Но она знала ответ.
Она ревновала, потому что любила маркиза, он стал средоточием всей ее жизни.
Наверное, она давно должна была догадаться об этом, но сейчас ее словно поразила молния. Это чувство было такой же частью ее жизни, как способность дышать. Невозможно было представить, как могла она не догадываться о нем.
Конечно, она любила его! С того самого момента, как увидела маркиза на пороге приюта. Любила даже тогда, когда обвиняла в том, что им пришлось вытерпеть от миссис Мур. Любила, когда он наводил порядок в приюте, и в то утро, когда он прислал за ней, чтобы увезти в аббатство.
В ночь перед этим Кистна не могла заснуть, боясь, что маркиз не выполнит свое обещание.
Его обещание ничего не значит, убеждал ее голос разума. Но сердцем она верила, потому что уже любила его. Он был святым Михаилом, который с сонмом ангелов явился, чтобы спасти ее, и Кистна была готова на коленях поклоняться своему спасителю.
Ее любовь с каждым днем, с каждой минутой, что она проводила рядом с маркизом, росла и крепла. Каждое утро, просыпаясь, она чувствовала волнение при мысли о том, что увидит его, как только оденется и спустится вниз. Она засыпала, думая о маркизе, грезила о нем во сне и просыпалась, чтобы снова думать о нем.
— Я люблю его! Я люблю его! — в сотый раз повторяла Кистна, беспокойно мечась по своему уютному, украшенному множеством цветов будуару, прилегавшему к спальне. Когда она впервые увидела эту комнату, она пришла в восторг. Но сейчас девушке казалось, что ее заперли здесь, как в тюрьме.
Внезапно она испугалась, что, если эта прекрасная леди вернется в Лондон, маркиз может тоже уехать туда, к ней.
Но в ту минуту, когда эта мысль впилась в ее мозг, словно раскаленная игла, раздался стук в дверь.
Кистна с трудом заставила себя ответить.
— Мисс, его светлость приносит вам свои извинения, — сказал лакей, — он хочет, чтобы вы присоединились к нему в поездке.
Сердце девушки замерло, а потом забилось часто-часто, готовое выскочить из груди.
Она бросилась в спальню за шляпкой, которая так шла к ее платью, схватила шелковую шаль и перчатки, заботливо приготовленные горничной.
И вдруг уже почти у двери что-то остановило девушку и заставило взглянуть в зеркало. Но вместо собственного отражения она мысленно снова увидела прекрасное лицо, которое недавно видела в холле, и с трудом сдержала возглас отчаяния.
Как могла она быть так глупа? Как она могла хотя бы на мгновение предположить, что маркиз обратит на нее внимание, когда женщины, прекрасные как ангелы, оспаривают друг у друга право на его благосклонность?
— Это безнадежно! — с отчаянием сказала себе Кистна.
Но она была женщина и не могла не заметить, что теперь ее глаза не кажутся маленькими и глубоко запавшими, наоборот, они стали большими, просто огромными, а щеки, заметно округлившись, сделали рот меньше и изящнее.
Скулы еще казались заострившимися, но шея уже не была худой, кожа утратила желтоватый оттенок, приобрела гладкость и белизну.
Несколько секунд она рассматривала свое отражение в зеркале, но вскоре отвернулась, потому что ее занимала лишь одна мысль — снова быть рядом с маркизом!
По лестнице Кистна почти летела — ведь там, внизу, ждал ее он…
— Вы ведь понимаете, — говорил Уоллингхем маркизу в тот же вечер, когда Кистна уже легла, — что Изобел непременно расскажет всему Лондону о приезде Мирабел в Англию? Это значит, что скоро к нам заявится Бранскомб.
— Я уже думал об этом, — ответил Олчестер. — Нам остается только сидеть тихо и ждать, пока Бранскомб сделает первый шаг.
— Вы так уверены, что он его сделает?
— Я не думаю, что он мог так быстро изменить свои планы, если только ему не удалось за это время найти другую богатую наследницу.
— Не могу себе представить, чтобы он действительно нуждался в деньгах, — заметил Уоллингхем, — но если это так, то Мирабел Честер — для него прямо подарок.
При этом Перегрин заметил, как на лице его друга появилась жестокая усмешка, и догадался, что тот предвкушает то удовлетворение, которое он испытает, если их замысел успешно осуществится.
— До скачек в Аскоте чуть больше недели, — продолжал Уоллингхем. — Если Бранскомб не решится на что-то раньше, что вы намерены делать с Кистной?
— Я совершенно уверен, что он не станет ждать у моря погоды. Учитывая, что Изобел бранит меня на каждом углу, можно не сомневаться, что Бранскомб как-то прореагирует в ближайшие сутки.
— Вы слишком оптимистичны.
— Я редко ошибаюсь, когда имею дело с людьми вроде Бранскомба, и считаю, что неплохо знаю людей.
Маркиз произнес это с глубоким удовлетворением, но, встретившись взглядом с Уоллингхемом, рассмеялся, и смех его прозвучал невесело.
— К несчастью, это касается только мужчин. Признаю, что в Изобел я горько ошибся.
— Ни один человек, если только он не волшебник, не может быть уверен в том, какой окажется женщина, — постарался утешить его Уоллингхем. — Но если бы было иначе, это было бы просто скучно! Именно их непредсказуемость и заставляет нас продолжать игру от старта до финиша!
— Тут я с вами согласен, — улыбнулся маркиз. — Но все же обещаю впредь быть осторожнее!
— Сомневаюсь, — заметил Уоллингхем, — но слава Богу, что хотя бы в отношениях с женщинами вы остаетесь обычным человеком!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что во всем остальном вы так чертовски удачливы, что простым смертным вроде меня становится легче при мысли, что их божество — колосс на глиняных ногах!
— Вряд ли это удачная метафора, — заметил маркиз, — но, должен признать, она отражает действительное положение вещей. Остается только надеяться, что в следующий раз ей не удастся застать меня врасплох.
В комнате воцарилось молчание, затем Уоллингхем сказал:
— Что меня действительно беспокоит сейчас, так это то, что вы собираетесь делать с Кистной.
— С Кистной? — переспросил маркиз. — Вы прекрасно знаете, что я собираюсь делать. Выдать ее замуж за Бранскомба и посмотреть, как он на своей шкуре испытает, каково быть обманутым!
Снова повисло молчание.
— Думаю, вы понимаете, что всю свою ярость за этот обман Бранскомб выместит на ней? — спросил Перегрин.
— Я уже думал об этом и потому сделаю так, чтобы быть уверенным, что он обеспечит ее.
— Каким образом?
— Я собираюсь заставить его перевести деньги на ее имя еще до свадьбы. Это обязательное условие моего согласия на этот брак.
— А это не покажется ему странным? Ведь он считает, что Мирабел в сотни раз богаче его самого?
— Я сделаю так, что мое требование будет звучать убедительно, — жестко заявил маркиз.
И снова возникла пауза, прежде чем Уоллингхем произнес:
— Что ж, если Кистна получит собственные средства и весьма солидный титул, она, может быть, и сочтет условия приемлемыми.
— Боже милосердный, Перегрин, что она может испытывать по этому поводу, кроме восторга? Вы помните, в каких условиях мы нашли ее? И вы видели, как ей нравятся новые наряды? Ну так она будет обеспечена ими до конца своей жизни, и ей больше не придется голодать.
Уоллингхем понял, что больше ему сказать нечего. Вопрос был только в том, сочтет ли Кистна, что этого достаточно.
Он был абсолютно уверен, что девушка влюблена в маркиза, но снова постарался успокоить себя мыслью, что девушка очень молода и легко забудет свою первую любовь.
К тому же Бранскомб и представительный, и красивый мужчина.
Взглянув на маркиза, сидевшего напротив него по другую сторону камина, Перегрин подумал, действительно ли тот так бесчувственен, как кажется, и действительно ли его не трогает, что девушка влюблена в него.
Но тут же он сказал себе, что маркиза слишком занимают планы личной мести Бранскомбу, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
Только вот самому Перегрину совсем не хотелось, чтобы Кистна была несчастна.
За последние дни он успел убедиться, насколько чувствительна была девушка ко всему, что говорил или даже думал маркиз, а еще он знал, что после всего, что Кистне пришлось вынести в приюте, ей будет очень тяжело, а может, и просто невыносимо жить в доме, пусть и самом роскошном, где ее ненавидят и презирают.
«Что она почувствует, когда узнает, что всего лишь участвует в чужом заговоре и вся щедрость Линдена — для него средство достичь собственной цели?» — спрашивал себя Уоллингхем.
Но почему-то он не мог сказать это маркизу или даже дать тому понять, что весь прекрасно продуманный план мести Бранскомбу вдруг перестал ему нравиться.
— Нам пора спать, — заявил маркиз внезапно. — Завтра, на всякий случай, надо быть готовыми к тому, что может произойти. Я намерен первым делом предупредить слуг, чтобы они не говорили о присутствии в доме Кистны посторонним, как это случилось сегодня, когда приехала Изобел, и о том, что если кто-нибудь будет спрашивать о мисс Мирабел Честер, то имеют в виду ее.
— Когда вы собираетесь сообщить Кистне, какую роль ей предстоит сыграть?
— Я хотел поговорить с ней сегодня вечером, — ответил маркиз. — Но мне показалось, что она не в настроении. Она была какая-то притихшая, не такая счастливая, какой казалась утром.
Уоллингхем тоже заметил это, но очень удивился, что его друг обратил внимание на настроение девушки.
— Как вы думаете, что могло так сильно ее расстроить? — спросил Перегрин.
— А почему вы думаете, что она была расстроена?
— Я думаю, ее могло обидеть то, что ее отослали наверх, когда приехала Изобел.
— Я объяснил ей это тем, что у нее нет компаньонки, и, мне показалось, она сочла эту причину вполне достаточной.
— Хорошо, что Изобел ее не видела, — заметил Уоллингхем. — А не то она бы подумала, что вы завели новую любовницу, не успев избавиться от старой.
Маркиз рассмеялся:
— Весьма странная идея, но она непременно пришла бы в голову Изобел. Она никогда в жизни не поверит, что я могу заинтересоваться женщиной, если не нахожу ее желанной.
Уоллингхем с минуту помолчал, затем сказал:
— Я весьма сожалею, что мы не можем взять нашу протеже в Лондон и дать ей немного повеселиться, прежде чем она окажется связанной с Бранскомбом.
— Почему вам этого хотелось бы? — спросил маркиз.
— Потому что мне было бы интересно посмотреть, будет ли она пользоваться в свете тем успехом, какой, мне кажется, ждет ее.
Заметив, что маркиз его не понял, Уоллингхем воскликнул:
— Боже милостивый, Линден! Вы же должны понять, насколько она стала привлекательна. Глаза просто необыкновенные, а теперь, когда лицо у нее округлилось, лично я нахожу ее прямой маленький носик просто очаровательным. Ничуть не менее аристократическим, чем у какой-нибудь барышни из рода Честеров.
Он говорил легкомысленно и тотчас заметил, как нахмурился маркиз.
— Послушайте, Перегрин, — сказал Олчестер. — Если я узнаю, что вы заигрываете с Кистной, я вас убью! Мы ввязались во все это ради единственной цели, только ради нее!
— Я всего лишь намекаю, что найдется немало людей, которые не только найдут ее весьма хорошенькой, но и захотят на ней жениться. Так что если Бранскомб не угодит в ловушку, мы вполне можем позволить ей найти человека, которого она полюбит.
Маркиз поднялся.
— Не понимаю, Перегрин, что на вас нашло, — сказал он. — До сих пор вы со всем соглашались и во всем помогали мне. Не могу понять, почему вы начали вставлять мне палки в колеса именно сейчас!
— Я и не думал делать что-нибудь подобное! — запротестовал Уоллингхем. — Я всего лишь хотел сказать, что, зная то, что мы знаем о Бранскомбе, мы не можем не понимать: девушка с таким прекрасным характером, такая чувствительная, как Кистна, слишком хороша для него. Хотелось бы мне иметь возможность выдать ее замуж за кого-нибудь, кто нам обоим нравился бы гораздо больше.
— Вспомните, — резко ответил маркиз, — что, хотя Бранскомб мошенничал на скачках, да и в других ситуациях вел себя не лучшим образом, он человек знатный и влиятельный, к тому же — фаворит короля. Вы можете представить себе женщину, которая не будет радоваться и благодарить, если ее выдадут замуж за подобного человека?
— От души надеюсь, что вы правы, — ответил Уоллингхем. — Но боюсь, что для Кистны важнее другое.
— Бесполезно продолжать обсуждать этот вопрос, — оборвал его маркиз, — и я запрещаю вам, категорически запрещаю огорчать Кистну. Вы меня поняли?
Не дожидаясь ответа Уоллингхема, маркиз вышел из библиотеки.
Уоллингхем вздохнул.
Он не ожидал от маркиза такой грубости в доверительной беседе.
Поднявшись с кресла, Перегрин потянулся.
«Может, Линден и прав, — размышлял он, — и ведет себя с этой девушкой весьма благородно».
Однако, когда маркиз не появился, чтобы, как обычно, пожелать другу спокойной ночи, Уоллингхем понял, что вулкан готов взорваться в любую минуту.
Кистна лежала в темноте у себя в спальне, но сон не шел к ней.
Обычно она бывала так счастлива, думая о маркизе и обо всем, что произошло задень, что засыпала, едва ее голова касалась подушки. Но сегодня она не могла думать ни о чем, кроме своей любви к нему и о той прекрасной леди, которую он пригласил на ленч, и с которой ей не позволили встретиться.
Она говорила себе, что глупо было хотя бы на мгновение вообразить, что счастье жизни в одном доме с маркизом может длиться вечно.
Сначала она не задумывалась о том, как странно выглядит, что он остается в деревне, довольствуясь лишь обществом ее и мистера Уоллингхема, и не возвращается в Лондон, где в это время года светская жизнь в разгаре, где его ждут друзья и сам король.
Ей было очень любопытно, и она расспрашивала Перегрина о том, что они с маркизом обычно делают в Лондоне. И Уоллингхем рассказал девушке о доме маркиза, полном сокровищ, о том влиянии, которое его друг имеет в светском обществе, и о его достижениях в разных видах спорта.
Кистну, конечно, интересовали успехи Олчестера на скаковой дорожке, но, хотя Перегрин и рассказал ей, что во время розыгрыша дерби лошадь маркиза пришла к финишу голова в голову с другой лошадью, он ни словом не обмолвился, что это было связано с нечестной игрой второго жокея.
Уоллингхем был совершенно уверен, что девушка слушает его, широко открыв глаза от восторга, потому что он рассказывает о маркизе.
— А почему его светлость до сих пор… не женился? — спросила Кистна.
Уоллингхем пожал плечами:
— Хотя он ухаживал едва ли не за всеми незамужними женщинами, которые встречались на его пути, он никогда не влюблялся в них настолько, чтобы связать себя узами брака.
Помолчав, Кистна спросила:
— Он, наверное, очень… скучает?
Уоллингхем рассмеялся:
— Да, и еще как! Но на самом деле маркизу, как и мне, нравится холостяцкая жизнь. Нам доставляет удовольствие общество друг друга, и нам кажется честнее и забавнее провести с хорошенькой девушкой одну ночь, а следующую — с еще более привлекательной, чем связать себя на всю жизнь с одной, независимо от того, красива она или уродлива.
Уоллингхем, как всегда, забавлялся сам и смешил собеседника, но вдруг понял, что Кистна воспринимает его слова абсолютно серьезно.
— Думаю, я это понимаю, — сказала она. — Но если кто-то любит… действительно любит, он… захочет всегда быть с этим человеком, и сам воспротивится, если… ему предложат замену.
При этом Кистна думала о своих родителях, но Уоллингхем ответил с прежней легкостью:
— Маркизу нравится разнообразие, и кто рискнет осуждать его за это? Если в вашей конюшне полно лучших лошадей, зачем ездить только на одной?
Это прозвучало весьма фривольно, и, заметив выражение лица Кистны и вспомнив, что она дочь священника, Перегрин поспешно добавил:
— Возможно, когда-нибудь маркиз найдет ту, единственную женщину, да и я тоже. Тогда мы остепенимся и станем чрезвычайно скучными и, без сомнения, весьма важными.
— Не понимаю, почему вы должны стать именно такими.
И снова Уоллингхем не догадался, что в этот момент Кистна думала о своих родителях. О том, что вместе они получали от любого события еще больше удовольствия, потому что могли это удовольствие разделить друг с другом.
Уоллингхем решил, что сказал что-то неосторожное, и попытался сгладить это:
— Вам не стоит беспокоиться о нас с маркизом.
Подумайте о себе! Когда мы найдем вам хорошего мужа, вы, несомненно, согласитесь, что замужество — это нечто очень приятное.
— Но вы сейчас говорили, что большинство мужчин вовсе не горят желанием жениться, — заметила Кистна, — и, возможно, никто… не захочет жениться на мне.
— Уверяю вас, что они захотят. Если бы у вас были деньги, а я мог бы себе это позволить, я бы побился об заклад, что через год вы будете респектабельной замужней дамой с золотым кольцом на пальце.
Кистна рассмеялась и покачала головой.
— Кто же захочет на мне жениться? — спросила она.
И вдруг, как будто что-то вспомнив, добавила:
— Конечно, если я воспитанница… кого-то очень влиятельного… тогда, наверное… это… дает… значительное преимущество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15