— Она действительно хорошо играет. А я просто перебираю клавиши для развлечения.
— А по-моему, ты играешь замечательно, — ответила герцогиня. — Это очень ценный дар для женщины.
Анита играла то, что, по ее мнению, создаст веселое настроение гостям герцога, но мысли ее были далеко отсюда.
«Пожалуйста, Господи, пусть Сара найдет себе мужа, — беззвучно молилась она, — и Дафни, тоже, но избави меня от поспешного выбора».
Она молилась так самозабвенно, что невольно прикрыла глаза. Услышав голос герцога, она вздрогнула.
— О чем вы думаете во тьме своего сознания? Анита открыла глаза. Герцог стоял, облокотившись на пианино, и пристально смотрел на нее.
— Я… задумалась.
— О ком?
— О моей сестре Саре.
— Когда я был в Лондоне, я слышал, что у нее большой успех. Я забыл сказать вам, что я, собственно говоря, видел ее на одном из приемов.
— Правда, она красивая?
— Очень, но вы совсем на нее не похожи.
— Я знаю, — кивнула Анита. — Сара первая красавица в семье.
С сияющими глазами она добавила:
— Если вы слышали, что она имеет успех, то, возможно, ее желание исполнилось. Я молилась об этом.
— Каково же ее желание?
— Думаю, что она влюблена, хотя не пишет об этом прямо, — призналась Анита.
— Будем надеяться, ей удастся удержать своего избранника.
Тон герцога покоробил Аниту, но упрекнуть его было не в чем.
Ведь Сара действительно пыталась поймать мужа; то же самое делала Дафни.
«Я никогда… не буду так делать!» — мысленно поклялась Анита.
Тут она заметила, что герцог все еще смотрит на нее, и почувствовала, что каким-то невозможным, непостижимым образом он читает ее мысли.
— Позже вы передумаете, — сказал он. — Вы станете похожи на всех остальных женщин, которые преследуют несчастных мужчин. А ведь в природе все задумано наоборот.
Герцог произнес это таким резким, неприятным тоном, что Анита уставилась на него, широко раскрыв глаза. Музыка смолкла.
Не успела она отмести предъявленное ей обвинение, как герцог вернулся к гостям.
Глава 5
Протанцевав четыре танца с самыми знатными гостьями и исполнив тем самым свой долг, герцог счел, что пришло время пригласить прибывших на смотрины девушек.
Как и Анита, он уже решил, что леди Миллисент Клайд — единственная из претенденток заслуживает внимания.
Ее отец, граф, хоть и не блистал в палате лордов, зато знал толк в лошадях. К тому же у него была прекрасная усадьба в Хантингдоншире.
Когда начался бал, герцог понял, насколько права была его мать — а если по справедливости, Анита, — украсив зал на венецианский манер: это убранство стало отличной темой для разговоров.
Гости были удивлены и восхищены. Мелодии, которые исполнял приглашенный из Лондона оркестр, усиливали произведенное впечатление.
Звучали то мягкие, романтические, то веселые, оживленные мотивы. Даже если бы герцог пожелал, он не смог бы отыскать ни малейшего изъяна: прием проходил как по маслу.
Но совсем неожиданной радостью стало выздоровление его матери. Она чувствовала себя прекрасно и сейчас танцевала с лордом-наместником.
Герцогиня была особенно хороша в атласном платье цвета голубиного крыла, который ввела в моду принцесса Александра. Оллертонские сапфиры редкостной чистоты сияли великолепием.
Герцог в который раз подумал, что найти жену столь же обворожительную, как его мать, и с таким же прекрасным характером невозможно.
Он отлично знал, что комплименты, расточаемые герцогине гостями, вызваны не только восхищением, но и искренней любовью.
Герцогиня содействовала многим преобразованиям, необходимым графству, и никогда не отказывалась выслушать других — не важно, занимали они высокое или низкое положение в обществе.
Герцогу казалось, что в ушах его постоянно звучат слова его отца: «Сейчас подобных женщин уже не встретить!»
Тем не менее долг есть долг, и герцог прекрасно знал, в чем он состоит, направляясь к леди Миллисент, которая стояла рядом со своей матерью, графиней.
Леди Миллисент в самом деле была очень привлекательной.
То же самое подумала Анита раньше, когда все они собрались перед ужином в Серебристой гостиной.
На леди Миллисент было белое кружевное платье с пышной юбкой, вошедшее в моду благодаря императрице Евгении. Такие платья очень шли молодым девушкам.
Ее голубые глаза и сияющие золотые волосы в точности соответствовали требованиям, которые герцог предъявлял к своей будущей жене.
— Позвольте пригласить вас на танец, — сказал он.
Герцог ожидал, что в ответ глаза леди Миллисент вспыхнут от радости. Так всегда бывало с женщинами, которых он приглашал на танец.
Но леди Миллисент просто наклонила голову. Графиня с готовностью произнесла:
— Это было бы замечательно, дражайший герцог. Вы увидите, как Милли хорошо танцует.
— Без сомнения, — коротко ответил герцог. Оркестр заиграл вальс Оффенбаха. Герцог вывел девушку в центр зала.
«Да, пожалуй, ее рост соответствует непременному условию, и она сможет воздать должное оллертонским бриллиантам и пяти нитям восточного жемчуга, когда-то принадлежавшим индийскому магарадже», — подумал он.
Предок герцога, один из первых губернаторов Индии, приобрел жемчуг, как теперь казалось, за бесценок. Каждая герцогиня Оллертонская находила, что ожерелье ей очень идет.
Ювелиры говорили, что жемчуга должны соприкасаться с кожей, но дамы и без того с удовольствием носили «выкуп короля».
— Надеюсь, вам нравится в Оллертоне, леди Миллисент, — сказал герцог, плавно ведя свою даму по гладкому полу.
— Да, благодарю вас.
Ее слова отвечали приличиям, а голос звучал холодно и безжизненно.
— Убранство нашего бального зала, наверное, кажется вам необычным. Признаюсь, я и сам был удивлен, когда впервые увидел его.
— Здесь так мило!
— Вы никогда не были в Венеции?
— Нет.
«Трудно с ней», — с нарастающим раздражением подумал герцог.
Он настойчиво произнес:
— По-моему, этот город великолепен. Говорят, для медового месяца лучше места не найти.
К его удивлению, леди Миллисент сжалась и пропустила шаг. Потом она сказала:
— Мне кажется, там нездоровый климат из-за каналов.
— Полагаю, это зависит от квартала. Возле лагуны помогают приливы.
— Все равно, мне не хотелось бы в Венецию. Судя по тону леди Миллисент, она не желала более обсуждать эту тему. Герцог решил, что раз она не хочет продолжать беседу, помолчит и он.
Но тут увидел, что его мать наблюдает за ними с другого конца зала, и понял: он обязан попытаться еще раз.
— У вашего отца превосходные лошади, — заметил он. — Вы любите верховую езду?
— Не очень.
— Что же вам нравится? Поколебавшись, леди Миллисент ответила:
— Многое.
Если бы они уже были женаты, герцог непременно схватил бы ее и как следует встряхнул. Вместо этого он насмешливо произнес:
— Конечно, широта интересов весьма способствует просвещению.
— Не могу понять, почему вас это… занимает. Слова прозвучали еле слышно, но герцог все-таки уловил их и сказал себе: не может быть, чтобы Клайдширы не знали, зачем их пригласили в Оллертон.
Граф и графиня часто гостили здесь и, без сомнения, знали, что на приемы, которые устраивал герцог, никогда не приглашали молодых незамужних девушек.
Но теперь обычай был нарушен. К тому же приглашения рассылала герцогиня, и любой, кто имел представление о том, что происходит в высшем свете, догадался бы о цели приема.
Кроме того, герцог не сомневался: графиня, увидев соперниц своей дочери, пришла к тому же выводу, что и он сам. Леди Миллисент — «фаворит забега».
«Почему же тогда они ничего не сказали дочери?» — спрашивал он себя.
С другой стороны, это объясняло тот факт, что леди Миллисент не прилагала ни малейших усилий, дабы понравиться герцогу.
Впрочем, возможно, она настолько неумна, что просто не в состоянии поддержать беседу.
Когда герцог разговаривал с Розмари Кастор и Элис Даун, по крайней мере было заметно, что они изо всех сил стараются заслужить его расположение.
Когда танец закончился, герцог все еще удивлялся странному поведению леди Миллисент.
Даже не улыбнувшись, девушка немедленно подошла к матери — в соответствии с приличиями. Единственное, что мог сделать герцог, — последовать за ней.
— Пока вы танцевали, я все время смотрела на вас и думала, какая вы чудесная пара, — сказала графиня.
— Благодарю вас за доставленное удовольствие, — вежливо сказал герцог.
Он уже готов был отойти, но его мать, сидевшая рядом с графиней, протянула к нему руку. Герцог быстро подошел к ней.
— Ты хорошо себя чувствуешь, мама? Возможно, тебе не стоит танцевать?
— Я чувствую себя великолепно! — ответила герцогиня. — Никак не ожидала, что проведу этот вечер не в кресле-каталке!
Герцог хотел сказать матери комплимент, но она вдруг тихо попросила:
— Не мог бы ты посмотреть, все ли в порядке с Анитой? Я ее уже некоторое время не видела.
— Конечно, — ответил герцог. — С кем она танцевала, когда ты видела ее в последний раз?
— С лордом Грэшемом. Герцог нахмурился.
За ужином он обратил внимание, что Анита сидит рядом с Джорджем.
На прием Джорджа пригласили потому, что он превосходно играл в бридж. К тому же он был весьма общительным человеком.
Герцог не сомневался, что лорд Грэшем будет флиртовать с двумя хорошенькими замужними гостьями.
Но на сей раз он ошибся: за ужином Джордж уделял повышенное внимание Аните.
Лорд Грэшем был человеком утонченным и уравновешенным, а кроме того, волокитой. Но большинство светских дам не принимали его ухаживаний всерьез.
Его приглашали на все самые блестящие приемы: во-первых, он был холост, а во-вторых, очарователен.
Женщины, которым лорд Грэшем признавался в любви, смеялись над его торжественными заверениями и часто говорили за его спиной:
— Бедный Джордж! Он вечно ищет grande passion, но как он может рассчитывать на успех после стольких обманов?
Герцог тем не менее симпатизировал Джорджу Грэшему и надеялся, что его присутствие сделает прием не столь уж невыносимым.
Выйдя из зала, герцог прошел через две или три передние, где беседовали парочки — кто более, кто менее доверительно.
Ни Аниты, ни лорда Грэшема. Уж не совершила ли Анита глупость, отправившись с лордом в оранжерею?
Девушки, которые позволяли увести себя в оранжерею во время бала, обязательно попадали в скверные истории, но, конечно же, Анита об этом не знала.
Оранжерея в Оллертоне была исключительной. Построенная всего тридцать лет назад, она не только была более просторна и лучше спланирована, чем большинство прочих. В ней были собраны цветы со всего мира — настоящая находка для ботаника.
Там цвели гималайские азалии, лилии из Малайзии и множество южноамериканских растений, которых никогда раньше не видели в Англии.
Но главным чудом оранжереи были уникальные орхидеи. В Оллертоне сложилась традиция посылать перед ужином в комнаты дам букетики для украшения корсажа, а в комнаты джентльменов — бутоньерки.
Герцог заметил, что Анита приколола к платью маленькие орхидеи, по форме напоминавшие звездочки. Кстати, платье было великолепным образцом наряда девушки, впервые появившейся в свете.
Белый тюль облекал плечи Аниты, подобно мягкому облаку. На корсаже и пышной юбке каплями росы искрились крошечные бриллиантики.
Их мерцание сопровождало каждое ее движение. Когда герцог увидел, как она танцует, у него возникло чувство, будто ее озаряет особый свет.
Ему пришла мысль, что тем не менее гости замечают не платье, а сияющие восторгом глаза Аниты. «Ну что ж, — подумал он с некоторой долей цинизма, — по крайней мере один человек радуется приему» . Собственные его чувства были совершенно противоположными .
Герцог открыл дверь, и его накрыла теплая волна цветочного аромата.
Войдя, он услышал голос:
— Н-нет… пожалуйста… Я хочу… вернуться к герцогине!
— Сначала я должен поцеловать вас, — ответил мужчина.
— Я уже сказала… Я не хочу, чтобы вы меня целовали. Оставьте меня… в покое!
— Я докажу вам, что поцелуй может стать наслаждением. Откровенно говоря, я хочу стать первым мужчиной, коснувшимся ваших губ.
— Нет… нет! От… пустите меня!
В голосе Аниты явственно звучала паника. Отстранив ветви эвкалипта, герцог быстро приблизился и увидел, как Анита отчаянно пытается вырваться из рук лорда Грэшема.
Тот первым заметил герцога, ослабил хватку, и Анита освободилась.
Увидев, кто пришел, она инстинктивно подбежала к герцогу и ухватилась за него, как тонущий за спасательный круг.
Герцог чувствовал, как она дрожит, прижавшись к нему, но не обнял ее; он просто посмотрел поверх ее головы на лорда Грэшема, который казался несколько смущенным.
Затем герцог спокойно произнес:
— Анита, моя мать просит вас прийти. Ничего не ответив, девушка отошла, не поднимая головы. Герцог услышал, как она побежала к двери. Прервав неловкое молчание, герцог спросил:
— Ну что, старый черт, связался с младенцем? Лорд Грэшем оправил лацканы.
— Хорошенькая штучка, но проста до крайности.
— Да, весьма! — сухо согласился герцог. — Тем не менее предлагаю тебе оставить ее в покое.
Лорд Грэшем улыбнулся:
— Не будь таким напыщенным, Керн. Рано или поздно кто-нибудь преподаст ей урок жизни, и потом, она ведь всего лишь чтец твоей матери.
Герцог прекрасно понял, что имеет в виду его приятель. Это раздосадовало его по только из-за Аниты. Он не выносил мужчин, преследовавших беззащитных гувернанток и даже служанок в чужих домах.
Прежде герцог не предполагал, что Джордж Грэшем — из их числа. Теперь он решил, что их дружбе — если это была дружба — пришел конец и он больше никогда не пригласит Грэшема ни на один оллертонский прием.
Вслух он сказал:
— Полагаю, у тебя сложилось неверное впечатление об Аните Лэвенхэм. Она — гостья моей матери. Ее дед — граф Лэвенхэмский и Бективский, а ее тетка — графиня Чармутская.
— Господи, я не знал! — воскликнул лорд Грэшем. — Я думал, она обедает с нами только для того, чтобы за столом не осталось пустого места.
— Вот здесь ты и допустил ошибку, — ответил герцог.
С этими словами он вышел из оранжереи, не заботясь о том, последует ли за ним лорд Грэшем.
Возвращаясь в бальный зал, герцог понял: в эту ситуацию, которую Анита и вообразить себе не могла, она попала только из-за своей искренности.
Он спросил себя, сколько еще гостей, подобно лорду Грэшему, решили, что Анита — не более чем компаньонка герцогини.
Входя в зал, герцог раздумывал, как должным образом направить то, что сам он начал, избавив Аниту от брака с пожилым священником из Харрогита.
Оркестр снова заиграл романтический вальс, и внезапно герцог понял, как он может без слов разъяснить гостям положение Аниты.
Девушка уже стояла рядом с герцогиней. Интересно, знает ли его мать, что Анита расстроена?
Герцог прошел между парами танцующих, чтобы присоединиться к матери. Увидев выражение лица герцогини, он понял: та все знает.
Герцог взглянул на Аниту.
— Могу я пригласить вас на танец? — спросил он.
Увидев в ее глазах неподдельный ужас, герцог, не дожидаясь ответа, обнял девушку за талию и вывел в центр зала.
Анита была гораздо ниже других дам, с которыми он танцевал, и, как он и ожидал, оказалась легкой как пушинка. К тому же он обнаружил у своей партнерши врожденное чувство ритма.
Герцогу казалось, будто они не танцуют, а парят над полом. Он чувствовал, что девушка все еще дрожит от страха, вызванного в ней Джорджем Грэшемом.
— Забудьте о случившемся, — спокойно сказал герцог. — Но пусть это послужит вам уроком: никогда не ходите в оранжерею с мужчиной, если только не хотите принять его ухаживания. Анита содрогнулась:
— Он попросил меня… Мне не хотелось ему… отказывать. Когда я увидела, что в оранжерее больше никого нет, я поняла, что… поступила… неправильно.
— Скорее несколько опрометчиво. Анита тихо вздохнула.
— Если бы мама была здесь, она бы мне рассказала… об этом. Я, как видите… несведуща.
— Как все мы, вы выучитесь путем проб и ошибок, — сказал герцог.
— Я знаю, — тихо проговорила Анита, — но он… испугал меня.
— Говорю вам, забудьте о нем.
— Я была так счастлива, все было чудесно, ведь это мой первый бал, — пролепетала она, — но я не думала, что мужчины… такие.
— Какие? — с любопытством спросил герцог.
— Как преподобный Джошуа, который хотел… жениться на мне, хотя видел меня всего… два или три раза, или как… лорд Грэшем. Он хотел поцеловать меня, хотя мы… встретились впервые… только за ужином.
Опустив взгляд, герцог увидел на ее нежном, как цветок, личике растерянное выражение и подумал, что может понять чувства преподобного Джошуа и Джорджа Грэшема.
— Полагаю, моя мать лучше всех сможет рассказать вам об опасностях, подстерегающих красивых женщин, — беспечно проговорил герцог.
Мгновение Анита молчала, затем спросила, тихо и недоверчиво:
— Вы имеете в виду… Вы в самом деле считаете… что я… хорошенькая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12