А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

По краям его росли кусты и высокие деревья.
Распахнулись деревянные резные двери, и слуги торжественно ввели их в покои Оркис.
Зал, в который они вошли, был разделен на две части; своды его поддерживали колонны, в окнах не было стекол, и через них струился внутрь жаркий влажный воздух.
В конце зала, на возвышении, поднимавшемся фута на два над полом, стояло огромное ложе в форме лебедя, с горой атласных подушек, вздымающейся в пене из кружев, Оркис принимала посетителей, восседая на ложе, словно королева на троне; на ней был только полупрозрачный пеньюар из желтого шифона, через который просвечивали темные соски ее грудей.
Внизу, у ложа, стоял тяжелый, внушительных размеров, стол времен Наполеона, с позолоченными бронзовыми украшениями, а рядом толпилось человек двенадцать мужчин.
В основном это были негры и несколько мулатов; большинство — в форме императорской армии, с золотыми галунами.
Все они явно преклонялись перед женщиной, возвышавшейся перед ними на ложе, ловили каждое ее слово, готовые в любой момент услужить ей; они отталкивали друг друга, стремясь протиснуться к ней поближе, старались всеми способами привлечь ее внимание, взирали на нее с немым обожанием.
Оркис, казалось, была довольна тем, что поклонников у нее прибавилось; как только было объявлено о приходе Жака, она протянула руку, подзывая его к себе.
Тот подошел поближе к ложу, и Андре, следуя за ним, мог теперь лучше разглядеть восседавшую на нем женщину.
Она оказалась совсем не такой, какой рисовалась в его воображении; с первого взгляда необычная, экзотическая красота Оркис напоминала о чудном тропическом цветке, столь же прекрасном, как и ее имя.
Андре никогда не представлял себе, как такая волшебная, чарующая прелесть может сочетаться с чем-то демонически-зловещим, пагубным и неумолимым, что сквозило во всем ее облике.
Ее обнаженные руки, лицо и все плавные, ясно вырисовывающиеся под пеньюаром линии тела были нежно-золотистыми, с легким розоватым оттенком. Полные алые губы точно пылали страстью, они манили и звали, обещая тайные, неизведанные наслаждения.
Взгляд ее таинственных зеленых глаз был глубоким и в то же время требовательным, он притягивал, завораживал какой-то колдовской силой. Глаза эти, обращаясь на мужчину, казалось, пронизывали его насквозь, проникая в самые глубины его сердца, увлекая и зачаровывая.
Вся она была обольстительная, по-змеиному вкрадчивая, чувственная. В ней было что-то кошачье, но она напоминала не домашнюю кошку, а дикое гибкое животное, обитающее в джунглях, и она была соблазнительна, как Лилит в саду Эдема.
— Жак! — вскричала она так нежно, что любой мужчина потерял бы голову от одного только звука ее голоса. — Почему вы так долго не приходили?
— Я был в Ле-Капе, — объяснил мулат. — Но теперь я вернулся и привел с собой одного моего друга. Вы никогда не видели его раньше, но вам будет интересно с ним познакомиться; он может рассказать вам все последние американские новости; он только что вернулся из Америки.
— Америка!
Глаза Оркис обратились к Андре; он почувствовал, как взгляд ее скользнул по нему, словно раздевая; ему казалось, что он стоит перед ней совершенно нагой, и ему нечем было защититься от этого взгляда.
Очевидно, осмотр вполне удовлетворил ее, потому что она благосклонно протянул ему руку, говоря:
— Вы непременно должны рассказать мне, что сейчас носят в Америке и сколько новоявленных миллионеров приходится на один квадратный миллиметр площади в этой процветающей стране.
— Я с большим удовольствием готов подробнейшим образом описать вам все это, — галантно ответил Андре.
Оркис метнула на него быстрый взгляд из-под ресниц, точно пытаясь заглянуть ему в душу. Затем неожиданно хлопнула в ладоши и с видом королевы заявила:.
— Уходите — вы, все! Ко мне пришли друзья, и мне надо кое-что обсудить с ними, но я ничего не слышу — вы слишком шумите. Оставьте меня!
— О госпожа, как вы можете быть столь жестоки? — горестно воскликнул офицер, чьи громадные золотые эполеты делали ширину плеч равной его росту.
— Разве я когда-нибудь была с вами жестока или относилась к вам несправедливо, Рене? — мягко, вкрадчиво спросила Оркис. — Приходите завтра, возможно, мы побеседуем с вами наедине. , Ее тон не оставлял никакого сомнения в том, что крылось под этим приглашением, и было заметно, что Рене совершенно успокоился, польщенный такой честью.
Склонившись над ее рукой, офицер дотронулся губами до ее пальцев, и вся компания, не осмеливаясь ослушаться приказа своей госпожи и повелительницы, покинула зал, оставив Оркис наедине с Жаком и Андре.
— Садитесь, mes braves, — пригласила она. — Не желаете ли вина?
— Рядом с тобой, Оркис, мы пьяны без вина, — галантно ответил Жак.
— Ты всегда льстишь мне, негодник, ты обманываешь меня, — кокетливо надула губки Оркис. — А чем, скажи на милость, ты занимался с той poule, которая вытеснила меня из твоего сердца?
— Ничего подобного, никто не может сравниться с тобой, — запротестовал Жак. — К тому же, пока я был в отъезде, она нашла себе другого покровителя, генерала; что я для нее по сравнению с ним?
Мулат произнес все это так забавно, что Оркис не могла удержаться от смеха.
— Так, значит, ты получил отставку! Правильно, надо поощрять и поддерживать наших воинов.
— Она посмотрела на Андре. — Неплохо бы и тебе вступить в ряды наших доблестных гаитянских солдат, тебе бы очень пошла их форма.
— Я штатский человек, бизнесмен, — твердо сказал Андре.
— Кстати, о форме, — вмешался Жак. — Андре как раз привез из Америки две тысячи комплектов, заказанных императором.
— Они здесь! — радостно воскликнула Оркис. — Жан-Жак будет в восторге. Только бы он успел получить их к тому моменту, когда будет одержана окончательная победа над испанцами!
— Сражение никогда не идет на пользу новой форме, — заметил мулат. — Не лучше ли сохранить ее для триумфальных церемоний?
— Ну конечно! — согласилась Оркис. — Надеюсь, новая форма оправдает ожидания императора. В противном случае не одна голова покатится с плеч!
Жак в шутливом отчаянье воздел кверху руки:
— Только не моя! — воскликнул он. — Я не имею к этому никакого отношения. Мой друг Андре де Вийяре тоже вряд ли согласился бы сопровождать этот груз за такое вознаграждение.
Оркис склонила голову набок.
— Кажется, я где-то уже слышала это имя.
— До революции оно было хорошо известно на острове.
— Ты имеешь в виду то самое семейство де Вийяре, одно из самых богатых на Гаити?
— Отец Андре владел одной из самых процветающих и доходных плантаций.
— Ax вот оно что! Теперь понятно, где я о нем слышала! Ну, я думаю, он приехал не для того, чтобы работать на хлопковых полях де Вийяре, или что они там выращивают?!
— Вы совершенно правы! — ответил Андре. Он решил, что Жак слишком рано завел разговор о плантациях, а потому постарался незаметно переменить тему.
— Вы очаровательны, мадам, — начал он. — Еще до отъезда в Америку я много слышал о вашей красоте, о ней говорят даже в Бостоне. Но теперь я понимаю, что любые слова бессильны описать вашу прелесть.
Оркис изящно и в то же время чувственно склонилась к нему, на мгновение коснувшись его руки своей нежной ручкой. Андре показалось, будто легкий, скользящий язычок змеи коснулся его кожи.
Потом она вновь взглянула на него своими узкими удлиненными глазами, словно оценивая все его мужские достоинства, и Андре почувствовал себя так, точно на нем была тесная, облегающая форма ее слуг-мулатов.
— Вы пообедаете со мной, — произнесла она медленно, растягивая слова. — Я обещала одному офицеру, что буду одна сегодня вечером, но я передумала. — Она протянула руку Жаку. — Когда будете уходить, Жак, скажите слугам, чтобы меня не беспокоили; пусть никто ко мне не входит!
— Я обязательно передам стражникам ваше приказание, — ответил мулат. — Надеюсь только, мне не придется отражать удары шпаги вашего отвергнутого поклонника.
— Ничего; думаю, вы выкрутитесь, как обычно, — рассмеялась Оркис. — Вы просто незаменимы в таких случаях!
Поцеловав на прощание ее руку, мулат направился к двери.
— Вы счастливчик, Андре! Вам необыкновенно повезло, — сказал он уже с порога.
— Я едва могу поверить своему счастью, — ответил Андре.
Дверь за Жаком закрылась, и Оркис повернулась к Андре. Он знал, чего от него ожидают, и тут же подсел ближе к ее ложу, устремив на нее восхищенный взгляд.
— Вы очень красивы, мой друг, — произнесла она. — Но можно ли назвать вас настоящим мужчиной, действительно ли вы таковы, каким кажетесь?
— Я могу только надеяться, что вы не будете разочарованы, — скромно ответил Андре, — потому что вы не просто прекрасны, как экзотический цветок, как орхидея, вы еще и очаровательная, и удивительно изумительная женщина.
Он почувствовал легкие прикосновения ее рук. Невозможно было устоять перед ней, перед этими призывно рдеющими, полуоткрытыми губами, перед страстным, волнующим сиянием ее глаз, и Андре потянулся к ней, склоняясь все ниже.
Губы Оркис крепко прижались к его губам, и он почувствовал, как ее длинные, острые ногти вонзаются ему в спину через тонкую материю пиджака.
Андре заглянул в зеленые глаза и увидел, как он плывет, отражаясь в их таинственной глубине.
Где-то там, в этом зеленоватом сумраке, словно вспыхивали языки пламени, и Андре почувствовал, как то же пламя зажглось в нем и охватило все его существо.
Пламя вспыхнуло ослепительно, взрывом снесло все преграды, и он уже больше ни о чем не думал.
Глава 2

Первые тонкие лучи рассвета тихонько уводили с неба тускнеющие звездочки, когда Андре медленно шел по дорожке к выходу из парка, окружавшего резиденцию Леклерка.
Он поднялся, когда Оркис еще спала, оделся, с трудом застегивая на себе рубашку одеревеневшими пальцами; ноги тоже были словно чужие, они совсем не слушались его.
Никогда в жизни не проводил он еще подобной ночи, никогда не был с такой удивительной женщиной; даже спящая, она неудержимо влекла к себе, воздух вокруг нее словно вибрировал, напоенный желанием и страстью.
Они пообедали в саду, под пологом звездного неба, а не в душной, ничуть не романтичной столовой; теплый свет свечей, горящих в канделябрах, смешивался с серебристым, холодноватым светом звезд, а стенами им служили темные дали, открытые на все четыре стороны света.
В ночной тиши до них доносились только неумолчное журчание и плеск воды в фонтане, струящемся где-то неподалеку, да кваканье лягушек, которые, казалось, были везде — не только в саду, заросшем пышными, великолепными тропическими растениями, но и в доме.
Они запивали изысканные креольские блюда чудесным вином, а потом Оркис настояла на том, чтобы Андре попробовал какой-то необыкновенный, экзотический напиток; впоследствии он узнал, что напиток этот называют «Пиво дьявола».
По вкусу он напоминал ликер с каким-то странным ароматом, не похожий ни на одно вино, какое ему приходилось когда-либо пить.
Допив свой бокал, Андре почувствовал, как жаркая волна прокатилась по его телу; она была как поток расплавленного огня; каждый нерв, каждый мускул в нем затрепетал, загораясь неудержимой страстью, из головы исчезли все мысли, и весь он превратился в одно безумное, непреодолимое желание, устремленное к Оркис; Андре понимал, что оно было вызвано искусственно, но не мог ему противостоять.
Несколько часов спустя, когда оба они, обессиленные, утомленные страстными ласками, лежали на ложе в форме лебедя, Андре с трудом начал припоминать, для чего он здесь. Едва шевеля губами, он прошептал:
— Я хотел бы украсить изумрудами твою чудесную шею; своей зеленью они еще ярче оттеняли бы блеск твоих глаз, а в уши тебе я вдел бы рубины, алые, как кровь, как твои губы! Но, увы, у меня совсем нет денег!
— Деньги не имеют никакого значения, главное — чтобы мужчина был настоящим мужчиной! — ответила Оркис. — А ты, без сомнения, являешься им, mon cher.
— Как ты думаешь, — начал Андре, осторожно подбирая слова, — остались ли какие-нибудь деньги или ценности на плантации де Вийяре?
— То есть ты хочешь знать, — уточнила Оркис, — обшарил ли император это имение так же, как все остальные? — Она рассмеялась; смех ее был резким, неприятным. — Он хитер, мой Жан-Жак, очень хитер! Он обыскал все уголки, все самые потаенные местечки, где белые попрятали свои сокровища и деньги, надеясь, что смогут вернуться за ними. Но, как говорит император, они получат свое золото в другом, лучшем мире. Здесь оно им больше не понадобится.
— А вот мне бы не помешало иметь его хоть немножко. Уж я бы нашел ему достойное применение; я бы просто засыпал тебя подарками.
— Сейчас мне хотелось бы получить совсем другой подарок, — улыбаясь, возразила Оркис.
Она повернулась к нему, и от прикосновений ее рук и губ в Андре снова зажегся огонь, который он считал уже догоревшим, бессильным вспыхнуть вновь.
Немного погодя Андре попытался еще раз затронуть интересующую его тему.
— Помоги мне отыскать то, что принадлежит мне если не по юридическому, то по нравственному праву, — попросил он Оркис. — Разве мой отец не должен заплатить за то, что произвел меня на свет? Конечно, останься он жив, он никогда не признал бы меня своим сыном и наследником.
— Все белые таковы, — скорчив недовольную гримаску, сказала Оркис. — Все они les salles cochons. Мы должны очистить от них остров, а те, кто еще остался, будут подвергнуты таким ужасным наказаниям и пыткам, что смерть по сравнению с ними покажется им благом.
Она произнесла все это с нескрываемой злобой и яростью. Андре прекрасно понимал, что Оркис только повторяет слова Дессалина, и все-таки неприятно было слышать такое от женщины; к тому же она явно наслаждалась мыслью о тех мучениях, в которых будут умирать белые люди.
Это под стать было той омерзительной жажде крови, которая сжигала императора. Андре поостерегся высказывать свои мысли вслух, но не стал также рьяно выражать свою ненависть к белым; пусть этим занимаются те, которые захватили власть и теперь одерживают победы над своими прежними хозяевами.
— Помоги мне совершить мою маленькую личную месть, — попросил он, — отомстить человеку, который обошелся с моей матерью, как с рабыней, как с вещью, сотворив меня вот таким — ни черным, ни белым — и выбросив в этот жестокий, безжалостный мир.
— Во всяком случае, он дал тебе прекрасное оружие, вознаградив тебя тем самым за все твои трудности и лишения, — усмехнулась Оркис, поддразнивая его. Едва касаясь, она провела пальцами по его коже, затем добавила:
— Император доверяет мне все свои секреты, и у меня хорошая память, но я не припоминаю, чтобы он хвастался какой-нибудь особенной добычей, захваченной на плантации де Вийяре. Если он и нашел там что-нибудь, это, вероятно, было не слишком существенным.
Именно это Андре и хотел от нее услышать, но он был достаточно умен, чтобы ничем не выдать себя, заметив только:
— Чтоб моему папочке вечно жариться в аду, за то что он ничего не оставил мне в наследство, кроме моих мозгов.
— И твоего тела, — лукаво добавила Оркис. Больше они не могли разговаривать…
Поднявшись и собираясь уходить, стараясь двигаться очень осторожно, чтобы не разбудить раскинувшуюся на ложе женщину, Андре в последний раз взглянул на нее, ощутив вдруг странное, необъяснимое отвращение; он и сам не мог понять, откуда оно взялось.
Даже во сне она была ослепительно прекрасна; грациозный изгиб ее тела напоминал гибкое, изогнувшееся тело змеи.
И все-таки он содрогнулся от одного воспоминания о том, как она распаляла его страсть ночью и как он сам, возбужденный тем странным напитком, который она заставила его выпить, весь горел безумным животным желанием, более сильным , даже, чем желание женщины; в те минуты в нем не оставалось почти ничего человеческого.
Теперь он шел по дорожке к воротам из парка, чувствуя, как теплый и влажный утренний воздух липнет к лицу, к коже, ничуть не освежая его.
Андре вдруг страстно захотелось ощутить резкие порывы ледяного северного ветра, дующего навстречу, он наслаждался бы, чувствуя, как морозный воздух английской зимы пощипывает ему нос и щеки.
Выйдя за ворота, Андре увидел наемный экипаж, запряженный усталой, казалось, засыпавшей на ходу лошадью; такой же утомленный вид был и у дремавшего на заднем сиденье возницы.
Андре разбудил его. Тот сел, широко ухмыльнулся и спросил по-креольски:
— Куда прикажете, мосье?
— Ты что же, каждую ночь тут дожидаешься? — удивился Андре.
Негр снова усмехнулся:
— Всегда; приятные джентльмены из резиденции Леклерка слишком устают, чтобы идти пешком.
Андре сел, и экипаж покатил с холма вниз по направлению к городу.
Слуга провел его в дом Жака Дежана, где они с Керком остановились.
Андре так устал, что, поднимаясь по лестнице, ведущей на второй этаж в спальню, с отчаянием думал, какая она невыносимо длинная, и ему, видно, никогда не удастся добраться до постели и отдохнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19