А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Но думать о том, что брат может быть ранен или даже убит на дуэли в Париже, было для Тины столь тягостно, что она предпочла раз и навсегда закрыть для себя эту тему. К тому же она слишком хорошо понимала, что окажись Кендрик даже победителем, вопрос о том, кто он такой, рано или поздно будет поднят в обществе — и придется на этот вопрос отвечать. Причем ответ надо будет держать не только здесь, в Париже, но и перед всем Виденштайнским двором, не говоря уже о родителях.
Что скажет о роли, которую играла во всей этой некрасивой истории она. Тина, эрцгерцогиня, страшно было даже представить. И теперь девушке оставалось только неподвижно лежать и горячо молиться о том, чтобы все закончилось хорошо, граф не был бы ранен, а брат — узнан.
По переживания за Грамона, которому предстояло столкнуться с самым метким стрелком Франции, мешали даже молитвам.
А если он будет убит? А если будет ранен и никогда не простит ей поведения, втянувшего его & столь гнусную и опасную дуэль?
Правда, через некоторое время Тина вспомнила, что счастья им с графом все равно не суждено, что все равно он должен забыть ее, а она, хоть и будет помнить его до конца дней своих, все равно должна вскоре покинуть Париж.
Словом, все казалось ужасным, отвратительным и тяжелым, не говоря уже о том, что Тина испытывала горячий стыд за свою беспомощность в деле, которое должно было бы быть разрешено не посторонним человеком, а ею самой.
Часы медленно шли, но только около четырех утра она услышала наконец стук входной двери, и в гостиную зашел брат.
Тина спрыгнула с постели и помчалась туда.
— Почему ты так поздно?! Что случилось?
Кендрик сбросил цилиндр и плащ и притянул к себе сестру.
— Все в порядке. Не мучай себя, хотя, признаюсь, сам я чертовски рад, что не мне придется стоять под пистолетами этого маркиза.
— Да, но это вынужден делать за тебя граф!
— Знаю, знаю — и весьма признателен.
— Я умоляла его спасти тебя, только поэтому…
— Конечно, ведь он от тебя без ума. Что, впрочем, не снимает с меня позора за то, что я послал вместо себя на дуэль другого человека. Но что мне оставалось делать?! — Последний вопрос прозвучал в его устах наивно и жалко, как у нашкодившего мальчишки.
— Вот и я все время думала об этом, — вздохнула Тина. — Действительно, драться с маркизом тебе категорически невозможно. Ранит ли тебя он или ты его, — скандал неминуем. А если будет скандал, то и папе неизбежно станет все известно.
— Ты думаешь, я сам всего этого не знаю? — взвился Кендрик. — Но сказать правду нет никакой возможности. Это позор.
— Тогда нам остается только молиться всей душой, чтобы дуэль закончилась бескровно — тогда вся история скоро забудется. Париж слишком большой город для таких мелочей.
Кендрик ничего не сказал, но по его лицу девушка видела, что на такой исход поединка он надеется мало.
В нервной растерянности он принялся ходить по комнате.
— Дело еще вот в чем, — признался он. — Па этой дуэли я буду секундантом графа, поскольку он не хочет брать никого из своих. Вторым мне пришлось попросить одного из приятелей Филиппа — и я остановил выбор на Энтони.
— Ты будешь секундантом графа?! — едва слышно прошептала Тина. — Тогда и я поеду с тобой.
— Ничего подобного! — жестко остановил ее брат. — Дуэли не для женщин.
— Но это особый случай, — не сдавалась девушка. — Как вы будете туда добираться?
— В экипаже, нанятом мной на минувшую ночь. Я уже приказал кучеру один раз подождать окончания вечера, а теперь он снова стоит внизу, ожидая дальнейших распоряжений.
С этими словами Кендрик снял фрак, а Тина в изнеможении опустилась в кресло.
— Ну, вот что, — наконец заявила она. — Я все-таки поеду с вами, но буду сидеть в экипаже. Таким образом, я смогу увидеть все события, а если, даст Бог, все кончится благополучно, то никто никогда и не узнает о моем пребывании на месте поединка.
— Но я уж сказал тебе, что ты не поедешь. Ни при каких обстоятельствах, — решительно отрезал брат. Затем немного помолчал и добавил еще более жестко и едва пи не по слогам: — Я полагаю, что произошло самое плохое из всего, что могло случиться, — ты влюбилась в графа.
«Что ж, — подумала Тина, — при нашей близости с Кендриком он все равно рано или поздно должен был догадаться об этом».
— Да, я люблю его, — не стала она отпираться.
— О Боже! Этого еще не хватало чтобы окончательно запутать всю ситуацию!
— Я ничего не могу с собой сделать.
— А он? Он тоже влюблен?
— По крайней мере, утверждает.
— Тогда поклянись всем, что есть у нас святого, что даже ему ты никогда не раскроешь наше инкогнито. Я знаю, он человек благородный и при любых обстоятельствах таковым останется, но ты должна сама понимать, что, если, пусть даже совершенно случайно, он проболтается о нашем секрете своим друзьям, лакею — да кому угодно! — нас могут начать шантажировать — и причем самым гнусным образом!
Убитая, Тина молчала, но через некоторое время справилась с собой и тихо сказала:
— Говорить об этом графу мне нет никакой необходимости, ведь я знаю, что когда мы… покинем Париж… больше мне не видеть — В голосе ее явственно послышались рыдания, и девушка стремглав выбежала из комнаты.
у себя она судорожно оделась в самое простое из своих платьев и набросила на плечи темно-зеленый бархатный плащ, постаравшись закутаться в него как можно плотней.
Она вытащила из прически драгоценности и умылась ледяной водой, дабы смыть с лица слезы и последние остатки косметики.
Когда она вернулась в гостиную, Кендрик был уже готов и ободряюще положил ей на плечо руку.
— Держись, дорогая, может быть, все не так уж и плохо. А, кроме того, ты сама знаешь, за все удовольствия надо платить. Платить так или иначе.
Держась за руки, брат и сестра спустились вниз, и Кендрик приказал кучеру гнать в Буа.
Казалось, кучер сам знает, куда надо ехать, что еще больше расстроило девушку: да, Париж вовсе не то место, где можно сохранить в тайне даже самый маленький секрет.
Но брату она ничего не сказала, а только прижалась к нему крепче, просунув руку под локоть.
— С графом тоже все будет хорошо, — словно отвечая на ее немой вопрос, успокоил ее Кендрик.
— Но что нам делать, если… если его все-таки ранят?
— Он привезет в Буа своего доктора, что несомненно сделает и другая сторона. Что бы ни случилось, у них обоих будет медицинская помощь.
«Что проку в этой помощи, если Жан будет убит?» — горько подумала девушка, но постаралась прогнать страшные мысли рассуждениями о том, что дуэли, как часто рассказывал ей отец да и сама она не раз читала в книгах, в наше время стали скорее ритуалом чести, чем способом убийства.
Даже маленькая царапина теперь считается вполне достаточной сатисфакцией в преобладающем большинстве случаев, а настоящая схватка — неблагородным поведением и дурным даже воспитанием — особенно в кругах высшей аристократии.
Но Тина чувствовала, что здесь все может обернуться по-другому, что маркиз настроен самым решительным образом и любыми путями будет добиваться намеченной цели.
«Если граф проиграет этот поединок, — думала со стыдом Тина, — то нам с Кендриком придется срочно покинуть Париж, .чтобы… чтобы избежать назойливости этого подлеца…»
Страшно было подумать о том, что по собственной глупости и неосторожности она ворует у себя последние дни с возлюбленным, но думать было уже некогда — экипаж стремительно въезжал в лес.
Прибыв на место, оказавшееся укромной, но ровной площадкой, скрытой в чаще леса. Тина увидела, сквозь утренний туман, что там уже находится несколько человек.
Рассвет еще только-только занимался, и первые робкие лучи солнца едва освещали лесную лужайку.
— А теперь еще раз поклянись мне, — потребовал Кендрик, — что ты сделаешь все, дабы тебя никто не увидел. Если ты будешь кем-либо замечена, то, поверь, мы окажемся в ситуации в сто раз худшей, чем нынешняя.
— Мне не надо объяснять ничего.
Тогда брат коснулся губами ее лба и, легко выпрыгнув из экипажа, тщательно прикрыл за собой дверцу.
Тина видела, как он приблизился к присутствующим, среди которых с замиранием сердца она обнаружила и графа, подошедшего с другой стороны леса и поздоровавшегося с Кендриком.
Рядом с ним появился и другой человек — Энтони, как подозревала Тина, — а затем и третий, судя по типичному саквояжу, доктор.
Девушке трудно было отвести глаза от возлюбленного, но она заставила себя посмотреть и на другой край площадки, где расположился маркиз со своими секундантами и врачом.
Небо стремительно светлело, и все участники поединка становились видны девушке с каждой минутой все отчетливей. Она заметила, что маркиз хмур, но настроен, видимо, еще более решительно, чем в доме Па Пайвы. Глаза его горели черным зловещим огнем, а губы скривились в жестокую улыбку, что окончательно убедило Тину в самых худших ее подозрениях.
Она снова вернулась взглядом к человеку, которого полюбила всем сердцем, и с губ ее сорвалась горячая молитва:
— Господи, Господи, спаси его! Дай ему победить. Господи! Спаси его от смерти и от раны! Прошу тебя. Боже правый, помоги нам! — Она повторяла эти мольбы снова и снова, буквально ощущая, как они уносятся в серое утреннее небо, и надеясь на то, что Господь, подаривший ей такую любовь, сжалится и не отберет ее, так и не дав насладиться.
Па полянке по-прежнему ничего не происходило, и Тина начала уже было недоумевать. Но почти в тот же момент на месте дуэли появился еще один человек, и ей стало ясно, что все дело было только за рефери. Им оказался весьма пожилой и весьма утонченный человек, обратившийся к сторонам с какими-то предложениями. Тине показалось, что он пытается примирить их.
По через минуту были уже открыты ящики с дуэльными пистолетами, и маркиз, как сторона оскорбленная, первым принялся за выбор оружия. Затем, по указанию рефери, противники вышли на середину лужайки и встали спиной к спине в ожидании дальнейших распоряжений.
Оба они были одеты в изящные дневные костюмы и высокие шляпы, но шляпа графа, как вчера еще успела заметить Тина, была заломлена под каким-то неописуемо смелым углом, что почему-то утвердило девушку в намерении графа победить соперника во что бы то ни стало.
Она усилила свои жаркие молитвы, зная, что это единственная поддержка, которую сейчас она может оказать попавшему в трудное положение возлюбленному. Она молилась о том, чтобы глаз его был верен и рука не дрожала.
Затем, не выдержав гнетущей тишины, девушка опустила окно экипажа, чтобы не только видеть, но и слышать происходящее. Рефери как раз начал отсчитывать шаги:
— Раз… два… три… — Па каждый счет противники делали по шагу и расходились все дальше по сторонам площадки. — Четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять!
При последней цифре граф с маркизом остановились и повернулись лицом друг к другу. Тина не выдержала и закрыла глаза.
Два выстрела грянули почти одновременно, а когда дым рассеялся, девушка открыла глаза и с ужасом увидела, что граф еле стоит на ногах. Будучи не в состоянии больше держать себя в руках, она рывком распахнула дверцы кареты и помчалась к любимому, зная, что теперь никто и ничто не сможет удержать ее от соединения с человеком, которого она так любит и который в эту минуту, быть может, умирает из-за нее.
Обнаружив, что граф еще какого держится. Тина подбежала к нему и у всех на глазах крепко обняла, лепеча безумно и жарко:
— Ты ранен?! О любимый, любимый… Я не вынесу, не переживу…
Граф удивленно посмотрел на нее и обнял здоровой рукой.
— Но что вы здесь делаете? Прежде чем Тина смогла что-нибудь ответить, к ним подошел доктор.
— Позвольте, мсье, посмотреть, не повредила ли пуля руку.
Тина дико закричала, но чуть отодвинулась от графа, давая возможность доктору произвести осмотр.
— Выстрел был немного смазан, — улыбнулся граф.
— Зато вы били без промаха, — ответил доктор, и Тина в первый раз решилась посмотреть в противоположную сторону.
Она увидела, что на другой стороне поляны трое людей склонились на лежащим маркизом — и задохнулась от страха. Но тут к ней подбежал брат.
— Я же приказал тебе оставаться в экипаже! — зло прошептал он.
— Но я думала, что граф… ранен, — слабо оправдывалась Тина, но ее оправданий Кендрик не слушал.
— Вы были бесподобны, — обратился он к графу. — В жизни не видел такого выстрела!
— У меня было слишком много практики, — усмехнулся граф. — Впрочем, не на живых людях, а в тире.
Тем временем врач снял с графа сюртук, и девушка увидела, что пуля маркиза прошила рукав и оставила на предплечье длинную алую царапину. Она сильно кровоточила, но была совершенно безопасной, так что доктор только перевязал ее потуже повязкой.
— Я полагаю, надо осведомиться и о состоянии господина маркиза, — напомнил граф.
— Я надеюсь, что вы надолго отбили у него охоту к подлостям! — восторженно предположил Кендрик, а Энтони попросил позволения подойти к сопернику и в точности все разузнать.
Кендрик перевел глаза на сестру.
— Тину домой заберу я, — твердо сказал граф, не успел юноша даже раскрыть и рта, — а вы сможете вернуться в своем экипаже.
Тон его был настолько непререкаем, что Кендрик не посмел возразить и отправился вместе с Энтони.
Граф поблагодарил врача, дал ему, как показалось Тине, немереное количество денег и обратился к девушке, набрасывая плащ на одно плечо:
— Идем? Как известно, женщинам на месте поединка находиться запрещено.
— Простите… Я и сама обещала Кендрику, что не покину экипажа, но когда я увидела, что вы шатаетесь, я решила… и я не могла, не…
— Слава Богу, что я не знал о вашем присутствии, — рассмеялся граф, — но все-таки это было очень трогательно и мужественно с вашей стороны — явиться сюда.
Карета графа стояла по другую сторону площадки за деревьями. Они сели, разместившись так, чтобы Тина оказалась по правую руку от графа.
— Любовь моя, ты выглядишь слишком усталой, — прошептал ей Грамон, как только карета тронулась.
— Но как я могла спать, зная, что… ты в опасности?
— Я каждую минуту ощущал силу твоей молитвы!
— О, как горячо я молилась, и Господь внял моим мольбам… Я не могу даже высказать, как я настрадалась… — Тина тяжело вздохнула, а потом озабоченно спросила: — А у тебя не поднимется из-за этой раны жар?
— Это не рана, а всего лишь царапина. И она тем более удивительна, что дрался я с человеком, у которого репутация завзятого дуэлянта.
— Но ты был неподражаем!
— Возможно, просто у меня было преимущество благодаря твоим молитвам — и моей любви к тебе.
Тина всхлипнула и уронила голову ему на грудь.
— Посмотри же на меня, моя радость, — нежно попросил граф.
Тина послушно подняла лицо, и он долго всматривался в него в призрачном свете раннего утра.
— Ты сейчас даже красивей, чем обычно, без пудры и румян на твоем личике, — прошептал он.
Тина вдруг отчаянно вскрикнула. Она вспомнила, как ночью умывалась холодной водой, а потом, не имея привычки к косметике, забыла вновь наложить грим.
— И вот такой, как сейчас, — продолжал завороженно граф, — ты кажешься мне совсем юной, невинной и нетронутой. — Казалось, он говорит это в большей степени себе, а не ей.
Затем губы его мягко коснулись ее рта, и он подарил девушке поцелуй, лишенный страсти, но преисполненный нежности и ласки. Поцелуй это длился едва ли не до тех пор, пока лошади не остановились на улице Сент-Оноре, а когда губы его отпустили ее. Тина прошептала слова, вырвавшиеся совершено помимо ее воли:
— Я люблю тебя! Люблю настолько, что в жизни для меня больше не существует никого и ничего!
— Так же, как и для меня. А потому, когда сегодня днем я заеду за тобой, чтобы снова позавтракать вместе, нам придется еще немало поговорить с тобой о нашем будущем. Впрочем, одно я знаю уже точно: жить без тебя я не в силах.
— Нашем… будущем… — эхом повторила Тина, и слова застыли у нее на губах, а ледяная рука мучительно сжала сердце.
— Мы должны быть вместе, — еще раз сказал граф. — И пусть мы знаем друг друга всего несколько дней, ты заполнила мою душу настолько, что нет теперь для меня иной жизни, как только вместе. — Он снова поцеловал девушку, но лакей открыл дверцы. — Так не беспокойся же ни о чем, моя Радость, и предоставь все хлопоты мне. Ложись спать и спи сладко. Я заеду за тобой в час, и тогда мы обсудим все волнующие тебя вопросы.
Тина слабо улыбнулась, но отвергла протянутую графом раненую руку, которую тот протянул, чтобы помочь ей выйти из кареты.
— Прошу тебя, не надо. Ведь ты знаешь, лучше не беспокоить рану, пока кровь не остановилась окончательно…
— Ты так заботишься обо мне? — счастливо рассмеялся граф.
— Мне бы хотелось… это делать.
Глаза их встретились.
Но Тина быстро выпрыгнула из кареты и, опасаясь того, что граф может последовать за ней, бросилась вверх по лестнице не оглядываясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15