое ощущение, ранее ей незнакомое.
Ей казалось, что она внезапно ожила, и всем своим существом попыталась отозваться на это чудо. Разобраться в своих ощущениях, определить их она не могла, потому что она была уже не она.
Линетта перестала существовать отдельно и стала частью маркиза. Не только ее губы были у него в плену – она принадлежала ему всем телом, сознавая, что этот дивный упоительный экстаз и есть любовь!
Линетта не ожидала ее, не искала, но любовь пришла к ней, и она предалась возлюбленному всей душой.
Маркиз поднял голову.
– Моя любимая! Моя радость! – воскликнул он. – Я не надеялся, не смел добиваться тебя.
– Я люблю тебя! – прошептала Линетта. – Не знаю, когда это случилось, но я люблю тебя!
Она говорила каким-то странным, несвойственным ей голосом, как человек, пробуждающийся ото сна, лицо ее сияло.
Маркиз вновь приник к ее губам и, чувствуя, как она отвечает ему, понял, что пробудил в ней искру того огня, который разгорелся в нем самом.
Его поцелуй стал еще более настойчивым и властным.
Сэлвин Дарльстон знал, что Линетта его не боится, что она вся раскрывается навстречу ему и дарит то, чего никогда не могла ему дать ни одна женщина.
В его жизни было много женщин, но все они были опытными светскими красавицами, искушенными в любви. Они желали его, прежде чем он сам мог понять, насколько его влечет к ним, пускали в ход все ухищрения, на какие способен их пол, чтобы добиться своего.
Целуя Линетту, маркиз сознавал, что такого ему еще не случалось переживать; никогда он не целовал чистых, невинных губ, не пробуждал в не ведавшей восторгов любви девушке пылкую страстную женщину.
Смутившись от сознания той страсти, какую она возбуждала в Дарльстоне и в себе самой, Линетта уткнулась лицом в плечо своему возлюбленному.
По ее телу пробегала легкая дрожь, но маркиз знал, что это не от страха.
– Что с нами случилось, Линетта? – взволнованно спросил он.
– Мы… очарованы. Я говорила… здесь волшебное место.
– Нет, это ты волшебница, ты подарила мне счастье, какого я не знал прежде.
– Ты и вправду так думаешь? – усомнилась Линетта. – Ты так много видел, знал… женщин. А я так неопытна, я никогда… ни с кем…
– Я знаю, Линетта, – не дал ей договорить маркиз, – и поэтому я должен о тебе позаботиться.
– Я так бы этого хотела, – вздохнула она. – Могу… могу я стать твоей… chere amie?
Это была ужасная минута. Линетте казалось, что маркиз словно отшатнулся от нее. Потом он сказал изменившимся голосом:
– Ты действительно этого хочешь? Ты просишь меня стать твоим покровителем?
– Я… я хочу быть с тобой. Я хочу, чтобы ты защищал меня. – Помолчав, она добавила: – Я хотела этого с той минуты, как увидела тебя, но лишь теперь я знаю, что я люблю тебя!
– Раньше я думал, что любви с первого взгляда не бывает, – усмехнулся маркиз. – Как же я ошибался! После того, как мы встретились, я постоянно думал о тебе и недоумевал, почему твое лицо то и дело встает у меня перед глазами.
Линетта счастливо вздохнула.
– Быть может, мы были предназначены друг для друга, – сказала она. – Быть может, сама судьба привела меня в твою каюту… судьба внушила мне, что ты поможешь мне.
– И волей судьбы мы встретились сегодня снова, – закончил за нее маркиз. – Потеряв тебя, я так жалел, что не спросил, куда ты направляешься.
Если бы Линетта сказала ему тогда в Кале, что она едет к Бланш д'Антиньи, попытался бы он отговорить ее? – задал себе вопрос маркиз.
Конечно же, да, он не допустил бы, чтобы она оставалась на авеню Фридлянд.
Не в состоянии передать ей эти свои мысли, маркиз снова поцеловал девушку.
Какая-то волшебная сила, не испытанная им в жизни, увлекла его, подчиняя себе.
Внутренний голос скептически нашептывал маркизу: нет, невозможно, чтобы он ошалел, как мальчишка, от первой любви!
И все же это было так! Дарльстону казалось, что Линетта не живое существо, а плод его воображения, воплощенная мечта, возвратившая ему идеалы рыцарства, древние легенды, героические устремления, позабытые с возрастом.
В молчании, взявшись за руки, они снова вернулись на площадь Согласия, где их ожидала коляска.
Все так же молча маркиз помог Линетте сесть. Когда лошади тронулись, Линетта повернулась к нему и с какой-то детской непосредственностью прижалась лицом к его плечу.
– Ты счастлива, дорогая? – нежно спросил он.
– Бесконечно… невероятно… счастлива! – воскликнула она. – Я чувствую, как все во мне поет от радости, что я узнала тебя, и потому, что ты поцеловал меня.
Маркиз поднес ее руку к своим губам.
– Ты моя!
– Я бы хотела быть твоей, – серьезно произнесла Линетта. – Когда мы сможем быть вместе?
– Мы поговорим об этом завтра, – ответил маркиз. – Я хочу увезти тебя из этого дома. Я найду место, где мы будем вместе.
По выражению лица Линетты он увидел, насколько его слова обрадовали ее.
– А что мне сказать Бланш? – спросила она. – Она, наверное, рассердится на меня за то, что я была так неучтива сегодня с мистером Воссеном и убежала от него.
– Я завтра заеду поговорить с Бланш д'Антиньи, – пообещал маркиз. – Когда она встает?
– Не слишком рано. Но я думаю, около одиннадцати она поедет на репетицию.
– Я заеду в половине одиннадцатого, – решил маркиз. – Ты предупредишь ее через горничную или мне сказать лакею?
– Я скажу горничной, когда она принесет мне завтрак.
Помолчав немного, Линетта спросила с тревогой в голосе:
– Ты точно приедешь? Не передумаешь?
– Ты знаешь, что можешь мне доверять.
– Я не хочу быть тебе обузой… или помехой. Ты же знаешь, как я этого боюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14